Еще минуту он предавался сожалениям, размышляя, не сложилось бы все иначе, если бы он, отдавая документы Фергюсу, не был замечен, и не отправился в дом лорда Джона - и Уильяма заодно,- преследуемый по пятам солдатами-англичанами - но теперь сожалеть было уже не о чем.
Дэн снова забрался в свой мешок, и выбрался оттуда уже с мешком поменьше, и вдобавок с тяжело позвякивающим кошельком - и бросил то и другое Джейми.
"Тут немного еды для вашей прогулки, сэр, и аванс, из вашего генеральского жалования,"- сказал он, и фыркнул от удовольствия, оценив собственное остроумие.
"За форму в эти дни вам придется платить наличными; ни один портной в Филадельфии не согласится шить Континенталу. И горе вам, если вас угораздит показаться пред очами достопочтенного Джорджа Вашингтона без надлежащего вида одежды. Он сторонник безупречной формы - говорит, что, как командир, вы не можете внушать к себе уважение, если не выглядите так, как вы того заслуживаете. Но, думаю, вы и сами все это знаете."
И Дэн, который оба сражения в Саратоге не вылезал из своей охотничьей рубашки, бросив из-за жары мундир висеть на ветке какого-то деревца в лагере, широко улыбнулся Джейми. Шрам у него на верхней губе, там, где пуля насквозь прошила ему лицо, казался теперь совсем белым на обветренной загорелой коже.
"За сим - прощайте, генерал Фрейзер!"
Джейми фыркнул - но, тем не менее, улыбнулся, вставая, чтобы пожать руку Дэна.
Затем он обернулся к разбросанным по столу бумагам, кошельку - и бездомному перу, которое покинул здесь Дэн, позабыв положить его к себе в сумку.
Он был благодарен за еду; запах мяса и кукурузных лепешек выплыл из глубин холщового мешка, а на дне он нащупал еще и жесткие бока яблок. Утром он вышел из типографии, даже не позавтракав...
Джейми выпрямился - и боль, словно белая молния, выстрелила из середины позвоночника вниз, по задней стороне ноги, и до самой подошвы. Он задохнулся, и рухнул на стул - всю нижнюю часть спины, и правую ягодицу мгновенно свело судорогой.
"Иисус, Мария, и Святая Невеста - только не сейчас,"- процедил он сквозь зубы, и означало это нечто среднее между молитвой и проклятием.
Он почувствовал, как что-то хрустнуло, и словно надорвалось у него в спине, еще когда ударил Джона Грея, но в пылу момента это не показалось ему таким важным. Это не беспокоило его, когда он долго еще бродил - он вообще едва ли что-то замечал, со всем, что кипело у него тогда в голове, - но теперь, когда он некоторое время посидел, и мышцы немного остыли...
Он попытался встать, очень осторожно - и снова рухнул на стул.
Его прошиб пот, и, упершись в стол стиснутыми кулаками, он высказал целый ряд важных вещей на гэльском, и были это вовсе не молитвы.
"С тобой все хорошо, Друг?" Хозяйка дома с беспокойством к нему наклонилась, близоруко вглядываясь в его лицо.
"Еще минутку,"- выдавил он, стараясь делать так, как велела ему Клэр, и принялся дышать, превозмогая спазм.
"Как будто у тебя схватки,"- сказала она ему, явно забавляясь. В первый раз он еще думал, что это действительно могло показаться забавным - но только не сейчас.
Боль немного ослабла.
Он вытянул ногу, затем немного согнул ее снова, очень осторожно. Все шло нормально.
Но когда он еще раз попытался подняться, вся нижняя часть спины была зажата, как в тисках, и боль, от которой у него перехватило дыхание, крепко ударила его по ягодицам.
"У вас не найдется ничего, вроде виски? Ром?"
Если бы он мог просто встать на ноги... Но женщина покачала головой:
"Мне очень жаль, Друг. У меня даже нет капельки пива. Даже молока для детей больше нет,"- добавила она с некоторой горечью. "Армия забрала всех моих коз."
Она не сказала при этом, какая армия - но он решил, что для нее это просто не имеет значения.
Он издал какой-то слабый звук, подразумевающий извинения - на всякий случай, если это были Континенталы, или милиция, - и утих, тяжело дыша.
Такое случалось с ним и раньше, раза три - и всегда одно то же: внезапная вспышка боли, и полная неспособность двинуться с места. Однажды прошло дня четыре, прежде чем он смог ковылять снова; в последние два раза он поднялся на ноги всего за два дня, и хотя приступы боли спорадически повторялись, еще в течение нескольких недель - он все же был в состоянии ходить, хоть и медленно.
"Тебе плохо? Я могла бы дать тебе сироп из ревеня,"- предложила она. На это он сумел только улыбнуться, и покачал головой. просто сжатие зубов в спине...
"Благодарю вас, мэм. Просто сильно прихватило спину. Как только полегчает, все будет в порядке."
Беда в том, что до тех пор, пока не полегчает, он будет совершенно беспомощен - и поняв это, он неожиданно ощутил приступ паники.
"Ох..." Женщина еще помедлила, колеблясь, но потом ребенок у нее заплакал, и она отвернулась, чтобы взять его на руки.
Какая-то девчушка - лет пяти-шести от роду, подумал он, низкорослое маленькое существо, - выползла из-под кровати, и с любопытством уставилась на него.
"Собираешься остаться на ужин?"- спросила она высоким, чистым голоском. Она оценивающе нахмурилась. "Похоже, ты можешь съесть очень много."
Он немедленно пересмотрел свою оценку ее возраста в пользу восьми-девяти лет - и улыбнулся.
От боли он весь покрылся испариной, но сейчас это было ему даже облегчением.
"Твоей еды я не съем, а nighean,"- тут же заверил он. "На самом деле, хороший каравай хлеба, и кусок вяленого мяса есть вон в том в мешке; это тебе."
Глаза у нее стали круглые, как пенни, и он поправился - "Вашей семье, я имею в виду."
Она с нетерпением посмотрела на сумку, болезненно глотнув, потому что рот ей заливало слюной; он услышал этот слабый глоток - и от жалости у него сжалось сердце.
"Прю!"- прошептала она, обращаясь к столу. "Еда!"
Еще одна девчушка выползла из-под стола, и встала рядом с сестрой.
Обе они были тощенькие и плоские, как штакетины - хотя совсем друг на друга не похожи.
"Слышала,"- сказала новоприбывшая сестре, и обратила мрачный взгляд на Джейми.
"Не позволяй маме давать тебе сироп из ревеня,"- посоветовала она ему. "Дерьмо из тебя так и попрет, и если ты не поспеешь в уборную, тогда..."
"Благоразумие!"
Благоразумие - Пруденс, - услужливо закрыла рот, хотя и продолжала смотреть на Джейми с интересом.
Ее сестра опустилась на колени, и пошарила под кроватью, вскоре возникнув оттуда с семейной посудиной, объектом первейшей домашней необходимости из коричневого фаянса, который весьма серьезно представила ему для осмотра.
"Мы повернемся спиной, сэр, если ты будешь нуждаться в..."
"Терпение!"
Покрасневшая г-жа Хардман отняла горшок у дочери, и прогнала малышек к столу - взглянув предварительно на Джейми, чтобы быть совсем уверенной, что он имел в виду именно это: она взяла хлеб, и мясо, и яблоки из его сумки, старательно разделив еду на три части: две большие части для девочек, и поменьше для себя, отложив ее в сторонку - на потом.
Горшок она оставила на полу рядом с кроватью - но, пока она осторожно облегчала его на набитый кукурузной шелухой матрас, Джейми заметил на донышке нечто, написанное крупными белыми буквами. Он прищурился, чтобы в тусклом свете лучше разглядеть текст, и широко улыбнулся. Это был латинский девиз, окруженный ярко выписанными веселым пчелками, недвусмысленно подмигивавшими зрителям. "Iam apis potanda fineo ne".
Он уже видел эту шутку, раньше - бордель в Эдинбурге, где он когда-то держал номер, был для забавы оборудован посудой такого сорта, с разнообразными латинскими изречениями, большинство из которых были весьма похотливы, а некоторые - с простенькими каламбурами, вроде этого.
Здесь была латинская сентенция, какая-то глупость, вроде..."Пейте не пчелу в настоящее время"- но, если прочитать это фонетически правильно на английском, не обращая внимания на расстояние между буквами, читалось: "Я горшок для ссанья и тем хорош."
Он в задумчивости посмотрел на миссис Хардман - но решил, что, скорее всего, это не ее работа. Должно быть, отсутствующего мистера Хардмана - или бывшего, подумал он, учитывая очевидную бедность семьи,- и он незаметно перекрестился при мысли об этом... весьма образованном человеке.
Ребенок опять проснулся, и суетился в люльке, повизгивая, совсем как новорожденный лисенок.
Г-жа Хардман зачерпнула ребенка из колыбельки, одной ногой подтянув видавший виды стул для кормящих к огню.
На мгновение она положила ребенка на кровать рядом с Джейми, открывая с одной стороны блузку, а другой автоматически пытаясь подхватить катившееся к краю стола яблоко, которое случайно толкнула локтем одна из девочек.
Малышка зачмокала губами, голодная, как и ее сестры.
"А это будет уже... Целомудрие, Най сомнений?"- сказал он. Миссис Хардман уставилась на него.
"Как тебе удалось узнать имя ребенка?"
Он взглянул на Пруденс и Пейшенс - Благоразумие и Терпение,- которые молча набивали рты хлебом и мясом - да так быстро, как только могли проглотить.
"Ну, я еще в жизни не встречал девицы по имени Трезвость, или Стойкость," - сказал он мягко. "Пеленка совсем промокла; есть у вас для нее чистая тряпица?"
У огня сохли две изношенные тряпки - одну она принесла ему, и обомлела, обнаружив, что Джейми уже развернул сырые пеленки - "nappie", как называла их Клэр, - и вытирал с младенческой попы какашки, зажав крошечные лодыжки в одной руке.
"Вижу, у тебя есть дети." Подняв брови, миссис Хардман с кивком благодарности взяла у него грязный лоскут, и бросила его в ведро с уксусом и водой, которое стояло в дальнем углу.
"И внуки,"- сказал он, шевеля пальцем перед носом крохотного Целомудрия. Та заклокотала и скосила глазки к носу, с энтузиазмом суча ножками. "Я уж не говорю о шестерых племянниках и племянницах."
И где теперь Джем, и малышка Мэнди, интересно? Сможет ли она теперь дышать легко, без труда... бедная маленькая Лесси? Он нежно пощекотал мягкую розовую ножку ребенка, вспоминая странно красивый, мучительно синий оттенок совершенных пальчиков Мэнди, долго-сочлененных и изящных, как у лягушки.
"Они у нее совсем, как твои,"- сказала ему Клэр, легонько водившая ногтем вниз по подошве новорожденной Мэнди, и вдруг отделив длинный большой палец от других. Как она это тогда называла?
Он и сам попробовал, осторожно - и захлебнулся от восторга, когда ему удалось это сделать с пухлыми пальчиками Целомудрия. "Бабински,"- сказал он миссис Хардман, с чувством глубокого удовлетворения, от того, что сразу вспомнил имя. "Так называется, когда большой палец может это делать... Рефлекс Бабинского".
Миссис Хардман посмотрела на него удивленно - хотя удивилась еще больше, когда он умело расстегнул пеленку, и ловко спеленал крошку Целомудрие одеялом заново.
Она взяла у него ребенка, с неопределенным выражением опустилась в кресло... и натянула свой жалкий платок на детскую головку.
Не имея возможности отвернуться, Джейми просто закрыл глаза, чтобы позволить ей хотя бы крохотную частицу частной жизни - уж какую мог.
ПОМНИТЕ ПАОЛИ!
СО СВЯЗАННЫМИ РУКАМИ УТИРАТЬ ПОТ с лица оказалось довольно трудно, и уж совсем невозможно было уберечь раненый глаз от язвившей его соли - тот распух и превратился в щелочку, но до конца закрыться не мог.
Слезы бежали по щекам нескончаемым потоком, и уже капали у него с подбородка. Немного поморгав, в тщетной попытке очистить себе поле зрения, Джон Грей пропустил по дороге упавшую ветку, и неловко приземлился. Те, кто шел за ним следом по узкой тропе, внезапно остановились, мягко столкнувшись между собой, с возгласами недовольства и нетерпения, зазвенев и забряцав оружием и кантинами.
Чьи-то грубые руки его подхватили, и поставили на ноги снова - но высокий, костлявый человек, которому поручили быть его эскортом, только и сказал, "Смотрите под ноги, милорд,"- вполне сердечным тоном, и скорее легонько его подтолкнул, чем выпихнул на дорогу.
Воодушевленный таким доказательством милосердия и предупредительности, он изящно поблагодарил мужчину, и спросил, как того зовут.
"Меня?" Человек удивился. "Ах. Бампо. Нэтти Бампо." И спустя какое-то время добавил: "Хотя люди чаще называют меня "Ястребиный Глаз."
"Не удивляюсь,"- сказал Грей, как бы себе под нос.
Он поклонился, насколько возможно было это сделать на ходу, и кивнул на длинную винтовку, которая болталась у того за спиной в короткой ременной петле.
"Ваш покорный слуга, сэр. Из чего я делаю вывод, что вы прекрасный стрелок?"
"Полагаю, вы хорошо выводите, и неплохо вычитаете, Ваша светлость." Бампо с трудом скрыл усмешку. "Так как? Хотите кого-то подстрелить? Или еще что?"
"Я еще веду список,"- сказал ему Грей. "Дам вам знать, когда он будет завершен."
Он скорее почувствовал, чем услышал, что другие смеются - их новое развлечение было почти осязаемым, но производило слишком много шума.
"Позвольте мне угадать, кто в списке первый - большой шотландский парень, который вам в глаз засветил?"
"Да, в списке он расположился довольно высоко."
На самом деле, Грей никак не мог решить, кого бы он предпочел видеть в расстрельном списке первым: Джейми Фрейзера или собственного чертова братца. Возможно, Хэла - учитывая все обстоятельства.
Достаточно иронично - уж если сам Хэл в конечном итоге добился, чтобы его расстреляли. Хотя его похитители, казалось, были совершенно убеждены, что повешение было бы методом наиболее предпочтительным.
Это напомнило ему о несколько неудобном этапе беседы, которая предшествовала его похищению через леса, по оленьей тропе, обильно заросшей колючими кустами ежевики, с низко висящими ветками, и усеянной клещами и кусачими мухами размером с подушечку его большого пальца.
"Вы случайно не знаете, что такое - или, возможно, кто такой, - Паоли, мистер Бампо?"- спросил он вежливо, поддев ногой еловую шишку, и отбрасывая ее с тропинки подальше.
"Что такое Паоли?" Голос мужчины был полон искреннего удивления. "Слушай, парень, ты что - только на свет родился?"
"Сравнительно недавно,"- ответил Грей сдержанно.
"Ого". Бампо что-то соображал, стараясь приноровить свой длинный шаг к куда более коротким шагам Грея.
"Что ж, это было одно из самых позорных нападений, если быть точным. Ваш родственник - генерал-майор Грей, как о нем говорят, и его войска, - подкрался ночью туда, где расположились мужчины генерала Уэйна. Грей не хотел рисковать случайной искрой от кремня, и таким образом себя выдать - и отдал приказ вынуть все кремни из своих ружей, и действовать только штыками. Напал на американцев, и штыками положил около сотни человек - в собственных постелях, в холодной крови!"
"В самом деле?" Грей пытался примирить этот счет с любыми потерями в недавних сражениях, из тех, о которых он знал - и ему это никак не удавалось.
"А Паоли?"
"О... Это название таверны где-то поблизости. Таверна Паоли."
"Ах так... И где это? Географически, я имею в виду. И когда, собственно, это сражение произошло?"