— Ну… — казалось, что хруст, с которым неведомый Скотти чешет в затылке, слышен даже здесь, на мостике. — Если вопрос стоит так… Потом мы встрянем с мелким ремонтом, но все будет на ходу. Только девочку жалко…
Не дослушав жалобу, Кирк включил общее оповещение:
— Внимание экипажу, говорит капитан Кирк. Как вы все уже знаете, у нас на хвосте висят несколько не самых дружелюбно настроенных преследователей. Идти на них в лоб не позволяет здравый смысл, в связи с чем через пять минут нас всех будут ожидать несколько очень веселых минут с перепадами гравитации, давления и скорее всего — отключением света. Лазарет, оранжерея и инженерная палуба переводятся на резервное энергообеспечение, а остальным — просьба принять меры по обеспечению собственной безопасности. Будет повод навести порядок в каютах потом. Время пошло. Конец связи.
— Капитан Деккер, просьба покинуть мостик, пройти в свою каюту и пристегнуться, на мостике для пассажиров кресел не предусмотрено, — равнодушно произнес коммандер Спок, не отрывая взгляда от своего экрана и активируя ремни безопасности. Беглый осмотр по сторонам показал, что весь экипаж на мостике не выказывает никакого протеста очередной безумной идее капитана, а деловито перепроверяет собственные расчеты и активирует системы личной безопасности. Как будто ничего особенного не происходит.
Едва не сплюнув, Деккер, ни слова не говоря, вошел в лифт и поспешил на свою палубу. Каким бы не было его мнение о происходящем, игнорировать предупреждение не стоило. Все можно оставить на потом. На его палубе было людно — все, кто был свободен, деловито спешили либо к себе, либо на места, согласно расписанию. Ни малейших следов паники или возмущения, и это было самым удивительным. Замерев в дверях каюты, мужчина еще раз оглядел коридор и пожал плечами — если капитан корабля сумасшедший, то и экипаж у него такой же…
Следующие несколько минут растянулись на целую вечность: корабль трясло, свет пропал, гравитация то исчезала совсем, то придавливала пристегнутого к кровати мужчину многотонной глыбой. Желудок все норовил то выскочить через горло, то спрятаться где-то в пятках. А потом все закончилось. Закончилось так резко и неожиданно, что капитан Деккер сначала даже не понял, что уже все. А потом закрыл глаза и длинно выдохнул. То, что должно было стать простым путешествием из точки А в точку Б на попутном корабле, обернулось жуткой головной болью, угрозой смерти и общей неприязнью не только к одному конкретному человеку, но распространилась на весь корабль и его экипаж.
Недаром, когда коллеги узнали, с кем ему придется добираться до космической базы ЗФ, где его должен был забрать корабль, который летел на Землю, они все начали ему сочувствовать и желать удачи. Причем, без малейших признаков веселья. И теперь сорокавосьмилетний капитан Рейн Деккер понял, почему. А еще — что все слухи, ходящие про легендарную Энтерпрайз и ее не менее легендарного капитана не просто правдивы, но даже преуменьшены. И писать рапорт он не будет — не тот характер, и потом… Когда-то он тоже мечтал о неизведанных просторах и приключениях каждый день. О не просто уважении своего экипажа, а об обожании. О славе. А потом был страх сделать что-то не так, советы старших товарищей, следование Уставу и он сам не заметил, как стал одним из многих.
Сегодня же, глядя на Кирка, сидящего в своем капитанском кресле так свободно, видя абсолютное спокойствие перед лицом смерти, будем откровенны, всех, кто находился на мостике, такое же спокойствие экипажа, Рейн Деккер впервые задумался: а чем приходится платить за такое отношение и такую известность самому Кирку? И выводы ему совсем не понравились…
***
Вежливо улыбнувшись, капитан Кирк пожал руку единственному пассажиру Энтерпрайз, который сейчас легко поднялся на платформу транспортатора и исчез в сияющих лентах перемещения. Стоило только растаять силуэту, как улыбка сползла с его лица только для того, чтобы через секунду сверкнуть гораздо ярче и намного искренней, чем до того.
— Итак, мы свободны, как вольный ветер и можем отправляться дальше. Я мог бы выбить нам всем увольнительные, но на этой базе кроме захудалого бара ничего нет, зато, когда доберемся до более привлекательных мест, право на плановый отдых уже будет использовано. Летим или отдыхаем?
Даже не оборачиваясь, Джим мог с уверенностью сказать, что ему сейчас ответят.
— Капитан, смею предположить, что это был риторический вопрос. Лазарет и инженерная палуба подали вам списки заявок заранее, и уже получили то, что Вы сочли необходимым оставить и то, что было в наличии на базе. Учитывая, что вы, люди, ходите в увольнительные ради не только дополнительного общения, но и ради бесцельного времяпрепровождения, которое данная база предоставить не в силах, сочту логичным вывод, что мы летим к месту назначения.
— Спок, вот скажи мне — тебе не надоедает быть самым умным? — с искренним интересом повернулся к нему Джим, неторопливо шагая на мостик.
— Самым умным, сэр? Я так не считаю. Учитывая некоторые данные и обстоятельства, свидетелем которых я стал, имею все основания предполагать, что Вы, капитан, специально занизили уровень своего интеллектуального коэффициента в официальном досье. Лейтенант Монтгомери также является очень умным человеком, но область его знаний весьма ограничена и специфична. Тоже самое можно сказать и про доктора Маккоя. Насколько мне известно, таких, как он, на Земле называют «врачом от Бога». Лейтенант Ухура также является специалистом высокого класса. Что приводит нас к выводу, что задавая свой вопрос, Вы подразумевали совсем иной ответ. Так что… да, капитан. Иногда я думаю, что случится, когда я ошибусь.
Едва не споткнувшись на этих словах, Джим удивленно посмотрел на Спока. Смотрел, когда они поднимались в турболифте на мостик. Смотрел ему в спину, когда они расходились по своим местам. И только потом, будто не было паузы в их разговоре, и не было никого вокруг, задал следующий вопрос:
— А ты не можешь предположить, что ты всегда будешь прав?
Теперь уже замолчал сам Спок. Остальные только переводили удивленные взгляды с капитана на коммандера, не понимая, почему первый помощник так напрягся от, вроде бы, вполне невинного вопроса.
— Нет, капитан. Даже вулканцы ошибаются в своих выводах и предположениях. А я — не чистокровный вулканец. Так что моя ошибка — дело времени. Это утверждение имеет под собой основание: вспомните, я уже ошибался. Дважды. И судя по масштабности моих ошибок, третий раз будет…
— Катастрофой, — со вздохом закончил за него Джим. — Я тебя понял, хоть и не могу согласиться.
— Знаешь, у нас, людей, есть масса выражений, кратко характеризующих целые научные труды. Одно из них тебе известно: «В спорах рождается истина», — на этих словах спина Сулу напряглась, а Чехов стрельнул обеспокоенным взглядом на капитанское кресло. — А есть еще такое: «Не попробуешь — не узнаешь».
— Капитан, я понимаю смысл данного выражения, но я не могу его принять, как руководство к действию, — поджал губы Спок. — Данное выражение подразумевает под собой не стремление учиться, а действовать самым очевидным образом, не изыскивая более сложных, но действенных вариантов. Таким образом, все сводиться к фактору везения. Такой подход совершенно недопустим. Я осознаю, что большинство ваших действий продиктовано именно этим фактором, однако, склонен делать вывод, что решающую роль играет ваша интуиция, которая является весьма развитым дополнительным чувством. Но основная масса людей данной характеристикой не обладает, и потому результаты действий, основанных на рискованном выборе «повезет — не повезет», будут катастрофичны.
— Спок, а мы действуем именно так! — возбужденно воскликнул Джим, оборачиваясь к коммандеру. — Пойми ты, я тебе еще тогда, на слушании это говорил, мы — люди. Абсолютно нелогичные, порывистые, непредсказуемые и упрямые. Примерять на нас шкуру вулканца — не просто бесполезно, а опасно. Это вы руководствуетесь логикой и здравым смыслом, а мы… В самой жуткой ситуации мы можем поступить так, что потом будем готовы со стыда сгореть. Но вот именно в данный момент — для нас это будет самым правильным действием!
Джим так увлекся спором с коммандером, что не заметил, как на мостик поднялся Боунз. Впрочем, доктор, которому тема беседы была интересна, не спешил давать о себе знать, наблюдая за накаляющейся чуть ли не до искр обстановкой. Что уж говорить об остальных, слушавших спор с самого начала.
— Капитан, я прекрасно осознаю, что люди — заложники эмоций, — терпеливо согласился с последним высказыванием капитана Спок. И только то, что он отвернулся от своей консоли показывало, насколько он заинтересован в беседе. — Однако, вынужден с вами не согласиться: данной реакции подвержены отдельные индивидуальности, основной процент человечества умеет купировать данные порывы.
— Ты так уверен? — недобро прищурился Джим, который непонятно на что разозлился.
— Да, капитан, — не понял реакции Кирка вулканец, но продолжил развивать тему. — И даже могу привести вам два примера…
Прежде, чем Маккой успел открыть рот и вмешаться, Спок совершил свою роковую ошибку: он назвал два имени.
— … это вы и ваш отец. Согласитесь, что обстоятельства, в которых вы оказались, должны были выявить тот самый фактор ненадежности, однако действия, предпринятые вами, показали, что даже в таких ситуациях люди способны себя контролировать, — завершив свою речь, Спок даже слегка кивнул, будто ставя точку в споре. И краем глаза поймал, как доктор Маккой закрыл глаза ладонью и покачивает головой, всем своим видом сигнализируя, что коммандер сказал что-то совсем не то.
И не только доктор — все находящиеся на мостике внезапно стали очень заняты.
— Я думал, ты уже это понял… — встав со своего капитанского кресла, Джим подошел к вулканцу и остановился вплотную к нему, глядя сверху вниз синим нечитаемым взглядом.
— Капитан…? — вопросительно приподнял бровь Спок, чуть отклоняясь назад, создавая себе зону комфорта. Уж больно плотное напряжение излучал сейчас Кирк.
— Как я тебе уже говорил, — негромко заговорил Джим, — мы эмоциональны, нелогичны и так далее. Но в первую очередь мы — эгоистичны. Какими бы благородными не были наши порывы, они всегда в первую очередь направлены на собственное благо. Благотворительность? Скорей всего, поблажки в налогах. Или создание репутации. Риск? Желание выгоды или банальное тщеславие.
— А как же жертвенность? — перебил Кирка Спок. — Вашего отца, ваша?
— Моего отца… — растянул губы в жутковатой улыбке Джим, из-за которой коммандеру иррационально захотелось прекратить этот разговор. — Я думал, ты уже понял, что мой отец — это не та тема, от которой я прихожу в благодушное настроение. Но изволь, я тебе отвечу. Благородный герой, пожертвовавший своей жизнью ради восьмисот членов экипажа… Так?
— Да, капитан, таковы факты.
— Факты… Факты — вещь весьма двоякая, коммандер. Их можно трактовать как угодно. Я достал все документы, которые смог. Все закрытые отчеты, гипотезы, предположения. И знаешь, что я тебе скажу? Не было никакого геройства — была обыкновенная шкурная выгода.
На этих словах по мостику будто легкий ветерок пронесся — никто не ожидал от капитана такого мнения о своем отце.
— И даже могу тебе объяснить, почему, — будто ничего не услышав, все тем же негромким голосом продолжил Кирк. — Согласно отчетам, а так же визуальному наблюдению, могу сделать вывод, что у «Кельвина» был шанс не уничтожить, для этого «Нарада» была слишком велика, а задержать корабль Нерона до прихода подмоги. В соседнем секторе находились два корабля ЗФ, которые следовали к месту назначения. Зная то, что мы знаем о корабле сейчас, ясно, что даже трех кораблей было бы мало. Зато информации было бы намного больше. Но отец сделал именно такой выбор. Сам догадаешься, или объяснить?
Глядя в темно-синие глаза Джи…капитана, Спок чувствовал, что он совершил одну из тех самых ошибок, о которых разговор начался изначально. И еще неизвестно, к чему она приведет.
— Так вот, — не дождавшись ответа, продолжил Кирк, — на Кельвине был не только экипаж, Спок, на том корабле была беременная жена лейтенанта Джорджа Кирка, которая вот-вот должна была родить его ребенка. Ребенка, который был ему дороже всего остального экипажа, и которую он стремился спасти любой ценой. Отправить ее в спасательной капсуле? Не вариант. Первая причина: невозможность сделать это в обход других. Увидев, что исполняющий обязанности капитана спасает свою жену, остальные бы покинули свой пост, сочтя это сигналом к бегству. Вторая причина: одиночная капсула — великолепная мишень. Он мог вообще ничего не делать — экипаж, находящийся на своих местах значительно упростил бы управление кораблем и дал то самое время до прихода помощи. Однако, был выбран второй вариант: спасательные капсулы. На Кельвине их было 35. Подобраны были 29. Шесть были расстреляны Нарадой прежде, чем она ушла в другой сектор. И в одной из этих капсул находилась Вайнона Кирк с новорожденным сыном. Один шанс к тридцати четырем на спасение — неплохая арифметика, а?
— Капитан, вы не правы, — вопреки всему, это были единственные слова, которые смог произнести Спок. — А как же вы? Ваши действия? У вас ведь не было логических причин жертвовать собой.
— Вот именно, что не было, — Кирк склонился к коммандеру, опираясь руками на ручки кресла, и тем самым заставляя вулканца отклонится к спинке. — Я знаю, что такое мелдинг, Спок, а еще я знаю, что такое — «эмоциональный перенос», — взяв одну руку коммандера в свою, Джим улыбнулся, и от этой улыбки мурашки по спине побежали у всех, даже у вулканца. — Хочешь узнать, что я чувствовал там тогда? Когда я стоял у этой двери, открывал ее и понимал, что назад я уже не выйду. Что все, это конец. Хочешь узнать? Что я думал, что я чувствовал, что терял?
Почти поднеся холодную безвольную ладонь к лицу, Джим аккуратно выпустил ее из рук и выпрямился, все еще глядя на Спока синими глазами.
— Коммандер, примите командование до конца смены.
Уже у самого турболифта Джим обернулся через плечо:
— Спок, никогда не переоценивай человека как личность, и никогда не недооценивай силу человеческих эмоций. Это не только убережет тебя от разочарований, но и сохранит жизнь. Поверь мне на слово, ибо проверять это на своей шкуре слишком чревато. И больно.
В повисшей тишине после ухода капитана был хорошо слышен тяжелый вздох доктора Маккоя, который снял оцепенение, охватившее всех.
— Искренне надеюсь, коммандер Спок, что вы сделали вывод из своей ошибки — никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминать его отца, — яд этих слов можно было не сцеживать, а выжимать.
— Этот вывод я сделал давно, доктор, — невозмутимо кивнул головой вулканец. — Меня больше занимает категоричность последнего утверждения капитана. Судя по всему, официальное досье капитана Кирка — дело рук самого капитана. Хотя, — после некоторой паузы добавил коммандер, так и не дождавшись никаких комментариев, — вынужден констатировать тот факт, что капитан Кирк имеет заниженную самооценку. Так как я не представляю себе ситуации, в которой он мог бы поступить иначе.
***
Несколько смен спустя экипаж все еще слегка косился на капитана, помня о некрасивой сцене, произошедшей четыре дня назад. Спок был куда молчаливее, чем обычно, а Маккой только внимательно смотрел, ожидая, чем все закончится. Не выдержав первым, после завершения смены Кирк сел за столик старпома. И почти сразу к ним присоединился и доктор, который даже не считал нужным извиняться за вмешательство в личную беседу — без его бдительного присутствия эти двое были вполне способны разругаться до непоправимых последствий. Впрочем, на этот раз все обошлось.
— Спок, я хотел перед тобой извиниться, — с чуть смущенной улыбкой начал Джим. — Я понимаю, что не имел никакого права так срываться на тебе, впрочем, как и ни на ком другом, если по существу, да еще и хватать тебя за руки, но…
— Судя по Вашей реакции, мое высказывание напомнило Вам не только о вашем отце, но и о неких событиях и обстоятельствах, о которых мне не было известно, что и привело к данной ситуации, — вежливо склонил голову в ответ коммандер. — К тому же, я предполагаю, что человеческая неспособность контролировать эмоции, в частности, гнев усугубил положение, о чём Вы сейчас и намерены сообщить. Не так ли, капитан?