Между тем выздоровление капитана Кучики не продвигалось вообще никак. Он по-прежнему лежал, безучастный ко всему происходящему, казалось, у него нет сил даже просто принимать пищу. Унохана не пускала к нему никаких посетителей, чтобы зря не тревожить больного.
– Ну что, капитан Унохана? – Не выдержал однажды Хаями. – Неужели все так плохо?
– Не очень хорошо, – кивнула та. – Но на самом деле… – Она в каком-то затруднении пожала плечами. – Мне кажется, он мог бы уже хотя бы попробовать подняться. Но не хочет. Поговорите с ним, капитан Хаями, – попросила Унохана. – Мои доводы он не воспринимает.
– Давно бы уже поговорил, если бы вы меня пустили, – проворчал Хаями.
Его провели в палату, где сквозь плотно задвинутые жалюзи едва сочился тусклый свет. Бьякуя лишь слегка повернул голову, чтобы взглянуть на вошедшего, и тут же снова отвернулся. Хаями опустился на стул, стоявший ровно в том же месте, что и в прошлый раз.
– Ну-ка, хватит валяться. – Хаями принялся тыкать пальцем в плечо Кучики. – Поднимайся.
– Зачем? – Безразлично спросил тот.
– Не понял! – Хаями возмущенно отпрянул. – Ты чего это раскис? Разве такое поведение к лицу капитану?
– Да какой я теперь капитан? – Вяло возразил Бьякуя.
– Так, одну минуту! – Наото по-прежнему изображал крайнее возмущение. – А ты приказ о своей отставке видел?
– Какая разница? Он будет издан сразу, как только я выйду из госпиталя.
– Нет, погоди. Ты не уходи от ответа. Я тебя спрашиваю, ты его видел?
– Ну, положим, нет.
– Так какого черта ты ведешь себя, как размазня, капитан шестого отряда?!
Бьякуя впервые взглянул в глаза собеседнику. В его взгляде промелькнула бледная тень той силы, уверенности и холодной ярости, которые прежде были ему свойственны.
– Ты прав, – проговорил он. – Я все еще капитан. И я должен хотя бы дожить до своей отставки, сохранив достоинство.
– Ну вот! – Обрадовался Хаями. – Теперь я тебя узнаю. Ну а сейчас вставай.
И он принялся тормошить друга. Бьякуя вздохнул.
– Смерти моей хочешь, – проворчал он. Эта интонация окончательно успокоила Хаями: Кучики и прежде использовал такую, препираясь с другом.
Бьякуя тяжело вздохнул, собрался с силами, с трудом перетянул через себя левую руку и уперся ей в постель возле правого плеча. Слегка перекатился на правый бок, кое-как нащупал опору для правого локтя и только тогда короткими, прерывистыми движениями принялся понемногу вытягивать корпус в вертикальное положение. В конце концов, ему удалось сесть, но даже эта нехитрая работа совершенно сбила его дыхание.
– Тяжело, – признался он. – Даже хуже, чем я думал.
И тут же снова рухнул обратно.
– Нда, неважненько, – согласился Хаями. – Тренироваться надо. В следующий раз я приведу Рукию и Ренджи. Ты ведь не хочешь, чтобы они увидели что-то подобное?
– Сволочь ты, – беззлобно огрызнулся Бьякуя.
– И вообще, – Хаями резко поднялся со стула. – Что у тебя тут за обстановка? Сидишь, как в погребе. Хватит киснуть. Вот тоже мне, нашел, из-за чего расстраиваться. Жизнь вполне прекрасна и удивительна.
И он, решительным жестом сдвинув жалюзи, распахнул окно. Комната немедленно наполнилась солнечным светом и нежным запахом свежей зелени.
***
Хаями исполнил свою угрозу: притащил на следующий день с собой лейтенантов. Унохана, заметив, как оживился ее пациент, больше не возражала против посетителей.
– Делайте, что хотите, – сказал Хаями перед тем, как отправиться в госпиталь, – но мы должны заставить его подняться с постели. Он очень тяжело переживает свое увечье. Дурик, – добавил он, не удержавшись.
Кучики уже не валялся, бессильно распластавшись на постели, как раньше, он лежал, сцепив руки на животе, и немедленно обернулся, едва отрылась створка двери. Рукия даже охнула, увидев его ввалившиеся щеки, темные тени под глазами, прорезавшиеся у переносицы морщины. Хаями же одобрительно кивнул: в глазах Бьякуи больше не было того черного отчаяния, которое Наото видел еще вчера. Он не намеревался показывать лейтенантам никаких признаков слабости. Интересно, подумал Хаями, что он делает, когда остается один? Как справляется со своей утратой, ведь для него эта служба была смыслом существования? Нет, напрасно Унохана заботилась о его покое. Ему нельзя сейчас оставаться одному.
Хаями снова присел на стул, а Рукия деликатно устроилась на краешке кровати в ногах больного. Бьякуя буркнул что-то невразумительное на вопрос о самочувствии, а потом поинтересовался, что творится снаружи. Рукия немедленно принялась рассказывать. О том, что в Мире живых так до сих пор ничего и не удается найти. Что там по-прежнему усиленное патрулирование, но ходят слухи, что все могут отменить, потому что ничего не происходит. И что разведка там тоже все обшарила, но не нашли даже того пятого, пропавшего, синигами. И об очередной и ожидаемой кадровой перестановке: главнокомандующий перевел к себе в первый отряд своего лейтенанта. И что ей уже доводилось пару раз сталкиваться с Нишигаки: тот ходит с каменным лицом и делает вид, что у него все в порядке. Но все знают, что не в порядке, потому что скоро отчетный период, и всем ужасно любопытно, как он станет выкручиваться.
Бьякуя никогда не думал, что будет однажды благодарен Нишигаки. Болтовня сестры о похождениях этого неудачника отвлекла его от мыслей о собственном будущем. Он даже задал пару вопросов, чтоб подольше задержаться на этой теме. Хаями, видя его интерес, тоже не упустил случая позлословить о бывшем враге, а теперь коллеге.
Ренджи, напряженно сопя, топтался за спинами своих спутников. Он понятия не имел, что ему такого сказать капитану. Он всю дорогу сочинял свою речь, но не придумал ни единой реплики. Как он мог бы привести кого-то в чувство? Ну, по морде съездить, ну, напоить. Но так, чтобы найти нужные слова…
Оставалось надеяться, что про него забудут. Однако не вышло. Тема Нишигаки исчерпала себя, разговор начал прерываться неловкими паузами, и Хаями вспомнил про Абарая.
– Эй, Ренджи, ты чего там мнешься? Тебе что, нечего сказать своему капитану?
Абарай смутился, напряженно нахмурился, а потом вдруг отчаянно взвыл:
– Тайчо! Сколько вы тут еще валяться собрались? У нас годовой отчет на носу! Я же один не справлюсь!
Хаями уставился на него ошеломленно, а Рукия укоризненно проворчала:
– Ренджи, какой же ты эгоист!
Абарай виновато насупился и умолк.
Что ж, это было именно то, что нужно было услышать Бьякуе. Если бы он заметил… Нет, Абарай, конечно, не стал бы злорадствовать. Этот простодушный и честный парень всегда умел быть благодарным. Он не стал бы в открытую радоваться тому положению, в которое угодил его капитан. Но если бы Бьякуя только заметил хотя бы тень облегчения от этого… Извечный соперник устранен, свободный капитанский пост сам идет в руки, и никто не сможет винить Ренджи в стремлении его занять. Он сделал все, что мог, выполнил свой долг до конца и, конечно, не виноват в том, что произошло с его капитаном. Если бы Бьякуя уловил подобное настроение в словах лейтенанта, он не стал бы бороться. В конце концов, парень честно заслужил свою награду, и уж лучше отдать свой пост ему, чем кому-то чужому. Но в голосе Абарая сквозило вполне искреннее отчаяние.
Бьякуя поднял глаза на лейтенанта, его взгляд стал одним из привычных, прежних, – устало-снисходительным: «сколько же с тобой возни, Ренджи!»
– Постараюсь успеть, – сказал Бьякуя.
***
После этого Кучики быстро пошел на поправку. То есть, не так быстро, как обычно, все же он практически побывал одной ногой в могиле. Но его упрямство в сочетании с упорством Уноханы медленно, но верно делало свое дело. Через две недели его, ужасно слабого, исхудавшего, все же выпустили из госпиталя на волю.
Бьякуя с трудом передвигал ноги. Неведомая болезнь едва его не угробила. Даже просто при попытке идти быстрее начинала кружиться от слабости голова. Форма болталась, как на вешалке. Но самое страшное – отсутствие привычной тяжести за поясом. Рука Бьякуи время от времени непроизвольно дергалась, пытаясь поправить занпакто, и тут же обреченно опускалась.
Никуда не заходя, Бьякуя бросился как в омут головой: отправился в штаб первого отряда. Он был намерен услышать свой приговор сразу, не откладывая. Он больше не мог позволить себе той позорной слабости, которую проявил на больничной койке. Да и ту он теперь не мог понять, и единственное объяснение этого видел в том, что долгое время находился в полубессознательном состоянии. Когда не только тело, но и разум и воля отказываются служить…
Кьораку пришлось поискать. Как и следовало ожидать, в штабе отряда хозяйничала Исэ Нанао. Впрочем, она смогла с уверенностью указать, какие места следует проверить в первую очередь. Командир Готэй отыскался в беседке позади казарм.
– Ух, Бьякуя, ну и хреново же ты выглядишь! – Заявил он вместо приветствия.
– Я тоже рад тебя видеть, – ядовито отозвался Кучики.
– Давай, садись, – Шунсуй похлопал ладонью по скамейке рядом с собой. – Как себя чувствуешь? Домой-то заходил, или сразу сюда?
– Сразу, – сухо ответил Бьякуя, присаживаясь на скамью. Вопросы о самочувствии всегда его бесили.
– И сейчас, конечно же, сразу примешься за работу, – хмыкнул Кьораку. – Слушай, может, тебе все-таки стоит взять отпуск? Оклематься немного.
– Унохана и Куроцучи в один голос утверждают, что это неизлечимо, – без эмоций сообщил Бьякуя.
– Да, я слышал, – невозмутимо согласился Шунсуй. – Но я про то, что ты на ногах еле стоишь.
Сердце Бьякуи застучало сильнее. Кьораку в курсе ситуации, но, кажется, не собирается поднимать вопрос об отставке? Намерен дать шанс?
– Я не могу доверить Абараю делать годовой отчет в одиночку, – сказал он.
– Сгоришь ты на работе, – усмехнулся Кьораку. – Ладно, дело хозяйское. Не в моих интересах запрещать тебе писать этот отчет.
– Я пойду. – Бьякуя поднялся. – Пора приступать к работе.
– Шел бы ты лучше домой, – посоветовал Шунсуй. – Не пугай отряд своей рожей.
Бьякуя неодобрительно на него покосился, ничего не ответил и отправился… домой.
***
Полюбовавшись на свою физиономию в зеркало, Бьякуя и в самом деле решил немного отсидеться в поместье. Ренджи с большим облегчением приволок ему необходимые бумаги, так что можно было приступать к отчету, не вылезая из постели. Первое время Бьякуя честно старался не переусердствовать и вести здоровый образ жизни: хорошее питание, крепкий сон, прогулки на свежем воздухе, медитации в саду. Силы понемногу возвращались, и он надеялся, что в скором времени можно будет приступить к настоящим тренировкам.
Хаями приходил в поместье каждый вечер, как на дежурство. Капитаны по обыкновению пили чай и неторопливо беседовали, как о делах тринадцати отрядов, так и на отвлеченные темы. Странной болезни, поразившей Кучики, они коснулись всего однажды.
– Слушай, – вполголоса, словно их могли подслушать, заговорил Хаями. – Мне тут Ренджи по секрету рассказывал, что у тебя такое уже было однажды. Что ты утратил контроль над занпакто, потому что он оказался подменен другим. Но потом ты справился с этим*.
– Здесь совсем другая ситуация, – покачал головой Бьякуя. – Тогда мне казалось, что я ломлюсь в закрытую дверь. Я не мог поговорить со своим занпакто, будто пытался сделать это в первый раз. Теперь же дверь открыта… но за ней ничего нет.
– Бредовая какая-то ситуация, – Хаями недоуменно пожал плечами. – Не могу себе этого представить. Но ты, похоже, уникум, – он усмехнулся. – Говорят, Куроцучи до сих пор роется в архивах в надежде найти хоть один похожий случай, но безрезультатно.
Визиты Хаями здорово поддерживали Бьякую. Это был единственный человек, которому было по-настоящему все равно. Если бы Кучики вдруг решил сдаться, он очень скоро стал бы никому не нужен. Нет, Бьякуя был уверен, что от него не отвернулись бы сразу, только лишь потому, что он перестал быть кому-то полезен. Рукия, например, регулярно находила бы время, чтобы побеседовать с братом, может, даже Ренджи заглядывал бы иногда, просто из вежливости. Но чем дальше, тем реже это бы происходило. Сфера их интересов лежит на территории тринадцати отрядов, и он, переставший быть частью Готэй, просто выпал бы из зоны их внимания. И все, которые теперь так рвались ему помогать или же сами просили о помощи, со временем забыли бы о существовании Кучики Бьякуи.
Совсем не то с Хаями. Он приходит сюда каждый день вовсе не потому, что считает себя обязанным это делать, а только лишь потому, что ему этого хочется. Он общается с Кучики не оттого, что им случилось стать коллегами, а просто потому, что тот его интересует, как личность. И ему совершенно наплевать, какой там у Бьякуи ранг, и какова его сила. Бьякуя был уверен, что окажись они вдруг оба подзаборными руконгайскими бродягами, их отношения бы не изменились. И даже если все позабудут капитана Кучики, Хаями все равно будет приходить в его дом, чтобы поговорить на множество интересных обоим тем.
Но все же Бьякуя не намеревался сдаваться. Теперь, когда призрак близкой смерти перестал маячить на периферии сознания, Кучики твердо вознамерился не просто выжить, но полностью восстановить свое положение. Никто не посмеет оспорить его право командовать отрядом. Да, он потерял свой занпакто. Капитан без занпакто – нонсенс, ну что ж, значит, всем окружающим придется привыкать к такому положению вещей. Очень скоро его реяцу полностью восстановится. Его навыки кидо и сюнпо тоже никуда не делись. В конце концов, можно сделать ставку на рукопашный бой: вон, Шихоинь, кажется, вовсе никогда не пользуется своим занпакто, и ничего. Бьякуя докажет всем, что и без своего меча он по-прежнему страшен.
Разумеется, весь Готэй теперь пристально следил за капитаном шестого отряда. Всем было любопытно, что он станет делать, что теперь с ним будет. Главнокомандующий упорно делал вид, будто ничего не произошло. Однажды Укитаке не выдержал, спросил:
– Так что ты решил насчет Бьякуи? Не станешь его снимать?
– А зачем? – Искренне удивился Кьораку. – Пусть барахтается. Если он поймет, что не тянет, сам уйдет в отставку. Впрочем, я уверен, что он справится с этой ситуацией. Вон, Зараки – живет же без банкая!
***
Рано или поздно должно было прийти время покинуть надежное убежище. Бьякуя собрал в папку подготовленный годовой отчет, тщательно привел себя в порядок, изобразил на лице предельно холодное выражение и выдвинулся в направлении расположения отрядов. Предстояло отчетное собрание капитанов, и это был первый раз, когда Кучики намеревался появиться перед коллегами после своего продолжительного больничного. Уже не составляло труда держать спину прямо, шаг был ровным и твердым, а реяцу в спокойном состоянии не отличалась от реяцу других капитанов (хотя высвобождать ее в больших количествах Унохана пока настоятельно не рекомендовала, это было бы изрядным шоком для организма).
Сдав папку лейтенанту Исэ, Бьякуя отправился в зал собраний. Здесь уже находились почти все капитаны, и Кучики немедленно попал под «перекрестный огонь» взглядов: сочувственный – Укитаке, оценивающий – Шихоинь, пренебрежительный – Зараки. Принципиально не обращая ни на кого внимания, с каменным лицом, Бьякуя занял свое место в строю. Здесь его ждало еще одно испытание: встать пришлось рядом с нынешним капитаном восьмого отряда – Нишигаки. Бьякуя едва зубами не заскрипел от ненависти, равно как и от мучительного неудобства: бывший враг в данный момент был намного сильнее его. Впрочем, Нишигаки сохранял неподвижное выражение лица и на Кучики не оглянулся. Зато Унохана некоторое время ощупывала его внимательным профессиональным взглядом.
Собрание обошлось без эксцессов. О шестом отряде не было сказано ни слова сверх обыкновенного. И после собрания никто на Бьякую не накинулся, даже те, кого он опасался. Шихоинь не лезла со своими насмешками, и Зараки, вечно задиравший Кучики по поводу и без повода, не проявил интереса. Впрочем, возможно, ему просто скучно было провоцировать на драку столь ослабленного противника. Бьякуя, правда, даже не заметил, что из зала его вывели под конвоем: Хаями и Сайто, пристроившись по обе стороны, затеяли с ним разговор и никого уже близко не подпустили.