— Тут я. Прикидываю, в какой стороне притон. То есть гостиница.
— Ты в ней бывал?
— Нет, слышал. Говорят, не самое безопасное место в Холи Вуде, но накормят, по крайней мере, и каких-никаких захудалых кляч продадут. Дальше пешком идти бессмысленно, до Дримленда дорога неблизкая, а тебя поджимает время, насколько я понял.
— Ну… я не думал, что ты сопроводишь меня до самого дворца.
— А как я должен, по-твоему, поступить? Ты беззащитнее цыплёнка, не взял из драконьева логова ни денег, ни украшений, ни даже запасной одежды. Я уж молчу об оружии.
— А ты взял? Ты ничего не сказал заранее, ты не дал мне собраться! Гений.
— Я знал, что в бабкином огороде растёт капуста. За неё можно и приодеться, и охрану нанять. Впрочем, у нас теперь есть пистолет Волка и патронташ, жертвами маньяков не падём.
— Но мне показалось, ты меня в чём-то упрекнул.
Энджи сдержал искушение приложить ладонь к лицу в жесте безысходного отчаяния. Его любовник слишком знатен, наивен… и похож на глупенькую куклу. Очень красивую, впрочем, куклу.
— Тебе показалось.
Ладонь он, пересилив себя, в итоге предложил Принцу, повесил на плечо тяжёлую корзину и повёл наследника Дримленда вдоль оврага на восток и затем – дальше на юг.
Гостиница, то есть притон «Ведьмин Напёрсток» служил пограничным пунктом между Священным Лесом и королевством баньши – Краснотопьем. Официальной границей на этом участке карты являлось Солёное озеро, за которым начинались, собственно, красные топи, постепенно переходившие в красную пустошь, а те, в свою очередь, вплотную подползали к Белым Горам. Длинный горный хребет, в высоту достигавший (в максимальной точке) почти пяти километров, с одной стороны, надёжно защищал Дримленд от экспансии злого короля баньши, но с другой – очень мешал попасть безобидным людям, собственно, в страну их мечты. Пересечь Краснотопье невредимыми и одолеть высокие горы – задача непосильная для каждого горемыки, рождённого ползать, а не летать.
Ангел шумно вздохнул, сложил атлас и спрятал под чепчик. Из-за неутешительных выводов о провальности благородной рыцарской затеи на языке завертелся один вполне логичный вопрос.
— Ксавьер, а как твои родители доставили тебя в младенчестве из Дримленда в Холи Вуд?
— На драконе, — чуточку удивлённо ответил Златовлас. — Это же очевидно.
— Ну да… И где сейчас обретается это, с позволения сказать, транспортное средство? Оно не могло бы нам помочь?
— В замке моём остался. Пьёт по ночам эль, а днём спит беспробудно. За мной давно уж не следит. Может вполне пройти месяц, а то и два, прежде чем он хватится о пропаже и полетит к маменьке с папенькой докладывать.
— Обнадёживающая перспектива, — Ангел отошёл от очередного дерева, не найдя необходимого знака для продолжения пути, и с досады шмякнул корзиной об землю. Потом плюхнулся сам, подняв столб рыжей пыли. — Слушай, я устал. Сказка как-то скверно в середине переросла в роад-муви, только без полезных зелий на пнях, галлюциногенных грибов и волшебных монстров. И манна с неба не падает, и дождь из жареных кроличьих рёбер не идёт. Даже кокаин не радует, потому что не могу я злоупотреблять. От передозировки вполне рискую не подняться потом с этого самого места из-за инфаркта миокарда.
— Из-за чего?
— Не важно. Падаешь рядом?
— Падаешь.
Ксавьер сел, аккуратно подобрав полы платья, и положил одну невесомую ладонь на плечо хмурого Чёрного Берета.
— Я понимаю, ты голоден. Но мы скоро придём в твою харчевню и отдохнём по-королевски.
— Откуда тебе знать? Мы сбились с пути, в этой чёртовой глуши не ловит голубиная связь, белки отказываются со мной разговаривать, а одна ежиха, когда я постучался в дупло, от страха чуть не родила. Дикий народ какой-то, я в шоке, — раздражённый, он сам не заметил, как сбросил руку принца со своего плеча. Слова утешения замерли у того на губах.
Полувопросительная тишина продлилась для обоих юнцов вечность, а по факту – минуты две. Почуяв неладное, Ангел осторожно скосил глаза на Златовласа. «Только не хлюпай носом, прошу. Нытья я сейчас не перенесу», — мысленно взмолился музыкант, наркоман, преступник и просто юный шалопай.
Ксавьер смотрел не мигая в одну точку. Слезливая сцена отменялась, но такого внезапного стоического каменного Принца обозревать оказалось куда тяжелее, чем сопливого.
— Эй… — Чёрный Берет обнял его за талию, перехваченную шёлковой лентой.
— Ты веришь в судьбу? — безучастным голосом озвучил Принц свои мысли.
— Не особо.
— А в гадания?
— Ну что тебе сказать. Однажды бродячая цыганка нагадала Катрине, моей матушке, что у неё родится дочь. Вот, родилась, — Ангел кивнул на свои ступни, обутые в дорожные рокерские ботинки. — Обидно как-то и дебильно думать, что у меня в момент перерезания пуповины не разглядели член. Неужели он был таким маленьким?
— Сейчас я на твой размер жаловаться бы не стал.
— Могла ли бродяжка до такой степени запудрить матери мозги? Или все склонны верить только в то, чего хотят? И видеть только то, что хотят. Эгоистичные твари… Что о своих-то скажешь, Кси?
— Они не твари! Они… — он шмыгнул носом. — О Господи. Зачем я вру. Не знаю я их, откуда мне. После крестин и пьяных угроз феюшки Тарьи я распрощался с родителями. Я пятнадцать лет их не видел, Эндж. То есть… да я никогда их не видел! Два фамильных портрета посылками в замок отправили и всё. На первом папенька похож на кубышку, балансирующую на тоненькой ножке. Двух ножках. А на другом – маменька. Убедительно изображала песочные часы. Талию ей утянули корсетом до… нет, я не сосчитал бы, на обороте подписано было – до тридцати сантиметров.
— Грибная дева, как она дышит?!
— Никак, наверное. Не дышит и не разговаривает. Гримасы корчит.
— Но ты спросил о судьбе не поэтому?
— Глупости всякие подумал, Эндж…
— Ну, озвучь.
— Ты на смех меня поднимешь.
— Подниму, и что с того? Говори давай, и дальше двинемся.
— Я спросил себя, обязательно ли чувства означают секс. И могут ли двое принадлежать друг другу, не снимая трусов и не…
— Н-не понял? Ты же пёрся по нашей близости, чуть Волка не изнасиловал!
— Я дух твой боевой поднять хотел. И просто, сам не свой был, будто свихнулся ненадолго. Но уже прошло, — Ксавьер легко потянул за бант, завязанный на спине, высвободил талию, а лента шёлка осталась в руке у Ангела, по которому, кажется, проехался медвежий батальон…
— То есть как это прошло? — пробормотал он, сминая ленту в кулаке. — Ты хочешь сказать…
— Поцелуй истинного наркомана снял с меня проклятье. Ты не обязан делать для меня что-то большее. Я кажусь туповатым и беззащитным, но у меня хорошее зрение и нормальный змеиный нюх. Судя по твоему карманному атласу, мы на границе. Дальше я отправлюсь один. Перекуси в харчевне и обрадуй дома свою мать, а не мою.
— Мы что, зря дрались?! Чуть платья не порвали! Какого лысого ты говоришь сейчас то, за что я сам себе набил бы морду!? — он вскочил, весь красный, руки спрятал за спину, сжимая и ломая себе пальцы в отчаянии. — Мы же обо всём договорились! Я не отстану от тебя, даже если ты в пасть к чумному бегемоту полезешь!
— Ангел, ты не знаешь, что такое королевская воля. Я сам не знал – до этого часа. Я приказываю тебе вернуться.
— Но Краснотопье означает верную смерть! Насрать там всем будет на твою прыщаво-подростковую волю!
— Я же говорил, что ты смеяться будешь. Смеяться и не воспринимать всерьёз. Полезешь со мной в пекло и поплатишься за это.
— А ты, значит, какой-то особенный?! Тебя жадные до сочного человеческого мяса баньши не тронут?
— Прыщами отпугну, — хмуро отпарировал Принц. — Они людей не едят, воют лишь, оповещая о кончине чистокровных. Меньше страшилок у костра надо было слушать в детстве, Ангел. Дай мне немного денег, рассчитаюсь, как к родителям вернусь. Пришлю гонца с мешком золота, чтоб ты и твоя мать больше никогда не бедствовали. А теперь – будь здоров и прощай.
— Что это за фокусы?! — дебильные кокетливые ленты, созданные для повышения стоимости женских нарядов и усложнения раздевания, оказались не так уж и бесполезны. Чёрный Берет ловко накинул на шею Златовласа импровизированное лассо и крутанул к себе, не дав ступить и шагу. — Ты притворяешься дурачком, чтобы потом самому всех одурачить? Говори мне всё, что утаил! И зачем ты спросил меня о судьбе? О чувствах! О сексе…
Ксавьер убрал с лица растрепавшиеся локоны. Глаза покраснели, выдав все снедавшие его чувства, но голос остался ровным, деланно безразличным.
— Я понял кое-что. Вспоминая танцы с дриадами, твой бар, набитый орущими фанатками, твои глаза в момент моего отказа. Чувства не равняются сексу. Но они притянуты к нему насильно, потому что так… надо? Да, кому-то обязательно надо. Продажные придворные поэты и летописцы сочинили красивые, складные и убедительные сказки о любви. И моя няня Глория очень переживала, что я в них поверил. Но я разуверился. Сегодня. В конце радуги нет горшка с золотом.
— Ксавьер, нет… — сначала тихо, но уже предчувствуя ужасную развязку, попросил Ангел.
— На Рождество ко мне прилетал не Санта, а пьяный герольд от папеньки с мешком подарков, наугад отобранных из казны, из общей сокровищницы.
— Нет! — он ещё не кричал, но от мольбы в его голосе с деревьев разлетелись все птицы.
— Когда красавица заколдована в жабу, ни один принц её не расколдует поцелуем, потому что злые чары сильнее добрых побуждений. Зло сильнее добра.
— Кси, остановись! — он схватил упрямого белокожего оборотня поперёк талии, попытался оторвать от земли, поднять, унести, заткнуть ему как-то рот, шепчущий жестокие, жесточайшие вещи. Шепчущий правду. Омерзительную, голую, никому не нужную правду.
— Ты прячешь себя настоящего под безвкусным голубым чепчиком, ты бросил дома свою любимую чёрную вязаную шапку. Ты играешь по правилам этого мира, Ангел. Я влюбился в тебя против воли, опрометчиво и совершенно зря. Отпусти, ты преследуешь и догоняешь не меня, а свою немножко больную сексуальную манию. Ты найдёшь новую жертву, это будет легко, клянусь. Помани пальцем любого, не нужно буравить их тяжёлыми взглядами, просто помани, улыбнись… – и они пойдут. Если они помнят о твоих прошлых преступлениях – они забудут, если они рыдали из-за тебя в набитые отрубями подушки – они простят. Они обманутся новой надеждой, твоими мокрыми поцелуями и грязными загребущими руками, они полюбят тебя за прекрасное тело и огромные глаза – точь-в-точь так же, как это сделал я. И ты вдоволь напрыгаешься в стоге сена, вспотеешь, устанешь, испачкаешься, накормишься до отвала, а потом – повторишь всё на бис.
— Нет, нет, нет-нет, нет…
— Да, — голубые вены под прозрачной кожей проступили сильнее, тонкие мышцы неуловимо напряглись. Ксавьер разорвал ленту-лассо на шее и оттолкнул своего соблазнителя.
— Ты как будто… выглядишь старше, — пришибленно вымолвил Чёрный Берет, роняя орудие неудавшегося плена и бондажа.
— Я повзрослел. Мне дали хорошего пинка. А ты как будто тоже ждёшь пинка?
========== Глава 9 ==========
| Часть 2 |
IX
Две девушки в немного помятых платьях дошли до постоялого двора. Они держались за руки и вежливо улыбались, приветствуя тучного хозяина (по совместительству владельца трактира, бабника, алкоголика и скандалиста). Одна, та, что повыше, путешествовала с плетёной корзинкой, накрытой вязаной шалью, другая почему-то несла на раскрытой ладони горсть земли. Красивые и статные, они производили довольно странное впечатление – возможно, потому, что их успели убить горе и продолжительная ссора, но нахально подсматривавшим местным зевакам неоткуда было это знать.
Принц Златовлас и Чёрный Берет добрались до пограничного селения вместе, но врозь, не сказав друг другу после размолвки ни слова. Бледные, мрачные, старательно скрывающие плачущих внутри демонов за приветливыми улыбками, они приблизились к стойке регистрации.
— Кнут Пивное Брюхо, сердечно рад, мадемуазели, чем могу служить? — трактирщик пригладил лысину и приосанился. Последние минуты три он ещё пытался втянуть огромный живот, но безуспешно. Да и звучное имя просто обязывало не вредить имиджу заядлого выпивохи.
— Добрый день, нам бы комнату… — неуверенно начал Ангел.
— Две комнаты, — подсказал Ксавьер.
— Да, две, желательно не смежные. И что-нибудь перекусить.
— Комната свободна только одна, есть местечко в сарае. Если мадемуазели желают…
— Нет, пусть будет одна на двоих, не страшно, — быстро перебил Чёрный Берет.
— Записываю. Еду подать вам туда, наверх?
— Да, через полчаса, если можно.
— И пару бутылок молодого вина, — снова подсказал Кси.
— Да, вина. Можно игристого.
— И лошадей. У вас есть лошади?
— Лошадей не содержу, сожалею. Но есть ездовые страусы, объезженные самки, трёхлетки.
— А для прогулок по болотам годятся? — дрогнувшим голосом осведомился Принц.
— Не только годятся, а просто идеальны – благодаря широким сильным лапам никогда не вязнут в трясине. Отдам всего за тысячу золотых или за семьсот дримлендских долларов по вчерашнему кросс-курсу.
— Это за одного страуса? — уточнил Кси.
— За двух!
— Но нам нужен один, — он быстро глянул на изменившегося в лице Ангела. — То есть не нам… мне. Люблю покататься, знаете ли…
— Конечно, конечно, — Кнут засуетился, выбежал во двор, придержав ходящее ходуном брюхо, крикнул что-то кухарке и вернулся, помахивая куском коричневого пергамента. — Вам в аренду посуточно или в вечное пользование?
— Покупаю, — Принц снова глянул на Ангела, но уже с ясно читаемой просьбой. Тот запустил руку под шаль, пошелестел в корзинке и вынул такую толстую пачку денег, от которой у трактирщика потемнело в глазах и уши затряслись от жадности. — Сколько за одного?
— Три… триста семьдесят, — выдавил Кнут и промокнул невзначай вспотевшую лысину.
— Знаете что? Я тоже хочу покататься, — решительно выплюнул Эндж и положил на стойку семь стодолларовых банкнот. — По вашему кросс-курсу, можете пересчитать. Когда ждать в комнаты вина и яств?
*
Апартаменты на втором этаже напоминали не гостиницу, а какой-нибудь чердак времён столетней войны: пыль, копоть на стенах, старая, изъеденная древоточцами мебель, колченогие кресла, пропахшие нафталином одеяла и хромой туалетный столик. Ксавьер брезгливо встал посреди комнаты, боясь к чему-либо притронуться, даже подол платья подобрал.
— Сядь, — Эндж пододвинул ему кресло.
— А если оно рассыплется в прах?
— Ну второе же кресло подо мной не рассыпалось.
Впрочем, Принц воротил нос от трухи и запустения недолго: им принесли горячую баранину в горшочках, тушёную морковь, томаты и запечённые с орехами яблоки. Вино в пузатой тёмно-зелёной бутыли тоже оказалось вполне сносным, хоть и кисловатым. На сытый и пьяный желудок всё казалось не таким убогим. В соседнем номере кто-то громко храпел, со двора несло дымом и навозом, Ангел захлопнул ставни ещё перед обильной трапезой, сбросил старые одеяла на пол, затыкая щели между досками, а потом и дверь запер, трижды проверив щеколду.
— Перед долгой дорогой не мешает выспаться. Кровать одна, ложись ты, Кси, я покараулю.
— Зачем? Ляг со мной и тоже спи.
— Этот жирный ублюдок хочет нас обокрасть, так что нет, спасибо, я лучше постерегу.
— Да с чего ты взял?
— Так сложно довериться мне в последний раз?
— Ангел, не начинай, — Златовлас отставил недоеденное за десертом яблоко. Горсть земли, назначение которой его спутнику осталось непонятным, он бережно ссыпал в мешочек, найденный непосредственно в комнате, в большом сундуке у изножья кровати. Помимо пустых мешков сундук в обилии наполняло разнообразное тряпье, мужская и женская одежда, страусиная сбруя, страусиные же перья, перчатки, фетровые шляпы… Нашлась даже пара сапог со шпорами. — Я переоденусь?
— Валяй. Надеюсь, эти шмотки снимали не с покойников.
— Умеешь подбодрить.