Когда на экране всплыла запись разговора с Барнеттом, стало ясно, какой. Когда экран потемнел, Джим оперся руками о спинку своего кресла и опустил голову. Потом поднял руку и сделал неопределенный взмах рукой, который Ухура поняла без проблем. Запись пошла во второй раз. Потом — в третий.
— Джим, пойдем, тебе надо отдохнуть, — мягко заговорил Леонард, когда Кирк замер. — Пойдем, ты сам знаешь правила, как бы от этого не отнекивался — тебе надо пройти обследование. Между прочим, ты сам виноват — кто тебя просил открывать рот и упоминать про этот чертов пункт?! Не хотел возиться со всем этим — пришел бы ко мне, я бы тебе прописал успокоительное и никаких проблем. А теперь я ни за что не упущу этот шанс и попробую сделать в твоих мозгах ревизию на наличие оных, а то в последнее время я начинаю сильно сомневаться в…
Прежде, чем Маккой закончил свою тираду, призванную не столько донести какую-то информацию, сколько успокоить привычными интонациями, Джим выпрямился и отдал приказ твердым голосом:
— Связь с руководством Звездного Флота. Немедленно.
— Джим, какого черта ты творишь! — немедленно взвился Боунз. — Тебе в твоем состоянии только и разговаривать с этими оловянными головами — чтобы они немедленно вынесли тебе какой-нибудь диагноз, который я оспорить уже не сумею, и после которого ты однозначно лишишься своего капитанства!
— Капитан, Джим, доктор прав. Тем более, что на данный момент вы не обладаете полномочиями, позволяющими отдать такой приказ. Только если он подтвержден мной, я этого не сделаю до тех пор, пока не буду знать его причину, — Спок тоже попытался успокоить своего друга доступным ему способом.
— Что я хочу сделать? — поднял на них почти черные глаза Джим. — Они вышлют помощь еще до окончания этих суток. Вот что.
— И как ты этого добьешься, если они до сих пор этого решения не приняли? — озадачился Боунз.
Вместо ответа Кирк начал кружить по мостику, не находя в себе силы стоять на месте. Он подходил к каждому члену экипажа, стоял несколько секунд за спиной и шел дальше. Молча, под внимательным темным взглядом своего старпома, который не стал отменять отданный Ухуре приказ. И с каждым кругом напряжение возрастало в геометрической прогрессии — к тому времени, как удалось установить связь, на мостике уже вполне ощутимо искрило.
— Капитан Кирк? — на экране возникла фигура адмирала Кормака. Самый неудачный вариант из возможных учитывая, насколько оный адмирал не любил Кирка. Даже скорее ненавидел. И теперь Джим сам собирался вложить в его руки оружие против себя.
— Адмирал, — склонил голову в совершенно непочтительном поклоне Кирк. — Могу я узнать, как скоро нам будет отправлена подмога?
— Капитан, хотя да, вы же сейчас не капитан, это вне вашей компетенции. Нам необходимо принять решение, которое бы максимально отвечало интересам Федерации, учитывая нынешнюю нехватку кораблей. Ваши бесконечные запросы это самое решение принять не помогут, — лицо Кормака осветилось ядовитым удовлетворением.
— Адмирал, — проигнорировал предыдущую речь Джим, — Вы сейчас один или полным Советом?
— Капитан Кирк, ваша наглость переходит все границы! — возмутился Кормак. — Какое Вам дело до нашего состава?!
— Да, капитан, мы в полном составе, — рядом с фигурой Кормака встал Барнетт. — Что вы хотели нам сказать такого, чтобы услышали мы все?
— Мое имя — Джеймс Тиберий Кирк, сын героя Федерации Джорджа Кирка. Мне 26 лет, и я уже дважды герой Федерации. Если мой отец спас всего 800 членов экипажа, пожертвовав своей жизнью, то я спас целую планету. Дважды. И я жив. Я молод, хорош собой, и я — любимчик прессы.
— Надо же, не думал, что Вы настолько самовлюбленная личность, — неприятно удивился Барнетт.
Но Кирк его будто не услышал, продолжив свою речь, как только закончил говорить адмирал.
— Пресса обожает героев. Больше героев она любит мертвых героев. А больше мертвых героев она любит несчастных героев. Так вот, господа адмиралы… — Джим оперся руками на спинку своего пустого капитанского кресла и чуть склонился вперед.
— Как Вы думаете, что скажет эта самая пресса, если я обнародую одну из самых позорных тайн Звездного Флота?
— Джим, о чем Вы говорите? — от неожиданности Барнетт перешел на имя. Он искренне не понял, о чем идет речь, судя по нахмуренному лицу. А вот до Кормака, который служил дольше, похоже дошло, настолько его перекосило от гнева. Но прежде, чем он смог заткнуть рот нежданному разоблачителю, правда прозвучала.
— Что скажет пресса, если я расскажу, что чудовищные события Тарсуса-IV готовы повторится, и по той же причине — промедление с помощью? Когда я поступил в Академию, я добрался до всех материалов, до которых смог — открытых и закрытых. Что они скажут узнав, что ваш долбаный совет, узнав о том, что творится на планете, вместо того, чтобы сразу выслать помощь, совещался, не желая брать на себя ответственность за расход ресурсов? Что вы тянули, сколько могли и только то, что об этом узнала общественность, сподвигло вас все-таки послать корабли? И что история повторяется снова…
— Капитан, Вы за это ответите перед трибуналом! — злобно воскликнул Кормак, пока Барнетт усваивал новую для него информацию. — Можете попрощаться со своими капитанскими нашивками! После такого вас не возьмут даже уборщиком на орбитальный мусоровоз!
— Вам не поверят, Кирк, — тяжело качнул головой уже Барнетт. — Дело Тарсуса уже история, и свидетелей…
— Один стоит перед вами, — подвижное лицо Кирка украсила ухмылка, от которой пот потек даже по спине Спока, а уж про других и вовсе говорить было нечего. — Рассказать вам, что там тогда творилось? Как матери убивали своих детей сами, чтобы те не умирали долгой мучительной смертью? Или может, рассказать о массовых расстрелах, которые утвердил наш доблестный лидер, чтобы не переводить остатки еды на бесполезных? Или о том, как составлялись списки, кому жить, а кому умереть? Кто в них попал и почему? Что творилось тогда с землей и водой, как палило солнце и как с каждым днем умирала надежда на помощь? В свое время я постарался сделать так, чтобы информация о моем пребывании на Тарсусе в тот период не дошла до общественности, но сейчас… Я это сделаю. И от этого дерьма Флот отмыться не сможет уже никогда, не так ли, адмирал Кормак? Вы ведь и тогда были среди тех, кто голосовал против, неужели прошлое Вас ничему не научило? Корабли с помощью должны вылететь до окончания сегодняшнего дня. Завтра о том, что было и что происходит сейчас, узнают все. Конец связи.
Стоило только экрану погаснуть, как Кирк чуть не упал, и только то, что его с двух сторон поддержали руки Спока и Маккоя, не дало это сделать.
— Капитан, но разве так можно? — растеряно проговорил Чехов с таким жутким акцентом, что понять его позволила только привычка. — Разве можно вот так решать, когда умирают люди?
— Те, кто становится адмиралами, перестают быть людьми. Они становятся политиками. Спок, побудешь еще капитаном? — устало выпрямился Джим. И без какого-то перехода задумчиво проговорил:
— Они мне все время чудились… Когда я бредил, или прятался от расстрельных команд, или искал себе еду…
— Что, Джим? — проигнорировав ту боль, что раскаленным валом прокатилась по его телу, Спок положил руку на шею Кирка. Судя по взглядам других, жест контактного телепата был оценен другими по достоинству, но сам Джим его не заметил.
— Яблоки. Боунз, я весь твой, — выпрямив спину и гордо развернув плечи, капитан Кирк покинул мостик под гробовое молчание своей команды.
***
— Доктор, где капитан? — это был первый вопрос, который задал Спок, как только пришел в лазарет. Ему потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы проконтролировать исполнение своих приказов и освободить немного времени для Кирка. А теперь выясняется, что того нет в лазарете, и что он может натворить в таком состоянии оставшись один…
— Он попросил себе немного одиночества, Спок. Пошли, он сейчас на обзорной палубе, — тяжело встав из-за своего стола, Маккой, никого не стесняясь, вытащил бутылку откуда-то из глубин многочисленных шкафов и направился к выходу.
— Леонард, подождите! — возле самых дверей их остановил окрик старшей медсестры, Кристины Чэпел. Эта всегда величественная, немного высокомерная красивая блондинка прижимала к взволнованно вздымающейся груди небольшой пакет.
— Вот, это для капитана, — в воздухе поплыл сладкий аромат спелых яблок. — Скажите ему, что… что… Скажите капитану, что мы будем ждать его столько, сколько потребуется. Что…
И под взглядом изумленного Маккоя, не подозревавшего в своей помощнице таких сильных чувств, девушка смахнула слезинку.
— Скажите, что мы все гордимся, что именно он наш капитан.
Гордо развернувшись, она вернулась в общую суматоху, возобновившуюся, стоило только ей отойти от старших офицеров.
— Репликаторы работают на износ, и, тем не менее, я везде наблюдаю запасы яблок, — тихо заметил вслух Спок.
— Это Джим, — как само собой разумеющееся пожал плечами Боунз.
— Наш капитан удивительный человек, — только происходящими событиями можно было объяснить такую разговорчивость вулканца, не понимающего смысл бессмысленных разговоров.
— Такие, как Джим, рождаются редко, — согласно пожал плечами Маккой, замедляя шаг и проходя мимо турболифта. Судя по всему, он хотел сказать Споку что-то такое, что займет время, и что не должен слышать Кирк. — Счастье, если они находят в своей жизни цель, позволяющей направить тот огонь, что сжигает изнутри на ее достижение. Но чаще всего они обычно заканчивают свою жизнь в пьяных драках и проблемами с полицией. Или их ломает чужая жалость. Нашего Джима ждало бы тоже самое, если бы не Пайк. Когда-то именно такие авантюристы шли наперекор законам, искали дорогу к новым землям или путь к звездам…
— И нет им покоя, — после паузы, которую коммандер не стал нарушать, продолжил Леонард. — Их сердце принадлежит мечте, и чему-то или кому-то другому там места уже нет. Они ведут за собой даже тех, кто не желает того и горе тому, кто отдаст сердце такому — они не смогут ответить. А разлюбить их — проще умереть. И даже с тенью того огня не сможет сравниться никто и ничто.
— А если он ответит? — тихо спросил Спок, который понял, к чему ведет Леонард.
— А ты выдержишь не тень, но само пламя? — глядя непроницаемым, темно-зеленым взглядом, тихо ответил вопросом на вопрос Маккой. — Сумеешь выдержать весь его жар, всю тяжесть внимания, что обращено лишь на тебя?
Стоя возле дверей на обзорную палубу, Леонард глубоко вздохнул и, уже не глядя на вулканца, продолжил.
— Спок, когда-то, когда люди верили, что небо прибито к вышней сфере серебряными гвоздями, они шли за помощью к палачам. Знаешь, почему? Потому что именно палачи, в силу своей профессии знали секреты человеческого тела, и могли как убить, так и вылечить. Ты слишком часто был пациентом у меня в лазарете, чтобы я не разобрался, как устроено твое тело и твои мозги, поэтому, предупреждаю только один раз — если ты сделаешь ему больно, я позабочусь о том, чтобы ты жалел об этом всю свою долгую вулканскую жизнь.
***
Джим сидел на полу, прислонившись спиной к креслу, и катал в руке очередное яблоко. Не колеблясь, пришедшие сели рядом с ним. Мельком глянув на поставленную рядом бутылку, Джим дернул уголками губ и снова уставился на звезды за обзорным экраном.
Тишина, вновь воцарившаяся в помещении, имела горький привкус, но не напрягала. Первым сдался Боунз — он со вздохом взял в руки принесенную бутылку и сделал долгий глоток. После чего за спиной Джима протянул ее Споку. Чуть отклонившись назад, чтобы видеть доктора, вулканец недоуменно приподнял бровь, намекая на бессмысленность этого действа. В ответ Леонард угрожающе прищурил глаза, отчего коммандер со вздохом принял из его рук бутылку, понюхал содержимое, протер горлышко и все же сделал крохотный глоток. А опустив ее, наткнулся на ясный взгляд капитана, с интересом наблюдавшего за пантомимой.
— Джим, однажды ты меня точно в гроб загонишь, — ворчливо заметил Маккой, удобно откинувшись в кресле и закрывая глаза. — Ты — мое наказание за все мои грехи, забытые или еще не совершенные. То ты нарушаешь правила, а потом их вынужден нарушать вслед за тобой и я. То ты срываешься черт знает куда и тянешь меня за собой. То вдруг надумаешь умереть, из-за чего мне обеспечен месяц бессонницы, а когда оживаешь — делаешь что-то такое, что я сам готов тебя убить. А сейчас? Вот как нам теперь разбираться с той кашей, которую ты заварил?
— Если смотреть на нынешние события с точки зрения логики, то все правильно. Действия капитана не просто не противоречат Уставу, они впервые соответствую ему, — моментально не согласился с мнением доктора Спок.
— Спок, а ты и в постели ведешь себя по правилам? — ядовито вскинулся в ответ Леонард, для которого споры с коммандером были чем-то вроде отдушины.
— А почему вы думаете, что данная сфера деятельности не подчинена им? — чуть приподнял бровь вулканец. — Да, это не Устав, однако, я достаточно долго общаюсь с вами, людьми, чтобы вывести определенный алгоритм поведения, который иначе, как неписанными правилами, не назовешь.
— И после этого кто скажет, что вы не друзья? — печально хмыкнул Джим, который прекрасно понял, что его пытаются отвлечь.
— Мы не друзья, — хором отреклись оба.
Опять покатав яблоко в ладони, Джим опустил голову и глубоко вздохнул.
— Я только не понимаю, как вы могли там оказаться? — нарушил негласное молчание вулканец.
Будто ожидая этого вопроса, Джим медленно заговорил.
— Вайнона, моя мать, она не из тех женщин, которым можно иметь детей, — негромко начал он издалека. — Она очень красивая женщина, преданная, но вот в сердце у нее было место только для мужа. Нас с Сэмом она родила только потому, что так хотел отец, не она. Когда родился Сэм, она, как только смогла, оставила его на родню отца, а сама улетела с ним. А когда родился я…
Кирк замолчал, а сидящие рядом с ним не стали нарушать повисшую тишину.
— Она вышла замуж за Фрэнка через пять лет после гибели Джорджа Кирка, вышла без любви, просто потому, что… впрочем, не знаю я, почему. Оставила нас на него и тут же улетела в миссию. Фрэнк поначалу был неплохим мужиком, но быстро понял, что сам по себе он ей не нужен, и рассчитывать хоть на какие-то чувства с ее стороны просто бессмысленно. Она прилетала, проводила с нами где-то с неделю и улетала опять. Фрэнк быстро начал пить, а потом и распускать руки. Сэм сбежал, когда мне было двенадцать, оставив меня один на один с ним.
Взяв из рук Леонарда принесенную им бутылку, Джим поболтал ее содержимое, но передумал пить, поставил на пол и опять начал крутить в руках яблоко.
— Родители отца не прожили долго, оставив нас с Сэмом основными наследниками и Вайнону — нашим опекуном. Так как ее почти никогда не было дома, распоряжался деньгами Фрэнк, но сумма была небольшой, несмотря на солидный доход. На выпивку хватать перестало, и он решил продать машину отца. Сэм уже сбежал, а я… я просто не мог позволить ему этого.
— Этот факт в вашем досье есть, — кивнул Спок. — Ретро-автомобиль, дата выпуска — еще до Евгенических войн и Третьей Мировой.
— Я сидел за рулем, и у меня были считанные секунды, чтобы решить — падать мне в пропасть вместе с ним, или нет. Жажда жизни оказалась сильнее. Так же, как и чувство мести Фрэнка, лишившегося очень крупной суммы, за которую он договорился отдать машину. Матери как обычно не было на Земле, и меня отправили на Тарсус, уже к его родственникам. Поэтому никто и не соотнес мою фамилию с личностью тогда.
— Но как получилось так, как получилось? — чуть нахмурился Боунз. — Разве не было никаких признаков надвигающейся катастрофы?
— Были, но их никто не понял. Некому оказалось, — тяжело вздохнул Джим. — Там было всего-то четыре тысячи колонистов, большая часть — фермеры. Некоторое количество управленцев и учителей. В той системе не было ничего: ни аномалий, ни полезных ископаемых, ни-че-го. Обыкновенная аграрная планета с одним спутником и солнцем, находящимся в три раза ближе к планете, чем земное. Уже остывающем, и только потому планета была пригодна для жизни. В основном степная поверхность, невысокие скалистые горы, не было таких водных массивов, как на Земле. Только средней величины реки. Некому было зафиксировать аномальную вспышку на солнце, последствия которой оказались такими страшными.