Керн посмотрел на него удивленно. И вдруг он все понял. Эта здоровая баба тогда, в дверях… Несколько мгновений его сердце било по ребрам, словно молот. Ему хотелось вскочить, схватить отца, убежать с ним прочь отсюда, он сразу вспомнил мать, Дрезден, тихие предобеденные часы, когда они были втроем, – но он увидел перед собой сломленного жизнью человека, его невыносимо униженный взгляд и подумал: конец! это все! Судорога отпустила его, и осталось только безграничное сострадание.
– Они меня два раза высылали, Людвиг. Я пробыл только один день, и они меня нашли. Они не сердились. Но они же не могут держать здесь всех нас. Я заболел; дождь шел не переставая. Воспаление легких с рецидивом. А потом… она выходила меня… иначе я бы погиб, Людвиг. И она желает мне добра.
– Конечно, отец, – сказал Керн спокойно.
– Я немного работаю. Я зарабатываю то, что стою. Это не так, как… ты понимаешь… не так. Но я не могу больше спать на скамейках и все время бояться, Людвиг.
– Я понимаю, отец.
Старик смотрел прямо перед собой.
– Я думаю иногда, что мама должна получить развод. Тогда она смогла бы вернуться в Германию.
– Ты бы хотел этого?
– Нет, не для меня. Ради нее. Ведь я же виноват во всем. Если она разведется, она сможет вернуться. Я виноват. И перед тобой тоже. Из-за меня у тебя нет больше родины.
Керну было невыносимо тяжело. Это уже не был его веселый энергичный отец, каким он знал его в Дрездене; это был трогательный пожилой беспомощный человек, близкий родственник, раздавленный жизнью. В замешательстве Керн встал и сделал то, чего никогда еще не делал. Он обнял отца за узкие старые плечи и поцеловал.
– Ты понимаешь, Людвиг? – едва слышно спросил Зигмунд Керн.
– Да, отец. Ты здесь ни при чем. Совершенно ни при чем. – Он нежно похлопал ладонью по костлявым пальцам, отводя взгляд за спину отца, на картинку с видом оттепели в Тироле, висевшую над роялем.
– Ну, теперь мне пора идти.
– Да.
– Я хочу только заплатить за лимонад. И еще я принес тебе пачку сигарет. Ты вырос, Людвиг, ты стал большим и сильным.
«Да, а ты – старым и дряблым, – подумал Керн. – Попадись мне в руки кто-нибудь из тех, кто довел тебя до этого, я бы расквасил ему сытую, довольную, тупую рожу!»
– Ты тоже в полном порядке, отец, – сказал он. – За лимонад уже уплачено. Я теперь немного зарабатываю. И знаешь – на чем? На наших собственных старых изделиях. Продаю твой миндальный крем и твою туалетную воду «Фарр». Здесь у одного аптекаря есть еще довольно большой запас, я скупаю у него.
Взгляд Зигмунда Керна немного оживился. Потом он грустно усмехнулся.
– Значит, тебе приходится торговать этим с рук. Прости меня, Людвиг.
– Брось! – Керн сглотнул комок, вдруг подкативший к горлу. – Это лучшая в мире школа, отец. Узнаёшь жизнь с изнанки. Людей тоже. Зато потом не страшны никакие разочарования.
– Только не болей.
– Нет, я очень закаленный.
Они вышли на улицу.
– Ты так полон надежд, Людвиг…
«Господи, он называет это надеждой», – подумал Керн.
– Все уладится, – сказал он. – Так не может продолжаться вечно.
– Да… – Взгляд старика неподвижно уперся в пространство. – Людвиг, – сказал он тихо, – когда мы снова будем вместе… и если мама тоже снова будет с нами… – он сделал неопределенный жест, указывая куда-то назад, – мы не станем вспоминать об этом, а?
Он говорил тихо и по-детски доверчиво, это было как щебет усталой птицы.
– Теперь ты сможешь учиться и без меня, Людвиг, – сказал он жалобно и почти механически, как человек, который размышлял об этом так часто, что сознание своей вины со временем приобрело некий автоматизм.
– Без тебя я вообще не жил бы на свете, отец, – ответил Керн.
– Не болей, Людвиг, – сказал старик, и его губы вдруг задрожали. – Я хотел как лучше, Людвиг.
– Ты заботился о нас, пока мог.
– Ну, тогда я уже пойду. Всего тебе хорошего, дитя мое.
«Дитя, – подумал Керн. – Кто из нас двоих дитя?» Он смотрел вслед отцу, медленно бредущему по улице, он обещал, что будет ему писать, что они еще увидятся, но он знал, что видит его в последний раз. Он не сводил с него взгляда, пока отец не скрылся из виду. Потом стало пусто.
Он вернулся назад. На террасе сидел Мариль и с выражением сарказма и отвращения на лице все еще читал свою газету. «Странно, – подумал Керн, – один человек не успел дочитать газету, а для другого в то же время потерпела крушение вся жизнь. Круглый сирота в пятьдесят, – он судорожно улыбнулся и мрачно пошутил про себя. – Круглый сирота… как будто нельзя быть круглым сиротой при живых родителях…»
Через три дня Рут Голланд уехала в Вену. Она получила телеграмму от подруги, у которой можно было жить, и хотела попытаться найти работу и поступить в университет.
Вечером в день отъезда она пошла с Керном в ресторан «Черный поросенок». До сих пор они каждый день ходили в народную столовую; однако в последний вечер Керн решил предпринять нечто из ряда вон выходящее.
«Черный поросенок» был маленьким прокуренным заведением – недорогим, но очень хорошим. Его назвал Керну Мариль. Он сказал ему точные цены и особенно рекомендовал любимое блюдо хозяина – гуляш из телятины. Керн подсчитал свои деньги: их должно было хватить даже на десерт в виде ватрушек. Рут как-то обмолвилась, что обожает их. Но когда они пришли, их ждало горькое разочарование. Гуляш кончился. Они опоздали. Керн тщательно изучал меню. Почти все остальные блюда были дороже. Кельнер рядом с ним упорно бубнил: «Мясо копченое с зеленью, свиная отбивная с салатом, курица с перцем, свежая гусиная печенка…»
«Гусиная печенка, – думал Керн, – этот идиот, кажется, принимает нас за миллионеров».
Он передал меню Рут.
– Что бы ты хотела вместо гуляша? – спросил он. Он установил, что если закажет отбивные, ватрушками придется пожертвовать.
Рут мельком заглянула в меню.
– Сосиски с картофельным салатом, – сказала она. Это было самое дешевое блюдо.
– Исключено, – заявил Керн. – Какой же это прощальный ужин?
– А я их люблю. После супов в столовой это просто пиршество.
– А что ты скажешь на предмет отбивных?
– Слишком дорого.
– Будьте любезны, – заказал Керн, – две отбивные. Только большие!
– У нас они все одинаковые, – невозмутимо возразил кельнер.
– А что на закуску? Суп, hors d’uvre, зельц?
– Нет, – сказала Рут, прежде чем Керн успел ее спросить.
Они еще заказали графин дешевого вина, после чего кельнер удалился с таким презрительным видом, словно предчувствовал, что у Керна уже не хватало полкроны на чаевые.
Ресторан был почти пуст. За столом в углу сидел лишь один-единственный посетитель. Это был мужчина с моноклем и шрамом на широком красном лице. Он сидел за стаканом пива и бесцеремонно разглядывал Керна и Рут.
– Жаль, что этот тип там сидит, – сказал Керн.
Рут кивнула.
– Сидел бы хоть еще кто-нибудь! Но этот, этот похож на кого-то…
– Да, уж он-то не эмигрант, – сказал Керн. – Скорее напротив.
– Давай не будем на него смотреть…
И все-таки Керн смотрел. И заметил, что и мужчина продолжал в упор смотреть на них.
– Не понимаю, чего ему надо, – сказал он раздражительно. – Он с нас глаз не сводит.
– Может, он агент гестапо. Я слыхала, здесь полным-полно шпиков.
– Хочешь, я подойду и спрошу, чего он от нас хочет?
– Нет! – Рут испуганно положила руку на плечо Керна.
Принесли отбивные. Они были хрустящие и нежные, а к ним полагался свежий, зеленый салат. Но они почти не почувствовали вкуса еды – слишком волновались.
– Не может быть, что он пришел сюда из-за нас, – сказал Керн. – Никто не знал, что мы пойдем сюда.
– Не в этом дело, – возразила Рут. – Может, он оказался здесь случайно. Но он за нами наблюдает, это ясно…
Кельнер унес тарелки. Керн огорченно поглядел ему вслед. Он хотел порадовать Рут, а этот тип с моноклем все испортил. Он возмущенно встал; он принял решение.
– Минуточку, Рут…
– Что ты задумал? – спросила она со страхом. – Останься!
– Нет-нет, этого типа я не трону. Только поговорю с хозяином.
На всякий случай он захватил с собой два маленьких флакона духов. Теперь он хотел попытаться один из них обменять у хозяина на две ватрушки. Духи, правда, стоили намного дороже, но ему было все равно. После неудачных отбивных Рут получит хотя бы свой любимый десерт. Может, ему удастся выторговать еще и чашку кофе.
Выслушав предложение Керна, хозяин покраснел от злости. «Ах вы, шаромыжники! Пожрать – а потом не уплатить! Нет, мой милый, на это есть полиция!»
– Я могу уплатить за то, что съел! – Керн сердито швырнул на стол деньги.
– Пересчитайте, – сказал хозяин кельнеру. – Спрячь свою склянку! – рявкнул он потом на Керна. – Вы зачем вообще сюда пришли? Вы посетитель или лотошник?
– Пока что я посетитель, – в ярости заявил Керн. – А вы…
– Минутку! – сказал за ним чей-то голос.
Керн вздрогнул. Незнакомец с моноклем стоял прямо за его плечами.
– Позвольте, на пару слов.
Мужчина отошел на несколько шагов от стойки. Керн последовал за ним. Его сердце вдруг заколотилось как бешеное.
– Вы немецкие эмигранты? – спросил мужчина.
Керн взглянул на него исподлобья.
– А вам какое дело?
– Никакого, – спокойно ответил мужчина. – Я только слышал ваш разговор с хозяином. Вы не хотите продать ваши духи мне?
Керну показалось, что он понял, к чему клонит этот человек. Если он продаст ему духи, его обвинят в запрещенной торговле, немедленно арестуют и вышлют.
– Нет, – сказал он.
– Почему нет?
– Мне нечего продавать. Я не занимаюсь торговлей.
– Тогда давайте обменяемся. Я предложу вам в обмен то, в чем вам отказал хозяин: ватрушки и кофе.
– Я вообще не понимаю, что вам угодно, – сказал Керн.
Человек усмехнулся.
– А я понимаю, что вы недоверчивы. Послушайте. Я из Берлина и через час возвращаюсь обратно. Вы не можете вернуться…
– Нет, – сказал Керн.
Человек взглянул на него.
– В том-то и дело. Вот почему я хотел бы помочь вам в этой мелочи. Я был ротмистром на войне. Один из лучших моих людей был еврей. А теперь вы подарите мне этот маленький флакон?
Керн протянул ему духи.
– Простите, – сказал он. – Я совсем не то о вас подумал.
– Могу себе представить. – Мужчина рассмеялся. – А теперь идите к молодой барышне, не оставляйте ее одну. Она, конечно, уже беспокоится. Желаю вам обоим всего хорошего! – И он протянул Керну руку.
– Спасибо. Большое спасибо!
Керн смущенно вернулся на свое место.
– Рут, – сказал он, – либо сегодня Рождество, либо я спятил.
И тут появился кельнер. Он нес поднос и серебряный поставец с пирожными, уложенными в три этажа.
– Что это такое? – изумленно спросила Рут.
– Это – чудо, совершенное духами «Фарр» фирмы Керн.
Керн, сияя, разливал кофе.
– Каждый из нас имеет право на любое из этих пирожных. Ты какое хочешь, Рут?
– Я хочу с сыром.
– Вот тебе с сыром. А я возьму «голову мавра».
– Остальное завернуть? – спросил кельнер.
– Какое остальное? Вы о чем?
Кельнер взмахнул рукой над трехэтажной пирамидой.
– Это все заказано для вас!
Керн взглянул на него с изумлением.
– Все для нас? А где же… разве этот господин не…
– Он давно ушел. За все уплачено. Так что…
– Стоп, – торопливо сказал Керн. – Ради бога, постойте! Рут, хочешь еще одно – с кремом? А «свиное ухо»? Может, кусок штруделя?
Он наложил ей полную тарелку и еще несколько штук взял себе.
– Так, – сказал он затем, переводя дух. – Заверните остальное в два пакета. Один ты возьмешь в дорогу, Рут. Какое наслаждение – хоть раз позаботиться о тебе!
– Шампанское уже во льду! – заметил кельнер, берясь за серебряный шедевр.
– Шампанское! Вы шутите! – Керн рассмеялся.
– Я не шучу! – кельнер указал на дверь. В двери появился хозяин собственной персоной. Он нес наполненное льдом ведерко, из которого выглядывало горлышко бутылки с шампанским.
– Нет худа без добра, – умильно ухмыльнулся он. – Я давеча просто пошутил…
Керн, не веря своим глазам, откинулся на спинку стула.
Кельнер кивнул.
– За все уплачено.
– Я сплю, – сказал Керн. – Ты когда-нибудь пила шампанское, Рут?
– Нет. До сих пор я видела его только в кино.
Керн с трудом приходил в себя.
– Господин хозяин, – сказал он с достоинством. – Вы видите, какой выгодный обмен я вам предлагал. Один флакон всемирно известных духов «Керн-Фарр» за две мизерные ватрушки с сыром! Теперь вы понимаете, что дают за них знатоки!
– Всего знать нельзя, – возразил хозяин. – Я лучше разбираюсь в напитках.
– Рут, – сказал Керн, – отныне я верю в чудеса. Если бы сейчас в окно влетел белый голубь, держа в клюве два паспорта сроком на пять лет или бессрочное разрешение на работу, я бы не удивился!
Они выпили бутылку до дна. Грешно было оставить в ней хоть одну каплю шампанского. Оно даже не показалось им особенно вкусным, но они пили и становились все оживленней и наконец оба немного опьянели.
Они встали. Керн взял пакеты с пирожными и собрался платить за отбивные. Но кельнер не взял денег:
– За все уже уплачено…
– Рут, – сказал Керн, слегка запинаясь, – жизнь – потрясающая штука. Еще один такой день, и я стану романтиком.
Хозяин задержал их.
– У вас еще остались эти духи? Я подумал, моей жене они…
Керн снова обрел бдительность.
– Один флакон, может, и найдется. Последний. – Он вытащил его из кармана. – Но теперь уже другой счет, любезный. Вы упустили отличный шанс! Двадцать крон! – Он задержал дыхание. – Только для вас!
Хозяин молниеносно подсчитал в уме. Он накинул ротмистру за шампанское и пирожные лишних тридцать крон. Значит, десять крон – чистая прибыль.
– Пятнадцать, – предложил он.
– Двадцать, – Керн сделал вид, что прячет флакон.
– Так и быть. – Хозяин извлек из кармана смятую купюру. Он решил сказать своей любовнице, стройной Барбаре, что флакон стоит пятьдесят. Зато он сэкономит на шляпе, которую она требует вот уже несколько недель и которая обошлась бы ему в восемьдесят крон. Двойная прибыль.
Керн и Рут зашли в отель. Они забрали чемодан Рут и пошли на вокзал.
Рут притихла.
– Не грусти, – говорил Керн. – Я скоро приеду. Самое позднее через неделю меня выставят отсюда. Я знаю. Тогда я приеду в Вену. Ты хочешь, чтобы я приехал в Вену?
– Да, приезжай! Но только если тебе это подходит.
– Почему ты просто не говоришь: «Да, приезжай»?
Она как-то виновато посмотрела на него.
– Разве я не сказала больше?
– Не знаю. Ты как будто боишься.
– Да, – ответила она, сразу погрустнев, – боюсь, это верно.
– Да не грусти же, – сказал Керн. – Ты недавно еще так радовалась!
Она беспомощно взглянула на него.
– Не слушай меня, – промолвила она тихо. – Иногда я совершенно теряю голову. Может, это из-за вина. Ты думай, что это вино так действует. Идем, у нас есть еще немного времени.
Они сели на скамью в сквере. Керн обнял ее за плечи.
– Не унывай, Рут. Это бесполезно. Это звучит глупо, но не для нас. Нам позарез нужно немного радости. Именно нам.
Она глядела прямо перед собой.
– Мне бы хотелось радоваться, Людвиг. Но со мной так трудно. Мне так не хватает мягкости. Я бы хотела все делать по-хорошему. А все всегда выходит нелепо и трудно.
В ее словах звучали гнев и досада, и Керн вдруг увидел, что все ее лицо было залито слезами: она плакала беззвучно – сердито и беспомощно.
– Я не знаю, почему плачу, – сказала она, – ведь как раз сейчас так мало причин плакать. Но, может, именно поэтому. Ты не смотри… не смотри на меня…
– Буду смотреть, – ответил Керн.
Она приблизила к нему лицо и положила руки ему на плечи. Он притянул ее к себе, и она его поцеловала – слепо, закрыв глаза, жесткими сомкнутыми губами, страстно и гневно, словно отталкивая прочь.