- Ты хотел быть телепатом, - тихо хмыкнул Чарльз, почувствовав смятение и страх Эрика. – Это цена. Они всегда в моей голове…
- Просто найди Алекса, - уже без доли веселья приказал Эрик, сильнее сжимая спинку кресла Ксавьера.
- Уже нашел, - сообщил Ксавьер, фокусируясь на мерцающей карте из живых сознаний, и до дрожи в руках вцепился в панель, устанавливая связь со своим бывшим учеником.
- Алекс.
- Профессор? – даже испуганно отозвался Саммерс. – Что… как вы…
- Эрик попросил связаться с тобой, - спокойно пояснил Ксавьер.
- С ним все в порядке? – тут же обеспокоенно спросил юноша, а Чарльз покосился на стоящего позади себя бледного друга.
- Да. Жить будет.
- Спроси, что случилось с остальными? – сказал Эрик, и Ксавьеру совсем не понравился его командный тон, но спорить он не стал.
- Он сейчас со мной, хочет знать, что случилось с остальными.
- Мы все выбрались, опасных ранений нет. Добрались до базы Шоу на юго-западе Фелмили-роуд, но не уверен, как долго это место будет безопасным.
- Оно безопасно. За вами не будет погони, - сообщил Чарльз, и Эрик удивленно вскинул бровь.
- Не манипулируешь сознаниями людей, да?
- Не начинай…
- Спроси, как справился Питер, - снова серьезно спросил Эрик.
- Питер? Черт тебя дери, Эрик, он же совсем ребенок, а ты втянул его в свое сражение!
- Спроси, - с нажимом произнес Леншерр, и Чарльз почувствовал напряжение, исходящее от его друга и хмуро кивнул.
- Не смей мне здесь что-нибудь погнуть. – предупредил он Леншерра. – Как справился Питер?
- О, наш шустрик. Неплохо для первого раза. Его немного потрепало, но он в порядке.
Ксавьер специально старался отгораживаться от сознания Эрика, но все равно почувствовал облегчение, которое он испытал от этих слов, и вновь покосился на старого друга, запомнив для себя, что нужно будет прояснить этот вопрос позже.
- Почему ты у Ксавьера? – озадаченно спросил Алекс.
- Передай, что я веду с тобой переговоры, - распорядился Леншерр, и Чарльз неохотно, но повторил его слова, прежде чем закончить разговор и отключить Церебро, от которого уже начала раскалываться голова. Резко и сильно боль пульсировала в висках, отдавалась стуком в затылке и профессор был рад, что смог отключить эту адскую машину и освободить свое сознание от мыслей целого мира, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы в этой пустоте найти самого себя. И рука Эрика, которая уверенно сжала его плечо, помогла сфокусироваться на реальности.
- Пойдем, - негромко произнес Чарльз. – Тебе нужно будет зайти к Хэнку, он хотел опробовать… Ему нужно обработать швы. А потом я тебя проинструктирую. И в этом доме ты будешь меня слушаться, Эрик, - напомнил Чарльз главное правило и медленно покатился по мостику к выходу.
- И ты мне говорил о тирании? – усмехнулся Эрик, шагая рядом с другом, и медленно приходя в себя после работы усовершенствованного Церебро.
***
Остаток дня Эрик провел в медотделе, позволяя Хэнку себя осмотреть и еще раз поработать над швами. И у парня неплохо вышло, после нескольких уколов Эрик перестал чувствовать боль, хоть вместе с этим пропала чувствительность вокруг раны, но Хэнк заверил, что это нормально, и что его сыворотка должна ускорить восстановительный процесс. Теоретически. По его словам, во время экспериментов это срабатывало для некоторых образцов икс-генов. Но у Эрика все равно осталось ощущение, что все эти излишние медицинские изощрения были нужны лишь для того, чтобы Чарльз мог спокойно провести занятия, зная, что глава революционного движения мутантов не заглянет в класс и не начнет свои экстремистские лекции. И только ближе к вечеру мягкий голос Ксавьера позвал Эрика к себе. Как раз вовремя, его терпение медленно начинало истекать, Леншерру хватило проверки выдержки в тюрьме, не хватало еще чтобы его взаперти держали в единственном месте, которое он может называть своим домом.
«Боже, Эрик, ты тут вовсе не заперт» - недовольно проворчал Ксавьер в сознании Эрика, пока он пересекал притихшие школьные коридоры.
- Да? Поэтому Хэнк с меня глаз не спускал? Чарльз, он не лучший тюремщик, - фыркнул Леншерр. Хотя, Хэнк явно научился быть хорошей сиделкой, пока жил с Чарльзом все это время. По крайней мере, первоклассный уход, свежую одежду и отличный обед он Эрику легко обеспечил и так хлопотал над раной, что Леншерр едва сдержался, чтобы не прогнать проклятого ученого. Да, царапиной это трудно назвать, но Эрику было противоестественно ощущать прикосновения и заботу, и в его сознании это сразу приравнивалось к проявлению собственной слабости. Поэтому обработать рану Эрик так и не дал, сам забрал медикаменты и, усевшись в светлом углу, принялся обрабатывать швы, пока Хэнк расспрашивал его о том, что произошло. Эрик был не против рассказать. Может, хоть у Зверя откроются глаза на реальность.
Разговор Чарльз начал в своем кабинете, просторном и хорошо освещенном, чистом и уютном. Таким его видеть было куда спокойнее.
- Присаживайся, друг мой, обговорим условия твоего проживания, - пригласил Ксавьер, указав на кресло.
- Условия проживания? – с сомнением спросил Эрик, но сам был рад возможности задержаться в поместье, тем более, зная, что с его людьми все в порядке. А так, если ему удастся заручиться хотя бы частичной поддержкой Чарльза, это уже будет большой прорыв вперед для всех мутантов и его дела.
- Мои пожелания, - попытался сгладить фразу Ксавьер, глядя, как его друг разворачивает кресло, и садится к нему лицом.
- Хорошо, я слушаю тебя, - кивнул Леншерр, чтобы отблагодарить Ксавьера за уже оказанную помощь.
- Твое присутствие на занятиях. Я хочу, чтобы ты видел и понял, как работает моя школа, но я не оставлю тебя с детьми. Будешь присутствовать на занятиях с педагогами. Я узнаю, если ты что-нибудь выкинешь.
- Да ладно, Чарльз, ты помнишь, как мы обучали молодняк. У меня неплохо выходило.
- Они боялись тебя!
- Страх – одна из граней уважения в образовательном процессе, - высказал свою теорию Эрик, постукивая по подлокотнику длинными пальцами.
- Так. Мы еще поработаем над твоими воспитательными методами, - обреченно вздохнул Чарльз.
***
Инструктаж занял чуть больше часа и под конец уже начал веселить Эрика, и он откровенно начал подшучивать над своим другом, который так старательно пытался взять над ним верх и сдержать рамками своих правил. Было что-то необыкновенное в том, чтобы видеть такого Чарльза, который стремится командовать и держать все под своим контролем, а не под присмотром. «Инструктаж-спор» плавно перетек в беседу и переместился из кабинета в спальню Ксавьера. Эрик хотел лишь проводить его до дверей, но опомнился уже в комнате. А Чарльз продолжал говорить, снова повторять свои доводы, но Эрик уже не особо слушал его, зная все, что он может сказать. В личной комнате директора уже было гораздо чище, но беспорядок бросался в глаза.
Леншерр надеялся, что не окажется здесь так скоро после прошлого визита, когда он приносил личные дела мутантов из своего братства. Он избегал этого места, потому что знал, что, как и в прошлый раз, не сможет сдержаться. Знал, что Чарльз, как и в прошлый раз, ему откажет, едва заметив образы в его сознании. Но эти стены. Это поместье. Все вокруг. И Чарльз, в котором уже не было того гнева и той боли, которая разъедала его изнутри. Но он все еще может оттолкнуть. Эрик помнил, как Чарльз бросился на него в самолете. Дрожал всем телом, а его голос хрипел от боли, голубые глаза блестели от слез. «Ты бросил меня!». Этот голос до сих пор отдается эхом в сознании Эрика, и он знает, что Ксавьер все еще так думает, пусть сейчас он спокоен и приветлив. А он не знал, что ответить ему тогда в проклятом самолете. Десять лет в заточении, наедине со своими мыслями и воображаемыми разговорами, и в его сознании Чарльз никогда не кидался на него так. Его нужно было утешить? Эрик не знал как. Он не умеет этого. В своей жизни он понимал лишь силу и потому все, что он смог сделать - это обвинять Чарльза в его слабости. Указать ему на нее, чтобы он стал прежним, чтобы справился с собой, а не искал утешения и жалости. Ведь Ксавьер, которого знал Леншерр, был самым сильным мутантом из всех, с несгибаемым духом и бескрайней, чистой надеждой на лучшее. Он хотел ему об этом напомнить. Сделал это так, как умел, вкладывая в свои слова всю свою силу и решимость, даже не замечая, как одного этого достаточно, чтобы погнуть корпус самолета. Но Чарльзу это не помогло. Лишь сделало хуже.
Найти другой подход Эрик смог не сразу. Видел, как Чарльз демонстративно не смотрит в его сторону, сгорбившись сидит в своем кресле и пьет виски, глядя на черное небо за окном. Тогда Эрик хотел, чтобы Чарльз мог читать мысли, чтобы он проник в его сознание и сам увидел… Десять лет, закалившие решимость. Десять лет, сделавшие чувство вины частью Эрика. Десять лет одиночества и мысленных разговоров с воображаемым Чарльзом. Десять лет, которые он мечтал наконец-то сказать «прости меня» и вновь прижаться к его груди, вдыхать теплый запах его тела и знать, что он не один. Вновь слышать добрый голос в своей голове, повторяющий его имя. Но он не читал его мысли. Больше не мог этого делать и не хотел. И Эрик не смог придумать ничего лучше, чем принести шахматы. Извиняться он не умел, но старался. Он не умел проявлять свою слабость, не знал, как показать свои чувства Чарльзу теперь, когда он уже не знает о нем все.
Он слишком долго был один. И одиночество стало его частью. Был слишком долго наедине со своими мыслями и твердо убедился в выбранном пути в борьбе за мир для мутантов. Пусть Чарльз не понимал его методов и не разделял его желаний. Эрик видел этот мир. Безопасный мир для всего его рода. Спокойный и естественный. Мир, в котором он мог бы быть с Чарльзом. Они бы могли…
Шахматы помогли. И извинения, которые дались Эрику с таким трудом, заставили Чарльза немного оттаять и наконец-то взглянуть на своего друга, который так отчаянно стремился вернуться к нему, но не знал, как это сделать.
После третьей партии Чарльз поднялся, чтобы принести еще одну бутылку. Двигался непривычно угловато, казался изломанным. И эта копна нечесаных волос и борода придавали ему дикий вид, так непохожий на внешность того юного профессора, что спас когда-то Эрика. Он никогда прежде столько не пил. Леншерр это помнил и поднялся вслед за другом, не подпуская его к мини бару, мягко придержал дверцу.
- Отвали, - сипло почти прорычал Чарльз и пронзил предупреждающим взглядом Эрика. Казалось, профессор вновь готов врезать своему другу, но Леншерр готов был перенести еще один удар. Столько, сколько потребуется, если это хоть немного успокоит израненную душу его единственного друга.
- Я думаю, тебе хватит на сегодня, - голос звучал слишком грубо с непривычки, даже строго.
- А это, черт возьми, не тебе решать, - процедил Чарльз и рывком дернул дверцу минибара и достал бутылку, но Леншерр преградил ему проход к креслу. Видеть его таким - больно. Не знать, как помочь - отвратительно. Он чувствует себя еще беспомощнее, чем в той тюрьме, вдали от металла.
- Не надо, - Эрик сжал пальцы Чарльза на горлышке бутылки, и от ощущения холодных пальцев Ксавьера, его пробило колкой волной давно забытых ощущений. Вдох слишком глубокий. Зрачки расширились, расползаясь черным озерцом в холодной, словно сталь, серо-зеленой радужке. И десять лет тяжелым грузом потянули Эрика вниз, сминая в нем все те барьеры решимости и уверенности, которые так прочно сковали его душу и сердце в белой одиночной камере. Он наклонился к Чарльзу, мягко касаясь свободной рукой его поясницы, и хотел прижаться к его губам. Таким бледным. Он помнил, как прежде они всегда алели и привлекали внимание. Как Ксавьер то и дело их облизывал, заставляя Эрика забыть обо всем и желать лишь впиться в эти губы, целовать его яростно, задыхаясь, нападая, требуя ответной страсти. Он помнил это. Он помнил своего Чарльза. Видел блеклую тень его прежнего перед собой. Ведь это все еще он. Сломленный, разбитый, озлобленный, лохматый, пахнущий едким сигаретным дымом, алкоголем, потом. Эрик так и не коснулся его губ. Ксавьер отвернулся и высвободился из слабых объятий, хрипло пробормотал: «Даже не думай об этом» и вытер нос тыльной стороной ладони, рухнул на свое место, плеснул виски в стакан.
- …Видишь, все не так ужасно, как тебе кажется. Получив образование, они сами будут решать, остаться в школе или выступать за права мутантов, но могут и вести нормальную жизнь, не все из них хотят демонстрировать свои способности и все еще тяготеют к обычной жизни, и за это их нельзя винить, - продолжал говорить Чарльз, небрежно расстегивая свой серый пиджак. – Нужно немного времени, чтобы люди привыкли…
- Этого недостаточно, - наконец-то заговорил Эрик и встал рядом с Чарльзом, который поднял на него вопросительный взгляд. Мягкий свет отражался в его ярких голубых глазах, делая их цвет еще более гипнотическим и глубоким.
- Этого будет достаточно. Нужно время и терпение. Эрик, это возможно, - заверил его Чарльз тем самым тоном, каким он говорил прежде, с той же уверенностью и всепоглощающей надеждой на лучшее в каждом. Эрик невольно усмехнулся и помог другу снять пиджак, бережно взял его, чувствуя приятное тепло тела, которое впиталось в мягкую, дорогую ткань.
Ксавьер с тихим шорохом колес о тонкий ковер развернул свое кресло, все еще смотрел на своего задумчивого друга, который так и замер с его пиджаком.
- Друг мой, мы можем обойтись без войны. Сосуществовать мирно.
- Ох, Чарльз, - тихо выдохнул Эрик и неохотно отложил его пиджак на кресло. - Твоя вера в людей поразительна. - Он вновь вернулся к другу, словно был не в состоянии отойти от него слишком далеко, и положил руку на спинку его кресла.
- Это лучше и действеннее, чем нападать на Белый Дом, - хмыкнул Ксавьер.
- Я сделал это ради всех нас, - уверенно, даже не пытаясь оправдаться и не испытывая раскаяния, произнес Леншерр, и его рука соскользнула со спинки инвалидного кресла на плечо Ксавьера. Он просто не мог и дальше лишь говорить с ним, просто быть рядом. И неважно, что Чарльз снова и снова отталкивает Эрика после всего, что было. От одного его вида сердце до боли сжималось, и невозможно было игнорировать то притяжение, которое тянуло Леншерра к голубоглазому телепату. Эта сила не давала ему злиться на Чарльза, не давала его забыть, не позволяла вырвать его из сердца и не давала ему покоя с того самого дня, как Чарльз спас его в той ледяной воде.
Леншерр наклонился ближе, чувствуя, как напрягся Ксавьер, и, словно успокаивая его, мягко коснулся пальцами теплой кожи над воротом рубашки.
- Эрик, не надо, - предупреждающе выдохнул Чарльз, когда жаркое дыхание Леншерра коснулось его лица, обдавая кожу таким знакомым и давно забытым теплом.
- Ты ведь тоже хочешь, чтобы все было как прежде, - негромко произнес Эрик, уже смелее касаясь гладковыбритого лица Ксавьера, почти не веря, что он наконец-то не отстраняется от него. Но стоило ему потянуться к Чарльзу, как он тут же вжался в спинку своего кресла и отвернулся от Эрика, избегая встречаться с ним взглядом.
- Не отворачивайся от меня, - почти прорычал Леншерр, взял Чарльза за подбородок, разворачивая его лицо к себе и насильно целуя его в губы, чувствуя, как что-то обрывается внутри, ломается.
Как прежде уже не будет. Ведь прежде Чарльз никогда не отказывал. Он сам тянулся к Эрику с лукавой улыбкой, сам ласкался, словно огромный кот, требующий больше прикосновений, и стоило расслабиться, легко мог перекатить Эрика на спину, и ловко оказывался сверху, лаская его тело и жадно припадая к губам, углубляя поцелуй. Он не сжимал губы, противясь поцелую. Он не вжимался в кресло. Не напрягался так, словно ласки обещали причинять лишь боль.
Губы Ксавьера сухие и бледные, неподвижные в поцелуе, и от этого сердце словно разрывается на части, давит на ребра изнутри, ускоряя свой агонический стук. Чарльз тихо вздыхает, когда Эрик хватает его за волосы, тянет за аккуратные длинные пряди, заставляя запрокинуть голову, чтобы ему было легче углубить поцелуй.
- Я сказал – нет, Эрик, – тихо, с болезненной дрожью в голосе выдохнул Чарльз, найдя в себе силы справиться со своей слабостью, и решительно прижал пальцы к своему виску. Эрик без шлема. Его сознание распахнуто, им так легко завладеть, пусть он хоть трижды самый опасный монстр этого мира, сейчас Ксавьер без труда может превратить его в свою марионетку. Но все, что он делает – это заставляет Эрика отойти на шаг. Это все, что нужно, ведь сил оттолкнуть его у телепата нет.