— Погоди, ты имеешь в виду…
— Да нет, сюда смотри! Вот, видишь? А теперь…
— Ага… А если…
Они оба придвинулись ближе к монитору и продолжили увлечённо обсуждать проектную разработку Чанёля. Когда Бэкхён ввалился в ремонтный бокс, то Чанёль и Чонин его едва не затоптали, поскольку вознамерились куда-то сбегать.
— Скоро вернёмся, — заявили оба в один голос и вымелись из блока, оставив Бэкхёна торчать у порога с раскрытым ртом.
И вернулись они лишь спустя час — Бэкхён задремать успел. После Чанёль проводил его в номер, а Чонин остался в ремонтном боксе, чтобы продолжить работу с болидом.
Хань как раз высунулся из мастерской Ифаня и увидел уходивших к жилому комплексу Чанёля и Бэкхёна. Попрощавшись с Ифанем, он двинулся в ту же сторону, что и Чанёль с Бэкхёном. Проходил мимо распахнутой двери ремонтного бокса Три Сотни и чуть задержался.
У полуразобранного болида сидел на ремонтной платформе Чонин и просматривал что-то на дисплее наладонника. Хань невольно засмотрелся на чеканный профиль и узловатые пальцы, удерживающие пластик наладонника. Потом Чонин положил наладонник на платформу и хотел встать, но почти сразу вновь опустился на платформу и сосредоточенно потёр левую лодыжку ладонями, затем правую, и лишь после этого он осторожно поднялся на ноги.
Под сдвинутой панелью на боку болида что-то вдруг заискрило, и Чонин шарахнулся в сторону так, словно там не просто искрило, а полыхал огромный костёр.
Чонин повернул голову к двери совершенно неожиданно для Ханя. Пришлось поспешно шагнуть вперёд и чуть ли не бегом промчаться к проходу в жилой комплекс.
Хань ничего не ждал и ни на что не рассчитывал, но прямо сейчас больше всего опасался заговорить с Чонином хоть о чём-нибудь. После их последнего разговора и после решения Чунмёна выгнать Чонина из команды — боялся.
Он помнил, каким потерянным выглядел Чонин, когда услышал от Чунмёна о принятом решении. И помнил, как болезненно дрогнули эти невероятные и притягательные губы, которые умели так сладко целовать…
Чонин тогда так необычно говорил о птицах и крыльях. Хань помнил. И помнил то странное чувство, что в нём вызвали эти слова. Словно Чонин хотел лишь летать. Просто летать. Без оглядки, без правил, без границ, без остановок.
Жалости Хань не ощущал к Чонину — он просто не понимал. Хотел спросить Ифаня, но так и не рискнул, да и не до этого было. Чунмён требовал эффективных тренировок и победы на трассе. Хань либо слишком сильно уставал, либо не мог подловить удобный миг, чтобы поговорить с Ифанем с глазу на глаз — вряд ли Чунмёна порадовал бы его интерес к Чонину.
Говорить с Чонином всё ещё было страшно.
Хань боялся снова услышать те самые слова. Боялся, что…
“Мне не хочется ничего тебе говорить”.
Чонин не участвовал в гонке в системе Таир, но это не помогло Ханю победить. В третьей гонке сезона победил Чанёль, и золото получила команда Эльдорадо.
Два золота у Трансформер и одно у Эльдорадо, а Чонин теперь играл за Три Сотни и компанию Солар — в то время как до конца сезона оставалось семь гонок.
— Он ещё может всех сделать, — тихо заметил Ифань после церемонии награждения, когда Чанёль получил золото, а Хань — серебро. Чунмён его не услышал, но услышал Хань.
— Даже в Три Сотни и на болидах Солар? — уточнил он шёпотом.
Ифань едва заметно улыбнулся и промолчал.
========== Глава 20 ==========
Комментарий к Глава 20
Бета выжила сегодня, поэтому она приветствует всех котиков, ждущих обновления ♥ Надеюсь, вы не скучали ;)
Я звал друга, но никто не слышал голос мой,
Я рванул сквозь стены, но никто не бросился за мной.
Там внизу горел асфальт от сбитых с неба звёзд -
Мне хотелось ветра, чтобы бил наотмашь и насквозь.
Ария — Не хочешь — не верь мне
Глава 20
Накануне четвёртой гонки сезона в системе А-5, принадлежащей Альдебарану, компания Солар прислала в команду Три Сотни новые болиды. Все формальности были соблюдены, всё согласовали с комиссией Формулы-О в требуемом порядке, и болиды выпустили на трассу.
Ходили слухи, что к проектированию болидов приложил руку Пак Чанёль, но наверняка никто ничего не знал. Вроде бы Солар купила у Чанёля что-то из его личных разработок, но — опять же — так утверждали слухи. Официально ни о чём подобном не заявляли ни Солар, ни сам Чанёль.
Хань в это время тренировался под присмотром Чунмёна и летал на планету-столицу для встречи с семьёй. Вернулся он мрачным — поговорил с отцом. Отец выразил недовольство успехами Ханя и потребовал того же, чего всё время требовал Чунмён.
Накануне четвёртой гонки сезона Ханю приснился кошмар, возможно, навеянный тем, что он увидел в ремонтном боксе Три Сотни.
Он летел в болиде с перегревшимся движком, а потом движок взорвался. И Хань был в защитной капсуле совсем один. Кроме него там только бесновался огонь и лизал кожу, опаляя невыносимой болью.
Он проснулся с хриплым криком, сел на кровати и закрыл лицо руками, размазывая по коже склизкие и холодные капли пота. Потом нашёл в себе силы подняться, добрести до ванной и постоять час под прохладными струями. Смывал с себя пот и тёр кожу так, словно надеялся смыть с себя воспоминания о сне и фантомных поцелуях огня. Но было по-прежнему жутко даже тогда, когда он вылез из душевой и замер перед зеркалом. Долго умывался ледяной водой и после смотрел на собственное отражение в зеркале. И не понимал.
Всего лишь после одного несчастного сна он не испытывал ни малейшего желания садиться в болид. А Чонин не сон видел, а в самом деле горел в болиде. По-настоящему. Быть может, ему это снилось каждую ночь в течение двух лет, а то и снилось до сих пор. И Хань не представлял, где Чонин брал силы, чтобы вновь сесть в болид и выйти на трассу, если он до сих пор шарахался даже от крошечных искр. После всего вот этого… После одиночества, разбавленного ревущим пламенем — внутри защитной капсулы… Как Чонину удавалось?..
Раньше это просто казалось рядовым событием. Плохим, нежеланным. Но такое случалось на трассе. Хань помнил инструктаж и знал, что взрыв двигателя маловероятен в обычных условиях, но всё-таки возможен. Однако следовало пережить самому нечто подобное, чтобы понять, почему лишь единицы из гонщиков после такого возвращались на трассу. И Хань не испытывал уверенности, что смог бы вернуться сам, если бы с ним приключилось то же самое, что с Чонином. Ведь у Чонина движок рванул вовсе не из-за перегрева, а тогда, когда этого никто не ждал — сам Чонин в том числе.
Ифань упоминал, что у Чонина есть в ногах вставки из прочного сплава… Хань как-то ведь застал Чонина и Бэкхёна в раздевалке, когда Бэкхён разминал Чонину ноги. А потом вот недавно в ремонтном боксе… И Чонин сам говорил, когда пришёл накануне сезона в Трансформер, что у него есть проблемы с ногами, но комиссия не обратила на это внимания из-за изменившегося управления. Ифань ещё шутил, что летать теперь можно вовсе без ног.
Хотя чёрта с два скажешь, что у Чонина есть какие-то проблемы, если судить по тем ночам, что они провели вместе. Да и не только. Чонин никогда не брал дополнительное время на отдых и тренировался в том же режиме, что и остальные, а то и больше.
Хань поспешно склонился над раковиной и плеснул в лицо холодной водой. Чтобы отрезвить себя. Потому что об этих чёртовых ночах с Чонином и о самом Чонине думать ему не следовало. Хотелось, но не следовало.
В конце концов, Чонин из другого мира, где есть Император, законы Короны, знать, слуги, где у него нет даже права на повторный брак из-за его грёбаного высокого происхождения. Их с Ханем многое разделяло, а вот общего у них… кот наплакал.
Вечером того же дня Хань вместе с Ифанем разбирал тренировочный полёт. Ифань безжалостно тыкал его носом в ошибки и косяки и нудно объяснял, что именно Хань делал не так. В противоположном конце общего ангара торчали Чонин и Чанёль и что-то оживлённо обсуждали, поочерёдно выдирая друг у друга из рук наладонник Чанёля. Ханю ни капельки не было интересно, но он невольно косился в их сторону.
— Кончай пялиться, — строго велел Ифань, когда Хань вновь уставился на Чонина. — Будешь щёлкать клювом, опять поцелуешь его в корму.
— Учитывая, как именно он способен гонять… не дотянусь, — огрызнулся Хань и повернул к себе монитор, где крутилась запись его тренировочного полёта.
— Дотянешься, если будешь усердно тренироваться и набираться опыта. Он тоже далеко не сразу стал гонять так, как умеет сейчас. На одном таланте далеко не уедешь. Талант — это лишь росток. Если за ним не ухаживать, дерево не вырастет.
— И потом вымахавшее дерево уже не спрячешь? — Хань не потрудился скрыть сарказм.
— Чонин ничего не прятал.
— Неужели?
Ифань резко вскинул голову и устремил на Ханя прямой и тяжёлый взгляд, потом негромко полюбопытствовал:
— Ты в самом деле считаешь, что Чонин в клинике только ожоги лечил аж целых два года?
Хань открыл рот, но осёкся и уставился на собственные руки.
— Правильно, подумай. Лишним не будет.
— Но разве не два года нужно на восстановление после… такой аварии?
— Ожоги лечат за месяц — максимум. Ноги — два месяца, хотя на полное восстановление в этом случае надо лет семь, но из клиники можно смыться и спустя два месяца.
— Тогда почему два года?
— А ты подумай. Для общего развития. Когда-то Чонин очень походил на тебя. Правда, ему тогда было всего восемнадцать. И на него давили точно так же, как Чунмён давит на тебя сейчас. И Чонин боялся проигрывать. Ему потребовалось два года, чтобы преодолеть это. Страх не ушёл, но Чонин научился с ним управляться и избавился от зависимости от этого страха. Тебе придётся сделать то же самое, если ты хочешь побеждать и стать чемпионом. По-настоящему. Как Чонин сейчас. Чонин два года побеждал из страха проиграть и пять лет — по иной причине. И первые два года он считает потерянными, фальшивыми. Почему? Подумай сам. Думать вообще очень полезно. Для всех. Для тебя — в том числе.
— Я тебе просто не нравлюсь, — буркнул Хань и отодвинул монитор, чтобы посмотреть Ифаню в лицо.
— Не нравишься, но это не имеет значения на трассе.
— Я тебе не нравлюсь, потому что нарушил правило «никакого секса внутри команды»?
— В том числе.
— Или я тебе не нравлюсь, потому что этот секс был именно с Чонином? Из-за Шуня?
— Шунь не имеет к этому никакого отношения. Но ты прав в первой части. Меньше всего я хочу видеть тебя рядом с Чонином.
— Почему? — Хань сверлил Ифаня упрямым взглядом.
— Потому что ты понятия не имеешь, с чем именно столкнулся. И не ценишь это. И способен сделать лишь хуже, а не лучше. Меньше всего Чонину сейчас нужны проблемы с тобой. Ему сейчас покой нужен и здравый рассудок.
— Ты с такой лёгкостью решаешь всё за других… Но ты тоже знаешь далеко не всё.
— О Чонине я точно знаю больше твоего, так что заткнись и не вякай. Сосредоточься на тренировках и гонке. И не вздумай лезть к нему.
Хань твёрдо сжал губы и мысленно послал Ифаня к чёрту. Вот ещё!
А потом Хань сделал именно то, от чего его Ифань предостерегал — полез к Чонину. Не собирался, вроде бы, но запрет Ифаня стал последней каплей.
Хань сунулся в ремонтный бокс Три Сотни, прикрыл за собой дверь и замер в ожидании. Чонин лежал в углу, вытянувшись на ремонтной платформе, возился с чертежами и делал какие-то пометки в блокноте. Закончив с пометками, он вскинул голову. Лёгкое удивление на смуглом лице быстро сменилось невозмутимостью.
— Поговорить хотел, — буркнул Хань и сунул руки в карманы, лишь бы куда-нибудь их деть. Чтоб не мешали и не тянулись к Чонину.
— О чём? — Чонин убрал чертежи, сунул блокнот в задний карман потёртых кожаных брюк и поднялся на ноги.
— Если помнишь, мы делали ставки на Саргас.
Чонин присел на край стола, на миг закусил губу, после — слабо улыбнулся.
— Тебя это беспокоит? Напрасно. Можешь расслабиться и забыть о ставках.
— Я не понимаю. Зачем тогда ты вообще сделал эту ставку? Или в Империи принято относиться к людям так, словно они вещи?
Чонин скрестил руки на груди и с демонстративным удивлением вскинул брови.
— А я хоть когда-нибудь относился к тебе так, словно ты вещь? — Он изобразил задумчивость и пожал плечами. — Прости, что-то никак не могу вспомнить ничего подобного. Или ты всерьёз считаешь, что победа в гонке может дать мне хоть какое-то право на тебя?
— Но ведь ты сделал это не просто так, а зачем-то, правильно? Я хочу знать — зачем.
— Это был… вопрос, — тихо отозвался Чонин, опёрся ладонями о столешницу и сосредоточенно скрестил ноги в лодыжках, покрутил левой ступнёй и вздохнул. — Просто вопрос, ответ на который я так и не узнал.
— Какой ещё вопрос? — Хань сердито смотрел на Чонина и не знал, что ему сделать такое, чтобы Чонин перестал говорить загадками и ускользать от него.
— Уже неважно, раз ты ничего не понял. Если не понял, значит, не думал об этом. А если не думал, то тебе это не нужно. В конце концов, отсутствие ответа на вопрос тоже в некотором роде есть ответ. Не тот, что я хотел бы получить, но всё же.
— Что за чушь ты сейчас несёшь? — Хань всё-таки не выдержал и возмутился. Вместо того чтобы прояснить ситуацию, Чонин старательно запутывал всё ещё больше.
— Не вижу смысла говорить об этом, если тебе это кажется чушью, — устало отозвался Чонин. — Дверь у тебя за спиной. Просто уходи и спи спокойно. Считай, что ставок никогда не было.
— Замечательно, тогда, быть может, ты задашь свой дурацкий вопрос нормально?
Чонин долго смотрел на него, потом медленно покачал головой.
— Не смог спросить нормально тогда, сейчас — не смогу тем более. Да и какая теперь разница? Ты прав, теперь это не больше, чем просто чушь.
Невыносимо просто! Хань умирал от желания придушить твердолобую скотину. Взять и придушить к чёртям! Хотя, пожалуй, он понял, о чём именно пытался спросить Чонин довольно дурацким способом. Способ выглядел не таким уж и дурацким в свете чониновской гордыни. Но к соображениям Ханя примешивалась и изрядная доля неуверенности: он с трудом вообще верил, что Чонин мог задать подобный вопрос, да и зачем ему лишняя морока, если они и так…
Не ко времени вспомнились слова Ифаня, что одними объяснениями гонку не выиграть. Поэтому Хань сжал волю в кулак, подошёл к Чонину, поколебался немного в паре шагов от него, потом приблизился вплотную и поднял руки, чтобы провести кончиками пальцев по смуглому лицу. Попытку Чонина его отстранить он проигнорировал и прижался губами к красиво очерченным полным губам. Надолго.
— Этот ответ тебе нравится больше? — прикрыв глаза, шепнул Хань после поцелуя и слегка «поплыл», когда почувствовал прикосновение горячих ладоней к пояснице. — Я быстро соображаю, но не умею разгадывать шарады в доли секунды. Проще спрашивать прямо.
— Смотря кому. Но я не думаю, что сейчас всё это уместно. В свете сложившейся ситуации.
— Мне не хочется думать ни о чём. Прямо сейчас. — Ложь, конечно. Ханю хотелось думать. О губах Чонина, например, о его руках на податливом теле, об их близости и о том, что эта близость могла стать более совершенной. По обоюдному желанию.
Через десять минут они ввалились в номер Чонина, захлопнули дверь и занялись поисками кровати. В теории, потому что на практике оказались слишком заняты друг другом. Врезались в столик и свалили на ковёр вазу с яблоками, потом Хань умудрился наступить на крупное яблоко и навернуться.
Кровать они всё-таки нашли, добравшись до неё ползком. Чонин закинул Ханя на эту самую кровать. Пока возился с брюками Ханя, тревожил кожу на животе неровным дыханием и быстрыми прикосновениями губ. Хань запустил пальцы в его тёмные волосы. Томно выгибался и старательно глотал стоны, потому что стенки были непозволительно тонкими. Мало ли… Хотя неважно, если их услышат.
— Всякий раз, когда следует поставить точку, вместо этого, — пробормотал Чонин и провёл пальцами по бедру Ханя, — мы старательно нарушаем правила.
— Продолжай нарушать. Мне нравится, — слабым голосом отозвался Хань и накрыл ладонь Чонина на своём бедре собственной ладонью.