Результаты этой возглавленной Лениным кампании не были, однако, особенно значительными, и многие руководители партии отнеслись к призывам вождя без особого энтузиазма. Известно, например, что А. И. Рыков, занимавший в 1918–1921 гг. пост председателя ВСНХ, выступил на заседании Совнаркома против диктатуры Наркомпрода. Он предложил не вводить диктатуры в продовольственном деле, а изменить хлебную и продовольственную политику. Руководители Петроградской организации РКП(б) во главе с Г. Зиновьевым не хотели посылать десятки тысяч лучших рабочих города на заготовку хлеба в деревни. Они опасались остановки работы многих предприятий города и распыления петроградского пролетариата. К концу мая 1918 года во всех продотрядах, подчиненных Наркомпроду, имелось не более трех тысяч человек. Кроме этих отрядов, носивших громкое наименование «Продармии», были созданы отряды Военпродбюро ВЦСПС, но и в них на конец мая 1918 имелось несколько тысяч человек.
Ленин предложил тогда объявить всю страну на военном положении и сосредоточить большую часть усилий Военного комиссариата на решении продовольственных проблем, эти предложения Ленина об использовании Красной армии для сбора хлеба были вскоре обсуждены и одобрены в СНК и в ЦК РКП(б). Однако сама Красная армия тогда еще только формировалась, ее возможности были невелики. К тому же очень скоро ее пришлось использовать по прямому назначению.
1 июня 1918 года в центральных газетах было опубликовано воззвание СНК «Все на борьбу с голодом!», в котором, в частности, говорилось: «С каждым днем продовольственное положение республики ухудшается, хлеба все меньше и меньше доставляется в потребляющие районы. Голод уже пришел: его ужасное дыхание чувствуется и в городах, и в фабрично-заводских центрах, и в потребляющих губерниях.
Что должны делать рабочие и крестьянская беднота, чтобы выйти из создавшегося положения и не дать голоду разрушить завоевания революции? Как и где взять хлеб в ближайшие дни?
Товарищи рабочие и голодающие крестьяне, вы знаете, где находится хлеб. Почти все хлебные излишки – у деревенских кулаков. Разбогатевшие во время войны, скопившие огромные суммы денег, они не нуждаются в сбыте хлеба и держат его, выжидая повышения цен или продавая по спекулятивным ценам. Нажившись на войне, они теперь хотят нажиться на голоде… Деревенские кулаки требуют отмены хлебной монополии и изменения твердых цен. Хлеб у кулаков надо взять силой, надо идти крестовым походом против деревенской буржуазии… Скорее формируйте вооруженные отряды из выдержанных и стойких рабочих и крестьян, скорее высылайте их в распоряжение центральной власти. Беспощадная война против кулаков! Сим, и только сим, товарищи рабочие и голодающие крестьяне, вы победите голод и пойдете к другим победам по пути к социализму». Это воззвание подписали десять деятелей СНК во главе с Лениным, Троцким и Цюрупой.
Показательно, что во всех этих грозных воззваниях можно было найти угрозы кулакам, мешочникам, спекулянтам, но в них нет ни слова о помощи деревне в проведении весеннего сева. Здесь не было никакой заботы о будущем урожае.
Как и следовало ожидать, все другие партии выступили против этого «крестового похода» в деревню. Решительно протестовали не только правые, но и левые эсеры, обладавшие очень большим влиянием в деревне. Газета левых эсеров «Знамя труда» была заполнена протестами против политики большевиков. Что касается меньшевиков, то они выступали против создания продотрядов, ссылаясь на интересы рабочего класса.
Писатель К. Паустовский, который был в 1918 году молодым репортером, оставил нам описание одного из заседаний ВЦИК, на котором обсуждался вопрос о продотрядах:
«Список ораторов подходил к концу. Тогда Мартов очнулся и вялым голосом попросил слова. Зал насторожился. По рядам прошел предостерегающий гул. Мартов медленно, сутулясь и покачиваясь, поднялся на трибуну, обвел пустыми глазами зал и начал тихо и неохотно говорить, что проект декрета о посылке продовольственных отрядов в деревню нуждается в более точной юридической и стилистической редакции. Мартов долго рылся в своих записях, не находя того, что ему было нужно, и с досадой пожимал плечами. Зал убедился, что никакого взрыва не будет. Снова зашелестели газеты… Вдруг зал вздрогнул. Я не сразу понял, что случилось. С трибуны гремел, сотрясая стены, голос Мартова. В нем клокотала ярость. Мартов потрясал перед собой сжатыми кулаками и кричал, задыхаясь: “Предательство! Вы придумали этот декрет, чтобы убрать из Москвы и Петрограда всех недовольных рабочих – цвет пролетариата! И тем самым задушить здоровый протест рабочего класса!” После минутного молчания все вскочили с мест. Буря криков понеслась по залу. Его прорезали отдельные выкрики: “Долой с трибуны!”, “Предатель!”, “Браво, Мартов!”, “Как он смеет”, “Правда глаза колет!”. Свердлов неистово звонил, призывая Мартова к порядку. Но Мартов продолжал кричать еще яростнее, чем раньше. Свердлов лишил Мартова слова, но тот продолжал говорить. Свердлов исключил его на три заседания, но тот только отмахнулся и продолжал бросать обвинения одно другого злее. Свердлов вызвал охрану. Только тогда Мартов сошел с трибуны и под свист, топот, аплодисменты нарочито вышел из зала».
Было ясно, что крестьяне добровольно отдавать хлеб не будут. Поэтому во всех воззваниях к рабочим говорилось о «беспощадном подавлении» сопротивления кулаков и спекулянтов. На практике это означало террор. И действительно, в поправках к декрету о продовольственной диктатуре Ленин писал: «Сильнее подчеркнуть основную мысль о необходимости для спасения от голода, вести и провести беспощадную и террористическую борьбу и войну против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба. Точнее определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьме на срок не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из общины».
Однако и эти меры оказались недостаточными, и вскоре ВЧК и продотряды получили право расстрела саботажников и спекулянтов. Оправдывая позднее введение смертной казни, против которой еще год назад большевики выступали даже более решительно, чем другие партии, Ленин теперь заявлял: «…революционер, который не хочет лицемерить, не может отказаться от смертной казни. Не было ни одной революции и гражданской войны, в которых не было расстрелов… Перед нами стоит самый трудный период, именно период, который остался до урожая. Ссылаются на декреты, отменяющие смертную казнь. Но плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона. Законы в переходный период имеют временное значение. И если закон препятствует развитию революции, он отменяется или исправляется».
К середине июня 1918 года террор усиливается. 16 июня нарком юстиции П. И. Стучка подписал приказ, в котором говорилось: «Революционные трибуналы в выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и прочим не связаны никакими ограничениями».
Этот же террор, начатый для ликвидации хлебных затруднений, распространился и на города; после убийства правыми эсерами одного из руководителей Петроградского совета В. Володарского Ленин направил Г. Зиновьеву, возглавлявшему тогда Петроградский совет, следующее письмо: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услышали, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что Вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекжисты) удержали.
Протестую решительно! <…> Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает».
Разумеется, усиление массового террора, особенно в деревне, вызвало бурный протест меньшевиков и правых эсеров. В этих условиях ВЦИК принял решение вообще исключить из своего состава представителей партий эсеров (правых и центра) и меньшевиков. Изгнание из Советов левых эсеров произошло всего через один месяц – в июле 1918 года.
Действия продотрядов в деревне, как и все другие декретированные «исключительные меры», не остались без ответа со стороны крестьянства. Как свидетельствовал Н. Кондратьев, «на вооруженное насилие деревня, наводненная вернувшимися после стихийной демобилизации армии солдатами, ответила вооруженным сопротивлением и целым рядом восстаний. Вот почему период от весны и до глубокой осени 1918 года представляется временем кошмарной и кровавой борьбы на полях производящей деревни».
3. Образование комбедов и начало Гражданской войны в России
Несмотря на воззвания СНК и ВЦИК, формирование продовольственных отрядов в городах шло в мае и в начале июня 1918 года очень медленно. В середине июня Главному управлению Продармии, которая была создана Наркомпродом, были подчинены отряды с общей численностью около трех тысяч человек. В самом конце июня Продармия насчитывала 4167 человек. Больше всего продармейцев дал все же Петроград. Вся Москва и соседние с ней промышленные центры дали всего около тысячи человек. Еще меньше «продармейцев» поступило в распоряжение Наркомпрода из других городов России. Но что могли сделать эти несколько тысяч человек на бескрайних просторах сельской России, деревенское население которой было в то время настроено враждебно к большевикам? Небольшие и плохо вооруженные отряды рабочих не могли сломить сопротивление деревни, и были случаи, когда направленные туда отряды уничтожались поголовно.
Надо иметь в виду, что большевики всегда считали себя партией рабочего класса и почти не имели организаций в деревне. В многотомной «Истории КПСС» мы можем прочесть, что на конец 1917 года во всей России было зарегистрировано всего 203 сельские ячейки и 4122 члена партии. Комментируя эти данные, историк М. А. Китаев писал: «Сеть сельских партийных организаций росла медленно и в первой половине 1918 года. В 48 губерниях России в феврале 1918 года функционировало всего 52 укома и 16 волкомов. Партийные организации были, как правило, очень малочисленными. Так, например, Талдомская волостная организация Тверской губернии, созданная 28 февраля 1918 года, насчитывала всего 12 коммунистов. В апреле 1918 года во всех партийных организациях Ярославской губернии состояло на учете всего 590 коммунистов». Во многих производящих губерниях, в Сибири, в станицах Дона и Кубани о большевиках чаще всего знали лишь понаслышке. Ничего не знали здесь и о меньшевиках. Из левых партий здесь знали только об эсерах, о народных социалистах и иногда об анархистах. В подавляющем большинстве деревень и сел России не имелось вообще никаких большевистских организаций. Неудивительно, что в такой далекой от большевистского влияния деревне небольшие продовольственные отряды встречались враждебно и мало что могли сделать.
Когда это стало очевидным, среди руководства большевиков возникла мысль о необходимости расколоть деревню и таким образом создать себе здесь какую-то социальную опору. Эту цель и преследовал новый декрет ВЦИК от 11 июня 1918 года со скромным наименованием «Об организации и снабжении деревенской бедноты». Согласно этому декрету, в круг деятельности создаваемых в деревне комитетов бедноты входило в первую очередь распределение хлеба, предметов первой необходимости, сельскохозяйственных орудий, а также содействие продотрядам. В декрете говорилось, что часть изъятого хлеба должна выдаваться самим беднякам, причем «со скидкой с твердой цены», то есть фактически бесплатно. Хотя комбеды формально были организациями бедноты, они очень скоро стали фактической властью на селе, своеобразными деревенскими ревкомами, оттеснив на второй план сельские Советы, в которых главную роль играли середняки и кулаки, составлявшие вместе большинство населения на селе. Впрочем, очень скоро комбедам было предложено и формально перенять власть на местах у «засоренных» Советов.
Нет сомнения, что создание комбедов намного облегчило работу продотрядов. Объединив беднейшую часть крестьянства, комбеды создали большевикам социальную опору в деревне, придав реальный смысл понятию диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства. В этом смысле комбеды не только укрепили диктатуру пролетариата, но и, вероятно, спасли ее от близкой гибели. Ленин был прав поэтому, когда он говорил позднее, что создание комбедов было «поворотным пунктом и показало, что рабочий класс городов, объединившийся в Октябре со всем крестьянством для того, чтобы разбить главного врага свободной, трудящейся и социалистической России, чтобы разбить помещика, от этой задачи пошел вперед … к союзу с беднейшей частью крестьянства, дабы пробудить в деревне социалистическое сознание».
Различного рода книг и статей о комбедах в СССР было опубликовано очень много. Однако почти во всех работах о комбедах проводится обычно мысль, что именно с их созданием связано «перенесение социалистической революции из города в деревню», что в деревне «социалистическая революция началась с лета 1918 года» и т. п. Но это крайне спорный тезис. Да, это верно, что комбеды поддержали тогда советскую власть в городах и внесли в деревню «дух острой классовой борьбы». Но ведь беднейшее крестьянство в отличие от городского пролетариата вовсе не было тогда носителем социалистических идей. Главной целью деревенской бедноты было не создание каких-либо социалистических хозяйств, колхозов или совхозов. Она мечтала провести в деревне новый передел земли и имущества, и именно такой передел начался здесь после создания комбедов. Если Октябрьская революция сопровождалась уничтожением помещичьего хозяйства, то после создания комбедов в российской деревне началось уничтожение кулацкого, то есть крупного крестьянского хозяйства. Только это первое в нашей истории раскулачивание не сопровождалось созданием крупных коллективных хозяйств, а привело к созданию множества новых мелких и средних хозяйств. Новый передел земли принял огромные масштабы: по приблизительным данным, у богатых крестьян было отобрано около 50 миллионов гектаров земли из имевшихся у них 80 миллионов. У этих же богатых крестьян отбирали часть рабочего скота, сельскохозяйственных орудий, мельницы, часть домашнего имущества. Все это отбиралось обычно безвозмездно, хотя имущество богатых крестьян было лишь частично создано за счет эксплуатации труда батраков. Большая часть этого имущества была создана и трудом самих кулаков. Были случаи, когда отобранная у кулаков техника поступала в прокатные пункты – для общего пользования. Были случаи создания небольших коммун или артелей. Однако большая часть отобранного у кулаков имущества и земли просто переходила в руки малоимущих крестьян или батраков. Кроме того, был подтвержден введенный ранее запрет сдавать землю в аренду и нанимать батраков, который до лета 1918 года фактически не исполнялся. Раскулачивание 1918 года отличалось, однако, от раскулачивания 1929–1932 гг. тем, что семьям кулаков оставлялась часть земли, усадьба, часть имущества, инвентаря и часть рабочего скота. Они превращались в середняков, а не выселялись за пределы своей деревни или за пределы области, как это было позднее в годы сплошной коллективизации.
Конечно, создание и деятельность комбедов в 1918 году помогли продовольственному снабжению городов и работе продовольственных отрядов, комбеды укрепили социальную базу большевиков в деревне, хотя их создание и их деятельность никак нельзя назвать «социалистической революцией». Нельзя умолчать и о том, что этот, по выражению Ленина, «последний и решительный бой с кулачеством» был вместе с тем весьма рискованным предприятием и имел немало тяжелых последствий. Да, это верно, создание комбедов и их активная антикулацкая деятельность (а ведь только в 33 губерниях РСФСР было образовано более 100 тысяч комбедов) нанесли сильнейший удар по капитализму в деревне. Однако раздел кулацких земель и дальнейшее «осереднячивание» деревни не имели ничего общего с дореволюционной программой по аграрному вопросу самих большевиков. Разгром кулачества был одновременно чувствительным ударом по производительным силам русской деревни, ибо на смену более производительным и более товарным богатым хозяйствам создавались новые бедняцкие и середняцкие хозяйства, которые почти не производили товарного хлеба. Тем самым, решая сиюминутные текущие задачи снабжения хлебом как городов, так и малоимущих слоев деревни, Наркомпрод до крайности затруднял решение тех же проблем не только в более отдаленном, но и в близком будущем. Уже урожай 1918 года, несмотря на демобилизацию и возвращение в деревню миллионов работников, был меньше урожая 1917 года. Это было связано не только с погодой, но и с разгоревшейся в деревне аграрной революцией. К тому же отбирать впоследствии хлебные «излишки» у середняков и бедняков было несравненно труднее, чем отбирать хлеб у помещиков и сельской буржуазии.