Хаммер ступил на Вестминстерский мост. Внизу несла свои темные воды Темза. А в ней, озаряемые вспышками молний, резвились и охотились друг на друга ее обитатели. Их было много, некоторых он никогда не видел прежде.
Мимо его уха пролетела, едва не коснувшись крылом, летучая мышь величиной с кошку. Лапа Хаммера автоматически дернулась, и он сшиб ее. Гадкое создание рухнуло в воду. Оттуда тотчас навстречу ему высунулась морда жаборыбы с открытой пастью, щелкнули челюсти, хрустнули кости, запищала пришедшая в себя от боли мышь и в следующую секунду вода сомкнулась над обоими.
Ближе к противоположному берегу Хаммера ждал сюрприз – Вестминстерский мост зиял провалом. Мост стал непроходимым. Хаммер раздраженно зарычал. С правого края провал был широким, но постепенно сужался влево и в конце в нем было уже не более трех метров.
Хаммер отступил назад, разбежался и прыгнул. В момент толчка его задняя правая лапа поехала на чем-то скользком – это была икра жаборыбы. Из-за этого он не долетел до противоположного края совсем чуть-чуть и стал падать в воду. Угодить в нее означало верную гибель – с речными мутантами ему было не справиться.
Извернувшись в воздухе в отчаянном кульбите, он все-таки смог приземлиться на поросшее скользкими водорослями каменное основание опоры. Выпустив когти, он нащупал щели между рядами кладки и вскарабкался выше, чувствуя спиной злобные взгляды обитателей Темзы, уже почти считавших его своей добычей. Хватаясь за стальные балки, он добрался до верха моста и перевалился через чугунные перила.
Вскоре он был на берегу. Обогнув лежащие на земле массивные обломки башни Биг-Бен с двумя почти неповрежденными циферблатами из четырех, он осторожно зашел в здание Парламента. Под высоченными сводами зала гроздьями висели летучие мыши, вынужденные коротать ночь внутри из-за непогоды. Хаммер глянул вверх лишь мельком, убедился, что опасности нет, и опять опустил голову.
После нескольких минут поисков, он обнаружил в одном из боковых помещений неприметный люк, откинул крышку и спустился по неширокой лестнице на несколько пролетов вниз. В конце ее была металлическая дверь с дисковым кодовым замком. Набор шифра дался ему нелегко. Когтистая лапа с четырьмя короткими пальцами была не очень-то приспособлена для этого занятия и скользила по гладкой рукоятке с цифрами, которую требовалось вращать то вправо, то влево.
Только с третьей попытки, после долгой возни в темноте, замок щелкнул и дверь приоткрылась. Хаммер распахнул ее, но заходить не стал, а сначала подвинул под петли увесистый камень, валявшийся рядом.
Лишь после этого он переступил порог. В ноздри ему ударил затхлый, застоявшийся за десятилетия воздух. В первой комнате не было ничего примечательного. Офисная мебель, телефоны на столах, давно погасшие мониторы. Во второй вдоль стен стояли высокие шкафы, набитые папками с бумагами. Но и это было не то, что он искал.
За следующей дверью он обнаружил еще один ход вниз, в конце которого плескалась вода. Ступать в воду Хаммеру не стал. Он вернулся назад, принес два стула и, переставляя их по очереди, вошел в третью комнату. Здесь прямо из воды, покрывавшей пол сантиметров на двадцать, торчали несколько металлических стоек с компьютерными серверами и жгутами кабелей. Все было давно обесточено и сгнило от сырости.
Он увидел в углу дверь вмонтированного в стену сейфа. Припомнив другой шифр, Хаммер неуклюже набрал и его. Сейф щелкнул и открылся. Внутри стояла коробка с компакт-дисками. Порывшись внутри, он нашел диск с нужной надписью, поднес к пасти и осторожно сжал его одними губами, после чего заторопился к выходу. Шеф будет доволен добычей.
Уже перед самыми ступеньками Хаммер поскользнулся, и его нога съехала в воду. Тотчас гладкая поверхность забурлила и к нему метнулась узкая длинная спина водяной твари. Хаммер едва успел взобраться обратно на стул, а тварь, описав полукруг, опять залегла на дно.
Хаммер выбрался наружу и побежал домой.
3
Ник проснулся от саднящей боли. Она вытеснила даже яркие впечатления сна, где он чувствовал себя единым целым с неведомым мутантом по имени Хаммер. Такие сны он видел время от времени, особенно после вылазок на поверхность. Возвращаясь обратно в метро, он словно бы тащил за собой невидимые нити, которые, помимо его воли, образовывались между ним и населявшими Лондон тварями. В глубине души он завидовал им за возможность жить на поверхности, но никогда не признался бы в этом даже самому себе. И еще он с некоторых пор странным образом временами чувствовал родство между ними и собой.
Но сейчас болела левая рука. Что-то держало ее, одновременно вгрызаясь в плоть. Ник включил фонарь. С потолка спускался коричневый канат толщиной с карандаш, протыкал его ладонь насквозь и уходил в пол. Он потянул руку к себе, и тут же боль пронзила его до плеча.
Ник застонал, нашарил на поясе армейский нож и, резко взмахнув им, обрубил канат над ладонью и под ней. Затем, сжав зубы, выдернул обрубок из раны и с отвращением отшвырнул в сторону.
– Чертовы корни! – пробормотал Ник. – Совсем уже достали!
Он нашарил правой рукой сверток с бинтом, помогая себе зубами, вскрыл его и перевязал рану. Нужно было идти в медпункт. Ник посмотрел на часы – половина седьмого утра, медпункт открывается в семь, но иногда доктор приходит раньше, если мучает бессонница.
Он накинул куртку и вышел из своей холостяцкой каморки на платформу. За ночь станция Квинс преобразилась и стала напоминать тропический лес, каким он видел его в детстве на картинках в книжках. Сходство с ним ей придавали свисавшие с потолка корни разной толщины, которые издалека можно было принять за лианы. Корни выходили из многочисленных дыр в потолке и уходили в пол. Пробив бетонное перекрытие над платформой, корни затем с непостижимой быстротой, за одну ночь, дорастали до пола, вонзались в него и росли дальше в глубь земли. Ник не мог понять, чего они ищут. Естественный механизм, когда корни растений стремились к влаге и останавливаются в водоносном, слое был нарушен. Эти корни искали что-то другое или же не искали ничего. Природа обезумела.
Мрачные зевающие мужчины, вооружившись самодельными мачете, пилами и лестницами, обрубали корни сначала вверху, а затем у пола, резали на куски, примерно по метру длиной, и собирали в вязанки. Получались дрова на продажу. "Тоже выгода, – подумал Ник, – но лучше бы обойтись без нее, черт бы их побрал!" Соседние станции покупали корни неохотно. Горели они плохо, сильно чадили, и дым от них шел с резким удушающим запахом, от которого больше обычного слезились глаза, и першило в горле.
У медпункта он прислонился к стене и задремал стоя. Приковылял старый доктор Даниэл.
– Что случилось? – спросил он своим всегдашним мягким голосом.
Ник молча протянул ему руку.
– Пробил гвоздем? – спросил доктор.
– Корнем, – ответил Ник. – Я спал, а он пророс через руку.
На лице чернокожего Даниэла отразилось недоумение.
– Корнем? – удивился он. – Раньше такого не случалось.
– Раньше многого не было, – ответил Ник. – Главное, не болело сначала совсем.
– Наверное, в нем есть что-то обезболивающее, – предположил доктор.
В палатку вошла медсестра Кэтрин.
– Доброе утро, доктор! – поздоровалась она. – Привет, Ник!
Их взгляды встретились, Кэтрин смутилась и потупилась. На ее губах застыла полуулыбка. Ник с удовольствием оглядел ее стройную фигуру, породистое скуластое лицо и длинные волосы. Кэтрин ему нравилась, и он чувствовал, что и он ей тоже. Но дальше приветствий и коротких обменов репликами при встрече дело у них не шло.
Кэтрин была дочерью начальника станции Кена, и крутить с ней любовь было себе дороже. Пришлось бы жениться, а Ник этого не хотел. Он считал, что еще слишком молод для семейной жизни.
Готовя себя к работе сталкера, он, по совету наставников, выучился контролировать эмоции – подавлять гнев, гасить порывы вмешаться в не касающийся его конфликт, выбрасывать из сердца малейшие привязанности. "Наверху нет места чувствам, – говорили ему. – Там существует только целесообразность, а ты – машина для убийства мутантов. Расслабишься внизу – не соберешься вверху. Но и убивать следует лишь тогда, когда смертельная опасность грозит тебе самому. Во всех остальных случаях, уклоняйся от схватки. Кто ушел от боя, тот точно доживет до следующего, а кто принял – неизвестно".
Постепенно Нику стало нравилось чувствовать себя машиной всегда. Он загодя обдумывал каждый свой шаг и отказывался от того, что было ему не нужно. Возможно, Кэтрин и была ему нужна, но женитьба – уж точно нет. Следовательно, не нужна и Кэтрин.
Доктор осмотрел рану.
– Ничего серьезного, – сказал он, – зашивать не надо. Кэтрин обработает. С недельку походишь на перевязки, избегай нагрузок.
Ник протянул руку медсестре. Промыв рану, она наложила с двух сторон ватные тампоны, пропитанные какой-то вонючей мазью, и начала перевязывать.
– Где это тебя? – спросила она участливо.
– Доктор знает, – сухо ответил Ник.
Кэтрин закусила губу и как будто сникла. Даниэл поднял на него удивленный взгляд. Ник проигнорировал его. Немногословным Ника сделала профессия. Он приучил себя обходиться молчанием всегда, пока возможно. Наставники в сталкерской школе считали, что ненужные слова уносят часть силы и ослабляют концентрацию на текущей задаче, а сталкер не может позволить себе ни того, ни другого.
В медпункт прибежал мальчишка-посыльный.
– Ник, тебя зовут на совещание к начальнику станции! – выпалил он.
– А что наш командир? – спросил тот.
– Бивень умер сегодня ночью!
Кэтрин выронила ножницы, которыми обрезала бинт, и приложила пальцы ко рту. Мальчишка убежал.
В канцелярии уже собрались начальник станции Кен, начальник охраны Фред, финансовый менеджер Мартин и стенографистка Лаура, она же секретарша Кена. Ник поздоровался и застыл на пороге – раньше на такие собрания его не звали, и он не знал, что ему делать.
– Проходи, садись! – хмуро бросил Кен и указал на свободный стул между Фредом и Мартином. – Расскажи нам, что там вчера было наверху.
– Так ведь я уже рассказывал! – удивился Ник.
– То – мне, а теперь – совету.
Ник быстро справился со смущением. Имея двадцать пять лет от роду, он оказался здесь самым молодым. Возраст Кена близился к пятидесяти, Фреду было сорок с небольшим, а Мартину перевалило за шестьдесят, и он по понятиям метро считался глубоким стариком, хотя был еще вполне крепким.
Присутствие Фреда доставляло Нику ощутимый дискомфорт. Если с Кеном и Мартином он был на короткой ноге, то с Фредом, который появился на станции не так давно и сразу втерся в доверие к Кену, став его правой рукой, отношения никак не складывались. Раньше, пока был жив Бивень, Ник на заседания совета не ходил и с Фредом почти не сталкивался, теперь же приходилось терпеть того рядом.
Ник сел, возвышаясь на полголовы над коренастым бритым наголо Фредом и слегка сутулым Мартином. Фред покосился на него с пренебрежительной гримасой на лице – неприязнь была обоюдной. Кен нетерпеливо барабанил по столу пальцами левой руки. Правую он почти всегда держал сжатой в кулак, стесняясь отсутствующих на ней указательного и большого пальцев, хотя об этом и так знали все на станции. Раньше Кен был сталкером и приносил сверху богатую добычу. Он ходил в вылазки и с группой, и в одиночку, пробуя свою удачу так и эдак.
Долгое время ему везло, но нашлась тварь и на его голову. В одной из одиночных вылазок, когда у Кена закончились патроны, на него бросился увернувшийся от последней очереди крупный шестилапый пес. Кен успел выбросить правую руку вперед и вогнал ее по самый локоть в пасть зверя, а там ухватил за основание языка и сжал его. Они замерли друг напротив друга. Шестилапый не мог закрыть пасть, а Кен – отпустить его язык. Зверь рвал его когтями, а Кен в ответ бил того по ребрам ногами, обутыми в тяжелые армейские ботинки. Потом, уже ослабев от ран, Кен нашарил левой рукой на поясе нож, достал его и несколько раз ударил мутанта.
Когда Кену показалось, что зверь издох, он отпустил язык и стал вынимать руку, но шестилапый в последнем предсмертном усилии щелкнул челюстями и два пальца Кена с прилегающим куском ладони остался у него в пасти. Кен тут же добил тварь окончательно, но его сталкерская карьера закончилась именно в этот момент.
Принесенные им пальцы не брался пришить ни один врач. Все твердили, что травматическая ампутация не пришивается, а он все не мог в это поверить. Нажимать на курок безымянным пальцем так же быстро и безошибочно, как он делал это указательным, Кен так и не выучился, а без этого наверху делать было нечего. "Сталкер сродни музыканту, – горько шутил Кен, – утрата пальца ведет к потере профессии".
За прежние заслуги его взяли в станционную администрацию, а два года назад, когда умер прежний начальник станции, выбрали на его место Кена.
Вздохнув, Ник начал еще раз рассказывать о вчерашней неудачной вылазке, закончившейся потерями сорока процентов личного состава отряда.
– Это потому, что вы действовали как дилетанты! – заявил Фред, когда он закончил.
– Почему? – не понял Ник.
– Сначала нужно было все разведать, а лишь затем – действовать.
– О чем выведать?
– О свойствах деревьев и их плодах.
– Мы разузнали, что смогли, – возразил Ник.
– Сомневаюсь, – скривился Фред. – Иначе не было бы жертв.
Ник разозлился. Что себе позволяет этот выскочка, сидящий безвылазно под землей?
– Надеюсь, ты знаешь, о чем толкуешь? – спросил он глухим голосом, что всегда случалось, когда он был готов вскипеть.
Фред самодовольно кивнул.
– Да уж, не сомневайся.
– Много раз бывал наверху? – вкрадчиво спросил Ник.
Фред вовремя заметил ловушку.
– Для того чтобы знать тактику вылазок, не обязательно ходить наверх.
Ник помедлил с ответом, чтобы придать словам больше весомости.
– Погибшие вчера тактику не изучали, – сказал он. – Но они бывали на поверхности каждую неделю, а нередко и чаще. И никто из них не мог предположить, как поведет себя лес.
– Совсем? – ехидно поинтересовался Фред.
– Да, совсем. Слишком уж быстро там все меняется. Одни виды мутантов исчезают, другие появляются. На смену одним растениям ветер приносит семена и споры других. Ты можешь сколько угодно сидеть под землей и долбить по учебнику свою долбанную тактику, думая, что ты самый умный, но наверху окажется, что это не так.
Кен кивнул, соглашаясь со словами Ника. Фред видел это, но сдаваться не собирался.
– Как бы то ни было, – резюмировал он, – а результат налицо – вы провалили задание.
Ник уставился на него.
– Как ты сказал? – спросил он. – Провалили задание?
– Ты верно ухватил мою мысль.
Фред смотрел не на него, а на Кена, ища у того поддержки.
Ника взяла досада оттого, что он оправдываться за себя и своих товарищей перед этой подземной крысой.
– Я хотел бы объяснить тебе кое-что, – произнес он раздельно. – У нас вчера погибли люди – мои товарищи, с которыми я давно хожу наверх. Они не раз рисковали жизнью ради меня, а я – ради них. Фактически, они были моей семьей. И если разговор о них будет продолжаться в таком же тоне, то кое-кто сейчас огребет больших неприятностей за неуважение к ним.
Фред набычился.
– Хочешь выяснить отношения? Давай!
Ник готов был вскочить, когда вмешался Кен.
– Фред! Ник! – прикрикнул он. – Прекратите глупости!
– Это не глупости, Кен, – возразил Фред. – Проблема больше, чем может показаться на первый взгляд. Если так пойдет и дальше, от нашей станции скоро ничего не останется. Оба тоннеля плотно зарастут корнями, не говоря уже о платформе, мы потеряем транзитное значение и окажемся без жизненного пространства. Хотелось бы, чтобы все члены совета, включая новых, это поняли.
Наступила тишина. Фред не сообщил ничего нового, он говорил общеизвестные вещи, которые и так все жители "Квинсвэй" давно обсуждали. Корни появились несколько месяцев назад. Поначалу некоторые были им даже рады – как же, дрова сами проросли, не надо больше их искать! Но первые же костры показали – дрова из них никакие. Стали их продавать, но и здесь спрос оказался небольшим. А корни все прибывали и прибывали, постепенно превращая бетонный свод станции в решето. Все со страхом ожидали дня, когда источенный ими свод ослабеет и рухнет. Пока еще до этого было еще далеко, но время бежало неумолимо.