Так он вышел на солнечную, окружённую березняком, поляну, сел на пригретый солнцем высокий пень, и снова взялся за авторучку. На какое-то время он полностью сосредоточился на своих мыслях и не замечал того, что происходит по соседству. Пока чуткое ухо не уловило знакомый звук. Через минуту звонкая барабанная дробь дятла раздалась уже почти над самой головой, хотя самого барабанщика пока не видно за широким стволом сухой ели. Зато неподалёку, в глубине леса, мелькнув, бесшумно пролетела рыжеватая птица.
А вон и ещё какой-то обитатель чащи наблюдает за человеком. Похоже, небольшой олень или косуля, вероятно молодой самец с подросшими за зиму рогами. Или по-народному просто козёл. Зверь стоял к нему немного боком, на фоне солнца, отчего был рельефно очерчен контровым светом. Красивый изящный силуэт сохранял неподвижность – застыл, словно статуя, слившись с кустами и деревьями. Забавно. Скорее всего, заметив человека, юнец решил притаиться в надежде, что двуногий не заметит его и пройдёт стороной, кто же знал, что очкарику приглянется этот пень.
Заинтересовавшись, Платон тоже стал всматриваться в редкого представителя местной крупной фауны. Происходящее напоминало игру, надо лишь подождать, что последует далее, если никак не подгонять естественный ход событий. Первым шевельнулся рогач, но вместо того чтобы убежать, доверчиво двинулся навстречу. Вот так удача! Вероятно, ещё молодой совсем! Правда, при более близком рассмотрении оказалось, что лишь один рог у него имеет красиво разветвлённую форму, а второй будто обломан или неправильно развит и напоминает острый шилообразный обломок. И всё же момент удивительный и надо его ловить. Мужчина улыбнулся и зашарил рукой в рюкзаке, торопясь достать фотокамеру. Только без спешки и резких движений, чтобы ненароком не вспугнуть такую красоту, иначе упустишь редкую возможность сделать впечатляющий снимок…
Улыбка стала сползать с лица Воронцова по мере того как олень становился ближе, что-то в его поведении было не так. Вслед за пробежавшим по спине холодком и волной внутренней дрожи писателя бросило в пот, спина почти мгновенно стала мокрой: из шкуры безобидного копытного на него смотрели глаза… матёрого хищника! Умного, расчётливого, читающего все его мысли. Будто из туши вот-то вылезет что-то иное, безжалостное и страшное – прямо из брюха или через эти дыры в черепе… Они смотрели лоб в лоб и человека буквально парализовало: он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, видел только эти страшные глаза.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы Платону всё же не удалось взять в себя в руки. Справившись с наваждением, он неожиданно для себя вдруг яростно по-звериному зарычал, скаля зубы, затем рявкнул «Пш-ш-л прочь!», и замахнулся тяжёлой фотокамерой. Рогач сразу будто потерял к нему интерес, спокойно развернулся и так же неторопливо пошёл прочь.
Глава 23
…В первых числах апреля вернулся Лука, его привёз дедушка, ибо мать Марины была срочно госпитализирована в итальянскую клинику. Тесть спешил на обратный рейс к больной жене и не успел толком рассказать дочери и зятю, что же там у них произошло. Но по отдельным фразам Платон понял, что причина во внуке. На прощание дедушка даже не поцеловал мальчика, хотя прежде буквально души в нём не чаял. Однако Платон был так счастлив снова видеть сына, что решил не придавать этому большого значения, мало ли что у них там случилось! Старики могли просто не справиться с внуком-аутистом и вместо того, чтобы правильно истолковать его нестандартную реакцию на какой-то раздражитель сильно обиделись на мальчика вплоть до проблем с сердцем.
И судя по всему, их с Лукой радость была взаимной: при встрече, едва издали заметив отца, мальчик бросился к нему через весь зал прилёта, с разбегу запрыгнул к Платону на руки, обхватил ручками и ножками и долго не желал отпускать. И по пути из аэропорта он трогательно прижимался к мужчине, всё время норовил обнять, поцеловать в щёку, показывая, как соскучился.
И всё же, когда эмоции немного улеглись, Платон решил, что вечером, когда жена вернётся с работы, расспросит её о том, что же всё-таки случилось за границей.
Но Марина вернулась с такой новостью, которая на время заслонила собой всё.
– Я, вероятно, скоро должна буду лететь с клиентом в Париж, милый.
– А как же мы?
– Ничего справитесь.
– И надолго ты планируешь оставить нас?
– Ну почему оставить, есть же скайп.
– Хорошо, как долго нам придется видеть тебя лишь по скайпу?
– Пока не знаю, всё зависит от пожеланий клиента. Ему, видите ли, захотелось, чтобы рекламный фильм мы снимали именно в Париже. Кстати, в качестве режиссёра я планирую пригласить Вадима Парамонова, вы ведь кажется с ним на дружеской ноге?
– Да, мы были знакомы.
– И как он тебе, как постановщик, порекомендуешь?
Платон ответил, не задумываясь:
– Да, он толковый профи и мужик мировой.
Марина благодарно улыбнулась мужу, сказав, что его рекомендации ей вполне достаточно, правда вот, заполучить «звезду» не так то просто, – с явным намёком тут же посетовала она.
– Если хочешь, я попробую ему позвонить, – вызвался Платон, а у самого снова, будто кошки по сердцу заскребли. Ведь парень то когда-то был простым ассистентом, то есть мальчиком на подхвате – таскал кофры из-под камеры и штатив за другими. Потом всеми правдами и неправдами сумел выбиться в операторы. Они познакомились в Останкино, когда Воронцов уже стал фигурой в Службе новостей одного из федеральных телеканалов. И Вадик часто упрашивал его взять с собой на хорошие съёмки, в выгодную и интересную командировку. Зато теперь карьера «Парамоши» на подъёме, он нарасхват. А его Воронцова телефон безнадёжно молчит, – старые друзья почти вспоминают вышедшего в тираж журналиста…
Впрочем, Вадик как будто искренне обрадовался его звонку, они проболтали почти два часа. Душевный получился разговор. Обычно Платон не любил жаловаться и просить, а тут будто плотину какую в душе прорвало – так расчувствовался, что обмолвился, что хотел бы снова «тряхнуть стариной» – хотя бы эпизодически поработать по специальности, да вот только не зовут, а сам он напрашиваться не умеет. Сказано это было как бы вскользь, без всякого намёка, а приятель оказывается отнёсся к его словам предельно серьёзно, что называется, взял информацию на заметку. Прошла какое-то время и вдруг однажды Воронцову позвонили с бывшей работы.
– Здравствуйте, Платон Юрьевич, я выпускающий редактор сегодняшнего выпуска новостей, меня зовут Анна, – представилась незнакомая барышня. – Не могли бы вы нас выручить?
– А в чём дело? – чувствуя как бешено заколотилось сердце в груди, постарался унять волнение Платон.
– Смотрите, – деловито начала редакторша, – тут только что прошла информация, что на территории Национального парка случайно нашли какие-то древние кости. Мы оперативно связались с Институтом археологии, наш инсайдер подтвердил, что у них уже все на ушах стоят в предвкушении научной сенсации. У академиков слюнки текут, археологи уже в пути.
Конкуренты тоже не дремлют и скоро налетят, а у нас, как назло, все съёмочные группы сейчас на выезде. Вы ведь в «Новой Венеции» обитаете?
Платон подтвердил.
– Так это же совсем недалеко от вас! – обрадовалась редакторша и с детской непосредственностью заканючила: – Выручите бывших коллег, а? Это всего пятнадцать километров от вас, а у нас, говорю же, запарка: все толковые корреспонденты далеко, просто не успеваем на место. Обидно ж будет упустить такой материал, а вдруг там действительно что-то топовое поднимут со времён Рюрика!
– Разве можно отказать бывшим коллегам, – изобразил снисходительность Воронцов, а у самого сердце колотилось в груди как при быстром беге.
– Отлично! – обрадовалась редакторша. – Платон Юрьевич, теперь такой вопрос: у вас есть на что снять для нас пятиминутный сюжет? Это на всякий случай, если наши технари к вам вдруг не поспеют.
У Воронцова имелась хорошая профессиональная камера, что снимало почти все вопросы.
– Успеете к девятичасовому выпуску? – на прощание деловито поинтересовалась телевизионщица.
Платон едва сдержался, чтобы не воскликнуть «в лепёшку расшибусь, но успею!», ведь речь шла о прайм-тайме (лучшем времени), то есть самом престижном выпуске дня.
– Постараюсь – ответил он нарочито спокойно, хотя в жилах уже кипел знакомый адреналиновый коктейль. За это то ощущение «движухи» он и обожал репортёрскую работу.
Глава 24
Платон очень торопился, и всё же, садясь в машину, снова отчётливо уловил на себе чей-то пристальный изучающий взгляд. Даже показалось, будто в верхнем окне дома дантиста что-то блеснуло. Всё это уже стало порядком доставать его. Впрочем, сейчас не до рефлексий, ведь предстоит ещё отыскать посреди незнакомого леса нужное место. Можно сказать, придется искать иголку в стоге сена, тут ведь не город: навигатор может и не выручить.
…Воронцов сам удивился, когда через какие-то полчаса уже вылезал из машины посреди довольно большой поляны. Место лишь недавно расчистили от леса. Похоже на делянку «чёрных» лесорубов: вокруг десятки пней, по краям вырубленного пространства сложены штабеля готового к вывозу кругляка, под ногами месиво из грязи вперемешку с опилками. Вероятно, артель расчищала площадку под незаконное коттеджное строительство, место-то козырное! Вон за лесом возвышаются башенные краны высотных новостроек, там подмосковный город-спутник, наукоград. Да и до самой столицы отсюда каких-то двадцать километров, даже слышен отдалённый гул МКАДа.
А может и просто нахрапистые ребятки лес «по-дикому» валили, тоже бизнес наверняка прибыльный.
Но самих «старателей» и след простыл, можно лишь понять в каком направлении они сбежали по следам гусениц, да всё ещё тянет запахом приготовленной пищи со стороны их бытовки. Но кто же тогда сообщил о находке?
Неподалёку стоял тёмно-синий микроавтобус с красной полосой по борту и надписью «криминалистическая лаборатория», полтора десятка сотрудников полиции в форме и в штатском с сосредоточенными лицами прочёсывали поляну.
Ещё человек десять копошились в центре поляны, возле ямы, образовавшейся в основании выкорчеванного огромного пня. Похоже, что именно там происходило главное, если судить по резиновым перчаткам на руках экспертов и раскрытым на бруствере раскопа чемоданчикам-«дипломатам» с какими-то инструментами или реактивами. Платон предположил, что кто-то среди них вероятно представляет археологическое сообщество, ибо трогать древнее захоронение без «специалистов по древностям» нельзя. Так можно непоправимо нарушить целостность исторической картины.
Двигаясь вдоль полосатой ленточки полицейского оцепления, репортёр снимал на камеру всё, что на его профессиональный взгляд представляло интерес, и одновременно продолжал осматриваться. Брать интервью пока было не у кого. Хотя вон возле копошащихся вокруг ямы полицейских неприкаянно ошивается какой-то парень, по виду трудовой мигрант: с тёмным азиатским лицом, в простой рабочей одежде, в грязных сапогах. «А ведь он их единственный свидетель! – осенило Воронцова. – Похоже, паренёк не успел сбежать с остальными, а может и специально остался, а перед этим втайне от дружков вызвал полицию, когда, выкорчёвывая пни, лесорубы случайно наткнулись на человеческие кости». Платону очень захотелось переговорить с ценным источником информации.
Пока Воронцов размышлял, как бы это сделать, к нему подошли двое – мужик лет сорока пяти, суровой угловатой внешности, с ямочкой на мужественном подбородке, и молодая девица – большая и нелепая в своей безразмерной форменной куртке и вероятно оттого смущённая. Более несочетаемых персонажей и придумать было трудно.
– Что вы тут делаете? – сурово прожевал мужик, не вынимая папиросы из угла рта и враждебно сверля красными от недосыпа глазами Воронцова, кожа у него была плохая бугристая, словно на барабан натянута на острых скулах, пальцы правой руки пожелтели от табака. Одним словом, типичный мент! Наверное он родом с рабочей окраины и по молодости воспользовался службой в «органах» как социальным лифтом. И выражение лица у него, ну прям самец гориллы, готовый порвать чужака, посмевшего нарушить границу его территории.
– А разве здесь запрещено? – попробовал «качать права» Платон.
– Ваш паспорт предъявите, – процедил мужик, неприязненно разглядывая Воронцова, словно перед ним стоял преступник, которого неудержимо потянуло на место совершённого злодеяния.
– Я журналист!
– Да хоть Папа римский, – с хамской усмешкой передразнил мужик.
– Да по какому праву вы так разговариваете со мной?! – возмутился Платон.
– Я следователь по особо важным делам Василий Иванович Кащеев, – нехотя представился мужик, после чего небрежно кивнул на напарницу: – А это стажёр Анастасия Смашная. А теперь предъявите редакционное удостоверение.
– …Понимаете, – Платон растерянно перевёл глаза на напарницу мужлана, ища признаки простого человеческого сочувствия на её широком, будто налитом, розовом лице, – я пока работаю внештатно, а внештатникам удостоверения не полагаются.
Девица смущённо поправила на переносице солидные очки в прямоугольной оправе, промямлила что-то невразумительное и словно собачонка взглянула на своего куратора, тот же хищно ощерился, продемонстрировав на удивление ровные белые зубы.
– Документы показывать будете или нам вас задержать до выяснения вашей личности?
– У меня с собой только права, – признался Воронцов, таращась на крепкие «клыки» волкодавистого мента. Они производили впечатление не фарфоровых, а самых настоящих, хотя при явной любви их обладателя к крепким дешёвым папиросам, у него во рту давно должны были остаться лишь коричневатые пеньки.
«Важняк» взял протянутое Воронцовым пластиковое удостоверение и, даже не взглянув, небрежно передал стажёрке.
– «Пробей» по нашей базе.
Толстушка с энтузиазмом отправилась к микроавтобусу выполнять поручение, хотя из-за своей комплекции двигалась она довольно неуклюже и медленно. Провожая напарницу неприязненным взглядом, Кащеев не сдержал мысли вслух (а может, просто не счёл нужным стесняться присутствия какого-то «полурепортёра»).
– А поживей шевелить своими батонами ты можешь, мисс очарование? – пробурчал он. – Такой кобыле неплохо бы дать шенкелей (пришпорить – прим. автора), чтобы понудить её пойти галопом. И за что мне такое счастье?!
…Через пятнадцать минут следователь вернул Платону права и разрешил уехать, но Воронцову от него нужно было другое. Подходящую «картинку» он уже набрал, но без записанного интервью с кем-нибудь из присутствующих должностных лиц и свидетелей цена такому репортажу будет невысокая.
Набравшись наглости, Платон поднырнул под полосатую ленточку и стал нагонять неторопливо возвращающегося к раскопу следователя. Ближе к яме он отчётливо уловил жутковатые миазмы разложения, но лишь ускорил шаг и окликнул «важняка»:
– Василий Иванович, один вопрос.
Кащеев остановился и повернул к нему удивлённое лицо. Не давая следователю опомниться, Платон сунул ему под нос микрофон и буквально выстрелил вопросом:
– Конечно, прошло, вероятно, тысячу лет, и всё же, как специалист, скажите: была ли смерть этих людей насильственной?
– Я же сказал: без комментариев! – отрезал «важняк» и раздражённо приказал подчинённым, чтобы постороннего немедленно выпроводили обратно за периметр.
Настойчивого стрингера корректно, но решительно выдавили обратно за ленточку, но прежде Платон всё же успел заметить некоторые важные детали. На расстеленном по земле брезенте лежали два черепа. Один похож на стариковский с жёлтыми старыми зубами, второй же будто принадлежал ещё достаточно молодому человеку, но почему-то он был без нижней челюсти, да и верхние зубы тоже отсутствовали, словно их аккуратно извлёкли, за исключением коронки из белого металла…
…Вечерело. Солнце, ярко-светившее весь день, клонилось за горизонт. Снова позвонили с телеканала.