- Ты, Толстый Мик, человек? - послышался голос Алинор, какой-то тихий, змеиный и злобный. Трактирщик, кивнул головой, Степа заметил, как на виске, у него, выступила капля пота.
- Это я, госпожа.
- Читай, - и эльфийка, кинула перед его лицом кусок пергамента с печатью. Трактирщик, не прикасаясь к нему, прочитал документ и удивленно произнёс:
- Госпожа, я и не думал, что у лорда Фипса служат ...
Правая рука Алинор, метнулась к трактирщику, схватила его за загривок и со всей силы впечатала щекой в стойку. Степа, невольно зажмурил глаза, ему показалось, что бедного трактирщика, сейчас будут убивать.
-Ты, навозный червяк, запомни, Тёмные Сёстры служат только своей богине! Меня попросили, чтобы я отправилась проверить, твою вонючую деревню. Представь, сколько золота мне дали, чтобы я, согласилась на это. Лучшую комнату мне, немедленно и если, вдруг, Шшерр тебя забери, в ней будут клопы, я буду резать, ремни из твоей спины.
- Не извольте беспокоиться, госпожа, все будет в лучшем виде, вы будете жить в комнате, на самом верху, она для важных господ у меня. - Зачастил трактирщик, как-то подобострастно.
- Показывай, - и она отпустила Мика.
Тот, громко крикнул в сторону кухни: - Джейн, Джейн, дрянная девчонка, бегом сюда! Минуту, госпожа, моя дочь вас проводит, Джейн!
На его окрик, из кухни выскочила пухлая девица, лет восемнадцати, в чепце и длинном платье из серого материала.
- Звал батюшка? - но увидев Алинор, невольно споткнулась, тем более что та смотрела на неё как энтомолог на новое насекомое.
- Джейн, проводи госпожу в комнату для господ и услужи ей, делай все, что ни прикажет.
- Все батюшка? - со страхом спросила девушка. Степе стало любопытно, о чем, сейчас подумала эта девушка, что так испугалась, это какие же истории рассказывают про дроу? Между тем, Джейн, тихо сказала: " Извольте за мной, госпожа" и поспешила наверх. Алинор, уже начала подниматься по лестнице, но остановилась, как будто что-то вспомнила.
- Трактирщик, вон мой раб, - от этих слов, Степа поперхнулся, - купишь у него кое-какие вещи, а если, цена меня не устроит то, я приду к тебе, сама, торговаться. Да, потом покормишь его и на сеновале положишь, нечего его баловать.
Сказав это, она повернулась и продолжила подниматься на этаж, в свою комнату. " Вот как, она это делает, - спрашивал у себя, Степа, - ведь может быть же, нормальной, а сейчас, такого страху на всех нагнала, что мама не горюй!"
Наконец, в зале все отмерло, кто-то выдохнул, стукнула об стол кружка, брякнула ложка, а трактирщик, утер пот и махнул Степе рукой:
- Подходи парень, показывай, что там у тебя? - Степа, принялся выкладывать на стойку свои трофеи. Трактирщик сморщился, крутя в руках то кольчугу, то кожаную куртку, то меч с арбалетом, потом, с тоской, зачем-то посмотрел в сторону лестницы и трагически вздохнув, выложил на стойку три серебряные монеты, подумав, добавил ещё одну и сгреб все вещи к себе, под стойку.
- Как ты, парень, в рабство то, попал к такой змее?
Степа, вспомнив свою клятву, скорбно вздохнул и развел руками. Трактирщик, сочувствующе, покачал головой.
- Беги парень, беги пока не поздно! Она у меня, всего ничего, а уже, чуть не убила, а ты, каждый день ее терпишь. Храни тебя Вокин!
Тут, застучали по лестнице ботинки и к стойке, подбежала испуганная Джейн: - Папа, беда, папа! Госпожа потребовала ужин, она сказала, что его надо принести пока она считает до десяти, а не то, сама придёт на кухню! Папа, что ей нести, у меня, только бобовая похлёбка, а она требует три перемены блюд. Папочка, что мне делать, она меня убьет?
- Дочка, почему у тебя только бобы?
- Но папа, ты же сам, сказал, что путешественников больше не будет, наказал сворить бобы, для тех, кто запоздает и тушить печь. Ой, что мне делать?
- Дочка, бегом в кладовку, бери копченый окорок и нарежь ломтиками, а похлебку, в красивую миску налей, бегом! - Затем, он повернулся к парню. Степа, поразился ужасу, в глазах Толстого Мика, он, трясущимися губами обратился к нему.
- Парень, прошу тебя, умаляю, не губи, упади в ноги своей госпоже, отмоли наши жизни. Ты ее раб, может она тебя послушает, что хочешь, делай, хоть сапоги ей целуй, прошу тебя, пожалей мою дочь, а я, тебе за труды, золотой дам! О Сиятельная Вокин, не дай злу свершиться!
Степе, стало нехорошо и стыдно от такого подобострастия и какой-то рабской покорности. " Неужели, Алинор, способна из-за такого пустяка кровь пустить?" - Спрашивал себя парень, но вспомнив, как может, меняется ее настроение, мысленно сказал: - " Чёрт их пойми, что у них, творится. Она за слова-то, на меня взъелась, а вдруг и правда, из-за бобов, девчонку прирежет, принцесса ведь, аристократка, они сами себе закон."
-Хорошо, уважаемый Мик, я поговорю с ней.
Тут выскочила Джейн, держа в руках поднос со снедью. Степа, перехватил его у неё и сказал, чтобы отвела его к эльфийке в комнату. Джейн, всхлипывая, проводила его к двери и постучала, Степан, махнул ей головой, чтобы уходила. Когда он вошёл и поставил еду на стол, Алинор ворчливо заметила:
- Ты, хуманос, раньше не рвался ко мне в лакеи, что же произошло?
- Ты, до такой степени всех, там внизу, напугала, что девчонка боится тебе еду нести! Вот зачем ты так, с ними обращаешься, можно же с уважением к ним отнестись!
Степа, сел на сундук у стены и, впервые, увидел свою спутницу, так сказать, в домашней обстановке. Она, успела снять с себя доспехи и пояс с оружием и ходила по комнате в своих кожаных штанах и темной рубахе, длинной до середины бедер, из ткани, похожей на шелк. Этот материал казался тонким, очень легким и матово поблескивал под светом магического светильника. Она, успела распустить свою косу и ее волосы, богатой, белой шевелюрой, волнисто рассыпались по плечам и спине, только, острые кончики ушей, продолжали торчать из волос. Свои сапоги, она поменяла на мягкие тапочки, их, наверное, принесла ей дочка трактирщика. Степа, опять поразился ее метаморфозе, перед ним, сейчас стояла мягкая домашняя девушка-подросток с грустными глазами. Вот так и не поверишь, что вчера руки этой девчонки сжимали рукояти мечей, а совсем недавно, внизу, стояло злобное существо с замашками убийцы. И ещё, Степе удалось рассмотреть, что в этом мире, бюстгальтеры не успели изобрести, да этот женский предмет, эльфийки и не к чему. Ее груди, не стиснутые сейчас кольчугой, оттопыривали рубаху с гордостью и задором, да так, что ее соски проступили сквозь ткань рубахи как два пупырышка. Глаза у Степы, постоянно норовили соскользнуть на эти пупырки, хоть он и прикладывал усилия, чтобы не смотреть в ту сторону.
Алинор, слушая его, подошла к открытому окну и стала смотреть в сумрак вечера. Степа заметил, что хоть окно и открыто, но комары и ночные мотыльки не могут попасть вовнутрь комнаты, летя на свет светильника, они натыкались на прозрачный барьер и теперь роились перед окном. Степа, завистливо хмыкнул на такое использование магии в быту. А, эльфийка продолжала задумчиво стоять, сложив руки на груди, потом, как-то тяжело выдохнула и, не поворачиваясь к Степану, начала говорить тихим голосом.
- Хуманос, ты у нас всего ничего и многое ещё не понял, чтобы судить, тем более, ты судишь по меркам своего мира, а он у вас, наверняка, другой. Скажу тебе, я тоже не отсюда и тоже, сужу по своим меркам. Да, хуманос, мой мир под землёй, в пещерах Андердака и мне, по вашим меркам, сейчас восемнадцать лет, а по нашим - сто пятьдесят, мы живём долго. Сто сорок шесть лет, я прожила в обществе, в котором правят женщины, а для мужчин, существуют только вторые роли. У нас матриархат, хуманос, причём очень жёсткий, попав к нам, ты бы ужаснулся от увиденных сцен. Но даже при таких правилах игры, у наших мужчин, хватает упрямства и силы духа занять достойное место и завоевать уважение своих женщин, а сделать это, поверь мне, ой как не просто. Я до сих пор, вспоминаю троих своих отцов, двое из них, были воинами. Они, первыми, начали учить меня как правильно держать меч, правда, ещё игрушечный.
В голосе Алинор, Степа услыхал теплоту и в тоже время тоску о чем-то далёком, что ушло навсегда и ни когда не вернётся. Эта грусть, задела и его душевные струны и он, тоже взгрустнул, вспомнив своих родных. Между тем, Алинор очнулась и продолжила:
-Третьим отцом, был маг, очень сильный некромант и демонолог, он начинал преподавать мне азы высокого искусства. Учил прокачивать свой источник, учил медитациям и внутренней дисциплине. Вот так хуманос, у меня было трое отцов, наверное, для тебя это кажется странным, но такое, у нас в порядке вещей. Наверняка, кто-то из них и был моим настоящим отцом, но они, любили меня одинаково, а я, любила их.
У них, хватило ума и силы воли, подняться вверх из гарема моей матери и занять рядом с ней, своё достойное место. Их уважали, хуманос, другие достойные мужчины и соправительницы моей матери. Пусть, они стояли за ее спиной, на совете Дома или в бою, но она, всегда знала, что ее спина надежно прикрыта.
Но видела я и других представителей вашего мужского племени. Мерзких слизняков, сексуальных игрушек матери и других Сестёр. Ради своих развратных тряпок и чтобы навсегда оставаться в гареме, они готовы были исполнять любую прихоть своих хозяек. Я знаю, о чем говорю, хуманос, однажды, когда я была ещё маленькой девочкой то, нечаянно ошиблась дверью и попала туда, где мне находится, не следовало. О, Великая Мать, что же мне там довелось увидеть! Представь хуманос, этих гаремных наложников, об которых вытирали ноги. Это было так мерзко, что я, долго потом шарахалась от всех мужчин во дворце. А эти придурки, кто находился в той комнате, желая завоевать благосклонность матери, пытались со мной сюсюкать, а я, бежала от них в ванну, чтобы отмыться, мне все время казалось, что я грязная.
Она опять, замолчала, собираясь с мыслями. Степа сидел пришибленный ее рассказом, в полной прострации, ему показалось, что перед ним сейчас, открылась маленькая дверка, и сквозь неё он видит истинную сущность этой девчонки. Чувствовалось, что ей не хватало кого-то, кому можно выговорится.
- А дальше, что было, почему, ты оказалась здесь, а не дома?
- Дальше...- Она задумчиво посмотрела в ночь, а плечи поникли, как будто, на них опустилась тяжесть. - Дальше, они все умерли, хуманос. Наш мир, мир иллитири, не любит слабых, но и самых сильных тоже не любит. Остальные Матриархи, перепугались нашей растущей силы, пошли на нас войной и вырезали всех под корень. Кто пал в бою, тем повезло, кто попал в плен, те умерли на алтарях в муках. Я уверенна, мои отцы, до последнего остались рядом с моей матерью, защищая ее ценой своей жизни, ведь они - мужчины.
- А, я... - Тут она подняла свою голову вверх, как человек, который хочет сдержать слёзы. Она, простояла, так моргая глазами и взяв себя в руки, продолжила: - А я, хуманос, их предала, бросила в трудный час всех, кто мне был дорог в этой жизни. Я смалодушничала, мне захотелось жить и я, сбежала сюда, в ваш гнусный мир. Я совершила глупость и теперь, жалею об этом. Ночами, они снятся мне: моя мать Эовиил, отец Эллодрин, отец Корриголл и отец Шойруммирр, они спрашивают у меня, где я была, когда им так нужен мой меч и почему я не пришла к ним на помощь. Мне до сих пор больно и стыдно, от того, что я совершила, хуманос!
Тут Алинор, резко повернулась от окна и посмотрела на Степана, тот понял, что вечер воспоминаний закончился и наступает вторая часть их беседы.
- Уже, четыре года я живу на верху, в мире мужчин так сказать и что же я вижу? Где же, крепкие, отважные мужчины, хотя бы отдаленно, похожие на моих отцов, нет их! За четыре года я видела, как мужья, продают своих жен, видела как отцы, так и норовят подложить своих дочерей под богатых бездельников, чтобы получить взамен какие-нибудь льготы для себя. Однажды видела как двое, так называемые мужчины избивали женщину, вся вина которой, только в том, что она, с помощью своего тела, не смогла заработать им на выпивку! И это ваш, "мужской мир", хуманос? А ваша элита, голубая кровь? Я видела, как некоторые дворяне, давали взятку квартирмейстеру лорда Нашера, лишь бы он пристроил их сопливое чадо в штанах, на тёплое место! А ваши воины, мягкотелые трусы, я издеваюсь над ними, а у них, только желваки бегают, хотя на поясе висит оружие! А ваши женщины, хуманос, увесив себя драгоценностями, только и ищут кого-нибудь богача, чтобы продать себя ему за дорого! И это ваш мир? Вы ненавидите нас, иллитири, ненавидите и боитесь. Но мы, лучше вас хуманос, лучше, несмотря на нашу злобность и предательство. Как клинок меча, рождается в огне, так и мы, рождаемся в борьбе, в соперничестве, а вы, хуманос, только приспосабливаетесь. За что же, мне уважать вашу расу?
Алинор, как обвинитель, ткнула пальцем в сторону Степана, а он сейчас смотрел в пол и собирался с мыслями. На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Из-за окна доносился стрекот мотыльков, которые продолжали биться в невидимый барьер, да слышался противный писк комаров. Наконец, Степан отмер, вздохнул и хлопнул себя по коленям.
- Мне жаль, тебя Алинор, - начал он говорить грустным голосом, - просто, жаль. Живя среди людей четыре года, ты так и не смогла увидеть достойных мужчин, да и женщин, тоже. А ведь их много, должно быть много, только они не кричат об этом, а живут своей тихой жизнью. Даже я, находясь у вас второй день, встретил достойного мужчину, ну, по крайней мере, я так думаю.
Девушка, смотрела на него своими, чуть красными на данный момент, глазами вопросительно выгнув брови.
- Да Алинор, встретил. И да, я согласен с тобой, что бой и война, одно из мерил, но не главное. Просто, на войне, быстрее понимаешь, кто чего стоит, но и в мирной жизни можно найти примеры. Ну вот, например, у какого-нибудь сапожника умерла жена в родах и оставила его одного с младенцем, бывает у вас такое?
- Ну, случается и что?
- Так разве, он не достоин уважения, если рвет себя на жилы, чтобы ребёнок вырос достойным человеком. А воины, которых ты гнобила?
- Пхе, ещё скажи, что они, тоже мужчины.
- Ты догадлива Алинор, они мужчины. Только у нас, у хуманосов, настоящий мужчина и воин никогда не поднимет руку на женщину. А теперь, посмотри на себя их глазами, что ты видишь, злобную дроу или несмышленую девчонку, которую не научили вежливости.
Алинор, от этих слов вздрогнула, она представила, что видели те стражники и ей, стало стыдно, потом, она вспомнила другие подобные случаи и поняла, что везде она выглядела некрасиво. Она почувствовала, как ее уши начали гореть, а проклятый хуманос, продолжал говорить с ней, как отец с ребёнком.
- А наш трактирщик, разве он, не мужчина, разве он не достоин уважения? Ведь он не трус, если живёт в этой чаще, в которой, полно разбойников и разной магической хрени. А его трактир, посмотри, ведь этот дом крепок и добротен, в сараях полно живности и все это, он тянет вдвоём с дочерью. Ты видела его руки, они крепкие и в мозолях, руки трудяги. И если он, чего-то и боится, то только, за жизнь своей дочери. Поверь мне, ради неё, он стерпит все и будет гнуться ещё ниже, лишь бы, с его дочерью ничего не случилось. Работа у него такая, Алинор, всем угождать. Придут разбойники - угождай, чтобы не ограбили, заедет какой-нибудь спесивый аристократ - угождай, чтобы не убили. А вот, сегодня, зашла ты. В зале, я не увидел других червяков, а только одного, чёрного и злобного червяка, который, чуть ли не лопался от собственной спеси.
У Алинор, от стыда, уже горели не только уши, но и щеки, а ещё, она начала злиться на этого хуманоса, который сделал трещину в ее простом и понятном внутреннем мире. Она нависала над ним, сжимая кулаки, ноздри раздувались от ярости, а Степан, закрыв глаза, откинулся спиной на стену. Он помолчал немного, и устало произнёс: - Если от моей смерти, тебе станет легче, то убей, не тяни.
Алинор, усилием воли взяла себя в руки, а затем ответила: - Ишь, хитрый какой, нагадил, а теперь в кусты, легко отделаться хочешь. Ступай, хуманос, ступай, а я, буду думать над твоими словами.