Длинные пальцы скользят по шее, ласкают алые щеки и поднимают за подбородок, заставляя поднять голову от кровати, изогнуться сильнее, когда все внутри растягивается до предела. Мышцы инстинктивно сокращаются, пытаются сжаться, но Майкл без труда раздвигает их и так быстро убирает руку, что Джеймс взволнованно вздыхает, до дрожи в руках цепляется за простыни, а затем все заполняет резкая боль, и комнату наполняет стон и шотландская ругань. Юноша тянет за простыни, пытается выскользнуть, избавиться от этого ощущения, но Майкл держит его крепко, сжимает пальцы на его тонкой шее и до упора входит в узкое дрожащее тело, замирая всего на мгновение. И стоит Джеймсу лишь слегка освоиться с жестким чувством внутри себя, как мужчина начинает двигаться, и его рука плотно сжимается на чуть опавшем от боли члене, в пару движений возвращая ему прежнюю жесткость и продолжая растирать чувствительный орган по всей длине в такт резких глубоких движений.
Глубоко и быстро. Так сильно, что от каждого движения спину пронизывает легкая боль напряжения, а тела соприкасаются с тихим шлепком. По бедрам течет смазка, и весь мир вокруг дрожит от ощущений. Джеймс выгибается дугой, тянет несчастные простыни, пытаясь держаться за них, не слышит своих стонов, растворяясь в болезненно приятных ощущениях, и уже слишком быстро готов кончить.
Стон Майкла был похож на глухой рык какого-то хищного животного, и он так сильно начал вбиваться в тело Джеймса, что юноша потерял все ориентиры и чувствовал только, как все вокруг содрогается и раскачивается вместе с ними.
Вспышка наслаждения заполнилась глухим стоном, сорвавшимся с алых губ, и бешеным биением сердца, стучавшим в пустой голове. Ноги дрожали, и в коленях чувствовалась легкая резь - жесткий ворс натер нежную кожу. Сперма стекала по пальцам Майкла и ягодицам Джеймса, который был готов блаженно рухнуть на пол и просто наслаждаться этим состоянием.
- Черт, - Джеймс уронил голову на кровать и тяжело дышал ртом. Голова слегка кружилась, хотелось улыбаться. - Это было…
Но не он успел договорить, как Майкл перехватил его поперек груди и резко дернул назад. Юноша тихо охнул, рухнув на пол и больно ударившись затылком, с прищуром посмотрел на возвышающегося над ним Майкла.
- Что…
Но мужчина словно не слышал его, не видел его непонимающего взгляда, рывком закинув дрожащие ноги юноши себе на плечи, навалился на него сверху, сгибая пополам.
Твердый член легко вошел в растянутое расслабленное тело, и Джеймс, взволнованно охнув, уперся руками в плечи Майкла, но тот уже начал двигаться, набирая скорость, резко вбиваясь во влажное тело. И он не дал Джеймсу возмутиться, грубо поцеловав его, кусая губы, и, не обращая внимание на то, что юноша не успел еще отойти от оргазма, снова ласкал его, заставляя тело наливаться густым возбуждением, и только что обмякший член снова становился тверже, а тело пробивала дрожь, когда твердый член проходился по простате.
- Ст… ой! Хватит… - задыхался юноша, попытавшись свалить с себя мужчину, но тот только крепче прижал его к полу и начал двигаться яростнее. Причинять боль.
Страх сжался где-то под сердцем, но стоило Майклу вновь сжать член Джеймса в руках, как взыгравший в крови адреналин только усилил возбуждение, но второй оргазм вышел смазанным, почти мучительным.
- Да что, черт… - Джеймс попытался выползти из-под Майкла, стоило ему только отстраниться, чтобы поправить влажные от пота волосы.
Стоять было трудно, ноги подкашивались, а по телу стекала теплая сперма. Своя и чужая.
- Дай передохнуть, - на выдохе попросил юноша. И когда Майкл рывком толкнул его на кровать и снова навалился сверху, это уже было страшно.
Джеймс плохо понимал, что происходило дальше.
Он пробовал отбиться, но сил не было, и Майкл, словно не замечая его попыток, не останавливался… Его прикосновения становились все более грубыми, все чаще поцелуи срывались на укусы, а ласковые прикосновения - на болезненно сильные. Тело горело от накатывающих волн возбуждения, млело в руках и дрожало в колкой панике.
Глубже, сильнее, резче.
Он утыкался лицом в подушку и снова стонал, пытаясь отползти, просил, почти кричал, умоляя остановиться, но Майкл точно не слышал, продолжал ласкать и вылизывать его тело, терзать его руками. Кожа становилась липкой от засыхающей спермы, и с каждым оргазмом сил оставалось все меньше, словно с каждый раз из плавящегося от болезненного наслаждения Джеймса выбивали весь дух. Пальцы уже слабо цепляются за простыни, и оттолкнуть такого огромного и сильного, словно обезумевшего Майкла нет сил.
- Я не могу… не могу больше… - шептал юноша, чувствуя, что все плывет перед глазами, а комната противно кружится, но вновь чувствовал, как шире раздвигают его ноги, как Майкл вылизывает его тело и не перестает его ласкать, и не было ясно, откуда в бледном шотландце еще оставались силы, чтобы снова отзываться на эти ласки, когда сознание уже плыло в непонятном мареве.
***
Джеймс не знал, сколько прошло времени, и уснул ли он или потерял сознание. Тело нещадно ныло и болело, а простыни пахли потом и спермой.
В комнате было темно, а на талии чувствовалась сильная теплая рука спящего рядом Майкла.
Джеймс невольно вздрогнул, словно ожидая, что мужчина рядом снова навалится на него, но нет. Он дышал глубоко и спокойно, не собираясь просыпаться. Юноша очень медленно пополз к краю кровати, стараясь дышать как можно тише и не шипеть от боли во всем растянутом и размятом теле. До чего же болели ноги… Мышцы ныли ужасно, и на мгновение Джеймс даже засомневался, что сможет встать. И не зря.
Красные, натертые ворсом ковра колени дрожали, пока Джеймс как можно тише пытался собраться. Он не хотел задерживаться тут даже на минуту, хотя все его существо требовало теплого и долгого душа, чтобы смыть с тела пленку засохшей спермы, которая, казалось, была повсюду. Но это потом. Потом-потом-потом.
Белье, джинсы, носки, футболка.
Тише, как можно тише.
Но у самой двери Джеймс все же покосился на спящего Майкла, не зная, что он чувствует к мужчине, который едва ли не насиловал его всю ночь, даже когда он кричал, прося его остановиться.
На душе противно кольнуло, и юноша невольно вспомнил чуть грустный голос Майкла, который постоянно повторял, что им нельзя видеться. Может, он был прав.
Может, Джеймс ошибался, когда беспечно решил, что все будет хорошо. Но сейчас, все, чего он хотел - поскорее добраться до общежития и отмыться.
========== Глава 5 ==========
За все то время, что Джеймс общался с Майклом, им каким-то чудом удавалось не пересекаться на территории университета. Это было не так уж и сложно, если не знать, что человек, которого ты так хочешь увидеть, всегда рядом. В одном здании. В одно и то же время. Просто поднимись в соседнее крыло и постучи в кабинет. Раньше, узнай об этом, Джеймс бы бросился по широким светлым коридорам на драм.кафедру в лучших традициях слащавых романтичных фильмов. Тех самых, где на фоне звучат переливчатые мягкие аккорды пианино, а главный герой, не видя толпы, несется к своему возлюбленному, утопая в лучах слепящего солнца, пробивающегося через высокие окна.
До чего же нереалистично.
Джеймс поправил очки. Носил он их редко, но сегодня был как раз такой редкий случай. Из-за кучи ненужных и в основном невеселых мыслей МакЭвой застрял возле кофемашины, гипнотизируя свой напиток, и опомнился, только когда на него начала кричать какая-то девчонка, ждущая своей очереди. На лекцию юноша опоздал, и потому пришлось занять свободное место на последней парте, с которого он решительно не видел ничего из того, что было написано на доске.
Да и не особо хотел видеть.
Чертовы мысли. Почему их нельзя было просто отключить?
И почему он чувствует себя виноватым?
Глупо и нелогично, и от этого хочется только сильнее злиться, но не получается.
Поэтому он затеял эти прятки. Делал все, чтобы случайно не столкнуться с Майклом, словно и не было ни встречи, ни ночи после нее. Хорошо бы еще притвориться, что они до сих пор общаются.
Этого так странно не хватало. Первой глупой мыслью после душа было какое-то привычное желание включить ноутбук, сесть на кровать и рассказать Майклу, какую безумную ночку ему довелось пережить. Джеймс даже потянулся, чтобы включить чат, но в последний момент вспомнил, что он и был с Майклом.
Эти образы наслаивались друг на друга и не хотели сходиться, хотя часть сознания Джеймса сухо кивала и говорила, что все к тому и вело.
Чего еще нужно было ждать, учитывая, как и где они познакомились?
Чертов интернет и извращенцы, которые в нем обитают.
Просто ему «повезло» наткнутся на одного из самых изощренных и скрытых маньяков в своей жизни. А еще этот маньяк знаменит. И сейчас находится в соседнем корпусе.
Джеймс прикусил карандаш, и, уставившись на чистый тетрадный лист, совсем не слушал лектора, но решил для себя, что нужно гнать от себя мысли о Майкле как можно дальше.
И боль, которая легко плавилась в его теле при ходьбе, усиливала его решимость.
***
Почти неделя прошла. А Майклу все еще казалось, что то утро длится и преследует его.
Он проснулся от рези в глазах - солнце доползло до кровати и противно светило в лицо, просачиваясь через сомкнутые веки.
Голова не болела, только в теле чувствовалась сладостная слабость. Но стоило только немного избавиться от оков сна, как мужчину пробил холодный пот.
Это было хуже самого страшного похмелья.
Он все помнил. Слишком хорошо.
Помнил, как они только пришли с Джеймсом. Помнил начало. Все было под контролем, но эта тонкая преграда готова была треснуть, подобно первому льду под подошвой ботинка. Его горячие алые губы и ласковые руки. То, как Джеймс тянулся и ласкался, как готов был отдаться.
И та фраза…
Проклятая фраза…
«Я докажу тебе, что тебе не нужно сдерживаться рядом со мной»
Она звучала в голове голосом Джеймса и соблазняла так же сильно, как и сам юноша.
Просто поверить, что он знал, о чем говорит.
Поверить, что он правда может ни о чем не думать рядом с ним, даже после всего, что уже произошло, и просто раствориться в пылком мальчишке. Держать его в руках. Крепко. Еще крепче. И уже не выпускать.
Не стоило.
Взрослый человек, а повел себя так глупо. Джеймс просто заигрался. Ему простительно: он еще так юн, так прекрасен и так наивен. Но Майклу стоило держать себя в руках…
Но он не думал об этом, без сил рухнув в постель рядом с уснувшим обессиленным юношей, крепко прижимаясь к нему, обнимая и утыкаясь в изгиб его зацелованной шеи.
И на какое-то глупое мгновение он действительно поверил, что утром, впервые отпустив себя, он проснется не один…
Это случалось уже не раз. И может случиться снова.
Вот только впервые после срыва Майклу не было все равно, и до боли в сердце хотелось объясниться, извиниться, вымолить прощения. Но Джеймс сбегал каждый раз, смешиваясь с толпой студентов, не появлялся в сети, и было ясно, что для него у этой истории уже давно настал конец.
И Майкл отпустил бы…
Отпустил, если бы был сильнее. Если бы не повторял себе, что просто хочет извиниться лично.
- Профессор?
Голос студентки вырвал Фассбендера из задумчивости, и он вновь увидел небольшой зал и свою драм.группу. Студенты смотрели на него, явно ожидая какой-то реакции, и Майкл затравленно улыбнулся, оскалившись собравшимся ученикам.
- Как вам сцена? - медленно начала намекать на суть происходящего Маргарет.
- Не годится, - тут же сказал Майкл. - Так… Я думаю, вам стоит разобрать отрывок на роли и завтра… Да, - он поднялся с места и закинул сумку на плечо, вновь теряя интерес к своим учениками, и даже не обратил внимание на глубокий вырез красного свитера миловидной студентки, сидевшей прямо перед ним и прожигающей его фанатичным взглядом.
- До завтра, - рассеянно произнес мужчина, одарив студентов еще одной улыбкой. Хватит. Все это похоже на пустую трату времени, а чувство вины и горечь готовы растворять его изнутри, выжигая органы подобно кислоте. И в ногах уже чувствуется напряжение. Нужно только добраться до него.
За неделю Майкл уже понял, что поймать Джеймса на занятиях или после он не сможет: шотландец ловко избегал его. Один раз, заглянув в кабинет к юноше, Майкл был уверен, что тот просто рухнул под стол, чтобы его не заметили. Было бы смешно, если бы в груди от этого не растекалось смолянистое пятно отчаяния.
Корпуса студентов и профессоров были отдельными, и в свободное время они практически не пересекались. А Майкл так и вовсе виделся только со своей группой, стараясь не попадаться на глаза остальным студентам, хотя все равно всегда находилась пара-тройка ребят, поджидающих его после лекций, чтобы наброситься с просьбами и вопросами. Майкл за всю свою долгую карьеру так и не смог толком свыкнуться со своей популярностью, хотя это было не так уж и сложно: широкую известность он получил только в театральных кругах, и на улицах его узнавали не так часто. Но этот институт был исключением, и Фассбендер всегда покидал его стены, стоило только закончить читать лекцию.
Может, именно поэтому охранник на проходной долго рассматривал его пропуск, сравнивая его с лицом известного актера, и даже поинтересовался, не ошибся ли Майкл зданием, но после уверенного «нет, мне именно сюда» не стал спорить и пропустил профессора в студенческий корпус.
Узкие коридоры и высокие потолки. Паркет в помещении потертый, местами вовсе стертый до темных пятен. Этаж и номер комнаты Фассбендер узнал из личного дела юноши, так что хотя бы рыскать по комнатам в поисках одного затравленного шотландского мальчишки ему не нужно будет.
Нужно было только поднять ворот серого пальто повыше и не встречаться взглядом с усталыми или, наоборот, слишком бодрыми студентами, снующими по коридорам. Не так уж сложно. Здесь никто ни на кого не смотрел, и Майкл надеялся, что не наткнется ни на кого из своих учеников с выпускного курса, тем более, их комнаты были гораздо выше.
На шестой этаж пешком, мимо лестничных пролетов, в которых местами не работали лампочки, а возле окон чувствовался едкий запах дешевых сигарет, от которого Майклу невольно захотелось самому задержаться и быстренько покурить. Просто чтобы успокоить нервы, чтобы появиться перед Джеймсом не таким напряженным.
Сердце сдавливает плохое предчувствие. Оно, словно инородное тело, распирает грудь изнутри и давит на легкие, мешая нормально вздохнуть, а чувство вины и стыда разъедает сознание, причиняя невыносимую боль, которую Майкл прежде не чувствовал.
Он просто хочет извиниться.
Возможно, стоило принести что-нибудь. Цветы? Глупость какая. Ни они, ни конфеты, ни дорогое вино не помогли бы ему загладить и часть своей вины перед нежным, слишком наивным юношей.
Последний лестничный пролет, и из-за плохо прикрытой двери уже виден свет шестого этажа.
Всего пара шагов.
Здесь было совсем мало народу: только несколько студентов шатались по коридору, не обратив внимания на мужчину, неспешно шагающего вдоль дверей.
65, 66, 67, 68…
Фассбендер замер перед дверью, глядя в ее мутный белый цвет, разглядывая серебристый железный номер. Казалось, края коридора вытянулись, сузились в крохотные точки по краям от этой двери, сжимая в себе реальность, уничтожая все вокруг.
Тишина.
Все звуки остались снаружи этого иллюзорного пузыря, и теперь собственное дыхание казалось Майклу оглушительным, а стук сердца мог сравниться с залпами пушек.
И так некстати вспомнился испуганный взгляд влажных голубых глаз Джеймса. Если бы только тогда Майкл мог понять, что это был страх, но чувства накрыли так сильно, что сознание отказывалось воспринимать очевидное. Нельзя было… Нельзя было позволять себе …
Стук почти не слышен, и мужчине остается только надеяться, что изнутри он звучит громче, чем снаружи. Он пытается прислушаться, различить шаги или какое-нибудь движение, но слышит лишь тишину, такую полную и звенящую, что на мгновение Майклу показалось, что у него заложило уши.