- За живого давали вдвое больше, дурень! Мы знали, что с тобой будут проблемы, но... - пленник осёкся. Он так и не понял, что именно случилось.
- Почему ждали только меня и гнома?
Пленник вдруг закрыл рот и засопел. Он, видимо, понял, что сболтнул лишнего, и теперь лихорадочно придумывал ответ. Но Энормис уже ухватился за ниточку.
- Не вздумай врать мне, - выдавил он сквозь зубы, дёрнув орденского мага за руки, - не то твои попытки начнут сокращаться с удвоенной скоростью. Отвечай, почему не ждали девушку?
Рэну всё больше становилось не по себе от происходящего. Он узнавал друга с новой стороны. Крайне неприятной.
Несмотря на явную зыбкость, угроза подействовала.
- Потому что её давно сцапали вместе с Литессой!
- Что?
Энормис явно растерялся. Казалось, на секунду он даже забыл о своей злости, но потом в его глазах мелькнула такая ярость, что молодого пуэри передёрнуло.
- Где Лина? - прошипел разъярённый чародей.
- Она давно в Башне! - поспешно ответил скрученный маг, чувствуя, что висит на волоске.
- Так, дружочек, - тихим, невероятно убедительным голосом проговорил Энормис. - Сейчас ты мне расскажешь все, что знаешь о ней, иначе...
- Иначе что? - неожиданно осмелел пленник. Рэн тут же подумал, что бедолага от страха тронулся умом. Убьёшь меня?! Я не боюсь смерти, понял? Вот так! Можешь убить меня, я тебе ни слова не скажу!..
- Все так говорят, - прервал его Энормис. - Но это враньё. А в твоём исполнении оно звучит особенно жалко. Но если хочешь, упирайся. Вынуди меня тебя пытать. Поверь, мне долго не надоест. Сломанные пальцы тебе покажутся соринкой в глазу по сравнению с тем, что ты выдержишь перед тем как умереть. А когда ты сдохнешь, я вытащу твою душонку с того света, засуну её в любой из этих трупов и спрошу ещё раз. Раз плюнуть. Так что усвой, да поскорее: мои друзья для меня очень важны, а на тебя - плевать. Чуешь, к чему клоню?
Скрученный меритарит взвыл и задёргался, но ещё один сломанный палец быстро угомонил его.
- А-а-а, ладно!!! Забери тебя Бездна, ладно! Я слышал, что Гэтсон схватил где-то под Небесным Пиком Литессу, которую все считали мертвее ходяка. А с ней была спутница ученика квислендского изгоя. Тебя, то есть!
- Как их выследили?
- Понятия не имею! Меня там не было! Но ему, должно быть, сильно повезло, потому что иначе Стальная Леди его в порошок бы растёрла!
- Ладно, пока верю. Дальше.
- А что дальше? Он взял их обоих в охапку и тропой доставил в Башню. Девчонку точно держат для того, чтобы выйти на тебя. А с Леди Фиораной у Архимага старые счёты, - несмотря на дикую боль, пленник усмехнулся.
- Что ещё?
- Ничего, больше ничего не знаю! Чем хочешь поклянусь! Я торчу на этом посту уже полгода, до меня долетают лишь обрывки слухов! Слушай, - орденский чародей взволнованно облизнул губы, - ты же не всерьёз всё это говорил, правда? Ты же не убьёшь меня?
Энормис молчал.
- Слушай, ну не надо, будь человеком! - голос несчастного сломался, казалось, он вот-вот зарыдает. - Оставь меня здесь! Я уберусь и больше никогда не встану у тебя на пути, клянусь! У меня дочке полтора годика! Меня же теперь поджарят в Ордене, если узнают, что я тебе всё выболтал, так что я туда не сунусь, тебя не сдам!
- Это вряд ли, - сухо ответил чародей.
- Почему? - растерялся пленник.
- Буду человеком, - сказал Энормис и отпустил руки бедолаги, а через секунду одним коротким движением сломал ему шею.
Меритарит умер, даже не успев понять, что происходит. Его голова безвольно упала на землю, а лицо, под неестественным углом повёрнутое в сторону, удивлённо смотрело куда-то в недосягаемые дали.
Рэн стоял, как громом поражённый. Ему вдруг вспомнился разговор с Муалимом - и теперь тезисы некроманта уже не казались охотнику преувеличением. Глядя, как Энормис буднично поднялся и направился к Киру после совершённой казни, Рэн понял, как сильно заблуждался относительно чародея. А ведь с недавних пор только на этом человеке держалась вся вера пуэри в человечество.
- Ты его убил, - больше для себя, чем для кого-то ещё, произнёс охотник.
- Я знаю, - Энормис выглядел усталым, но сосредоточенным.
- Точнее, казнил. Безоружного.
- Он бы нас сдал, Рэн. Не задумываясь. Будь уверен.
- И это причина ломать ему шею? - пуэри закипал. - Что за дикость?
Энормис вскинул голову и встретился взглядом с охотником. На лицо его медленно вползла змеистая усмешка.
- А я по-твоему кто? Рыцарь, чья честь дороже жизни?
- Я надеялся, что ты - человек, у которого есть хотя бы представление о морали!
- Да ты же сам только что напластал их больше десятка! На куски порвал, вон лежат, вон и вон! Я видел, как твой альтер оторвал башку одному из убегающих. В чём разница-то?
Рэну стало дурно от накатившей злости. Он и в самом деле не заметил, когда противники начали разбегаться, потому что слишком сосредоточился на поддержании альтера. Он просто не мог одновременно и следить за обстановкой, и удерживать энергетического двойника в материальном мире...
- Разница в том, что то было в драке! - пуэри сорвался на крик. - Я защищал себя, тебя и Кира!
- Так и я защищал. Такие уж способы защиты от людей.
Энормис всё ещё ухмылялся, хоть и не так гадко. Охотник даже понял его мысль, но уже просто не мог остановиться.
- Да чушь всё это, - выплюнул он. - Вам просто нравится быть дикарями. Такая уж ваша расовая традиция, видимо. Режете друг друга, бьёте в спину, истребляете - женщины ещё нарожают, не вымрем! Зачем вести себя цивилизованно, если можно просто делать всё, что вздумается, правда? Почему бы не решить проблему самым простым способом? Свернуть ей шею!
Энормис молчал, глядя пуэри в глаза.
- Я думал, что мой мир погиб потому, что был слишком несовершенен, - в голосе Рэна звенела обида. - И что я вижу здесь? Кровожадную беспощадность, возведённую в абсолют! Вижу возвраты, которых вообще как явления не существовало при нас! Что было в том замке, Эн? Ты можешь мне с рациональной точки зрения объяснить то, что мы там видели? Я тебе скажу, что там было. Одна сторона свернула шею другой! Для этого, что ли, ваши боги уничтожили мою расу? Мой дом? Моих родных?
Энормис больше не улыбался. Его взгляд будто налился свинцом, а губы сжались - словно сдерживая рвущиеся наружу слова.
- Да не молчи же ты! - крикнул пуэри человечеству, сжатому сейчас в одном лице. - Объясни мне, во имя всего святого, как это получилось? Как на место пуэри пришли люди? Почему вы лучше нас, кто так решил? А? Это не мы напали на вас! Мы не вторгались в чужие миры, не выжигали их дотла, не устраивали геноцид! Никогда! Так почему твоя раса сломала шею моей?! Ради чего, Эн?! Ради того, чтобы вам было где без конца убивать друг друга?
Ответа не последовало. Ветер шумел в кронах деревьев и срывал с них листву. Стонал, умирая, последний из раненых наёмников. Рэн слышал своё шумное дыхание, чувствовал грохочущее в груди сердце и думал, что его, наверное, слишком занесло. Сказанного не воротишь, но пуэри и не сожалел, что выговорился. Он искренне желал получить ответы на свои вопросы - чтобы снова обрести почву под ногами.
- Можешь ты сказать, ради чего жить последнему на свете пуэри? - спросил охотник тихо, растерянно оглядывая залитую кровью просеку. - Во что ему верить... здесь?
Энормис снова молчал, но Рэн видел - тот понял. Это было написано у чародея на лице. У него явно было что сказать, и на каждый из заданных вопросов имелся ответ. Но почему-то вместо того, чтобы ответить, человек подошёл, хлопнул охотника по плечу и сказал:
- Добро пожаловать в мир людей.
А потом вернулся к Киру и начал менять ему повязки.
* * *
Я мог обнадёжить Рэна, сказать, что всё не так, как кажется на первый взгляд. Но всё было именно так. Оправдания привели бы лишь к новым разочарованиям. Поэтому я попросил пуэри соорудить носилки для Кира, а сам, давя в себе отвращение, обошёл всех наёмников. Добил умирающих. Собрал кошельки.
Повезло, что головорезы взяли плату авансом - сумма набралась приличная. У второго чародея, не того, кому я свернул шею, обнаружился кожаный подсумок с лекарственными травами. Я сразу же обработал ими раны копателя. А потом мы ушли, бросив трупы на поживу птицам.
В других обстоятельствах я ни за что не поступил бы так - ведь после этой резни из-за нас где-то появится злобная химера или случится ещё какой возврат. Но только наивный думает, что всегда сможет поступать хорошо. Выбор между хорошим и плохим поступком даётся не всякий раз. Порой перед тобой есть только грязь разного цвета, и в какую-то из них хоть как придётся вляпаться. В конечном итоге жизнь никого не оставляет чистеньким.
Рэн, который не хотел этого принимать, не разговаривал со мной и сторонился. Иногда на его лице застывала гримаса омерзения, которую он сам, кажется, не замечал. Я не лез к нему, понимая, что нарыв, который беспокоил пуэри с момента нашей встречи, наконец вскрылся. Конечно, трудно было не понять его чувств. Если бы не засада, Рэн бы так и носил в себе эту отчаянную безнадёжность, отравляющую его каждый божий день изнутри. Да и какой смысл теребить душевные раны, обнажая их перед другими? Всё равно ничего от этого не изменится. Но я всё-таки надеялся, что когда-нибудь злость и бессилие отпустят охотника. Время ведь не только убивает. Иногда оно всё-таки лечит.
Мы сошли с дороги, забирающей всё больше к югу, и свернули в лес. Так я надеялся сбить Орден со следа - пусть думают, что мы собираемся смыться куда-нибудь в Кан-Терн. Нам это только на руку. После допроса меритарита я лишь укрепился в мысли, что нам прямая дорога в Лотор. Правда, как именно попасть в самый укреплённый город королевства, резиденцию Ордена, я не представлял. Пока.
Кир очнулся через день, и первым делом съел двойную порцию обеда. Пока я рассказывал ему, как мы выбрались, Рэн отрешённо ковырялся палкой в костре. В той части повествования, где альтер пуэри перебил всех оставшихся врагов, гном сказал: «Брешешь». Но потом, видя, что я не шучу, так пристально посмотрел на Рэна, что тот встал и ушёл. В тот же день копатель сказал, что может идти сам, но вечером мы всё равно остановились намного раньше обычного, потому что он буквально валился с ног.
Ещё через пару дней пути по глуши нам попался небольшой городок под названием Жатовник. Появляться там всем вместе было равносильно самоубийству, поэтому следующим утром мы заслали туда Рэна, повязав ему на шею кусок ткани на манер шарфа. Я отдал ему все деньги, несколько раз повторив список того, что нужно купить. Жатовник не имел даже намёка на стены и отличался от большого села лишь наличием ратуши да кое-каких городских служб. Незаметно проникнуть в него смог бы и огр.
Пуэри проходил там весь день, чем заставил нас немало понервничать. Когда же он вернулся, на наши вопросы ответил, пожав плечами:
- Я заходил в церковь. Пообщался с людьми.
Я от бешенства чуть язык себе не откусил.
- Немного?! Тебе же было сказано, как можно меньше разговоров! Что, холодно стало, на костёр захотел?!
- Не переживай, - отмахнулся охотник. - Я общался с крестьянами. Многие из них показались мне вполне милыми... людьми. Приятно было для разнообразия встретить и таких.
Мне оставалось только вздохнуть, а шпильку пропустить мимо ушей. Совсем не хотелось возобновлять разговор на тему «с волками жить - по-волчьи выть».
Рэну удалось достать больше половины списка. Теперь у нас появилась нормальная одежда и обувь, пара старых кинжалов, настоящий охотничий лук с колчаном стрел, баночка целебной мази от местного знахаря, вещевые мешки, съестные припасы и ещё кое-какие мелочи вроде оселка и кривой иглы. Лошадей он брать не рискнул, и я его вполне понимал.
- Все говорят о войне, - рассказал пуэри.
- Что говорят?
- Жалуются, в основном. На цены, на лихие времена. На власть. Только мне толком так и не удалось понять, о какой войне идёт речь.
- Либрия с Прибрежьем сцепились, - сказал я. - Но подробности мне и самому хотелось бы узнать.
Как следует отдохнув, наш маленький отряд направился дальше через леса и равнины, где зелень высыхала и желтела день ото дня. Становилось холоднее, но теперь холод не казался нам препятствием - после путешествия по обледеневшим, занесённым снегом горам и промозглым болотам, без нормальной одежды и снаряжения, это казалось сущими пустяками. Начался октябрь, через месяц-полтора в этих местах уже должен был выпасть снег, но к этому времени, как я надеялся, мы уже будем в столице.
Двигались быстро, но осторожно, старательно обходя крупные селения и посты чуть ли не за версту. Благодаря лекарствам и моей магии Кир быстро оправился от ран, и через неделю уже не испытывал неудобства при ходьбе. Рэн немного отошёл после происшествия на лесной дороге, но держался холоднее, чем раньше. Из-за этого атмосфера в отряде установилась не очень дружественная, но зато спокойная и собранная. Я был этим более чем доволен.
Дни проносились один за другим, не оставляя после себя ничего. Мы глубоко продвинулись в либрийские земли; погони за нами не наблюдалось и не ощущалось. Осторожность не мешала нам время от времени останавливаться на постоялых дворах - таких захолустных, что порой мы были единственными постояльцами за неделю. Топчаны в них были жёсткие, иногда с клопами, а ужины заурядные, но даже гном ни разу не пожаловался. В одной из деревень нам встретился бродячий торговец. Благодаря этой встрече Рэн обзавёлся нейратской кожаной накидкой с меховым подбоем, которая закрывала шею и плечи. С ней пуэри мог спокойно показываться на глаза людям, не опасаясь ввести их в ступор сиянием анимы.
Я мысленно искал способ проникнуть в Лотор. Чем ближе мы подбирались к столице, тем отчаяннее и немыслимей становились варианты. Дело осложнялось тем, что никто из нас не был там, и никто даже примерно не мог сказать, как именно город расположен и охраняется. Кир разводил руками и говорил: «там видно будет». И как не прискорбно, он был прав. Единственным выходом оставалось сориентироваться на месте.
Точнее, так я думал до одного чудесного дня, избавившего меня от этой проблемы.
* * *
Заросший многонедельной бородой мужчина в жёсткой путевой одежде задумчиво курил трубку. Дым плотными облаками поднимался к низкому потолку и там рассеивался, прогоняемый сквозняком. Угасающего дня не хватало, чтобы осветить комнату через окно, поэтому на столе горела старая масляная лампа. Её тоже не хватало, и угольки в трубке при каждой затяжке бросали тусклое зарево на лицо мужчины, отражаясь в его полуприкрытых глазах. На колченогом столике перед ним стояла тарелка с остатками ужина, деревянная кружка и полупустой кувшин с вином. Сосуд прижимал собой грубую карту, самой примечательной частью которой был жирный крестик, нарисованный угольным карандашом. Рядом лежали другие бумаги. Одна из них красовалась большой синей печатью с эмблемой тонкой работы: на ней сокол, развернув крылья, как бы прикрывал собой летящую ласточку.
В Либрии эта печать открывала без малого любые двери, развязывала любые языки. Но чаще всего предъявлять её не требовалось. Те, кто носил этот знак, и без него умели добиваться своего.
Комнату человек с трубкой выбрал себе под стать: не самую большую, не самую тёплую, но и не самую плохую - словом, непримечательную. Не потому, что не хватало денег. Служба обязывала. Да и когда каждую ночь ночуешь под новой крышей, отвыкаешь обращать внимание на убранство. Эти комнаты, как и лица встречных людей, затираются и исчезают из памяти, стоит только отвернуться.
Дым стал горчить, и человек вздохнул. Вытряс трубку, поднялся, подошёл к окну.
Сгущались сумерки. Тракт опустел, лишь на востоке виднелось несколько пеших фигурок. На западе, даром что обзор открывался удачнее, не было ни души.
- Все бегут в столицу, - посетовал мужчина окну. - А меня куда отправили? В глушь, куда даже кобольды умирать не ходят.
И, помолчав немного, добавил: