Пока я мучительно искал ответ, он поёрзал на мне. Как будто специально… Именно. Поймав его взгляд, я убедился окончательно, что он сделал всё намеренно. И он прекрасно знал, что я это понял.
― Если вы не против, я продолжу. Не беспокойтесь, я всё сделаю сам.
Я был очень даже против, но язык будто прилип к гортани намертво. А потом не осталось вовсе ничего осмысленного в голове, потому что Хань стянул как своё полотенце, так и моё, и оба полотенца свалились на пол. Внезапно его лицо оказалось у меня перед глазами, тихий выдох долетел до моих губ. Хань не собирался меня поцеловать ― он уже целовал. Его пальцы до боли впивались мне в плечи, а вот губы были нежными и даже немного робкими. От этого контраста прикосновений голова шла кругом. Я потерялся в ощущениях и не сразу понял, что уже сам целую его, ловлю его губы, покусываю и провожу по ним языком, словно так лучше и чётче смогу разобрать его вкус. Мягкие волосы под моими пальцами, гладкая кожа, изысканные черты лица, маленькое уплотнение под нижней губой, безупречные линии шеи… Он просто потёрся кончиком носа о мой подбородок, а отозвалось всё моё тело, заставив его осторожно поёрзать и чуть сильнее наклониться ко мне.
Хань потянулся за глиняной чашкой для масла и наклонил её надо мной. Отставив чашку, принялся медленно распределять масло по коже. Ему вскоре пришлось пересесть ближе к моим коленям, чтобы нанести масло на живот и на бёдра. Глупо было думать, что он обделит вниманием напряжённую плоть, которая минуту назад тёрлась о его ягодицы. Его руки напоминали сейчас благословение и проклятие одновременно. Хорошо ещё, что он довольно быстро вернулся на место и потребовал поцелуй.
Хань перехватил мои руки, когда я прикоснулся к его бёдрам. Он аккуратно прижал запястья к софе, заставив меня выпрямить руки вдоль тела, отпустил и после быстрого поцелуя тихо напомнил:
― Во время сеанса прикасаться может только мастер.
Как чудно, но мне необходимо было потрогать его, коснуться, изучить на ощупь. И это желание было сильнее, чем любое иное. Подумав, я поднял руку и протянул ему. Он непонимающе уставился на мою ладонь.
― Возьми и прикоснись сам. ― Кажется, я улыбнулся, когда произнёс его имя. ― Хань?
Он понял, хоть и не сразу, осторожно взял мою ладонь и притянул к собственной груди, нарочито медленно повёл моей рукой по коже сверху вниз. Прикрыв глаза, я упивался ощущениями. Гладкое на твёрдом, выпуклая вершинка соска, чуть выступающие рёбра, потом ― едва заметно подрагивающие мышцы живота. Неторопливое путешествие обратно вверх ― вот ключица, напряжённая шея, аккуратный подбородок, губы… Он губами поймал мои пальцы, облизнул и чуть сжал зубами, поставив точку в этом незабываемом путешествии.
Я хотел его, но всё ещё не мог признаться в этом. Ему, не себе. С собой я буду разбираться позже. Но когда он прильнул к моим губам и позволил поцеловать его, кончиком языка провести по кромке зубов, задеть нёбо и прикусить его язык, вновь проникнуть глубже, чтобы после мы оба смогли судорожно втянуть в себя воздух, чуть отстранившись, я сказал то, что говорить не собирался, да и не ожидал от себя самого. Хань на миг замер, но в следующую секунду зажал мне рот ладонью и согрел мягким поцелуем шею. Не одним поцелуем. Он целеустремлённо спускался вниз по шее, добрался до груди, где перестал осторожничать и проявил страстность. Затем уже обе его ладони гладили мой живот. Он выпрямился, чуть приподнялся и тонко улыбнулся, когда я невольно потёрся ноющим от усилившегося возбуждения стволом о ложбинку меж его ягодиц. Его проворные пальцы пробежались по всей длине от основания к головке, и он уверенно направил мой член в себя. Медленно опускался, опасаясь сделать то ли вдох, то ли выдох. А я плавился от чувства единения с ним: мягкий трепет его тела, сладкое давление, острое ощущение движения в гладкой тесноте… Это было лучше, чем я мог себе представить.
Не знаю, что забыли мои руки на его бёдрах. Они прикасались к коже на внутренней стороне, гладили низ живота и чутко улавливали дрожь его мышц. Хотя больше всего меня поразила реакция его тела на моё проникновение в него. Хань и так испытывал возбуждение раньше, но в тот миг, когда я полностью его заполнил, он отреагировал так, словно почти достиг предела.
Кажется, Ханю не очень понравилось то, что я всё ещё могу связно мыслить. Знал бы он, чего мне это стоило. И я не хотел навредить ему, поэтому безжалостно глушил удовольствие, старался не замечать его. Хань сам всё испортил, принявшись двигаться на мне. Темп, который он выбрал, никто не рискнул бы назвать осторожным. Он сходил с ума сам и делал со мной то же самое. Я умел терпеть боль, а удовольствие немного на боль похоже, но я не железный. Мы вместе скользили ладонями по влажным от масла и пота телам, сплетали пальцы, пытаясь замедлить друг друга, но ничего не получалось.
Едва меня догнала мысль, что сейчас всё закончится, Хань отпрянул, лишив меня своего внутреннего жара. Он вытянулся на софе рядом, тяжело дыша и кусая губы, затем почти неслышно позвал:
― Иди ко мне…
Наверное, я ждал именно этих слов всё время. Не знаю. Просто это походило на переключатель. Щёлк ― и всё встало на свои места, исключив сомнения и путаницу. И я прикасался к его лицу руками и губами, изучая изысканные черты, упивался совершенством его шеи, измерял поцелуями плечи и грудь, прижимал его к себе так сильно, что он почти задыхался. Но мне было необходимо ощущать его желание всем телом, чувствовать, как доказательство его возбуждения прижимается к моему животу, как напрягаются выпуклые мышцы на его бёдрах, как подрагивают ступни, задевая мои лодыжки. Я прихватывал губами кожу на его шее, не стесняясь прикусывать её зубами, делал то же самое с сосками, сравнивая их цвет с цветом его кожи, и пытался осознать, что моё желание осуществимо. Быть может, я никогда не смогу стать Ханем, но быть с ним ― могу вполне, и это ― равноценно.
Я вошёл в него, сорвав с его губ тихий стон. Ещё лучше, потому что его голос я мог бы слушать вечно. Бедная софа не выдержала нашей страсти и вскоре принялась поскрипывать, как ни странно, это совершенно не раздражало. Я сжимал ладонями его бёдра, а он ловил руками мою голову, перебирал влажные от пота волосы и тянул к себе, чтобы красть поцелуи время от времени. А ещё он не закрывал глаза, и мне казалось, что это гипноз или что-то в этом духе, потому что я никак не мог выбраться из блестящей тёплой глубины, окружённой длинными ресницами и усыпанной лукавыми искорками.
Когда огонь, так сказать, угас, я свалился на софу, утянув за собой Ханя. Просто лежал, ощущая на себе его горячее тело, и гладил по спине. Мы даже толком не отдышались, а он вновь искал мои губы, чтобы после отстраниться и напомнить, зачем я сюда пришёл. Не знаю, где он черпал силы, чтобы мять и ощупывать все мышцы на моём теле, нажимать пальцами и тянуть, прогоняя напряжение и усталость и наполняя новой силой. И в душ со мной Хань не пошёл, хотя, скорее всего, это было самым благоразумным решением.
Из душа я выбрался и застал его за заполнением журнала. Он сидел на стуле, завернувшись в полотенце, и даже не обернулся, когда я приблизился к нему. Я стоял и смотрел на его склонённую голову и не знал, что должен сказать. Пригласить его куда-нибудь? Просто поблагодарить? Спросить, сможем ли мы… Вот в такие минуты я как никогда отчётливо понимал все преимущества старомодных способов знакомства, когда отношения точно начинались не с секса, а с чего-то более многозначного, оставлявшего простор для двусмысленности. Секс простора для двусмысленности не оставлял. Никакого.
“Я тебя трахнул, мне понравилось. Повторим?” Я, скорее, откусил бы себе язык, чем сказал бы нечто подобное Ханю. Но прямо сейчас я знал слова, какие никогда ему не скажу, и не знал, что сказать бы хотел. Звуки в слова отказывались складываться, как и чувства. Поэтому я продолжал стоять и смотреть. Бэкхён прав, я совершенно не умел подстраиваться под людей и находить с ними общий язык.
― Господин Ким, я буду ждать вас… ― отстранённо начал Хань.
― Чонин.
Он вскинул голову и посмотрел на меня, потом едва заметно улыбнулся и кивнул.
― Чонин, буду ждать тебя послезавтра в это же время. Постарайся сбалансировать свои нагрузки. Всего доброго. ― Хань снова улыбнулся, но по-другому ― ярко и лучисто, словно солнце проблеском из-за туч показалось. Прихватив свою одежду, он ушёл в душ, оставив меня одного. Вот и поговорили…
Прислонившись плечом к двери, я терпеливо ждал, пока он выйдет. По-прежнему не знал, что должен говорить ему, но мне необходимо было прояснить, что же между нами происходит.
Хань удивился, обнаружив, что я ещё не ушёл. Он одёрнул футболку и вопросительно посмотрел на меня.
― Я хотел спросить.
― О чём?
― То… что было… это… ― Да уж, образчик красноречия, нечего сказать, но связные фразы не получались.
― Это просто было, раз уж мы оба этого хотели. Прости, мне действительно нужно идти, к тому же, мы ещё увидимся, верно? ― Он прихватил куртку и сумку и проскользнул в дверь раньше, чем я успел найти нужные слова, чтобы задержать его.
========== - 5 - ==========
- 5 -
На следующий сеанс я пришёл с железной решимостью выяснить всё до конца и с парой билетов на завтрашнее шоу в кармане. Решимость улетучилась мгновенно, едва я зашёл в салон. Первый залп в виде солнечной улыбки заставил меня растеряться, второй в виде быстрого поцелуя и жарких объятий заставил слегка “поплыть”, третий залп ― совместное путешествие в душ. Секс под тугими тёплыми струями стал контрольным выстрелом в голову.
Хань крепко держался за перекладину над нашими головами, обхватив меня ногами. Я же тонул в нём, осыпая поцелуями его гладкую кожу, украшенную прозрачными каплями. Бурно, долго и горячо. Я таял в его руках, как кусочек льда или снежинка, и забывал о том, что было важным.
Не знаю, как он это делал, как заставлял меня терять голову и быть с ним. Нет, ни черта он не походил на ангела ― ангелы на такое не способны, ни один ангел не может так сводить с ума и заставлять хотеть себя. Мне с ним было одновременно хорошо как никогда и как никогда плохо. Мой рай и мой ад сразу. Отдавая себя мне, он как будто ломал меня, заставлял быть с ним вопреки всем моим принципам и убеждениям, не раскрывал причин своих поступков и поведения, даже не говорил со мной.
Я пришёл в себя только на лестнице и вспомнил, что забыл отдать ему билеты. Повернул обратно, встретил последних посетителей и остановился у приоткрытой двери зала.
Нет, меня остановили. Остановили слова, долетевшие изнутри.
― Поверить не могу, что проиграл тебе!
― Проиграл, поэтому давай сюда деньги. ― Этот голос я просто не мог не узнать.
― Кто бы мог подумать, что этот высокомерный парень так быстро сдастся, ― горестно вздохнул Чанёль. ― Я тысячу раз пытался с ним заговорить, но толку, а ты, считай, сразу же его заполучил. Ну ладно, гони подробности ― выпьем за это. И какой же он? Как ты это сделал?
― Это было так легко, что подробности просто скучны и неинтересны, ― со смешком отозвался Хань.
Щёлк ― и всё встало на свои места, залив меня холодом с головы до ног. “Это было так легко…” ― назойливо вертелось в голове. Так легко. “Этот высокомерный парень” ― такие слова я слышал не раз в собственный адрес. Особенно от людей, которые видели меня впервые и живьём.
― А ты говорил, что у него кто-то есть, ― обиженно тянул Чанёль.
― Значит, ошибся, ― пусто и равнодушно.
Хотелось рассмеяться над своей же глупостью: на что я рассчитывал всё это время? Как можно было даже мысль допустить, что тут скрыто нечто большее, чем просто секс? Мы с Ханем ничего друг о друге не знали и встречались лишь несколько раз. Какие тут вообще могли быть отношения? Неудивительно, что я не мог найти подходящих слов, чтобы поговорить с ним, потому что нам просто не о чем было говорить. Почти. Я видел его два года, два года смотрел на него и молча любовался, два года сожалел о несбыточном. Но это делал я, не он. Что думал он, когда заметил меня, и чего захотел, я не знал и не мог знать.
Зато узнал сейчас.
Уверенно зашёл в зал, остановился у стойки рядом с Ханем в полной тишине и положил перед ним злосчастные билеты. Зачем я вспомнил о них и вернулся? Хотя теперь уже ничего не изменить. Я кивнул окаменевшему с бутылкой в руках Чанёлю.
― Шоу будет завтра. Надеюсь, вы сможете развлечься. Доброй ночи.
Развернувшись, я размеренным шагом добрался до двери, а вот дальше помчался вниз по лестнице, не глядя себе под ноги. Оступлюсь и сломаю что-нибудь? Кого это волнует?
Бэкхён считал, что я похож на черепаху. Ни черта подобного! Мой панцирь был куда тоньше и слабее, чем мне казалось до этой минуты. И ведь вроде бы ничего особенного не случилось, подумаешь, секс всего лишь ― без обязательств и обещаний, как часть сеанса массажа. Хань ведь ничего мне не обещал, коль уж на то пошло…
Только всё равно было больно. Всё равно, почему и из-за чего, просто больно.
Я не хотел от Ханя секса, массажа или пары ничего не значащих слов. Я не хотел просто смотреть на него издали и молчать. Я ничего этого, чёрт возьми, не хотел! Я хотел его! Если не стать им, то быть с ним.
Я просто хотел… хотел того, о чём сказал ему в порыве чувств так внезапно для себя самого, зато честно.
Что ж, вот он и сказал: “Это было так легко, что подробности просто скучны и неинтересны”.
Теперь я знал, что значит “быть растоптанным”, и мог поблагодарить Ханя хотя бы за это.
“Мне очень жаль, что ты есть. S”. Мне тоже жаль, мой преданный ненавистник. По крайней мере, прямо сейчас я предпочёл бы второй вариант из знаменитого вопроса Гамлета.
Не быть.
***
― Я видел в зале Тэмина. Ты рад? ― Я был рад уже потому только, что некоторые вещи в мире неизменны. Например, Бэкхён и его неуёмность. И потому, что умение выдерживать боль осталось при мне. ― Кусочек яблока на удачу, а?
― Давай.
Гримёр схватился за голову, увидев, что мы грызём по половинке яблока, завопил не своим голосом и вновь принялся корпеть над нашими лицами. У всех свои маленькие катастрофы в жизни.
― Зал битком просто, ― доверительно сообщил парень из осветительной бригады и умчался на свой пост, чтобы проверить оборудование ещё разок ― на всякий случай.
Чанёль и Хань могли прийти, а могли и не прийти, но я не стал пробираться в удобные для наблюдения места и искать их в толпе. Пришли или нет, это уже неважно. Мне в любом случае завтра придётся отправиться на очередной сеанс. Хочется или нет, но я пойду. Бегство не по мне. Кроме того, Хань мог не опасаться, что я стану хоть в чём-то его обвинять. Я сам дурак, сам и разберусь с этим.
― Три минуты! ― зашипели на нас с Бэкхёном.
― Если захочешь похлопать меня по заднице на удачу…
― Я тебя умоляю ― заткнись!
― Можно мне тогда тебя похлопать?
― Нет.
― Спасибо.
― Пожалуйста.
Это уже традиция: пособачились ― и на сцену, на удачу, а на сцене перестаёт быть важным всё, кроме образов, игры и эмоций. Там ― кусочек иной реальности, построенной из обрывков настоящей.
Сегодня наше выступление сводилось к сложной в исполнении песне Бэкхёна, где у меня были танец, две партии рэпа и финальная строчка. Вместе с Бэкхёном мы танцевали на припевах и ― один раз ― в кульминационной части, в остальное время танцевал я один. Танцы так и не стали сильным местом Бэкхёна, но отсутствие мастерства он компенсировал усердными тренировками.
Мы разыграли своё маленькое представление как по нотам. Пока Бэкхён голосом покорял сердца, я танцевал под магию его голоса и музыку. Хотя слушал я только голос. Музыку я изучил давным-давно вдоль и поперёк и мысленно отдавал команды тактам и ритму. Мне довольно было уловить мелодию в голове, чтобы подобрать нужное настроение и вытащить из глубины души соответствующие эмоции на всеобщее обозрение. А вот голос Бэкхёна придавал новизну и нотку непредсказуемости, потому что мой танец зависел от того, что чувствовал он и какие собирался показать эмоции.