– Давай помогу встать, чудовище, – я приняла его ладонь, но вместо того, чтобы подняться на ноги, я притянула Гейба к себе, и через несколько мгновений мы оба лежали в снегу и искренне смеялись, глядя друг на друга. Еще бы, весь облепленный снегом, волосы взлохмачены, а нос и щеки покраснели от мороза – таким я его еще не видела. Но даже если мужчина выглядел нелепо, то о своем внешнем виде я боюсь даже подумать.
– Прекрати ржать, дурочка. Я тут пытаюсь серьезными делами заниматься, – пытаясь скрыть улыбку, произнес он через несколько минут.
– Ох, какие мы важные! – шутливо фыркнула я, – И чем же таким серьезным ты пытаешься заниматься?
– Жизнь тебе спасать, если ты не забыла. Уж очень мне не терпится желание загадать. Я привел тебя сюда для того, чтобы научить видеть красоту в самых привычных вещах, – задумчиво произнес мой спутник, укладываясь на снегу поудобнее и поднимая глаза в небо. Я удивленно изогнула правую бровь, но все же последовала его примеру.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Изабелл? В том, что ты отказываешься замечать приятные моменты, обращая внимание лишь на негатив. Конечно, такая жизнь кого угодно до суицида доведет! Посмотри в небо. Что ты видишь? – спросил он, даже не взглянув на меня.
– Тучи вижу. Но снежинки мешают, лезут в нос и глаза, – ответила я, пытаясь избавиться от надоедливого покалывания в глазах. Гейб недовольно вздохнул и сказал:
– Вот видишь, опять негатив – тучи темные, снежинки мешают, лежать холодно, этот придурок прикопался, – с улыбкой на лице заметил он, – А я вижу прелестные ватные облака и миллионы неповторимых снежинок, непохожих одна на другую. А еще рядом со мной сейчас лежит самая удивительная девушка, которую я когда-либо встречал, хоть она и думает, что выглядит глупо в бесформенной куртке и дурацком шарфе, закрывающем половину лица. Видишь разницу, Иззи? И как ты думаешь, кто из нас счастливее?
Глупый. Неужели он действительно думает, что я услышала последние два предложения? Нет, я слишком занята осознанием того факта, что Гейб считает меня самой удивительной и ничуть не нелепой. Господи, наверное, я сегодня напьюсь от счастья. Дура.
– Иззи? Иззи! – навязчиво теребил меня за плечо мужчина, пытаясь привести меня в чувство. Я лишь взглянула на него пустым взглядом и задала вопрос, который не давал мне покоя все последние дни:
– Кто ты? И зачем тебе все это нужно? – встретив непонимание в глазах Гейба, я продолжила засыпать его лавиной вопросов: – Почему тебе так важна моя судьба? И откуда ты вообще знал о том, что я собираюсь покончить с собой? Ответь мне, – шептала я, испуганно глядя на спутника. Только сейчас я начала понимать, как же много несостыковок во всей этой истории, как много вопросов, на которые я не нахожу ответа. И это пугает. По-настоящему пугает.
– Я знал, что когда-нибудь ты начнешь что-то подозревать, но не думал, что так скоро. Надеялся оттянуть этот момент, но увы… Я могу рассказать тебе, Изабелл. Но не здесь, – рука Гейба мягко касается моего лба, и на несколько мгновений меня ослепляет яркая вспышка света, лишая способности видеть. Я словно проваливаюсь в незримую пропасть, исчезает все – снег, темное небо, тусклый свет фонаря. Остается только темнота. Звенящая и пугающая.
Я пришла в себя в своей квартире. Я лежала на диване лицом к стене, бережно укрытая пледом, но уже без верхней одежды. Перевернувшись на другой бок, я встретилась взглядом с Гейбом.
– Наконец ты пришла в себя. Ты потеряла сознание при транспортировке. Такое иногда случается, все будет в порядке. Как ты себя чувствуешь? – спросил он, присаживаясь на корточки. В его взгляде читалась тревога, нежность и… сожаление?
– Нормально, только голова немного кружится. Но какая еще транспортировка? – удивленно переспросила я, пытаясь сесть. Заметив мои жалкие попытки, мужчина помог мне, бережно держа за плечи, и сел рядом, уставившись в пол.
– Я все объясню. Ты можешь прогнать меня, кричать и злиться, но выслушать обязана до конца, Иззи, – я молча кивнула, приготовившись внимательно слушать. – Все те встречи в день нашего знакомства были не случайны. Я специально натыкался на тебя весь день, чтобы ты, наконец, обратила на меня внимание. Но и до этого я долго наблюдал за тобой, следил, если хочешь. Я знал о тебе все: где ты работаешь, с кем общаешься, что ешь и что читаешь – все. Но началось все именно с твоего плана на Рождество. Именно этим бессмысленным стремлением к самоуничтожению ты меня и заинтересовала. Мне просто стала интересна причина, по которой человек может так бесстрастно планировать самоубийство.
– Но как? Как ты следил за мной, откуда узнал о суициде? – все равно у меня в голове не все укладывалось, ведь как обычный человек может узнать подобную информацию?
– Ты верующая? – неожиданно спросил Гейб, заглядывая мне в глаза. От неожиданности я аж рот разинула, но все же утвердительно кивнула. – Значит, должна и об архангеле Габриэле знать. У тебя даже иконка маленькая есть, кажется, где-то в платяном шкафу лежит.
– Мне сейчас не до религий, Гейб! – вскрикнула я. В голове появилась маленькая догадка, казавшаяся такой нелепой и глупой… Всего лишь совпадение, Иззи, совпадение.
– Уверена? Как раз таки религия напрямую связана с нашим разговором. Можешь не верить, отрицать или называть психом, но это так. Иззи, – мужчина глубоко вздохнул, словно готовясь к прыжку, и выпалил: – Я не человек. Я – архангел Габриэль.
========== С улыбкой на лице ==========
Шок? Нет, слабовато. Такое короткое слово, состоящее всего лишь из трех букв, вряд ли может передать все те чувства, которые я испытывала в тот момент. Тут нужно какое-то более точное определение, но мысли путаются, мешая подобрать подходящий эпитет, фразу, словосочетание… Да хоть что-то, способное помочь выразить эти ощущения.
Несколько мгновений я молча смотрела в пол, не смея оторвать глаз от мягкого ковролинового покрытия с пушистым ворсом, в котором ступни просто утопали. Да, спасибо Икее, ее ковер отвлек меня хоть ненадолго.
– Иззи? – обеспокоенно позвал меня Габриэль, аккуратно касаясь моего плеча своей ладонью. На моих губах появляется едва заметная улыбка, постепенно перерастающая в обезумевший оскал. Я начинаю сотрясаться от приступа беззвучного смеха, истеричного и безостановочного.
– Ты просто сумасшедший, ведь так? Маньяк, предпочитающий сначала свести жертву с ума, ведь это приносит тебе извращенное наслаждение. Я права, «архангел Габриэль»? Ты просто убийца с гипертрофированным самомнением, а я твоя новая победа, трофей на сувенирной полке.
– Нет, Иззи, я ведь…
– А может просто я съехала с катушек? А ты лишь мое больное видение, как при сорокаградусной температуре во время гриппа, – продолжала смеяться я, не сводя глаз со смешного узора своих носков. Иногда в моем гардеробе появляются довольно нелепые, но милые вещи, как эти розовые носочки с изображением маленьких гномов. Забавно…
– Это довольно естественно – не верить. Но я могу доказать, – тихо сказал Гейб, осторожно придвигаясь ко мне. Я резко отпрыгнула от него, не давая приблизиться. Инстинктивный страх, попытка самосохранения – называйте так, как хотите, но этого человека (или не человека?) я подпускать к себе больше не планировала.
– Не подходи ко мне! – прокричала я, отлетев в другой конец комнаты. В висках отстукивал бешеный ритм, противно пульсируя, а в ушах отвратительно звенело. Я забилась в угол, прижавшись спиной к книжному шкафу, который давал хоть какую-то гарантию, что со спины меня не ждет нападение возможного напарника этого психа.
– Изабелл, позволь мне… – мягко произнес он, медленно подходя ко мне. От отчаяния я сползла на пол, ведь бежать было некуда, последние пути отступления были отрезаны. Вжавшись в стоявший позади шкаф, я свернулась в клубок, стараясь уменьшиться как можно сильнее, стать маленькой и незаметной. А вдруг подействует, как у ежей? Глупо, но какие только мысли не приходят в голову во время панического страха. А у меня он и вправду был паническим.
– Не трогай меня. Пожалуйста, – охрипшим голосом попросила я, стараясь сдержать обжигающие слезы. Я и сама не понимала, почему хотелось плакать: то ли из-за страха, то ли из-за обиды, что опять ошиблась. Ошиблась, доверившись незнакомому человеку, поддавшись мимолетному увлечению. Ну что ж, дело сделано, остается лишь ждать, надеясь на милость судьбы. Вновь глупо, но видимо мой рассудок отказывается действовать в подобных ситуациях.
Тем временем Габриэль присел на корточки рядом со мной. Я сразу же зажмурилась, боясь встречаться с ним взглядом. Через несколько мгновений у моего уха раздался горячий шепот:
– Я никогда не причиню тебе вреда, слышишь? Ни-ког-да, – повторил Гейб уже по слогам, аккуратно беря меня за руку. К собственному удивлению, я не только не выдернула ладонь – наоборот, лишь крепко сжала его руку, из-под ресниц разглядывая побелевшие костяшки пальцев. Неужели я делаю это снова? Снова доверяюсь ему, хоть минуту назад и проклинала себя за это. Снова забываю обо всем, стоит этому мужчине коснуться меня. Да уж, наверное, это не лечится.
Встряхнув головой, я одергиваю себя, возвращаясь в реальный мир, находящийся далеко за пределами планеты единорогов, беззаботно скачущих по радуге. Резко отдергивая руку, я смотрю прямо в глаза Габриэлю и начинаю говорить:
– Уходи, – поежившись от собственной решимости, я продолжила: – Уходи и никогда не возвращайся, будто тебя и не было в моей жизни. Не было этой встречи, постоянных дурачеств, моего увольнения и игры в снежки. Все просто сон, сказка, которую я случайно придумала в очередной приступ бессонницы. И ты – лишь моя фантазия, ночное видение, вызванное усталостью и моим больным воображением. Просто уходи.
Голос был жестким, словно деревянным, но все равно предательски дрожал на последних словах. Рядом раздался едва слышный вздох. Сквозь сплошную пелену слез, застилавшую покрасневшие глаза, я все же смогла разглядеть силуэт уходящего мужчины. Он решительно направлялся к выходу, но у самой двери замешкался, словно хотел что-то сказать на прощание. Но промолчал, не проронил ни слова и просто ушел.
Тишина, нарушаемая лишь звуком удаляющихся шагов, давила на меня со всех сторон. Неужели все так просто закончится? Так нелепо, буквально за десять минут, можно потерять человека, который намерился изменить всю твою жизнь, ничего не требуя взамен. Или все же это было манипулированием? Кто знает, что на уме у Гейба, вся его сущность так и останется для меня загадкой, ведь я все еще не решила – герой он или извращенный маньяк.
От обиды у меня защемило в груди, и я просто легла на пол, сворачиваясь в маленький комочек, давясь беззвучными слезами. Внутри все разрывалось от неопределенности, а тупая боль растекалась по моим жилам, по каждой вене и капилляру, заполняя собой весь организм, отравляя и так помутившийся рассудок. Хотелось кричать, срывая голос и не жалея связок, разбить кулаки о стену, мечась по квартире в истерике, но какая-то незримая сила просто приковала меня к дощатому полу, не позволяя подняться на ноги. Я лишь сильнее стиснула зубы и продолжила поглаживать указательным пальцем мягкий ворс ковра, лежащего неподалеку, – это было единственным движением, на которое я была способна в данный момент. Полное опустошение. Абсолютное и окончательное. Именно таким я представляла свое состояние в предстоящую рождественскую ночь, но кто бы мог подумать, что такое случится немного раньше, и все пойдет не по плану. Но если я чувствую себя так на полторы недели раньше, то что мешает мне перенести срок, чтобы избавиться от стольких бессмысленных страданий?
Резко подскочив с пола, я небрежным жестом стерла остатки слез и бросилась носиться по квартире, чтобы найти снотворное, специально подготовленное для этого случая. Нет, я не собиралась покончить с собой сразу же, ведь нужно было попрощаться с любимым Бостоном со всеми его улочками и уютными кафе, заснеженными парками и вечно торопящимися жителями. Я слишком любила свой город, чтобы уйти не попрощавшись.
Наконец я приготовила небольшой стеклянный пузырек, доверху наполненный белыми капсулами, способными подарить мне то облегчение, которое после ухода Габриэля не сможет дать больше ничто и никто. С легкой улыбкой взглянув на котенка, дремлющего в кресле в гостиной, я шепотом попрощалась с ним ненадолго и неспешно покинула квартиру.
Под ногами грустно поскрипывал свежий слой снега, который шел не прекращаясь уже который час. На темном небе не было видно ни единой звездочки, и даже мертвенно-бледный лунный диск не выглядывал из-за какого-нибудь облака. Лишь чернильная темнота, поглощающая весь город, и тяжелые снежные тучи, в которых стыдливо прятались верхушки небоскребов. Со всех сторон меня окружали яркие витрины магазинов, пестрящие заманчивыми вывесками и праздничными украшениями. Слишком ярко, приторно, но все равно завораживающе. Дети подбегали к магазинам игрушек, своими маленькими любопытными носами упираясь в стекло, лишь бы получше рассмотреть макет железной дороги, новый конструктор или огромных плюшевых медведей. Местные модницы восторженно глядели на кричащие надписи «Рождественские скидки», а возле кондитерских собирались целые толпы зевак, разглядывающих огромный ассортимент шоколадных конфет ручной работы и гигантские торты, изготовленные специально для зажиточных любителей Рождества. Я и сама невольно остановилась, втягивая носом терпкий аромат кофе, вызвавший за собой целую волну воспоминаний. Всего несколько дней назад я также разглядывала сладости, мирно потягивая свой латте, а буквально через несколько минут уже пыталась оттереть салфеткой безнадежно испорченное драповое пальто Габриэля.
Фрагменты, которые всплывали в памяти, вызывали едва заметную улыбку, но оставляли слишком неприятную горечь, поэтому пришлось гнать их прочь, сбегая и самой подальше от злосчастной кондитерской. Торопливой походкой я продолжила свою прощальную прогулку по Бостону, изредка замедляя шаг, чтобы рассмотреть очередное сверкающее платье или гигантскую мягкую игрушку, поскольку к последним питала слабость с самого раннего детства. Раньше я думала, что буду плакать при прощании с городом или хотя бы тосковать. Но на самом деле я чувствовала лишь легкую меланхолию при разглядывании суетливых прохожих и сияющих огней небоскребов, которую никак нельзя было назвать гробовой тоской. Но такая сравнительная легкость была временной, ведь стоило мне вспомнить о Гейбе, как хотелось завыть на луну или поплакать, укрывшись пледом. Именно поэтому я гнала эти мысли куда подальше, концентрируясь на своей первой и единственной настоящей любви – Бостоне.
Парк. Я снова здесь. Прошло всего лишь несколько часов после игры в снежки, но все изменилось. Слишком кардинально. На глаза опять наворачиваются слезы, а дыхание становится прерывистым, но я стараюсь держаться из последних сил. Не выходит… Целый поток слез хлынул из моих глаз, несмотря на легкий морозец. Постоянно всхлипывая, я разглядывала замерзший пруд, пытаясь воссоздать те ощущения хотя бы в памяти. Слишком ярким был образ Габриэля в моих воспоминаниях, слишком тяжело давались эти мысли, подавляя все призывы рассудка остановиться. Я продолжала разрушать себя изнутри, доводя собственный организм до настоящей истерики, и когда я уже была готова взорваться от внутреннего напряжения – бросилась прочь из парка. Куда угодно, лишь бы скрыться от призрачных напоминаний об этом человеке, обещавшем уберечь меня от собственных предрассудков. О человеке, которому я была небезразлична. И которого я прогнала. Да, пусть он сумасшедший, но разве я сама нормальная? Неужели это нормально – годами планировать самоубийство, не давая себе права на жизнь?!
За этими мыслями я и не заметила, как выбежала на дорогу. Слишком поздно… Дорога слишком скользкая, и водитель не успел сориентироваться. На мгновение меня ослепляет яркий свет фар, от которого я тщетно пытаюсь защитить глаза с помощью рук. Визг шин и глухой удар. Левой щекой я ощущаю холод промерзшего асфальта, орошающегося горячей струйкой крови, кажется, первые секунды я даже не чувствую боли. Зато скоро это окупается с лихвой – агония свинцом разливается по моему организму, пронзая острыми иглами каждую клеточку моего тела и медленно сводя меня с ума. Я бы закричала, но вместо истошного вопля с моих губ едва срывается неслышный шепот, обжигая обветренные губы разгоряченным дыханием. Последние капли кислорода покидают мои легкие вместе с кровью, и я чувствую, как сама жизнь уходит из моего тела. Все не так. Все должно было быть по-другому. Но разве не этого я ждала последние несколько лет? Именно этого. Так что умирать я могу лишь с улыбкой на лице.