– Ах… – она стала спокойнее. – Если бы ты знал… – Ее голова упала на его плечо, глаза оставались закрытыми. – Если б ты знал… – Ее губы раскрылись и стали мягкими, как плод.
Они пошли дальше. На вокзале Керн исчез и купил ей букет роз. Мысленно он благословил человека с моноклем и хозяина «Черного поросенка».
Рут совершенно растерялась, увидев его с цветами. Она покраснела, и выражение озабоченности вдруг пропало с ее лица.
– Цветы, – сказала она. – Розы! Я уезжаю как кинозвезда.
– Ты уезжаешь как жена весьма преуспевающего коммерсанта, – гордо возразил Керн.
– Коммерсанты не дарят цветов, Людвиг.
– Дарят, младшее поколение опять вводит это в моду.
Он положил ее чемодан и пакет с пирожными в багажную сетку. Она вышла с ним из вагона. На перроне она взяла его голову в свои руки и серьезно заглянула ему в глаза.
– Хорошо, что ты есть. – Она поцеловала его. – А теперь уходи. Я вернусь в вагон, а ты уходи. А то я опять зареву. И ты подумаешь, что я только на это и способна. Уходи…
Он остался стоять.
– Я не боюсь расставаний, – сказал он. – У меня их было много. Это – не расставание.
Поезд тронулся. Рут махала ему из окна. Керн стоял на перроне, пока поезд не скрылся из виду. Тогда он пошел обратно. Ему казалось, что весь город вымер.
Перед входом в отель ему встретился Рабе.
– Добрый вечер, – сказал Керн, вытащил пачку сигарет и протянул Рабе. Тот отпрянул и поднял руку, словно хотел защититься от удара.
– Простите, – смущенно сказал Рабе. – Это я нечаянно… непроизвольный рефлекс…
Он взял сигарету.
Штайнер уже две недели работал официантом в кафе «Зеленое дерево». Была поздняя ночь. Хозяин ушел спать два часа назад, в кафе оставалось всего несколько посетителей.
Штайнер опустил жалюзи.
– Закрываемся! – сказал он.
– Выпьем еще по стакану, Иоганн! – ответил один из посетителей, столяр, с физиономией, похожей на огурец.
– Ладно, – ответил Штайнер. – «Миколаш»?
– Нет, венгерского больше не надо. Дай-ка нам теперь доброй сливовицы.
Штайнер принес бутылку и стаканы.
– Выпей с нами, – пригласил столяр.
– На сегодня хватит. А то напьюсь.
– Ну и напейся. – Столяр потер свою огуречную физиономию. – Я тоже напьюсь. Ты представь: третья дочь! Сегодня утром выходит акушерка и говорит: «Поздравляю, господин Блау, третья здоровая дочка!» А я-то думал, что наверняка будет парень! Три девки, а наследника нет! Как тут не спятить? Как не спятить, Иоганн? Ведь ты же человек, можешь понять!
– Как не понять, – сказал Штайнер. – Стакан побольше?
Столяр грохнул кулаком по столу.
– Дьявольщина, ты чертовски прав! Вот в чем дело! Стаканы побольше – это идея! И как это я не додумался!
Они взяли стаканы побольше и пили целый час. После чего столяр окосел и начал клясться, что жена родила ему трех парней. Он с трудом расплатился и, шатаясь, отбыл в сопровождении собутыльников.
Штайнер убрал посуду. Он налил себе еще один полный стакан сливовицы и выпил. В голове у него гудело.
Он сел за стол и глубоко задумался. Потом встал и пошел в свой чулан. Порывшись в вещах, он извлек фотографию жены и долго глядел на нее. Он ни разу ничего не слышал о ней. Он никогда ей не писал, поскольку знал, что ее переписка перлюстрируется. Он думал, что она, наверное, уже развелась с ним.
«Дьявольщина! – Он встал. – Может, она давно уже с другим и забыла меня! – Он разорвал фотографию пополам и бросил обрывки на пол. – Надо выбраться из этой западни. Иначе я пропал. Я мужчина, я живу один. Я – Иоганн Губер, больше не Штайнер, и точка!»
Он выпил еще стакан, потом запер кафе и вышел на улицу. Недалеко от Ринга к нему пристала какая-то девица.
– Пойдешь со мной, котик?
– Да.
Они пошли рядом. Девушка испытующе наблюдала за Штайнером со стороны.
– Ты даже не взглянул на меня.
– Взглянул, – возразил Штайнер, не поднимая глаз.
– Непохоже. Я тебе нравлюсь?
– Да, ты мне нравишься.
– Что-то скоро у тебя получается.
– Да, – сказал он. – Это скоро получается.
Она взяла его под руку.
– А что ты мне подаришь, котик?
– Не знаю. Сколько ты хочешь?
– Ты на всю ночь?
– Нет.
– Как насчет двадцати шиллингов?
– Десять. Я работаю официантом, зарабатываю не много.
– Ты не похож на официанта.
– Есть люди, не похожие на президентов, а они – президенты.
Девушка засмеялась.
– Ты веселый. Люблю веселых. Ладно, пусть десять. Комната у меня красивая. Слушай, я тебя осчастливлю.
– Вот как? – сказал Штайнер.
Комната была красным плюшевым логовом с гипсовыми фигурками и салфетками на столах и креслах. На софе разместилась целая компания мишек, нарядных кукол и матерчатых обезьян. Над софой висела увеличенная фотография усатого фельдфебеля в полной парадной форме с вытаращенными глазами.
– Это твой муж? – спросил Штайнер.
– Нет, это хозяйкин благоверный. Он помер.
– Она небось рада, что избавилась от него, а?
– Скажешь тоже! – Девушка расстегнула блузку. – Она до сих пор ревет белугой, как вспомнит. Сказочный, говорит, был мужик. Строгий, понимаешь?
– А почему же она повесила его у тебя?
– У нее есть другой портрет. Большой и раскрашенный. Конечно, раскрашен только мундир, понимаешь? Помоги-ка мне расстегнуть сзади эти бретельки!
Штайнер ощутил под руками твердые плечи. Этого он не ожидал. С военных времен он помнил, каковы на ощупь шлюхи – всегда какие-то слишком мягкие и дряблые.
Девушка бросила блузку на софу. Грудь у нее была полная и твердая. Под стать сильным плечам и шее.
– Садись, лапушка, – сказала она. – Не стесняйся. Официанты и наша сестра целый день на ногах. Замаешься.
Она сбросила юбку.
– Черт возьми, – сказал Штайнер. – Да ты же красивая!
– Мне это многие говорили. – Девушка бережно сложила юбку. – Если не возражаешь…
– Возражаю.
Она полуобернулась к нему.
– Да ты шутишь – вот уж правда веселый дядя!
Штайнер смотрел на нее.
– Ты почему так смотришь? – спросила девушка. – Тебя испугаться можно. Господи, ты меня растерзать готов. Давно без женщины, а?
– Как тебя зовут? – спросил Штайнер.
– Смешно сказать – Эльвира. Такая вот идея пришла моей матери. Она все хотела выбиться наверх. Ложись в постель.
– Нет, – сказал Штайнер. – Давай сначала выпьем.
– У тебя есть деньги? – спросила она быстро.
Штайнер кивнул. Эльвира, нагая и беззаботная, подошла к двери.
– Фрау Пошнигг! – крикнула она. – Выпить принесите!
Хозяйка явилась так скоро, словно подслушивала за дверью. Это была круглая, затянутая в черный бархат особа с красным лицом и блестящими глазками-пуговками.
– У нас нашлось бы шампанское, – сказала она услужливо. – Просто сахарное!
– Несите шнапс, – ответил Штайнер, не взглянув на нее. – Сливовицу, кирш, горечаевку – все равно что.
Женщины переглянулись.
– Кирша, – сказала Эльвира. – Хорошего, с верхней полки. Стоит десять шиллингов, лапушка.
Штайнер отдал ей деньги.
– Откуда у тебя такая кожа? – спросил он.
– Грех жаловаться, правда? – Эльвира поворачивалась перед ним во все стороны. – Такая бывает только у рыжих.
– Да, – сказал Штайнер. – А я и не заметил, что у тебя рыжие волосы.
– Это из-за шляпы, миленький. – Эльвира забрала у хозяйки бутылку. – Выпьете с нами, фрау Пошнигг?
– Если позволите. – Хозяйка села. – Везет же вам, фройляйн Эльвира! – Она вздохнула. – А наша сестра, бедная одинокая вдова…
Бедная одинокая вдова опрокинула стакан и сразу же налила себе снова.
– Ваше здоровье, милостивый государь! – Она поднялась и кокетливо стрельнула глазками на Штайнера.
– Покорно благодарим! Желаю приятно провести время!
– А ты произвел на нее впечатление, – заметила Эльвира.
– Дай сюда стакан, – сказал Штайнер. Он налил его до краев и выпил.
– Господи! – Эльвира поглядела на него с испугом. – А ты не разнесешь тут все вдребезги, миленький? Квартира на вес золота, понимаешь? Такие вещи дорого стоят, лапушка!
– Сядь сюда, – сказал Штайнер. – Ко мне.
– Лучше бы мы поехали за город. В Пратер или в лес.
Штайнер поднял голову. Он чувствовал, как кирш, словно мягким молотом, бьет изнутри мозга по глазным яблокам.
– В лес? – спросил он.
– Да, в лес. Или в поле, ведь лето же.
– Поле? Лето? Как это ты поедешь в поле?
– Обыкновенно, – озабоченно и настойчиво щебетала Эльвира. – Ведь лето же на дворе, лапушка! А летом все любят ездить за город!
– Не прячь бутылку, не разнесу я твою хибару. Так ты говоришь, летом – в поле?
– Конечно, летом, лапушка, зимой же холодно.
Штайнер налил себе еще стакан.
– Черт возьми, как ты пахнешь!
– Рыжие все пахнут похоже, лапушка.
Молотки в мозгу застучали быстрее. Комната закачалась.
– Поле, – медленно и с усилием проговорил Штайнер, – а по ночам ветер…
– Ложись теперь в постель, миленький, раздевайся…
– Открой окно…
– Окно открыто, лапушка. Иди ко мне, я тебя осчастливлю!
Штайнер выпил.
– А ты была когда-нибудь счастлива? – спросил он, уставившись взглядом в стол.
– Конечно, очень часто.
– Ох, прикуси язык. Выключи свет.
– Сперва разденься.
– Выключи свет.
Эльвира подчинилась. Комната погрузилась в темноту.
– Ложись в постель, лапушка.
– Нет. Не в постель. Постель это что-то другое. Черт побери! Не в постель!
Штайнер неверной рукой налил кирш в свой стакан. Голова его раскалывалась. Девушка расхаживала по комнате. Она прошла мимо окна, остановилась на момент и выглянула наружу. Слабый свет уличных фонарей упал на ее темные плечи. За ней, за ее головой, стояла ночь. Она подняла руки к волосам.
– Иди сюда, – хрипло произнес Штайнер.
Она обернулась и мягко и бесшумно пошла к нему. Она приближалась, как поле спелой пшеницы, темное и неразличимое, с запахом и кожей как у тысячи женщин – и одной…
– Мария, – едва слышно сказал Штайнер.
Девушка засмеялась глубоким нежным смехом:
– Сразу видно, как ты пьян, лапушка… меня зовут Эльвира…
VIII
Керну удалось продлить разрешение на жительство еще на пять дней; потом его выслали. Ему выдали билет до границы, и он отправился на таможенный пункт.
– Без документов? – спросил чешский чиновник.
– Да.
– Входите. Там уже сидят несколько человек. Примерно через два часа – самое подходящее время.
Керн вошел в таможню. Там сидели трое – какой-то бледный мужчина с женой и старый еврей.
– Добрый вечер, – сказал Керн.
Сидевшие что-то пробормотали в ответ. Керн поставил свой чемодан и сел. Он так устал, что прикрыл глаза. Он знал, что ему предстоит еще очень длинный путь, и пытался заснуть.
– Мы перейдем на ту сторону, – услышал он голос бледного мужчины, – ты увидишь, Анна, потом все уладится.
Женщина не ответила.
– Мы обязательно перейдем, – снова начал мужчина, – наверняка! Почему бы им не пропустить нас?
– Потому что мы им не нужны, – ответила женщина.
– Но мы же люди…
«Бедный глупец», – подумал Керн. Некоторое время он еще слышал неразборчивый шепот мужчины; потом заснул.
Он проснулся, когда пришел таможенник, чтобы увести их. Они прошли полями к густому лиственному лесу, который вдруг возник перед ними из темноты как огромный черный камень.
Чиновник остановился.
– Идите по этой тропе и держитесь правой стороны. Когда дойдете до дороги, опять свернете влево. Всего хорошего.
Он исчез в ночи.
Четверо стояли в нерешительности.
– Что нам теперь нужно делать? – спросила женщина. – Кто-нибудь знает дорогу?
– Я пойду вперед, – сказал Керн. – Год назад я уже был здесь.
Они пробирались ощупью в темноте. Луна еще не взошла. Мокрая трава невидимо и враждебно хлестала по ногам. Потом подступил лес с его большим дыханием и вобрал их в себя.
Они шли долго. Керн слышал за собой шаги остальных. Вдруг впереди сверкнули электрические фонари, и грубый голос произнес: «Стоять! Ни с места!»
Керн одним прыжком рванулся в сторону. Он пронесся сквозь тьму, натыкаясь на деревья, и ощупью пробрался дальше, сквозь заросли дикой малины; чемодан он бросил в кусты. Он услышал, что кто-то бежит за ним. Он обернулся. Это была та женщина.
– Прячьтесь! – прошептал он. – А я влезу наверх.
– Мой муж… он такой…
Керн быстро влез на дерево, ощущая под собой мягкую, шелестящую листву, и уселся верхом на развилку сучьев. Внизу неподвижно стояла женщина; он не мог ее видеть, только чувствовал, что она там.
Издалека было слышно, как старый еврей что-то говорит.
– Плевать я на это хотел, – отвечал ему грубый голос. – Без паспорта вы не пройдете, и точка!
Керн прислушался. Через некоторое время он расслышал и тихий голос второго мужчины, который возражал жандарму. Значит, они схватили обоих. В тот же миг под ним зашуршало. Женщина что-то тихо сказала и пошла назад.
Некоторое время все было спокойно. Потом между деревьев начали шарить лучи карманных фонарей. Шаги приближались. Керн прижался к стволу. Густая листва кроны хорошо прикрывала его снизу. Вдруг он услышал жесткий истеричный голос женщины:
– Он должен быть здесь! Он залез на дерево, сюда…
Свет фонаря заскользил наверх.
– Спускайся! – заорал грубый голос. – А то буду стрелять!
Некоторое время Керн колебался. Оставаться не было смысла. Он спустился вниз. Карманные фонари яркими лучами уперлись ему в лицо.
– Паспорт!
– Будь у меня паспорт, я не влезал бы сюда!
Керн взглянул на выдавшую его женщину. Она совершенно не владела собой и почти ничего не соображала.
– Ишь чего захотел! – прошипела она сквозь зубы. – Он удерет, а мы – оставайся! Пускай все остаются! – кричала она. – Все!
– Заткни пасть! – рявкнул жандарм. – Строиться! – Он осветил группу фонарем. – Собственно говоря, вас надо отправить в тюрьму, небось сами знаете! Переход границы запрещен! Но к чему вас еще и кормить! Кругом – марш! Назад, в Чехословакию. Но зарубите на носу: в следующий раз будем стрелять!
Керн вынул из колючих кустов свой чемодан. Потом все четверо в молчании гуськом пошли обратно. За ними шли жандармы с карманными фонарями. В этом было что-то призрачное: самих конвоиров не было видно, а только белые круги от фонарей, как будто их, четверых, взяли в плен и гонят назад привидения – голоса и свет.
Световые круги остановились.
– Марш вперед, вон туда! – приказал грубый голос. – Кто вернется, того застрелим!
Четверо шли дальше, пока свет не исчез за деревьями.
Керн услышал позади себя тихий голос мужа выдавшей его женщины.
– Простите… она была сама не своя… простите… она, конечно, уже сейчас сожалеет…
– Мне все равно, – сказал Керн, не оборачиваясь.
– Поймите же, – шептал мужчина, – это испуг, это страх…
– Как не понять! – Керн обернулся. – Что до прощения – оно мне слишком тяжело дается. Лучше я забуду.
Он остановился. Они находились на небольшой поляне. Другие тоже остановились. Керн лег на траву и подсунул под голову чемодан. Остальные пошептались между собой. Потом женщина выступила на шаг вперед.
– Анна! – сказал мужчина.
Женщина подошла к Керну и встала перед ним.
– Не угодно ли вам провести нас обратно? – спросила она резко.
– Нет, – ответил Керн.
– Ах вы… это вы виноваты, что нас поймали! Мерзавец!
– Анна! – сказал мужчина.
– Оставьте, – сказал Керн. – Всегда полезно высказаться до конца.
– Вставайте! – заорала женщина.
– Я остаюсь здесь. Вы можете поступать, как вам угодно. Сразу же за лесом налево – тропа к чешской таможне.
– Жидовское отродье! – заорала женщина.
Керн рассмеялся.
– Только этого не хватало!
Он видел, как бледный мужчина в чем-то шепотом убеждал остервеневшую женщину и оттеснял ее прочь.