Андропов с минуту молчал.
- Да, пусть будет корейский массаж, - просипел он. - Это хорошо. В это поверят...
Он снова умолк и молчал минут пять. Дыбов решил, что он заснул, как вдруг сухие губы снова шевельнулись:
- Николай!
Мелихов наклонился.
- Да-да, Юрий Владимирович?
- А вот ты мне скажи, почему не выполнил моё поручение насчёт Монтеня?
- Это о том, что вы читаете Монтеня в подлиннике? - уточнил Мелихов. - Информация вброшена ещё месяц назад.
Генсек повернул голову в сторону секретаря. Тот быстро подошёл к кровати.
- Соедини с Алексом, - прошептал генсек.
- Одну минуту, - расторопный секретарь метнулся к телефону.
С трубкой в руке он вернулся к генсеку.
- Алекс на проводе, - сказал он. - Что-нибудь передать ему, или сами поговорите?
- Сам.
Секретарь поднёс к нему трубку.
- Алекс, - прохрипел Андропов в микрофон. - Твои люди слышали, что я читаю Монтеня в подлиннике?... Нет?... Не слышали?... А слух об этом уже месяц назад вброшен... Точно не слышали?... А слышали они, что я читаю Платона и Аристотеля?... Что они вообще слышали?... Стоп, ты по порядку говори... Что я был другом Дубчика и возражал против ввода войск в Афганистан. Это хорошо... Что я свободно владею четырьмя иностранными языками... И народ верит?... Что?... Правда, верит?... Ну хорошо, хорошо... А про Монтеня, значит, не слышно?... Ладно, работай...
Секретарь оторвал трубку от головы правителя.
- Твоё ведомство не дорабатывает, - генсек смотрел на Мелихова сквозь тёмные очки. - До Алекса слух про Монтеня не дошёл.
- Ну, не знаю, Юрий Владимирович, - Мелихов выглядел растерянным. - Мои люди вбросили эту информацию во многих местах... Даже непонятно, почему она до сих пор не зафиксирована...
- Не справляешься.
- Такой слух интересен прежде всего интеллигенции, и поэтому медленно распространяется, - пробормотал, оправдываясь, генерал. - До широких масс он может вообще не дойти.
Дыбов наконец понял, чем занимается этот Мелихов. Он распускает нужные Андропову слухи.
Настроение контр-адмирала это открытие не улучшило. Будучи по натуре человеком наблюдательным, скептичным и наделённым изрядной дозой иронии, он и раньше подозревал, что ходившие по Москве слухи о событиях в верхах происходят из одного источника - КГБ, поскольку выгодны только одному человеку - Андропову. Теперь он получил этому наглядное подтверждение. В последние годы правления Брежнева, когда Андропов рвался к власти и стремился опорочить не только самого генсека, но и всех возможных конкурентов на кремлёвский престол, не иначе, как именно Мелихов и его люди занимались распространением слухов о брежневской дочке, её любовниках, аферах с бриллиантами и разбитых эрмитажных сервизах. Полуправда в них тонко переплеталась с откровенной ложью.
"Достиг вершины, а по-прежнему распускает слухи, - меланхолично думал Дыбов, глядя на парализованного правителя. - И даже в большем количестве, чем прежде. Только сейчас про самого себя. Интеллигенции хочет показать, какой он либеральный, а народу - какой он непреклонный в борьбе со взяточниками и тунеядцами... Ведомство Мелихова их распространяет, а ведомство некоего Алекса, наоборот, собирает. То есть, фактически, контролирует работу Мелихова... Удивительное дело. То, о чём нельзя открыто написать в газетах, приходится распространять в виде слухов..."
В окно Дыбову было видно, как на территорию дачи вползают три чёрных лимузина с занавешенными окнами. Этот кортеж два раза в день, завывая сиренами, мчал по Москве: утром - из Кунцева в Кремль, вечером - из Кремля в Кунцево. Милиция давала ему зелёный свет, а прохожие и иностранные корреспонденты гадали, в какой из машин находится Андропов. На самом деле в них никого, кроме водителей, не было. Наверняка этот трюк с машинами придумал сам генсек, всегда склонный к интригам и мистификациям. Собственно, к подобным трюкам относился и замаскированный под статуэтку радиопередатчик с ядерной кнопкой.
Каждый раз, когда Дыбов вспоминал о передатчике, ему становилось немного не по себе. Совсем недавно при странных обстоятельствах погибли его давние друзья - капитан Сергеичев и подполковник Коваленко, которые вместе с ним работали над проектом "Сова". А до этого покончил с собой генерал Провоторов, тоже причастный к проекту. Люди, информированные об атомной подлодке, несущей боевое дежурство в Тихом океане, умирали один за другим. Дыбова не отпускало чувство, что их смерти связаны между собой.
Глядя на неподвижного, с трудом говорившего генсека, он со смутным облегчением думал, что этот смертельно больной человек вряд ли сумеет раскрыть передатчик. И это, наверное, к лучшему.
К Андропову приблизился незнакомый Дыбову полный пожилой человек в маленьких очках типа пенсне.
- Тут задержан сотрудник московского НИИ... - заговорил тихо. - Распространял, что у вас другая фамилия...
- Какая?
Человек наклонился к самому уху генсека и прошептал. Тот пошевелился, посмотрел на толстяка.
- Откуда он узнал?
- Говорит, слышал по Би-Би-Си. Но мы проверили, по Би-Би-Си такая информация не проходила.
- Узнать немедленно. Спецсредства примени.
- Хорошо, Юрий Владимирович.
- Потом убрать. По-тихому. Автокатастрофу ему устрой.
- Он не ездит на машинах... Думаю, больше подойдёт несчастный случай на воде...
- Можно и так.
Принесли катушку с киноплёнкой. Это было сегодняшнее заседание секретариата ЦК, снятое скрытой камерой. На стене засветился большой экран, на нём появились люди, хорошо знакомые каждому жителю страны. Они рассаживались за длинным столом, обсуждая что-то вполголоса. Одно кресло во главе стола осталось свободным. Оно предназначалось для Андропова на случай его приезда. Получалось, что даже члены Политбюро не знали правды о состоянии босса. Перед заседающими возник человек из кремлёвской канцелярии и бодрым голосом объявил, что Юрий Владимирович на этот раз обязательно будет, только позже. Он слишком загружен работой и просил начинать без него. Во время заседания члены Политбюро с почти мистическим ужасом косились на пустующее кресло. Препираясь друг с другом, они кивали на него, как бы апеллируя к отсутствующему генсеку.
Как причудливо всё складывается, думал Дыбов, глядя на экран. Генсек чувствует себя хуже и хуже, а власть его укрепляется. Сейчас, из этой дачи, превращённой в лечебницу, он может одним движением губ снять секретаря райкома, разжаловать генерала или отправить в тюрьму министра. И только ему самому уже никогда не встать с больничной кровати...
Контр-адмиралу невольно вспомнился роковой для Андропова сентябрьский день 1983 года, после которого тот окончательно перестал показываться на людях. В здании ЦК партии на Старой площади генсек, неожиданно для себя и своих охранников, столкнулся нос к носу с неизвестно как появившейся там вдовой опального Щёлокова. Будучи при Брежневе министром внутренних дел, Щёлоков как мог противился приходу к власти шефа КГБ, а когда тот всё-таки занял трон, тут же лишился своего поста, из генералов был разжалован в рядовые, арестован, отправлен в Сибирь и там расстрелян. В народ был вброшен слух, что он покончил с собой, когда выявилось его участие в бриллиантовых аферах брежневской дочки. Тогда же арестовали и отправили в лагеря его сына. Вдова в отчаянии решилась мстить. В тот сентябрьский день Андропов чувствовал себя значительно лучше. Его здоровье после весеннего инсульта шло на поправку, он уже вставал с инвалидного кресла. Закончив совещание с руководителями обкомов, он в кресле выехал из зала в коридор. Рядом шли обкомовцы, генсек с ними беседовал и милостиво шутил; тут же охранники, секретари, врачи. Дыбов тоже находился в свите, шёл позади всех. На лестнице два дюжих охранника привычно подхватили кресло и начали спускаться, как вдруг загрохотали выстрелы. В первый момент Дыбов не понял, в чём дело. За спинами обкомовцев и охраны он не разглядел женщину, стоявшую внизу, на лестничной площадке, и непрерывно стрелявшую из пистолета. Всё произошло в считанные секунды. Охранники бросились закрывать генсека своими телами. Кто-то открыл ответный огонь. Женщина упала, изрешечённая пулями, но перед этим успела разрядить в сторону инвалидного кресла всю обойму. Большинство пуль попало в людей, окружавших генсека. Охранники, которые несли кресло, задёргались, повалились на ступени. Выстрелы ещё звучали, когда раздался общий крик. Кресло с Андроповым покатилось по старинной мраморной лестнице, подпрыгивая и ускоряя ход. Голова генсека как тряпичная болталась из стороны в сторону. Тёмные очки соскочили с носа. После короткого замешательства за ним рванулись, но кресло оказалось проворнее, на полной скорости врезалось в труп несчастной вдовы и перевернулось. Генсек вылетел из него, кубарем откатился к перилам, стукнулся о них головой и затих. Он лежал в метре от убитой. Его пиджак и руки были перепачканы кровью. Сознания Андропов не потерял, глаза оставались открытыми. Дыбова поразило, что оловянные глаза генсека даже в эти мгновения не выражали ровным счётом ничего. Позже он узнал, что при убитой нашли короткую записку: "Нет вам прощения, иуды!"
Единственная попавшая в Андропова пуля угодила в один из надпочечников, причём в тот, что был ещё более-менее здоров. Без почек диктатор слёг. С того дня Дыбов не видел его больше месяца. Последующие встречи происходили только на кунцевской даче. Глубокий бархатистый голос контр-адмирала действовал на Андропова успокаивающе. Дыбов читал ему стихи поэтов начала века, роман Окуджавы "Путешествие дилетантов", последние произведения Солженицына.
- Я думаю, народу надо показать двойника, - прозвучал голос Мелихова, когда экран погас. - Сделаем специальный сюжет для программы "Время".
- Вашего двойника будут изучать западные эксперты, - возразил толстяк в пенсне. - Учуят подделку - скандала не оберёмся!
- Двойник будет мелькать секунд десять, за это время не учуят, а для народа важно, - настаивал распространитель слухов.
Все посмотрели на генсека.
- Двойника показать на десять секунд, - сказал тот после долгой паузы.
- Он должен пройтись или сидеть? - задал уточняющий вопрос Мелихов.
Диктатор вновь погрузился в молчание.
- Сидеть... - прохрипел он. - Сидеть и помалкивать... - Он повернул голову в сторону секретаря. - Во Владивостоке всех райкомовцев снять. Всех. Устроить показательный процесс...
- Директора рыболовецкой базы к расстрелу? - деловито осведомился секретарь.
- Только к расстрелу. В Узбекистане провести массовые аресты...
Разговор мало-помалу оживился, коснувшись любимой темы диктатора - открытия уголовных дел, арестов, снятия с должностей и перетасовок в верхах. То и дело, перебивая секретаря, генсек натужно всхрипывал: "Всех расстрелять!", "Всех расстрелять!". Вскоре, однако, его голос начал слабеть. Андропов надолго умолкал, как будто задумываясь, а может быть засыпая. Всем уже казалось, что он и вправду заснул, как вдруг тишину снова прорезывал его надтреснутый шёпот, и головы стоявших у кровати вытягивались. Секретарь спешил записать очередное указание в блокнот.
Наконец Андропов умолк надолго. Обеспокоенный секретарь повернулся к седоватому сосредоточенному доктору. Тот оторвался от приборов, наклонился над больным и осторожно приподнял его тёмные очки. Это движение, видимо, разбудило генсека. Он шевельнулся.
- Устал... - прошептал он. - Пусть Дыбов читает.
Контр-адмирал подошёл к кровати.
- Стихи? Или "Дилетантов"?
- Роман читай.
В комнате зазвучал мерный голос Дыбова. Диктатор лежал не шевелясь, лишь посиневшие губы слегка вздрагивали. За окнами сгущался вечер.
Неожиданно секретарь, не сводивший с больного глаз, движением руки прервал чтение.
- Николай... - послышался натужный хрип Андропова.
- Да-да, Юрий Владимирович? - Мелихов метнулся к изголовью.
- Ты, это, вот что... Я тут подумал... Вбрось, что я внук Луначарского.
На лице Мелихова выразилось недоумение.
- По возрасту вы вполне можете быть и сыном Луначарского... - забормотал он.
- Внук, - перебил его генсек. - Я всё рассчитал. Я и внешне похож.
- Очень интересная идея, - вид у распространителя слухов был обескураженный. - Очень интересная... Главное - своевременная. Но, боюсь, она произведёт впечатление только на интеллигенцию.
- А для народа вбрось, что я инкогнито летал в космос с Береговым, - хрипел Андропов.
Генерал черкнул в блокноте.
- Сделаем, Юрий Владимирович. На широкие массы это подействует.
- Добавь ещё, что я в открытый космос выходил.
- Очень хорошо...
Снова наступила долгая пауза. Все смотрели на генсека.
Секретарь наклонился к нему:
- Может, чаю, Юрий Владимирович?
Грудь больного слабо вздрогнула. Пошевелились плечи. Ему как будто неудобно было лежать.
- Кислород, - сказал кто-то из докторов.
Секретарь кивнул, и на лицо генсека легла кислородная маска.
Доктор держал её несколько минут. Кардиограмма на экране походила на ровную линию, иногда прорезаемую слабыми всплесками. Два других доктора энергично массировали сердце. Пульс больного постепенно восстанавливался. Маску сняли. Секретарь водрузил на место тёмные очки.
Приближённые Андропова посовещались с докторами. Один из секретарей поднял телефонную трубку.
- Товарищ Чебриков? - расслышал Дыбов. - Состояние значительно ухудшилось...
Воздух с сухим шелестом вырывался из пересохших губ правителя.
- Ступайте все, кроме Дыбова, - с усилием выдавил он. - Оставьте нас одних... Я скажу... Я позову вас, когда надо...
- Врачам тоже выйти? - спросил секретарь.
- Тоже.
Присутствующие один за другим покинули комнату. Секретарь, выходивший последним, задержался в дверях.
- Если что - нажмите на кнопку, - шепнул он контр-адмиралу.
- Я знаю.
Дыбов приблизился к изголовью. Неподвижное лицо генсека было словно вылеплено из бледно-жёлтого воска.
- Что-нибудь нужно, Юрий Владимирович?
- Почитай мне...
- Роман?
- Нет. Стихи... Вон те...
Андропов слабо качнул головой в сторону стола, где среди других книг лежала книжечка стихов Джакомо Леопарди.
Дыбов нашёл стихотворение, которое генсек в предыдущие дни трижды заставлял его читать.
- Давай, - требовательно сказал правитель.
Контр-адмирал приступил к чтению, поминутно взглядывая на больного. Губы у того дрожали, дыхание прерывалось. В один из моментов, когда ему показалось, что Андропов затих как-то странно, он в беспокойстве наклонился к нему.
- Как вы себя чувствуете? Позвать доктора?
- Читай, - выдавил сквозь зубы генсек.
Дыбов не мог видеть его глаз, скрытых за тёмными стёклами, но ему определённо казалось, что Андропов не сводит их с никелированной совы.
Помешкав секунду, он продолжал чтение.
... и часто в поздний час
На ложе, ставшем мне вернейшим другом,
Оплакивал в ночном безмолвье дух,
Нам данный на мгновенье, и себе
В изнеможенье пел псалом надгробный...
Дыбов снова умолк. Ему показалось, что генсек что-то шепчет.
- Что? - Он наклонился к нему.
Лицо больного было уже не жёлтым, а пепельно-серым, голова тряслась, очки сбились, открыв стекленеющий глаз. Глаз, действительно, смотрел на сову.
- Дух... - шептали бескровные губы. - Дух, данный нам на мгновенье...
Внезапно генсек встрепенулся. Он как будто попытался приподняться. Черты его одеревеневшего лица исказила гримаса. Дыбов растерялся.
- Я позову доктора.
- Нет! - яростно хрипнул Андропов.
- Вам стало хуже?
Генсек не ответил. Судорожно дыша, он зашевелил рукой и выпростал её из-под одеяла.
- Пора, - прошептал он. - Пора...
- Что - пора?
- Петь псалом...
Дыбов мельком подумал, что у больного помутилось в голове. Он смотрел на него, не зная, что делать.
- Я всё-таки позову доктора.
- Нет...
Рука умирающего приподнялась и трясущийся палец показал на сову.
- Не понимаю, - пробормотал Дыбов.
Рядом с совой стоял стакан воды.
- Вы хотите пить? - догадался он.
- Нет... Сова...
Голова умирающего шевельнулась, и очки окончательно сползли на сторону. Близорукие глаза с усилием вглядывались в окружающее.
- Сова? - переспросил Дыбов, чувствуя, что покрывается потом. - Зачем?
- Открой...
- Открыть? - Дыбов медлил.
- Это... Приказ...
Контр-адмирал медленно подошёл к столу. Взял статуэтку и оглянулся на умирающего. Тот наблюдал за ним с жадным вниманием. Трясущаяся рука снова поднялась.
Дыбов покосился на дверь. В нарастающем волнении заметив, что у него тоже дрожат руки, нажал на все пять кнопок. Корпус совы раскрылся.
- Дай сюда... сюда... - кривясь и вздрагивая, словно агония уже завладела его телом, шипел умирающий.
- Зачем вам?
- Дух... Дух... Поёт псалом надгробный...
- Зачем, Юрий Владимирович?
На губах Андропова выступила пена. Рука тянулась в последнем мучительном усилии.