Эльдорадо - "Stochastic" 2 стр.


"Моя мама ела цветы сейбы, когда ждала ребенка" - вспомнила Кьяри. За словами хлынули образы. Нио, карабкающийся по покрытому шипами стволу. Бледно розовые цветы. Смеющаяся Иса гладила Нио по спине.

Нио набрал в горсть гальку и отправил её в рот. Сглатывая, он зажмурился, и Кьяри поняла, что больше не может этого выносить. Несправедливо! Неправильно! Не может быть! Нио снова поднес камень к губам, и Кьяри ударила его по рукам.

- Прекрати!

Но Нио не остановился, нашел ещё один камень величиной с сердце колибри и взял его в рот.

Кьяри казалось, что она падает в пропасть. Не замечая собственных слез, не слыша своего крика, она бросилась на Нио с кулаками. Нио легко ушёл от удара, вскочил на ноги и отступил на несколько шагов. Кьяри вдруг показалось, что солнце светит слишком ярко. Его свет давил на веки и обжигал кожу. Нио положил на язык ещё один камень и глотнул.

- Ты пожаллеешь об этом! - выкрикнула Кьяри и бросилась бежать. Она не знала, о чем стоило жалеть Нио о том, что камни разорвут его живот или о том, что он ладил с Исой и смеялся над её смертью.

Селение было небольшим. Глиняные хижины с соломенными крышами стояли рядами. На дверях старика Римака висели золотые кольца и плетенка из тростника, охраняющая дом от злых духов.

Облокотившись о стену, старик грелся на солнце и курил трубку.

- Римак! Ты должен наказать Нио! Он ... Он смеялся надо мной! Следил за моей матерью! И ел камни!

- Успокойся, девочка, - просипел Римак, не вынимая трубку изо рта. - Я знаю тебя... Кажется, ты ходила на мои занятия в прошлом году?

- Нио он...

- Я никак не могу вспомнить твое имя. Стар совсем стал. Память никуда не годится, пальцы не слушаются, глаза подводят. Нио!

Появившись из-за спины Кьяри, Нио приблизился к старику.

- Я забыл сегодня утром выпить свои настойки из трав, мой мальчик, - старик посмотрел на него и улыбнулся. Глубокие морщины делали смуглое лицо старика похожим на кору дерева.

Нио скользнул в дом и вернулся с глиняной чашкой. Пока старик шумно пил, Нио сидел у его ног.

Кьяри поднесла руку к лицу, дотронулась до мокрой щеки и поняла, что плачет. Вытерев слёзы, она заметила, что по голым ступням старика ползают муравьи.

- Стар я совсем стал, - повторил Римак. - Лекарство пить забываю. А когда-то знал имя каждого ребенка, старика, мужчины и женщины в округе. Помнил, кто и когда родился, кто, когда и на ком женился. Разбуди меня среди ночи, мог сказать сколько у чиа воинов, стрел, луков, копий и какие жертвы приносились на алтарь бога солнца за последние пять лет. Глаза теперь тоже не те, что раньше. Не могу даже толком прочитать кипу, что приносят гонцы императора. Говорят, в столице, когда хранитель кипу начинает ошибаться, его убивают. Мне повезло, что у меня есть Нио. У моих детей никогда не хватало усидчивости и сосредоточенности, чтобы научиться узелковому письму. Если бы не Нио, кто записывал бы важные события, происходящие в нашей деревне?

Кьяри показалось или во взгляде Нио мелькнули самодовольство и насмешка? Даже если так, она устала злиться. Она собиралась развернуться и уйти, когда старик заговорил снова.

- Тебе нужно увидеть его работу.

В доме Римака разноцветные верёвки со стройными рядами узлов висели на стенах и лежали в резных шкатулках. Словно исполняя только ему известный ритуал, старик с любовью коснулся каждой верёвки. С такой заботой мать гладит по голове ребенка, а охотник трогает хохолок ручного сокола.

- Ты ещё слишком молода и не понимаешь до конца, зачем нужны эти записи. Они связывают нас с прошлым. Кипу может рассказать, сколько воинов погибло, а сколько стало рабами в войне десятилетней давности. Кипу бережет наши тайны. Например, сколько копий, топоров, дротиков и стрел хранится на деревенском складе. Узлы кипу связывают нас с остальным миром. Благодаря им, мы, не покидая деревню, узнаем, что происходит в империи, какой император правит, какие народы он завоевал, какие города и дороги построил. Я долго искал ученика, которому мог бы доверить дело своей жизни. И никто никогда не подходил для этого так, как подходит Нио. У него замечательная память и ловкие руки. Вот, возьми. Присмотрись.

Наощупь верёвка была жесткой и твердой из-за въевшейся в неё краски.

- Видишь, как много узлов, как тесно они прижимаются друг к другу в первом ряду? Погляди, на одинаковые промежутки между узлами второго ряда. Смотри, как равномерно пропитались краской волокна. Такого результата непросто добиться. Даже кипу из столицы, редко могут сравниться с этой работой. Это сделал Нио. Ему понадобилось пять дней, чтобы создать эту запись. Он сам сплел верёвку, замешал краску и вымочил в ней верёвку, а затем по памяти воспроизвел мой рассказ. При этом не перепутал ни одну цифру, ни одну дату. Поверь мне, девочка, сам император был бы рад заполучить такого мастера кипу.

Старик улыбнулся Нио. Нио улыбнулся в ответ. Точно так же он улыбался год назад Исе. От воспоминания у Кьяри скрутило живот. Как наяву она увидела розовые цветы и смеющуюся мать. Неужели при взгляде на Нио она всегда будет думать о матери?

Старик долго говорил о кипу, часто ворчал на ломоту в костях и постоянную усталость, а потом сел в кресло, повесил голову на грудь и заснул.

- Он всегда спит днем, - зачем-то пояснил Нио.

- Когда я была совсем маленькой с нами жила бабушка, мать моего отца. В старости у неё нарушился сон. Она спала днем, а ночами сидела у очага и шила одежду.

- С нами тоже жила бабушка, она была такой толстой, что ходила как утка, переваливаясь с боку на бок, - выпалил Нио и принялся изображать походку старухи. Но посреди движения он вдруг остановился и помрачнел.

Эта смена настроения передалась Кьяри. Её снова обступили тоска и грусть последних дней. Желая избавиться от этой тяжести, Кьяри повернулась к Нио. Неизвестно откуда пршла уверенность, если она заставит его говорить и улыбаться, мрачные тени прошлого развеются.

- Ты научишь меня залазить на сейбу по шипам?

Кьяри испытала удовлетворение, увидев, как Нио распахнул глаза. Удивление изменило его лицо - когда Нио забыл о необходимости плотно сжимать губы, в его чертах появилась мягкость и плавность.

- Если ты не боишься поцарапаться.

- Я ничего не боюсь. Этой весной я сама поймала каймана.

- Наверное, он только вылупился из яйца и был совсем беззубый? - усмехнулся Нио.

- Смотри! - Кьяри поднесла руку к лицу Нио, чтобы он мог разглядеть три маленьких шрама на запястье. - А ещё у каймана очень вкусное мясо. Я угощу тебя, когда в следующий раз поймаю каймана.

Муха села на лицо Римака. Старик дёрнулся и громко всхрапнул. Вспомнив, что ей пора домой, Кьяри вскочила на ноги.

- На самом деле тот кайман был не совсем взрослым. Одногодка, - крикнула она вместо прощания.

Нио улыбнулся, и Кьяри решила, что научилась управлять его настроением.

Атавалп сидел у костра перед домом, чистил корень маниока и жевал тростинку.

- Я приготовил маисовую похлебку, - мягко сказал он. Когда Кьяри Кьяри присела рядом, Атавалп погладил её по спине.

От упоминания о еде в животе у Кьяри заурчало. Ласка отца принесла облегчение, будто Кьяри боялась его гнева. Откуда эта мысль? Ведь Кьяри никогда не боялась отца.

"Ребенок Исы умер и забрал её с собой, потому что он был вам не нужен. Вы ненавидели его, и он решил, что умереть лучше, чем жить с вами!" - прозвучал в голове Кьяри голос Нио.

Еда разморила Кьяри. Каждый раз, когда она моргала, ей чудилось, что с неба падает звезда.

- Я всегда смогу защитить тебя, - сказал Атавалп, накрывая Кьяри одеялом. - Меня защищают перья орла, которые мне подарила твоя мать в день нашей свадьбы. Они делают меня непобедимым и неуязвимым для стрел и камней.

- Если мама могла защитить тебя, почему она не защитила себя?

Атавалп опустил голову и глубоко вздохнул.

- Предвидеть опасность угрожающую близким легче, чем разглядеть свою беду. Иса любила тебя и меня. И её любовь всегда будет защищать нас.

- Керука она тоже будет защищать? Его она тоже любила? - Как бы часто Кьяри не думала о словах Нио "ребенок, которого ждет твоя мать не от твоего отца", она не собиралась говорить об этом с Атавалпом, слова вырвались против её воли. Увидев растерянность на лице отца, она ничего не желала так сильно, как забрать их обратно. Но уже в следующий миг стыд и чувство вины сменились облегчением. Кьяри вдруг поняла, что должна выяснить, знал ли отец о связи Исы с Керуком. Это знание обещало освобождение от поселившейся внутри тяжести.

- Да, думаю, Керука она тоже любила, - тихо сказал Атавалп.

- А он её?

- Верю, что он её тоже любил.

- Он сказал тебе об этом?

- Мне не нужно с ним говорить об Исе. Я достаточно хорошо знаю её и его. Она ведь первой подошла ко мне. Первая взяла меня за руку, первая призналась, что я нравлюсь ей. Твоя мать была самой искренней женщиной на свете.

- А Керук?

- Я знал его с детства. Мы учились у одних и тех же учителей. Вместе стреляли из пращей по птицам над маисовыми полями. Я ходил с ним в бой. Я видел как, он сражается. Он всегда предупреждал врага об атаке. Однажды меня окружили, я решил что погибну. И тогда Керук бросился в бой. Он был безоружен, убил первого своего врага голыми руками и отобрал у него топор. После этой битвы мы зашили раны друг друга. Керук самый честный и благородный воин, которого я знал в своей жизни.

У Кьяри защипало в носу. Стремясь избавиться от неприятного ощущения, она подалась вперёд и обняла отца.

- Ребенок... Мальчик, который пришел в этот мир, для того, чтобы забрать мою маму.... Я ... Я твоя дочь?

- Конечно.

- Откуда ты знаешь?

- Ты спала в колыбели, которую я сделал своими руками. Играла игрушками, которые я вырезал, и пользовалась моим ножом.

- Для мёртвого ребенка ты тоже сделал колыбель...

- Да. Я хотел, чтобы он стал моим. Но он умер слишком рано.

Закрывая глаза, Кьяри слышала, как отец клянется всегда быть рядом и всегда защищать её. У Атавалпа был приятный глубокий голос. Привычный, родной он дарил спокойствие и безопасность. Во сне от спокойствия и защищенности не осталось и следа. Кьяри стояла одна на залитой солнечным светом лесной поляне. Вокруг возвышались гигантские сейбы. Из шипов на стволах сочилась кровь. Кьяри услышала звонкий смех.

- Ты чудо, - сказала Иса, и Кьяри не поняла к кому на этот раз обращается мать - к Нио, к цветку сейбы или истекающим кровью шипам. А может она говорила о Кьяри?

Иса и Нио сидели под деревом и улыбались друг другу. Заметив Кьяри, они стали бросать в неё бледно розовыми цветами.

Глава вторая. Железные демоны.

У большинства яги был трудолюбивый и покладистый характер. И то, что побежденный служит победителю, они воспринимали как естественный и правильный ход вещёй.

За пятьдесят лет войн между чиа и яги всего дважды пленные яги бунтовали против своей судьбы. Первый раз это была девочка-рабыня, она влюбилась в своего хозяина и, не умея простить ему женитьбу, убила его и его молодую супругу. Второй раз воин яги испугался смерти на жертвенном камне и попытался бежать.

Чиа относились к пленным, как к младшим братьям. Гоняли по поручениям, грузили работой и воспитывали, но при этом учили и посвящали в свои занятия. Взрослые мужчины яги охотились вместе с чиа. Женщины вместе пекли лепёшки.

Дети яги и чиа часто вместе собирали плоды какао и отгоняли птиц от маисовых полей. Ссоры между яги и чиа случались не чаще чем, между самими чиа.

Римак сделал все, чтобы способности Нио получили уважение и признание, а сам мальчик занял достойное место в племени. Ссылаясь на дрожь в руках, слабый слух и никудышную память, старик брал Нио с собой на все праздники, на общие собрания и даже военные советы чиа. Вскоре Римак умер. К тому времени все привыкли к Нио. И то, что он стал наследником Римака и новым хранителем кипу, в деревне приняли как нечто само собой разумеющеёся.

И хотя Нио по-прежнему держался с людьми отстраненно, это не мешало ему многим внушать симпатию. Одни проникались уважением к его должности хранителя кипу. Другие с интересом наблюдали, как он работает. Третьи спрашивали Нио о прошлом: правда ли что десять лет назад зима выдалась такой же дождливой, как эта? А, если правда, как это сказалось на урожае маниока? Нио никогда не отказывался помочь. Обычно он усаживал гостя в старое кресло Римака и раскладывал перед собой верёвки. Если поиск ответа занимал много времени, Нио заваривал гостю какао. В благодарность мужчины дарили Нио оружие, плащи, мясо и шкуры животных. Женщины приносили одежду, циновки, орехи и плоды какао.

Даже Иская, который со времен занятий кипу, мечтал переломать ему пальцы, Нио сумел расположить к себе. Случилось это отчасти благодаря кипу. А отчасти благодаря чувству справедливости, которое, оказывается, было присуще Нио, но которое ему до сих пор не представилось шанса проявить.

В ту весну Биара, мать Иская, заболела. Несмотря на лекарственные травы, какими поил её Чалько, к сезону дождей Биара настолько ослабла, что не смогла выйти в поле. Извечный румянец на щеках Иская побледнел, тёмные круги залегли под его глазами. Днем Искай работал в поле, ночью ухаживал за матерью: переодевал её, купал и кормил с ложечки.

Его погруженность в себя, его несчастный вид напомнили Кьяри о её потере. По вечерам она спрашивала себя что хуже: за один день потерять мать или наблюдать, как она медленно угасает? Кьяри хотела, чтобы у них с Исой было больше времени. Хотела бы ещё раз обнять её, поцеловать, ещё раз поговорить с ней. Узнать, почему Иса любила Керука и обманывала Атавалпа. Собиралась ли она после рождения ребенка оставить Атавалпа и Кьяри и уйти к Керуку? Размышляя об этом Кьяри, смотрела на соломенный потолок, и глаза её оставались сухими. Со смерти матери прошло шесть лет и, вспоминая её, Кьяри больше не плакала, только ощущала, как что-то невидимое давит на грудь.

После смерти матери у Кьяри остался отец. Отец Иская погиб шестнадцать лет назад. Он ушёл на войну, когда Биара отяжелела, и никогда не видел своего сына. По крайней мере, такие слухи доходили до Кьяри.

Когда дым поминального костра унес к небу душу Биары, Кьяри узнала, что слухи лгали.

Отец Иская не погиб в далеких краях. Он умер здесь, дома. Он видел сына, благословил его и оставил ему подарок. Шкуру крупного оцелота Искай накинул на плечи во время похорон матери. Предчувствуя приближение смерти, Биара рассказала сыну историю его отца.

В слухах была доля правды. Отец Иская действительно умер от ран, полученных в бою. Только эти раны оставил не топор, камень или стрела. Это были ужасные раны, каких никто и никогда не видел.

Искай рассказывал об этом, глотая чичу.

- Я всегда считал, что отец был воином. Но на самом деле Мичи был гонцом. В семнадцать лет он женился, и сразу после этого отправился в свое первое путешествие. Биара говорила, что сам император подарил отцу золотую митру за то, что он быстро бегал. Будучи гонцом, отец никогда долго не задерживался дома, зато повидал долины и побережье, приносил дары в храмах Куско, купался в соленых водах океана. Мать говорила, что полюбила его при первой встрече. Тогда же у неё возникло предчувствие, что ей не суждено надолго сохранить своё счастье. Ведь её муж отличался от всех, кого она знала. Его не интересовали охота, рыбалка и земледелие, мыслями он всегда был где-то далеко. И казалось, однажды его тело последует за его мечтами. Так и случилось, Биара и Мичи прожили вместе три года, достаточно, чтобы Биара зачала. В свое последнее путешествие Мичи отправился, зная, что у него будет сын. В тот год прошли сильные дожди. Из-за них земля вокруг нашей деревни превратилась в болото.

- Мне дед рассказывал об этих болотах. Чтобы осушить их, сожгли много деревьев, - вспомнила Аи, худенькая и слабая девочка. Её шею и руки всегда покрывали несколько слоев бус и браслетов из изумрудов - мать Аи считала, что камни защитят дочь от духов болезни.

Назад Дальше