– Вашу двоюродную сестру? – воскликнул Патси. – Тогда мы в товарном вагоне на постели нашли, вероятно, ее труп с кинжалом в сердце?
– Да, – отозвалась девушка, – вероятно, то была она, хотя он ее не заколол, нет – он задушил ее своими руками. Боже мой, это было ужасно! В тот час он имел такой же вид, как и теперь. Он тогда подскочил ко мне и наверняка убил бы и меня, если бы в тот самый момент злой дух не вышел из него – краска опять вернулась к нему, он обернулся к трупу моей несчастной сестры и уставился на него с выражением такого беспредельного изумления, точно не сознавал, что именно он-то и задушил ее насмерть. А теперь он, быть может, убьет нас обоих! Дай бог мне быть первой! Тише!
Доктор Кварц повернулся к девушке, как будто расслышал теперь звук ее голоса. Затаив дыхание, оба пленника в ужасе смотрели на своего мучителя, а за дверями Ник Картер опять поднял револьвер и прицелился в голову доктора, твердо решив пристрелить его, раньше чем свершится новое злодеяние.
Но уже в следующую секунду голова недвижно стоявшего врача опустилась на грудь, как будто душа его снова отправилась в странствия.
Через несколько минут девушка снова осмелилась заговорить.
– Не правда ли, вы ужасаетесь, что я так безучастно спокойна при всех этих ужасах? – спросила она. – Но вы не удивлялись бы этому, если бы знали все, чего только я должна была насмотреться с того времени, как нахожусь в его власти. Он – дьявол! Он не человек, никогда этому не поверю! Он заставил меня привыкнуть к ужасу, так что я не узнала бы самой себя, если бы еще обладала способностью ужасаться! Я с дрожью ощущаю, что все больше теряю способность различать добро и зло! Сострадания во мне давно уже нет! Я знаю, доктор Кварц убил моего отца и мою мать точно так же, как он убил мою несчастную двоюродную сестру Алису и ее родителей, – и все-таки я могу говорить и думать об этом, даже касаться его руки и беседовать с ним без того, чтобы меня охватывало дикое отвращение. Он говорит, что не успокоится до тех пор, пока сделает из меня вторую Занони. Но если он действительно исполнит это, то моим первым делом будет – убить его!
– Кто это – Занони? – спросил Патси еле слышно, так как в противоположность молодой девушке он с трудом мог говорить в присутствии ужасного человека, недвижно стоявшего между ними и все еще глядевшего то на одного, то на другого пленника.
– Занони? Это единственное существо в мире, которого боится даже этот ужасный доктор Кварц. Посмотрите – он задрожал, когда только произнесли ее имя. Занони ужасна… Занони… Занони ведьма! Посмотрите, как он дрожит, как он извивается!
И действительно, доктор Кварц, этот человек, состоявший как бы только из железа и стали, не способный чувствовать по-человечески, задрожал. Он все еще смотрел из стороны в сторону, и его стеклянные глаза, казалось, снова начинали видеть и узнавать окружающее.
– Тише, – шепнула девушка, – если вам еще дорога ваша жизнь, то теперь не смейте говорить.
Но в этот роковой момент начал действовать другой.
То был Ник Картер. Подкравшись ближе, он одним громадным прыжком подскочил к доктору, одной рукой схватил его за горло, а другой нанес ему ручкой револьвера страшный удар по голове, так что тот свалился на пол, как сраженный бык.
Этот удар, казалось, возымел чудодейственную силу; доктор Кварц очнулся от сонного состояния, в котором находился, когда вошел в комнату.
Казалось, будто резиновый мяч ударился об пол, так как доктор Кварц в то же мгновение с поразительной эластичностью вскочил опять на ноги. Он хотел обернуться в сторону сыщика, но последний немедленно нанес ему, на этот раз кулаком, увесистый удар в висок. При этом оба свалились на пол. Доктор оказался внизу, а Ник Картер очутился на своем противнике.
Хотя оба страшных удара должны были оглушить доктора, он начал бороться с такой силой, таким присутствием духа, такой яростной решительностью, что вряд ли кто другой был бы способен на это при подобных обстоятельствах.
Со своей стороны, Ник Картер сознавал, как опасен его противник. Он еще только за день до этого испытал на себе силу негодяя и знал, что ему придется напрячь всю свою ловкость, чтобы одолеть его. Он, не медля ни одной секунды, воспользовался всеми приемами, могущими привести к победе.
Когда они оба свалились на пол, сыщик снова стал бить своего противника изо всей силы, стараясь окончательно оглушить его. Он бросил револьвер и теперь пытался наложить на кисти рук доктора стальные наручники, прежде чем тот успел бы воспротивиться этому. Но даже после того, как ему удалось сделать это, противник его все еще яростно боролся, приподнимаясь и пуская в ход зубы, так что Нику Картеру осталось только еще раз взять револьвер и снова бить им изо всей силы по голове своего пленника.
Это подействовало. Руки доктора ослабли, сознание его на время помутилось, и сыщик воспользовался этим коротким перерывом, чтобы вынуть из кармана еще пару наручников и наложить их на ноги пленника.
Хотя лицо доктора обливалось кровью, на устах побежденного все-таки заиграла насмешливая, вызывающая улыбка.
Сыщик увидел, что пленник опять совершенно пришел в себя.
– Что же, Картер, вам повезло, вы наткнулись на лунатика, – проговорил доктор Кварц с таким холодным спокойствием, точно речь шла вовсе не о нем, – иначе связаны были бы вы, а я стоял бы на вашем месте. Несдобровать бы вам тогда!
– Лучше так, как оно теперь есть, – злобно улыбаясь, возразил сыщик, – я полагаю, нам теперь удастся составить против вас всякое обвинение скорее, чем вы предсказывали.
– Конечно, пока козыри находятся в ваших руках, господин полицейский проныра, – ответил доктор Кварц, – но не забывайте, что вы еще не вышли из этого дома.
– Об этом не извольте беспокоиться, доктор. Мы будем очень осторожны.
Пока Ник Картер говорил, он заметил, что доктор Кварц обратил свой взор на прикованную к стене девушку. Он видел, как взгляд его снова становится холодным и жестким. Сыщик сейчас же понял, что, несмотря на свои узы, пленник делал дерзкую попытку гипнотизировать девушку, превращая ее таким образом в послушное, безвольное орудие своих гнусных замыслов и планов.
С быстротой молнии Ник Картер подскочил к доктору и в тот же момент нанес ему ладонью сильный удар по глазам.
– Будьте вы прокляты, – прошипел доктор.
Но сыщик не обратил на это внимания. Не отвечая ни слова, он схватил доктора, несмотря на то что тот отчаянно отбивался, поднял его и вынес из комнаты в коридор. Там он завязал ему глаза платком и с помощью третьей пары наручников приковал его к перилам лестницы.
– Я собираюсь вернуться в комнату, доктор, чтобы там немного потолковать с нашими общими друзьями. Но я встану так, что вы беспрерывно будете у меня на виду. Не пытайтесь произвести ни малейшего подозрительного движения, так как это будет равносильно вашей верной смерти. Обо мне говорят, что я один из лучших стрелков в этой благодатной стране, и я не задумываясь испытаю на вашем теле, правы люди или нет.
В ответ на это предупреждение доктор Кварц лишь насмешливо и презрительно рассмеялся.
– Ерунда! – пренебрежительно возразил он. – Убирайся, скройся хоть к черту или куда хочешь, но только не надоедай мне своей ребяческой болтовней! Не пройдет и часа, как ты у ног моих будешь молить о пощаде!
Ник Картер уже пошел было обратно к комнате, но теперь остановился перед своим пленником, улыбаясь и скрестив руки на груди.
– Доктор, а я все-таки прав! Вы достойный преемник вашего брата, если только дьявол не вызвал вас к новой жизни. Во всяком случае, в данную минуту у вас опять припадок мании величия.
– Поживем – увидим, – ядовито прошипел доктор, – хорошо смеется тот, кто смеется последним!
– Да-да, доктор, вы были правы, у нас с вами действительно происходит игра, как у кошки с мышью. Не будете ли вы любезны сказать мне, кого вы в данную минуту считаете кошкой?
– Кошка – это я, я, я! – произнес доктор Кварц столь грозным голосом, что сыщик невольно забеспокоился.
«Неужели этот ужасный, загадочный человек не только угрожает, неужели же он, несмотря на то что он связан и скручен, может нанести гибельный удар?» – подумал он.
– Признаюсь, доктор, у вас железная воля, – после краткой паузы заметил Ник Картер.
– Еще бы! И ты об эту железную волю разобьешь себе череп. Во время твоих предсмертных мучений я со смехом напомню тебе эту минуту, и тогда ты узнаешь, что у меня не только железная воля, но и сердце, холодное как лед и жестокое, в сравнении с которым сердце тигра равняется сердцу голубя.
Преисполненный ужасным отвращением, сыщик отвернулся. Он переступил порог решетчатой двери и вошел в комнату, в которой два пленника были прикованы к стене.
Вследствие необычайных происшествий последнего часа Ник Картер совершенно забыл о своем помощнике Тен-Итси, который со страхом ожидал на крыше его возвращения. Сыщик настолько был занят необычайностью пережитого, что и теперь еще не вспомнил о своем помощнике.
Возвратившись в комнату, сыщик сейчас же принялся освобождать своего молодого помощника Патси от приковавших его к стене цепей. Это он сделал очень быстро, тем более что ключи к замкам цепей лежали тут же на сиденье единственного находившегося в комнате стула. Вероятно, доктор Кварц положил ключи столь близко от своих жертв в расчете на то, что таким образом их страдания еще усугубятся.
Освободив молодого сыщика, Ник Картер направился к девушке и открыл ее оковы.
Патси начал было в бурных выражениях благодарить своего начальника за спасение, но Ник Картер движением руки остановил его. Он передал ему два своих револьвера и приказал выйти в коридор и сторожить там связанного и прикованного к перилам лестницы пленника. Затем Ник Картер обратился к освобожденной им девушке.
С того мгновения, когда сыщик вошел в первый раз в комнату, напал на доктора и нанес ему решительное поражение, девушка смотрела на него со странным выражением на красивом взволнованном лице. Казалось, она хотела уяснить себе, что, собственно, происходит. Но, по-видимому, она не могла сделать этого, что и было видно по ее тупому взгляду, с которым она все смотрела на могучую фигуру Ника Картера.
Когда сыщик теперь обратился к ней, она улыбнулась, как улыбается довольный и счастливый ребенок, и все же Ник Картер был убежден, что она располагает своим рассудком в достаточной степени, чтобы быть в состоянии дать полное свидетельское показание.
– Будьте добры, назовите мне ваше имя, – попросил он.
Она пристально смотрела на него, слегка покачивая головой.
– Мое имя? – машинально повторила она. – Я почти забыла его, еще не совсем, но почти. С тех пор как я нахожусь в этом доме, доктор никогда не хотел называть меня моим настоящим именем.
– Хорошо, мисс, но, несомненно, вы помните ваше прежнее имя. Или не помните?
– Да, меня звали… подождите… мое имя было Нанина, Нанина Дюкло.
– А как звали вашу несчастную двоюродную сестру, молодую женщину, которую доктор Кварц задушил на ваших глазах, – ту женщину, сердце которой негодяй затем пронзил кинжалом, положив ее труп в товарный вагон? Вы знаете ее имя?
Очевидно, девушка усиленно думала.
– Ее имя? – запинаясь, проговорила она. – Да, ее звали Марией, а фамилия ее та же, что и у меня, ведь она моя двоюродная сестра, – прибавила она радостно, как ребенок, хорошо рассказавший урок.
– Понимаю. А теперь скажите, мисс Нанина, говорил ли доктор с вами о тайне товарного вагона?
– Конечно, говорил, и очень часто! – воскликнула девушка, недолго думая.
– Прошу вас, скажите мне об этом все, что вы знаете.
– Для чего? Он, вероятно, и другим людям рассказал то же самое.
– Ничего, пожалуйста, расскажите мне все и ничего не скрывайте, – попросил сыщик.
– Не правда ли, вам ведь известно, что доктор собирался жениться на Марии? Все приготовления уже были сделаны, и он соорудил товарный вагон, чтобы совершить в нем дивное свадебное путешествие. Тогда мы жили в каком-то другом городе – в каком, не знаю, где-то на востоке.
– Хорошо, мисс Дюкло, – сказал сыщик, говоривший с ней как добрый наставник с ребенком, которого девушка и напоминала всем своим поведением, – я полагаю, что ваши отец и мать и родители Марии жили вместе и сообща делали приготовления к свадьбе?
– Так и есть, мы все жили в одном и том же городе и были очень счастливы.
– Так вот, мисс Дюкло, вы говорили, что доктор убил ваших родителей и родителей Марии. Что же, он доставил их трупы вместе с трупом вашей двоюродной сестры в этот товарный вагон?
Девушка наклонила голову.
– Он так говорил, и я думаю, он так и сделал. Потом он куда-то отправил вагон. Знаете, он не хотел на самом деле убить Марию, это произошло в припадке ярости, часто овладевающей им, когда лицо его становится бледным как полотно и он будто спит с открытыми глазами. Он как-то говорил мне, что в таком состоянии он когда-нибудь покончит с собой. Он испытывал всякие средства, чтобы не допустить этих припадков, но это ни к чему не приводило, и ему страшна мысль, что существует болезнь, не поддающаяся его врачебному искусству.
– Назовите мне, пожалуйста, имена ваших родителей и родителей вашей двоюродной сестры.
– Отца моего звали Джорджем, мать – Анной, а дядю с тетей звали Питер и Мира.
– Скажите, мисс Дюкло, не помните ли вы, где проживали до того, как познакомились с доктором?
– Помню, в Бостоне, на улице Бэкона. Там мы жили все вместе и были очень счастливы. Как-то раз дядя Питер опасно заболел и призвали доктора Кварца. Он совершенно вылечил его. Потом заболела тетя Мира, и мы опять призвали доктора Кварца. Он вылечил и ее в короткое время. В конце концов заболела Мария, вообще мы все заболели один за другим, и доктору всегда удавалось вылечивать нас. Отец и дядя заплатили ему много денег за это. Но он их и заслужил, как говорили люди, так как он спас нас от верной смерти.
– Ваш отец и дядя Питер был очень богаты, не правда ли?
– Кажется, да, но верно не знаю.
– Ну, у вас был экипаж и лошади, много прислуги, не так ли, мисс Дюкло?
– Конечно. У нас было много лошадей и много прислуги. Все это теперь принадлежит мне, по крайней мере так говорит доктор. Вот потому-то он и задерживает меня здесь, в этом доме, для того чтобы никто не мог взять мои деньги.
– Понимаю. А скажите, зачем же он приковал вас к стене в этой комнате? Или же вы не всегда находитесь в этом помещении и не всегда прикованы?
– Нет, далеко не всегда. Большую часть времени я провожу в красивой комнате, где птички поют и где живет моя любимая кошка. Там он делает руками движения над моей головой, и я впадаю в глубокий сон, вижу чудные сновидения и забываю все, о чем не хочется думать. Я всегда счастлива, когда он так усыпляет меня.
– Бедная вы девушка. А вы не можете мне сказать, давно ли вы живете в этом доме? – участливо спросил сыщик.
– Нет, этого не могу сказать, но, вероятно, уже очень-очень давно. Может быть, с того времени прошло уже сто лет. Мы ездили, тоже очень долго. Это все было гораздо позднее, чем в тот ужасный день, когда доктор Кварц убил Марию и ее родителей, да и моих с ними, – все это произошло не здесь, не в этом доме.
– А объяснял ли вам доктор, для чего, собственно, он поместил все трупы в товарный вагон и отправил его?
– Нет, он только смеялся от души и говорил, что это хорошая шутка, что теперь залают собаки. Он говорил, что будет присутствовать при том, когда собаки начнут ворчать и лаять, что он с наслаждением будет наблюдать, как самый главный пес тщетно будет искать следы.
– А! – воскликнул Ник Картер с сияющими глазами. – Вот как? Не говорил ли он, как зовут этого пса?
– Конечно. Он говорил, что главного пса зовут Ник Картер и что в один прекрасный день он заставит его и всех его друзей совершить точно такое же путешествие.
– Хорошо, мисс Дюкло, вы все-таки еще не сказали мне, для чего доктор иногда приковывает вас в этой комнате?
– Он хочет сделать из меня то же самое, что он сделал с Занони. Я должна привыкнуть к зрелищу ужасов.