Священный меч Будды (сборник) - Сальгари Эмилио 8 стр.


Все расселись недалеко от палатки и с аппетитом стали есть овощ, по вкусу напоминавший капусту, которую китайцы называют пенпан. Американец остался очень доволен первым блюдом и попросил жаркое. Казимир протянул ему кусок утки.

– Нет, погоди, я хочу попробовать вон ту деликатесную птицу. – Корсан указал на перцееда. – Что это за порода? – Он положил в рот маленький кусочек. – У нее какой-то особенный вкус…

– Да, клянусь пушкой, – сказал поляк, откусывая дичь. – Я тоже никогда не пробовал ничего подобного. Мин Си, что это за мясо?

– Перцеед, лакомство, – негромко буркнул китаец в свои длинные опущенные книзу усы.

Американец проглотил кусочек и вдруг отшвырнул от себя птицу и стал так кашлять и плеваться, будто только что выпил чашку яда.

– Проклятье! – завопил он в ужасе. – Она пропитана какой-то гадостью! Выплюнь, Казимир, скорее!

– Ох, – застонал поляк, вскакивая и хватаясь за горло. – Я сейчас умру. Помогите, капитан! Каналья канонир отравил двоих джентльменов!

Но Лигуза, глядя на корчи товарищей, только покатывался со смеху.

– Мы отравились! – вопил янки. – Что тут смешного?

– Друзья мои, – сказал капитан Джорджио, у которого от смеха даже выступили слезы на глаза, – вы попробовали перцееда, да еще с приправой. Разве вы не знаете, что эти птицы питаются перцем?

– Перцем? В этой проклятой стране птицы питаются перцем? Лучше бы они пили виски! Эй, Казимир, не бойся, мы не умрем. Это всего лишь перец.

– Но у меня все горло горит.

– Затуши огонь уткой! Ну же, хватит!

Джентльмены с жадностью напали на уток, и минут через десять от них остались одни кости. Жаркое обильно запили жемчужной водой Сицзяна, которая окончательно уничтожила огненный вкус перцееда.

В четыре часа капитан дал команду переправляться. Путешественники забрались на плот, взяв с собой оружие, палатку и провизию, добытую на охоте. Казимир встал у руля, остальные трое с длинными шестами поместились в носовой части. Плот, отойдя от берега, с минуту поскрипел, раскачиваясь на одном месте, а потом поплыл по реке с быстротой семивесельной шлюпки. Гребцам в носовой части вскоре удалось, упираясь шестами в дно реки, придать плоту боковое направление, но он удерживал такое положение лишь несколько минут. Подгоняемый течением, заливавшим борта, плот попал в водоворот и так бешено завертелся, что стал разламываться. Казимир, едва держась на ногах, изо всех сил старался ударами шеста придать плоту нужное равновесие, но был сбит с ног течением. В одно мгновение руль и шесты были вырваны у гребцов из рук.

– Проклятье! – закричал Казимир.

Плот, сделавшийся добычей водоворотов, которых так много на середине реки Сицзян, кружился с такой страшной скоростью, что гребцы думали, будто попали в ужасный норвежский Мальстрём. Плот то выбивался из водоворота и летел к востоку с быстротой стрелы, то мгновенно останавливался, оказавшись во власти новых пучин, угрожающе ревевших вокруг. Будучи не в состоянии прекратить этот беспорядочный бег, четверо путешественников сгрудились в центре плота; опасаясь разбиться на песчаных отмелях, деливших яростное течение реки на многие каналы, друзья навьючили на себя все свое имущество. Внезапно они увидели, что у них из-под ног выпячивается тростник и царапает дно плота, точно твердая земля.

– Глядите в оба! – велел капитан.

В ту же секунду плот налетел на песчаный островок, с силой ударился о него, подпрыгнул над водой, и бо́льшая его часть разлетелась в щепки. Затем, дробясь на обломки о новые отмели, жалкие остатки плота с едва державшимися на них пассажирами помчались вниз по течению. Нельзя было терять ни минуты. Джорджио, Корсан, Казимир и Мин Си вытащили из обломков плота несколько толстых бревен и, работая шестами, как веслами, постарались направить плот к берегу, что наконец удалось им после длительных усилий.

Глава XII

Ужасная ночь

Место, где они выбрались на берег, было очень красивым и совершенно безлюдным. Прямо перед ними расстилался великолепный, заросший высокой травой луг с разбросанными по нему прудами, над которыми летало бесчисленное множество водоплавающих птиц; к югу луг окаймлялся густым кустарником, вползавшим наверх по склонам невысоких гор.

– Прелестно, – сказал Корсан, обводя взглядом окрестности, – но я не вижу ни домов, ни возделанных полей.

– Разве они вам нужны? – спросил Казимир.

– Нет, но я рассчитывал как следует поужинать.

– Здесь есть птицы.

– Опять птицы!

– Может, нам удастся раздобыть и котлеты, – добавил Мин Си.

– О! Где ты их найдешь? – Корсан даже причмокнул от предвкушаемого удовольствия.

– Смотрите вон туда, куда я показываю: видите, что-то движется в траве?

Корсан, Джорджио и Казимир пристально взглянули в указанном направлении и заметили странное животное, напоминавшее свинью, только гораздо больше по размерам. Сходство усиливалось тем, что животное, как настоящая свинья, взрывало землю чем-то вроде хоботка.

– Это тапир, – пояснил капитан.

– Мясо! – воскликнул американец. – Скорее возьмем ружья и постараемся его заполучить.

– Не шумите, иначе тапир убежит в лес. Он очень пуглив, и к нему трудно подойти близко. Ты, Казимир, оставайся здесь с Мин Си, а мы с Джеймсом пойдем туда.

Капитан Джорджио и Джеймс Корсан, не производя ни малейшего шума, прячась за кусты и высокую траву, направились вперед. Шаг за шагом с соблюдением всех предосторожностей они приблизились футов на шестьсот к тапиру, который, скрываясь в тростнике, продолжал рыть землю и хрюкать, как свинья. Здесь охотники остановились и зарядили карабины, но животное почуяло их, повернулось вполоборота, шевельнуло хоботком и пустилось галопом по тропинке, протоптанной людьми. Корсан поспешно разрядил карабин, но тапир ускорил бег и увильнул из-под пуль.

– Разбойник! – подосадовал американец. – Как ни бегай, я все равно тебя достану, хотя бы мне пришлось для этого исходить весь лес. Тапир походит на большого кабана, да, Джорджио?

– Так он и есть кабан, только крупнее и толще. Что дальше вы намерены делать, храбрый охотник?

– Как что? Вот тропинка, протоптанная зверем, и по ней удобнее всего добраться до его логовища.

– Вы хотите искружить весь лес? Логовище тапира наверняка далеко отсюда.

– Все равно я его разыщу. Вы со мной пойдете?

– Нет, я буду ждать вас к ужину. Рассчитываю на полдюжины котлет из тапира.

– Обеспечу, – пообещал американец.

Охотники расстались. Джорджио повернул назад, тщательно осматривая берега луговых прудов, поросшие тростником, в надежде убить нескольких уток. Корсан, держа карабин под мышкой, метнулся вдогонку за тапиром. Он бежал очень долго, и казалось, что тропинке не будет конца. Раз десять он замирал на месте, думая, что видит тапира, несколько раз сворачивал с тропинки, чтобы оглядеть окрестности. Наконец часа через два он остановился уставший, поняв, что сбился с дороги и идет уже по какой-то незнакомой тропе.

– Клянусь Бахусом! – воскликнул Джеймс. – Я заблудился! Где я? Где та чертова тропинка? Ладно, храбрые янки всегда найдут выход!

Солнце быстро клонилось к горизонту, постепенно исчезая за высоким кустарником. Сгустились сумерки. Корсан понимал, что еще полчаса – и в лесу будет темнее, чем в жерле пушки; он знал, что ночью крайне трудно ориентироваться на незнакомой местности, поэтому ускорил шаги. Около получаса он плутал в неизвестном направлении: то шел вперед, то по временам возвращался назад, вновь осматривая купы деревьев, то поворачивал вправо и влево, то нагибался и шарил в траве, а потом стал влезать на самые высокие деревья, пытаясь разглядеть знакомую тропинку или дымок своего лагеря, но все напрасно. Стемнело, взошла луна, а он все шел, не зная куда. Боясь окончательно потеряться в густом кустарнике, Корсан решил улечься под небольшим тамариндом и дождаться рассвета.

Едва он растянулся на земле, как шагах в трехстах от себя услышал глухое мяуканье – одно из тех, что характерно для тигров и походит на рев. Корсан сразу догадался, кто его ночной гость, поспешно вскочил и встал у дерева, едва сдерживая дыхание. Страшное мяуканье повторилось уже гораздо отчетливее. Американец был храбрым, что и говорить, но когда тигриный рев раздался под сводами деревьев, задрожал, как в лихорадке. Бежать? Нет, не годится: из боязни еще больше заблудиться или столкнуться с другими хищниками Корсан не шелохнулся и так и стоял, замерев, прислонившись спиной к стволу тамаринда, с карабином в руках и ножом в зубах. Мяуканье раздалось в третий раз еще сильнее, грознее и ближе.

– Боже, – прошептал Корсан. – Зверь меня учуял, теперь придется с ним сразиться.

В ту же минуту послышался треск ветвей под железными когтями, кусты раздвинулись, и два кошачьих глаза, словно лучи фонаря, устремились на тамаринд. Дрожащими руками Корсан поднял карабин, прицелился – зверь находился всего в сотне шагов – и выстрелил. Тигр сделал гигантский прыжок в сторону, а затем ринулся прямо туда, откуда стреляли. Наступила страшная минута. Корсан, поняв, что ему вот-вот придет конец, не помня себя, схватился за ближайшую ветку тамаринда и одним прыжком очутился на дереве. Тигр, только раздраженный ранением, тоже попытался прыгнуть на дерево, отдирая когтями большие куски коры, но, не удержавшись, свалился в траву. Он повторил попытку, но и на этот раз не смог достать до ветвей. Зверь обошел раза три-четыре вокруг тамаринда, зализывая рану на шее, откуда текла кровь, после чего, грозно ревя и скрежеща зубами, удалился на несколько футов, не отрывая глаз от спрятавшейся в ветвях фигуры, боявшейся пошевелиться. Бесстрашный американец на этот раз ощутил дикий страх: все его тело дрожало, волосы шевелились под шляпой.

Минут пять тигр просидел в траве, потом вдруг вскочил, разметывая ее длинным хвостом и испуская глухое рычание. Казалось, он готовился к новому нападению – может быть, к одному из тех могучих прыжков с разбега, которые сшибают с ног любую его жертву, даже большое сильное животное. Туловище зверя то вытягивалось, то сжималось, он мяукал, рычал, скаля зубы и выпуская когти, а затем весь как будто подобрался, действительно готовясь к прыжку. Бледный как мертвец Корсан, решивший дорого отдать свою жизнь, быстро вложил заряд в дуло карабина, но только сейчас с ужасом увидел, что при нем нет пистонницы, – видно, он обронил ее, когда лез на тамаринд. Он обшарил все карманы в подкладке и поясе – напрасно. Теперь надежды на спасение почти не осталось.

– Кончено, – всхлипнул он. – Через десять минут тигр сожрет меня. Оказаться в утробе этого чудовища! Боже, помоги! Если бы капитан и Казимир сейчас оказались здесь, они спасли бы меня. Добрый Джорджио, я тебя больше не увижу!

Взяв себя в руки и решив не предаваться отчаянию, Корсан собрал весь свой запас храбрости, покрепче уселся на ветвях и, бросив карабин, теперь совершенно бесполезный, вынул bowie-knife. Но все приготовления оказались излишними, так как тигр, по-видимому, передумавший нападать, еще несколько раз обошел дерево и, яростно мяукая, исчез в зарослях. Он уже удалился на приличное расстояние и потерялся во мраке ночи, как вдруг новое мяуканье разбудило глубокую ночную тишину леса – оно доносилось откуда-то с противоположной стороны; второй зверь находился, очевидно, не менее чем в тысяче футов от этого места. Услышав мяуканье сородича, а может быть, соперника, первый тигр внезапно остановился, разом обернулся и вновь гигантскими пятифутовыми прыжками устремился к тамаринду. Пулей пролетел он через кустарник, глаза его метали пламя, пасть была оскалена, когти выпущены, а подпрыгивал он так, будто вся земля покрылась тысячами пружин необычайной силы.

Собрав волю в кулак, Корсан напрягся, сжал нож в руке, и в ту же секунду тигр в отчаянном прыжке бросился на тамаринд, ломая нижние ветви. Дерево содрогнулось от страшного толчка, американца подбросило, и, потеряв опору, он полетел прямо на зверя, по рукоятку всаживая ему в грудь нож. Раненый хищник дико заревел, выпустил ветки и вцепился в ноги Корсана, сдирая с них кожу. Человек и зверь тесно переплелись и рухнули с дерева на кусты и траву.

Началась смертельная борьба. Корсан очутился снизу и изо всех сил ударял тигра ножом, а зверь, бешено ревя, разрывал в клочья одежду вместе с мясом и старался стиснуть череп охотника своими могучими челюстями. Прошло секунд двадцать, как вдруг хищник испустил последний яростный рев: нож вонзился ему в сердце, из широкой раны хлынул поток теплой крови. Тигр захрипел, втянул когти и повалился набок, кусая в последнем припадке злобы ветви, траву и землю.

Корсан остался лежать в кустарнике, весь в крови, в разодранной в клочья одежде и с истерзанным телом. Находясь в состоянии шока, он пока не чувствовал боли, а только глядел помутившимся взором на конвульсии зверя и прислушивался к его последним хрипам. Когда тигр затих, несчастный янки попробовал пошевелиться и сразу же закричал: каждое движение пронизывало тело нестерпимой болью. Корсан с трудом дополз до тамаринда, где раньше бросил карабин, там же валялись походная фляжка и коробка с пистонами. Вцепившись в траву, американец попытался привстать, но, заорав от страшной боли, рухнул обратно.

– Клянусь пушкой, – прошептал он, – я сильно помят.

Какое-то время он пролежал возле дерева почти без сознания и все время громко стонал, потом, вроде бы, очнувшись, дотронулся до своих ног и тут же отдернул руки, покрытые кровью, дотронулся до плеч и почувствовал, что они мокрые, – он весь плавал в крови. С невероятным трудом прислонившись к стволу тамаринда, он взглянул на свои ноги: они были разодраны до костей, кровь струилась по ним и стекала на траву. «Нужно быстрее остановить кровотечение, иначе смерть», – ударила в мозг лихорадочная мысль. Желание выжить удвоило силы Корсана, превозмогая боль, он снял с себя лохмотья и, намочив их из походной фляжки, как мог, забинтовал раны на ногах. Затем, насколько смог, забинтовал руки, все истерзанные когтями животного. Он не помнил, как, обессилев, снова ничком упал в траву. Силы покидали его, и побороть чудовищную слабость ему не удавалось. А силы были нужны: где-то вдали продолжал реветь второй тигр и того и гляди мог пожаловать сюда.

– Я умираю, – пошевелил обескровленными губами бедняга.

Взор его затуманился, деревья закружились в хороводе, земля поплыла из-под ног. Он закрыл глаза и, больше ничего не соображая и не помня, уткнулся головой в траву возле ствола тамаринда.

Когда он пришел в себя, была еще ночь, и впереди невдалеке, глухо рыча, показался второй тигр. Нечеловеческим усилием Корсан дотянулся до карабина.

– Второе отделение драмы, – прошептал он, силясь улыбнуться. – Китайские тигры такие же канальи, как и китайцы.

Тигр все приближался, шурша кустарником, то демонстрируя в лунном свете свою красивую полосатую шкуру, то прячась в тени высоких деревьев. Его суженные зрачки были устремлены на тамаринд. Зверь остановился шагах в сорока от охотника, потянул воздух, помахивая хвостом, как рассерженная кошка, сел на задние лапы и впился страшным взглядом в человека, который, стоя на коленях, в это время прицеливался в него дрожащими руками.

Второй выстрел из карабина раздался в лесу. Тигр подпрыгнул в воздухе и рухнул на землю бездыханный. Пуля угодила ему прямо в глаз.

Глава XIII

Миао-цзи

Капитан вернулся в лагерь только к заходу солнца и принес много птиц: с полдюжины водяных невольников, нескольких уток и дюжину дроздов. Мин Си наловил в прудах довольно крупных раков, которые, по его мнению, на вкус должны были оказаться не хуже тех, что подают в Макао. Одним словом, все обещало вкусный и сытный ужин.

Казимир, разжигавший костер, удивился, увидев капитана без своей Тени:

– А сэр Джеймс где? Тащит целого слона?

– Нет, – засмеялся Джорджио, – он бегает наперегонки с тапиром, которого будто бы ранил.

– Ого! Значит, нас скоро ожидают котлеты? Коли так, то можем немного повременить с ужином.

– Если будем ждать котлет из тапира, то останемся голодными. Вот увидишь, Джеймс вернется поздно и без добычи.

– Тогда ладно, продолжу разводить огонь.

Расторопный юноша с помощью Мин Си быстро разжег большущий костер и принялся жарить дичь в таком количестве, что насытились бы человек пятнадцать. Тут же рядом на огне закипал горшочек, доверху набитый раками. Часа через два еда была готова, но американец так и не пришел. За ужином говорили только о том, куда мог подеваться сэр Джеймс. Ночь прошла в тревоге – Корсана все не было, а когда он не появился и на заре, капитан вместе с Казимиром, поручив палатку Мин Си, отправились в лес искать товарища – живого или мертвого.

Назад Дальше