– Емеля… полетит…
– Аки птица?
– Не-а, не полетит!
– А откуда знаешь?
– Уж больно махокрыл не видный какой-то…
– Зато легкий!
– Ну и что, что легкий? Рассыплется…
– Не рассыплется, веревки крепкие…
Подойдя ближе, мы увидели конструкцию, напоминающую аэроплан братьев Райт или что-то в этом роде. Такие часто показывают в кадрах кинохроники про начало эры авиации. Пилот, он же, видимо, и конструктор, был одет в кожаный костюм, а на голове его блестел медный гладиаторский шлем. Он завершал последние предполетные приготовления – подтягивал веревочки, тяги, проверял крепежи и отгонял зевак подальше от аппарата. Когда приготовления были закончены, пилот уселся в сей механизм, перекрестился и дернул рычаг. Аппарат захлопал крыльями и оторвался от земли, что вызвало взрыв восторга одной половины толпы и унылое разочарование другой. Зато эта другая половина злорадно загудела, когда на высоте пяти-шести метров аппарат прекратил набор высоты и начал разваливаться. На землю посыпались обломки, заваливая собой уже достигшего земли незадачливого авиатора. Из толпы донеслись возгласы:
– Убился Емеля!
– Это судьба. Не может человек летать, аки птица.
– А метла? А ковер-самолет?
– Так то ж магия! Это совсем другое дело!
– Крепче строить надо, тогда не развалится!
– Дык тады и не взлетит из-за тяжести…
– Тут тебе не хухры-мухры, точный расчет нужен…
Почему-то развитие воздухоплавания заботило зевак больше, чем судьба самого воздухоплавателя. Пробравшись сквозь толпу до груды обломков, я стал отбрасывать в сторону лонжероны, элероны и обрывки перкаля. Мои товарищи активно помогали мне в этом деле.
Хорошо, что при мне был мой рюкзак, который я прихватил для транспортировки наших приобретений, потому что под клапаном его покоилась наша походная аптечка, весьма удачно не оставленная мной в номере вместе с другими вещами. Я привел Емелю в чувство нашатырем, обработал кровоточащие раны перекисью водорода и йодом, крупные перевязал, мелкие залепил пластырем.
– Ты лекарь? – отойдя немного от шока, пилот попытался сфокусировать взгляд на моем лице:
– Вообще-то нет. Я только оказал вам первую помощь.
– Спасибо, – произнес он. И учтиво добавил: – Я очень признателен.
Толпа практически разошлась. Только два пацаненка бегали вокруг и выкрикивали дразнилки типа: «А наш дядя Емельян был сегодня слишком пьян!». Лешек цыкнул на них, и пацаны испарились. Емеля собрал в кучу обломки своего аппарата и попытался взвалить их на себя.
–Не парься, дай помогу, – предложил свои услуги Лешек.
По примеру Лешека мы все вызвались помочь незадачливому авиатору.
– Куда нести-то?
– Да вон, рядом. Туда, за поле.
Пройдя пустырь, мы оказались на подворье, обнесенном дощатым забором. Это был крайний двор небольшой пригородной деревушки. В сарае, куда мы внесли обломки, располагалась вполне прилично оборудованная мастерская. Тут был верстак, тиски большие и малые, точило, токарный и сверлильный станочек с ножным приводом как у швейной машинки. Емеля пожал нам руки и осыпал благодарностями с ног до головы. Мы уже собрались откланяться, но он остановил нас:
– Послушайте, господа, у меня есть прекрасное заморское вино. Не сочтите за дерзость предложить вам пропустить со мной по стаканчику.
Я хотел со столь же изысканной вежливостью отказаться, сославшись на занятость и отсутствие времени, но Вольф опередил меня, приняв предложение.
– Отчего бы ни выпить вина с хорошим человеком!
Емеля потянулся к шкафчику над верстаком. Я подумал, он достанет оттуда бутылку, мы выпьем прямо тут и разойдемся, но Емеля достал не бутылку, а одежную щетку. Приведя в порядок свой кожаный прикид и повесив на гвоздик гладиаторский шлем, он пригласил нас пройти в избу.
Глава 9. ИСТОРИЯ ЕМЕЛИ
С крыльца навстречу Емеле кинулась моложавая женщина неопределенного возраста с распущенными волосами.
– Убился! Покалечился! Горюшко ты мое! Говорила, и мне надо было идти с тобой, почему не позволил? – заголосила она, бросаясь Емеле на шею.
– Потому, Марьюшка, что я тиран, деспот и самодур, – ответил он, обнимая жену. – Чего расстроилась, ничего же не случилось! Ну, довольно реветь, стыдно же перед гостями. Собери-ка нам на стол лучше.
Похоже, только сейчас Марьюшка заметила нас.
– Ой, простите, люди добрые! – она смутилась и быстро скрылась в избе.
Емеля проводил нас в горницу, где мы уселись за широкий дубовый стол. С печки за нами с интересом наблюдали две пары любопытных глаз. Глаза принадлежали двум девчонкам, очевидно близняшкам, октябрятского возраста. Лешек состроил им рожу и глаза спрятались в дальнем углу.
– Чего испугались, дурехи? – пристыдил их Емеля. – Дядя пошутил, он добрый.
Мордашки снова показались из темноты, но пойти на контакт пока не решались. Вошла Марьюшка, уже в повойнике.
– Это наши младшие, – пояснила она, – Муська и Дуська. Покамест тушуются. Ничего, пообвыкнут, прибегут, еще не отвяжутся. А старшой наш, Степан, в университете еще, допоздна учится.
На столе в мгновение ока появились картошка с грибами, моченые яблоки, домашняя колбаса, сало и кувшин с вином.
– На мага учится? – поинтересовался Лешек.
– Не, он у нас прагматик, – ответил Емеля. – По коммерческой части. Ни механиком не захотел стать, ни чародеем… А Марьюшка моя знаете кто?
– Ой, да прекрати, Емеля, – хозяйка опустила глаза и залилась румянцем.
– Да ладно, чего там, все свои. Царевна она у меня, так-то вот. Бывшая только. А вообще, царская дочь, правда-правда.
Вино и впрямь оказалось отменным. Мы выпили за знакомство, за хозяйку-царевну, за хозяина-изобретателя.
– Скажи, Емеля, – спросил я, – зачем тебе понадобилось строить махолёт? Это же тупиковый путь развития авиации.
– Вы, как я погляжу, люди приезжие, судя по одежке, по выговору, да еще потому, что помочь мне взялись. Многого, наверно, из тутошних дел не знаете.
– Не знаем, – подтвердил я. – Но очень хотели бы знать.
– То длинная история, долго сказывать.
– А мы не торопимся. Если только вас стесняем, так можно и в сарай… То есть в мастерскую перебраться.
– Ничего-ничего, – поспешила заверить Марьюшка. – Мы гостям всегда рады, а уж Емеле-то выговориться ох как хочется.
Мы пропустили еще по стаканчику чудесного вина и уставились на Емелю. Тот покряхтел немного, собрался с мыслями и начал свой рассказ.
– Поймал я раз в проруби щуку. Совершенно случайно. Черпанул ведром, а она – вот она, из ведра выпрыгнула, здоровая, однако, на льду трепыхается, а в прорубь назад попасть не может.
– Ну и что мне, – говорю, – с тобой прикажешь делать? На сковородку кинуть? Или в суп?
А она молчит, как рыба об лед, хвостом только тук, да тук.
– Ладно, уж, – говорю, – ступай себе с Богом. Не стану из тебя уху варить, да и пост к тому же нонче. А у тебя, небось, щурята малые.
Взял ее на руки и отпустил в прорубь. Подхватил я ведра с водой, иду домой и словно слышу голос в голове:
– За то, что пожалел ты меня, Емеля, отплачу я тебе сторицей. Я ведь не простая щука, волшебная…
– Ага, – перебил я рассказчика. – Скажи только «по щучьему велению», и любое желание твое исполнится…
– Не мешай, – осадил меня Вольф. – Что дальше-то?
Лешек и Лева слушали, разинув рты, Марьюшка умиленно улыбалась две пары глаз на печке осмелели и светились лукавым блеском.
– Ну вот, – продолжал Емеля, – Я тебя, говорит, уму-разуму научить смогу. Когда, говорит, разум есть, да руки умелые, любые чудеса можно творить. Короче, я, мол, буду твой ум, а ты – мои руки.
– О’кей, – отвечаю, – в смысле, согласен
Иду, значит, я с ведрами к избе, тропинка скользкая, ведра тяжелые, вот и думаю, как бы так сделать, чтобы вода в дом сама шла. И слышу в голове голос: «А вода-то, она сверху вниз бежит. Ежели большущую бочку наверху выше всех домов поставить, а в нее такой машиной специальной, навроде водяной мельницы, воду из реки накачивать, так уж оттуда по желобам можно воду в каждый дом пустить». Собрались мы с мужиками, репу почесали, обсудили, деньгами скинулись, заказали у гномов такую бочку, да трубы железные. Так вот у нас в деревне водопровод и появился.
А потом смотрю я как самовар закипает, из него такая струя пара свищет, крышку поднимает! А щука мне и нашептывает: «Так ведь этот пар можно и работать заставить!». Вот и паровая машина сочинилась. Печеход мы ее прозвали, потому как на печь вельми смахивает. С полей зерно на ней возили, да в плуг запрягали, молотить ее заставили. А потом пилу еще к такой машине приделали, вручную дров-то не напилишься, а зимы у нас ух какие студеные!
А государство в ту пору было у нас ма-а-аленькое, феодальненькое. И правил тогда нами царь Колян Второй, отец Марьюшкин. Прознал, значит, царь про чудеса в нашей деревне и повелел мне к нему явиться. Ну, я сажусь на печеход, в ту пору мы без рельсов, так, по земле на них ездили, и подруливаю на царский двор. Тут-то мы с Марьюшкой впервые увиделись и сразу друг друга полюбили.
Марьюшка опять слегка зарумянилась.
– Да ну тебя, Емеля. Гостям такие подробности совсем не интересны.
С печки спрыгнула не то Муська, не то Дуська. Лешек показал ей козу.
– А я не боюсь, – заявила Муська и устроилась у Лешека на коленях.
Спрыгнувшая следом за сестрой с печи Дуська облюбовала колени Вольфа, предварительно поинтересовавшись:
– А ты правда можешь в волка превратиться?
– Угу, – честно признался Вольф. – А у тебя есть красная шапочка?
– Есть! Только сейчас не превращайся, ладно?
– Ладно. Я потом, когда с пирогами к бабушке пойдешь.
– У царя, понятно, свои тараканы в голове, – Емеля продолжал свой рассказ. – Война, говорит, скоро. А наши пушки стреляют медленно и не метко. И заряжать их тяжело. Коли придумаешь, как пушки скорострельными сделать, озолочу, министром сделаю. Тут мне щука в голове подсказывает: «Ежели, мол, порох и ядра не в дуло класть, а наделать снарядов заранее, да через казенную часть их заряжать, то скорость стрельбы не в пример выше станет. А ежели еще и прицел соорудить, то и меткость повысится». Короче, сделал я, как щука велела, и артиллерия наша сразу мощнее стала. И еще одну штуку придумали: печеход мы железом огородили от стрел вражеских, да от пуль и пушку на него поставили.
– Так это танк, что ли? – догадался я.
– Во-во. По-нашему короб. Короче, к войне мы были готовы во всеоружии, и когда заморский принц попер на нас, мы теснили его только так. А потом, когда принц уже был готов к капитуляции, уж не знаю, какая Коляну Второму блажь в голову стукнула, да только начал он вести сепаратные переговоры о перемирии. Да ладно бы так, он еще перемирия ради и Марьюшку заморскому принцу в жены пообещал отдать, словно контрибуцию какую.
– Не выражайся, пожалуйста, – опять залились краской Марьюшка.
– А что я такого сказал? Вот и пойми ж ты! Словно блоха его какая укусила. Ну, этого мы стерпеть не могли, и весь народ тоже заволновался. Короче, бунт начался. Боярская дума всю ночь в царских палатах просидела, якобы решали, как государство спасти. А сами взаперти там квасили! Царя-батюшку в башню под арест посадили, а Марьюшке главный воевода помог бежать, мы с ней на лесной заимке схоронились. Наутро царь от престола отрекся и тайно бежал в Заморское королевство. А боярская дума самораспустилась, и началась в нашем уже не царстве, а непонятном государстве жуткая анархия. Дьяк Милюка тогда призывал ему временные полномочия на власть дать.
А мы с Марьюшкой зажили здесь, в этой избе. Нам царские хоромы, да слуги без надобности, водопровод есть, сортир, я извиняюсь, теплый. Щука подсказала, как механизм сделать, чтоб белье само стиралось. И вдруг, как снег на голову, появился этот Бэдбэар…
– Великий волшебник, маг и чародей… – начал перечислять Лева.
– Да брось ты, нет у нас жуков-тараканов.
– А как были бы? – полюбопытствовал я.
– О, видать ты не местный. Жуки-то, они не простые бывают, обученные. Они все слышат, все запоминают. У них в жо.. э… в заду есть, как бы это сказать…
– Флешка? – подсказал я.
– Вроде того. Запоминалка. Посидит он, жучок, тута, а потом летит прямо в канцелярию Бэдбэара и садится там на чудо-печь. И печь рассказывает все, что этот жучок видел-слышал, кто какую крамолу говорил.
– А чудо-печь тоже вы со щукой придумали?
– Не, это тролли. Они секрет знают, как делать чипы. Ни я, ни щука никак не допрем, в чем там фишка.
– Они выращивают биоорганическую культуру по планарно-нейрорефлекторной технологии, получается квазивитафибросгусток со свойствами логических элементов, запоминающих, либо арифметических устройств. Потом надо, чтобы на этот сгусток посмотрел василиск, сгусток каменеет и получается чип, в зависимости от функционального назначения может иметь размеры от кирпича до макового зернышка, – выпалил Лешек.
Мы, разинув рты, не перебивая, выслушали эту тираду обычно немногословного и косноязычного Лешека. Яга была права, в чипах он разбирается.
– Тролли – очень обособленный народ, – продолжил Емеля. – Одни из немногих, они еще остались непокоренными. Если бы не секрет чипов, их бы давно поработили или уничтожили. А так с ними приходится считаться, и Бэдбэар пока их не трогает, несмотря на то, что у них правит король, то есть монарх, и совсем нет свободы и народовластия.
Так вот, появился этот Бэдбэар. Говорят, он прилетел на огненном шаре и опустился прямо аккурат во дворе царского терема. И хоть мы уже, почитай, без малого тысячу лет не верим в древних языческих богов, народ заговорил, что это Ярилов посланник снизошел с небес. Короче, Бэдбэар быстренько приложил палец к носу и подобрал то, что плохо лежало – власть в нашем государстве.
– И давно это случилось, – поинтересовался я.
– Двадцать пять лет, как минуло. Ну да, в этом году у нас с Марьюшкой серебряная свадьба, а все в тот год и случилось. А незадолго до того молва твердила, сойдет, значит, с неба получеловек, полубог и станет самым могущественным вершителем судеб людских, великим магом и чародеем станет.
– И стал?
– Почти. Он ввел свои порядки, развел канцелярщину и бюрократию, окружил себя серыми дьяками и этими, как их, секретарями. Он обюрократил всё! Придумал это, как его… Патентное бюро. Теперь все, что появляется в мире из научных открытий и изобретений – все должно вноситься в книгу патентов. Да вот беда: и славу, и деньги получает не тот, кто какую штуку выдумал, аль сделал, а тот, кто первый в книгу записался. Вот и получается, что печеход придумали не мы со щукой, а какой-то Стивыч, а дальнослов якобы изобрел некий Эдич, хотя я доподлинно знаю, что этот Эдич только в трубку алёкать изобрел, а дальнослов один леший выдумал.
– Я – леший, – сказал Лешек.
– Я знаю, что ты леший, – согласился Емеля.
Через минуту до него дошло.
– Ты?! Тот самый леший?!
– Ну да! Вот он, дальнослов-то, один из первых.
Лешек достал из кармана штанов корявый сучок.
– Могу тебе погудеть, могу еще куда.
Емеля долго тряс Лешеку руку и приговаривал:
– Рад, рад, очень рад! Не думал, что вот так вот, за этим вот столом… За это выпить надо! – и наполнил из кувшина наши кружки.
– Ну и вот, – продолжал он после небольшой паузы. – Стал он нами править, Бэдбэар-то. Первым делом, где огнем, где хитростью, подмял под себя все окрестные царства. Обозвал эти земли Алмазной Долиной, а себя – ее Повелителем. Потом принялся за покорение дальних государств. Говорил, что это святое дело, что мы приносим и людям, и нелюдям счастье, свободу и народовластие, что скоро все мы заживем богато и счастливо. Кое-кто, конечно, погрел на этом руки, но в целом мало что изменилось, только богатые стали еще богаче, а бедные – беднее. Непокоренными сейчас остались тролли, Шема Ханство, Кощеево царство и Заморское королевство. Троллей он не трогает, потому что они тогда уничтожат секрет своей умной техники. Кощей силен, он ему просто не по зубам. Заморское королевство далеко. А на Шема Ханство он зубы точит. Будет еще одна провинция Алмазной Долины.
– Кстати, а почему долина Алмазная? Я что-то тут ни одного алмаза и не видел.
– Все алмазы в подвалах у Бэдбэара. Вы с какой стороны прибыли?