Один из двоих участников позднего застолья, судя по выражению лица и властной повадке, являлся главарем ставшей табором на территории «Точмаша» банды профессиональных экспроприаторов. Мимоходом порадовавшись отсутствию снайперской винтовки, при наличии которой ему было бы очень трудно удержаться от маленькой невинной шалости, Юрий переключил свое внимание на второе освещенное окно. Оно располагалось там же, на втором этаже, буквально через три окна от директорского кабинета, и, единственное во всем ряду, было забрано прочной стальной решеткой. Никто не ставит решетки на окна просто так, для красоты или на всякий пожарный случай; решетка означает наличие внутри каких-то ценностей, которые владельцам хотелось бы сохранить. И, памятуя о хранящихся в архиве спецчасти морально устаревших интеллектуальных сокровищах оборонного значения, Юрий мог с большой долей уверенности предположить, что это она и есть — спецчасть, в которой до недавнего времени хранилось то, за чем на завод пришли люди в черной униформе.
Он убедился в правильности своей догадки, разглядев внутри помещения голые металлические стеллажи, между которыми грудами валялись сброшенные на пол папки и разлетевшиеся из них бумаги. Некоторое время среди этих бумажных сугробов не наблюдалось никакого движения, и Юрий уже почти поверил, что в спецчасти просто забыли выключить свет, когда перед окном, откуда ни возьмись, вдруг появился полноватый гражданин средних лет, самой что ни на есть мирной, штатской наружности. Он был одет в светлые брюки и мятую белую рубашку навыпуск, спереди испачканную чем-то темным — вероятнее всего, кровью. Остановившись у окна, он взялся рукой за край открытой форточки и, прислонившись лбом к стеклу, некоторое время бесцельно созерцал четко, как на схеме, расчерченный яркими пятнами света от прожекторов и угольно-черными тенями пустой заводской двор.
Гражданин был знакомый: Юрий видел его на похоронах генерала Камышева и запомнил именно с тем безнадежным, убитым и потерянным выражением лица, которое наблюдал в данный момент.
— Вскормленный в неволе орел молодой, — пробормотал Якушев, опуская бинокль.
До заводоуправления было рукой подать, но на то, чтобы перебраться с одной крыши на другую, Юрий потратил без малого час — уж очень пустым и хорошо освещенным было разделявшее его наблюдательный пункт и административный корпус пространство. Идти пришлось кружным путем, и один раз Якушев едва не засыпался, неожиданно обнаружив в двух шагах от себя часового, которого не заметил раньше. Но все кончилось благополучно, и по истечении названного промежутка времени взятый в заложники директор завода Горчаков едва не умер от испуга, когда, услышав тихий стук в стекло и посмотрев в окно, увидел там висящего вниз головой человека.
Достижению взаимопонимания немало поспособствовал тот факт, что Михаил Васильевич, как оказалось, тоже запомнил Юрия, которого видел в крематории в компании генерала Алексеева. Состоявшийся разговор длился около пяти минут и существенно усложнил и без того непростую задачу. По долгу службы Юрий был обязан незамедлительно доложить Ростиславу Гавриловичу обо всем, что услышал от Горчакова. В этом-то и была загвоздка: он точно знал, какой приказ получит. Потому что в глазах любого генерала любой, какую ни возьми, силовой структуры на этой скверно приспособленной для жизни планете чаша весов, на которой лежит папка с грифом «Совершенно секретно», заведомо тяжелее той, на которую брошены жизни всего-то трех заложников.
Заранее признавая правомерность еще не полученного приказа, Юрий понимал, что в ближайшее время ему предстоит здорово побегать, пытаясь угнаться за двумя зайцами одновременно. Поэтому, чтобы не потеть в одиночку, он позвонил Ростиславу Гавриловичу сразу же, как только покинул завод. Выслушав его, генерал ворчливо поинтересовался, не нуждается ли майор Якушев в чем-либо еще — например, в обстреле территории завода лазерными лучами из космоса или в предпринятом в качестве отвлекающего маневра возобновлении военных действий против Грузии. «Ты на часы смотрел?» — осведомился он в заключение таким тоном, словно крепко сомневался в умении Юрия пользоваться поименованным прибором. Юрий ответил, что смотрел, и его превосходительство, недовольно посопев в трубку, пообещал, наконец, что постарается что-нибудь придумать.
В его устах такое обещание было равносильно констатации свершившегося факта. Ловить такси в здешней глухомани не стоило даже пытаться, и слегка успокоенный Якушев пустился в обратный путь ровной, обманчиво неторопливой рысью, в привычном темпе ночного сорокакилометрового марш-броска по пересеченной местности в полной боевой выкладке. По счастью, преодолеть ему предстояло намного меньше, чем сорок километров, да и сумку свою он оставил на территории завода, засунув в щель между двумя мусорными контейнерами. Поэтому, когда он вернулся в гостиницу через оставленное открытым окно душевой на первом этаже, у него еще осталось несколько часов на то, чтобы хорошенько выспаться перед завтрашним днем, который обещал стать весьма хлопотным и не сказать, чтобы легким.
Так оно и вышло. С утра, гладко выбрившись и нацепив презентованный его превосходительством шикарный костюм, Юрий нанес визит начальнику местной полиции. Ни на что особенное он при этом не рассчитывал, и ничего особенного не произошло. Подполковник держался молодцом, и, чтобы слегка его расшевелить, Юрию пришлось пройтись насчет его золотых швейцарских часов — аксессуара, который и впрямь был не по чину провинциальному менту. Подполковник выкрутился довольно ловко, почти не потеряв лица, но блеснувший в его тусклых, как у снулого карпа, глазах недобрый огонек яснее всяких слов сказал Юрию о том, что он только что нажил весьма опасного врага.
Что и требовалось доказать. В дикой природе нет писаных законов, как нет и необходимости создавать видимость их соблюдения. Белая ворона обречена — традиционно окрашенные соплеменницы заклюют ее насмерть, и им за это ничего не будет. В человеческой стае все устроено немного иначе, и непривычного окраса здесь далеко не всегда достаточно для того, чтобы спровоцировать нападение. Между оскорбительным намеком на то, что провинциальный полицейский вряд ли способен удовлетворительно объяснить, откуда взялся сверкающий на его запястье золотой хронометр, и наказанием за излишнюю наблюдательность могут пройти недели, месяцы и даже годы. Юрий таким временем не располагал и, чтобы максимально ускорить процесс, устроил небольшое представление у ворот транспортной проходной «Точмаша». Он старательно тыкал палкой в гнездо шершней, и желаемый эффект не заставил себя долго ждать: его пригласили на прогулку, не дав в полной мере насладиться тошнотворным варевом, которое в гостиничном ресторане называли бизнес-ланчем, вывезли за город и прикончили, обставив все как типичный несчастный случай.
Беседовал он с начальником полиции, дрался с рейдерами, а казнили его самые обыкновенные бандиты — не ради добычи, которой пренебрегли, а за то, что, получив недвусмысленное предупреждение, отказался спешно покинуть город. Треугольник вырисовывался довольно любопытный, хотя новизной и оригинальностью форм данная геометрическая фигура не блистала: с волками жить — по-волчьи выть; должность начальника полиции, особенно в глубинке — не сахар, и негативные явления, которые у тебя кишка тонка искоренить, следует возглавить. Или хотя бы к ним примазаться, потому что процент с дохода лучше пули в спину. Конечно, окончательный выбор — личное дело каждого, но золотые часы на запястье и новенький джип на стоянке перед полицейским управлением означали, что подполковник Сарайкин свой выбор сделал давным-давно.
Мент-взяточник — что тут, в самом деле, нового? И было бы странно, если бы он вдруг оказался не в курсе творящихся в городе дел. Начальник полиции в любом случае должен располагать самой полной и достоверной информацией обо всем. Если он честный (по телевизору говорят, что бывает и такое), такое знание — его служебный долг. А если не совсем честный, оно автоматически превращается в источник доходов: чем больше знаешь, тем богаче живешь. Потому что никто не станет платить тебе за то, о чем ты не подозреваешь. Или подозреваешь, но не можешь доказать.
Самое смешное, что Юрия и впрямь едва-едва не прикончили. Он ждал нападения и был к нему готов. Нетрадиционный способ, которым это нападение совершили, слегка его удивил, но Юрий успел среагировать, слегка повернув голову так, что удар пришелся не в висок, а чуточку выше. Но местный бугай с дурацкой кличкой «Мама» оказался неожиданно силен — он бил почти как Ти-Рекс, и на какое-то время Юрий действительно потерял сознание.
Очнулся он уже по пояс в бурлящей, стремительно прибывающей воде и едва успел совладать с вполне естественным, но неразумным порывом — распахнуть оставшуюся незапертой дверцу и, пока не поздно, покинуть борт превратившегося в «Титаник» «ягуара». Поздно могло стать в любую секунду, но сейчас было не поздно, а рано: в арсенале у местной братвы наверняка имелось кое-что помимо Маминых кулаков, а Юрий вовсе не горел желанием для убедительности умереть по-настоящему.
Когда погружение окончилось и машина, как подводная лодка, легла на грунт, он перебрался на заднее сиденье — туда, где между потолком салона и задним стеклом еще осталось немного воздуха. Экономно расходуя этот мизерный НЗ, Юрий сквозь толщу мутной зеленовато-желтой воды смотрел на маячащие над краем берегового обрыва темные силуэты, чувствуя себя рыбой, наблюдающей за явившимися по ее душу рыбаками. Чтобы не терять времени, он выпутался из стесняющего движения мокрого пиджака и достал из тайника под сиденьем пистолет.
Потом «рыбаки» ушли. Для верности Юрий решил подождать еще немного и терпеливо ждал — как показалось, невыносимо долго, до последней молекулы кислорода. Он немного переборщил с осторожностью — ему не хватило всего одного, последнего глотка воздуха, и по пути к поверхности он едва не захлебнулся.
Речка, с виду несерьезная, оказалась довольно норовистой. Течение тут было на удивление быстрое и сильное, и вынырнул Юрий метрах в двадцати ниже того места, где остался «ягуар». Полузадохнувшийся, наглотавшийся отдающей тиной речной воды, он чуть было не пристрелил человека, который, размахивая руками и что-то крича, бежал к нему по краю обрыва.
В последнее мгновение он удержал готовый нажать на спусковой крючок палец, решив повременить: убийцы не орут и не размахивают руками, умоляя жертву подождать, пока они хорошенько прицелятся. Кроме того, убийцы — по крайней мере, те, кто сделал эту грязную работу своим ремеслом, — не носят линялых, на четыре размера больше, чем требуется, шортов, сандалий на босу ногу, дурацких джинсовых панам и очков со стеклами такой толщины, что через них, кажется, можно наблюдать за интимной жизнью микроорганизмов.
— Не стреляйте, я свой! — в вихрях пыли ссыпаясь к краю воды с крутого берегового откоса, с одышкой пропыхтел явно непривычный к физическим нагрузкам незнакомец.
— Какой еще свой? — кашляя и отплевываясь, неприветливо поинтересовался Юрий.
Ему подумалось, что со стороны они, должно быть, являют собой довольно забавное зрелище: один, одетый, как столичный топ-менеджер, и мокрый, как утонувшая в помойном ведре мышь, сидит по пояс в воде с пистолетом в руке, а другой, сухой и без пистолета, рискуя переломать кости, спешит ему на выручку и выглядит при этом, как сбежавшее с ближайшего картофельного поля воронье пугало.
— Моя фамилия Харламов, — сообщило пугало, каким-то чудом спустившись с обрыва без единой травмы. — Корреспондент газеты «Мокшанская заря».
— С заявлением для прессы я выступлю немного позже, когда обсохну и соберусь с мыслями, — хмуро сообщил Юрий. — А пока комментариев не имею, так что вы напрасно торопились.
— Перестаньте молоть чепуху, — удивив его, воинственно потребовал корреспондент Харламов. — Вертолет уже прибыл, я видел это собственными глазами. Нашли время для купания!
— Простите, — от удивления сделавшись вежливым, произнес Юрий, — вы сказали: вертолет?
— Я сказал: вылезайте из воды, пока не подхватили ОРЗ, — огрызнулся корреспондент. — Думаете, рейдеры разбегутся, если вы забрызгаете их соплями?
И, цепляясь руками за крошащиеся под пальцами выступы песчаного берега, первым полез наверх.
…По грязному железному боку контейнера для металлической стружки, за которым укрывался Юрий, с тупым металлическим лязгом простучала длинная, на добрую половину рожка, очередь. Судя по ничем, кроме паники, не оправданной щедрости, с которой стрелок расходовал боеприпасы, стрелял вовсе не рейдер. Пули легли с большим разбросом, щелкая по бетону и вздымая облачка пыли в радиусе нескольких метров от контейнера. Местные стражи порядка наверняка не нюхали пороха и были на «вы» с автоматом Калашникова — как, впрочем, и с любым другим. Придя к такому выводу, Юрий выскочил из укрытия и, пригибаясь, стремглав пересек открытое пространство, отделявшее его от выстроенных в шеренгу на площадке перед гаражом рейдерских джипов. В отличие от подчиненных подполковника Сарайкина, он знал, что бывает, когда неопытный стрелок дает длинную очередь, и не ошибся в своих предположениях: времени, которое понадобилось автоматчику, чтобы вернуть задравшийся кверху ствол на место и прицелиться, хватило бы на две таких перебежки. Новая очередь бесполезно вгрызлась в бетон дорожки, крайний в ряду джип, вздрогнув, клюнул носом и тяжело осел на левый бок под шипение вырывающегося из простреленной шины воздуха.
В открытых воротах гаража показался человек в черном комбинезоне и маске. Он помедлил секунду, пытаясь понять, свой перед ним или чужой; Якушев развеял его сомнения короткой очередью и, перепрыгнув через падающее тело, нырнул в пахнущий железом и горюче-смазочными материалами сумрак за высокими и широченными, как в пожарном депо, воротами. «Как там мой очкарик?» — подумал он и усмехнулся, вспомнив, как по дороге в Мокшанск мечтал о хорошем напарнике. Он тогда тешился приятной иллюзией, представляя, что висящий на задней дверце костюм в чехле — никакой не костюм, а Роман Данилович Быков, незабвенный и непобедимый Ти-Рекс, бок о бок с которым он, Юрий, пережил самые опасные и трудные моменты своей биографии. Его мечта сбылась, но лишь отчасти: напарника он получил, но до Быкова этому, с позволения сказать, воину было, как до Парижа по-пластунски.
Спора нет, очкарик в шортах и панаме вызывал у него определенное уважение: то, что для Быкова стало бы просто очередным и далеко не самым ярким эпизодом его длинного послужного списка, для слабогрудого корреспондента провинциальной газетки было, наверное, настоящим подвигом. Но теперь, когда началась пальба, из помощника он превратился в дополнительную обузу — просто в еще одного штатского, которого следовало поскорее убрать с линии огня. «Не было бабе заботы — купила порося», — с досадой подумал Якушев и, обойдя сторонкой еще одно, невесть откуда взявшееся тут тело в черном комбинезоне, осторожно двинулся к стоящему на яме «Уралу», в кузове которого беспорядочной кучей громоздились пришедшие в негодность контейнеры для стружки и проржавевшие до дыр железные бочки из-под горючего.
Глава 14
Обнимая за талию и поддерживая едва переставляющую ноги мать, Марина Горчакова вышла из кабинета заведующего гаражом. Никакого второго этажа в привычном понимании этого словосочетания в гараже, разумеется, не было — строители просто отгородили кирпичными стенками один из углов просторного бокса. Внизу расположилась комната отдыха водителей, наверху — кабинет завгара и диспетчерская. Наверх вела гулкая железная лестница, оканчивающаяся решетчатым балкончиком, куда выходили двери обоих помещений. На балкончике, свесив сквозь перила голову и руки, лежал на животе человек в черной униформе. Марина посмотрела на труп, потом на своего нежданного спасителя, а потом снова на труп.
— Это… вы? То есть, это вы его…
— Ну, что вы, — скромно отказался от лавров истребителя рейдеров спаситель и нервным жестом поправил сползшие на кончик носа очки. — Что вы такое говорите! Куда уж мне… Пойдемте скорее, сюда могут войти в любую минуту.
И первым начал неуклюже спускаться по крутой лестнице, одной рукой придерживая очки, а другой держась за железные перила. Рукоятка зажатого в этой же руке пистолета с металлическим скрежетом скользила по перилам, постукивая на сварных швах, и Марина с трудом удержалась от повторного совета быть поосторожнее с этой штукой — неровен час, пальнет.