Сириус умер на глазах Регулуса. Разлетелся на миллиарды разноцветных частиц и упал в небо, как это обычно бывало с теми, кто бросался обратно в Арку, думая, что может войти в неё и оказаться в мире живых. А Регулус просто не успел добежать, не успел это предотвратить, не успел спасти и тем самым реализовать хотя бы одну свою мечту. Мечту о хороших отношениях с братом. Единственное, что он успел, это в ответ на слабое: «Регулус», удивлённо прозвучавшее из уст умиравшего Сириуса, сказать: «Прости». Регулус не верил, но Флавиус его убеждал, что, перед тем как стать сиянием, Сириус улыбнулся.
И это была чистая правда.
– Добрый день, – внезапно услышал Флавиус и, открыв глаза, увидел Гермиону, в нерешительности застывшую в нескольких метрах от него. – Можно с вами поговорить?
– Само собой, какие вопросы! – бодро отозвался он, предложив ей присесть на покосившуюся скамейку, что стояла рядом с гамаком.
Гермиона нетерпеливо мотнула головой и закусила губу.
– Я всё утро гуляла по окрестностям, но нигде не встретила Регулуса. В хижине его тоже нет, и я подумала…
– Не знаю ли я, где он? – мягко закончил за неё Флавиус, улыбнувшись. – Разумеется знаю. Но ты всё же сначала присядь.
Она послушалась и со вздохом приземлилась на скамейку. Последние солнечные лучи тут же запутались в волосах Гермионы, высветили пушистые пряди, и в этот миг она выглядела такой юной, что тяжёлая печаль, застывшая на её лице, показалась Флавиусу настолько же нелепой, какими были бы старомодные жемчужные бусы на шее маленькой девочки.
– Я сожалею о вчерашнем, – начала Гермиона, опустив голову. – Мне очень жаль, что я испортила ужин и своими разговорами довела Регулуса до…
– Он сам себя довёл, – вкрадчиво поправил её Флавиус, и она взглянула на него. – Ему сложно справиться с внутренними демонами… Всё ещё сложно, к сожалению.
– Но ведь если бы я не стала говорить о Сириусе, то…
– Рано или поздно ты бы всё равно о нём сказала. И, помяни моё слово, наш Регги ещё сам спросит у тебя о нём, а потом будет благодарен, если ты расскажешь всё, что знаешь.
Поднявшийся прохладный ветер вылизывал дороги, прогоняя пожухшие листья обратно в лес, а за холм по небу уже медленно, словно огромная капля крови, стекал закат.
Флавиус никогда не любил закаты.
– Он меня ненавидит, – после паузы, наполненной шелестом деревьев и глухим звуком падавших плодов, призналась Гермиона. – С самого моего появления здесь мне было ясно: он терпеть меня не может.
– Это не так, – начал Флавиус, а затем, коротко взглянув на Гермиону, добавил: – Просто он боится. Всё время боится.
– Чего боится? Почему?
Удивление в её голосе заставило Флавиуса слегка улыбнуться.
– Есть много причин. Как только ты вылетела из-за занавеса, он боялся не успеть. Боялся снова не успеть, понимаешь? С тех пор, как погиб Сириус, мы договорились дежурить по очереди, но это не мешает Регулусу каждый день приходить к Арке и с молчаливым упрямством смотреть на неё. Он готов в любую секунду сорваться с места и кого-то спасти, с чем слегка переусердствовал, когда появилась ты.
– Если бы мы были в мире живых, у меня бы до сих пор на запястьях цвели синяки и болели суставы от его «усердия», – прокомментировала Гермиона, слегка пнув носком туфли маленький камень.
– Он не хотел, чтобы ты умерла, – продолжил Флавиус. – Но, сказать по правде, он действительно был не слишком рад, что именно ты попала сюда, если слово «радость» вообще применимо к такой трагедии.
– Но что я сделала не так? Чем я не угодила? – горячо выпалила Гермиона, обратив на Флавиуса почти отчаянный взгляд.
– Ты просто слишком на него похожа, в тебе он видит себя, и это ему не нравится, – пояснил Флавиус и, заметив озадаченность в её лице, пояснил: – Ты для него как немой укор, Гермиона. Ты веришь, что можешь спастись точно так же, как верил он сам когда-то. Вот только он сдался, свернул за шаг до спасения, а теперь боится, что ты поступишь иначе и это разобьёт его болезненную гордость. Ты ведь девушка, Гермиона, и далеко не глупая, если сумела себя проконтролировать тогда, возле Арки, и не поддаться инстинкту. А потому я уверен: тебе хватит смелости выбраться отсюда, а ещё забрать с собой всех, кто застрял на этом острове. И я знаю, где-то в глубине души Регулус в этом уверен тоже.
Услышав его слова, Гермиона шумно вдохнула да так и замерла. Флавиус видел, как одна эмоция сменяет другую в её взгляде, и, кажется, даже слышал, как её сердце взволнованной пташкой бьётся о рёбра, трепещет в предвкушении свободы.
– Но как? – в конце концов выдохнула Гермиона, и он вновь перевёл взгляд на разрумянившийся небосвод.
– Мы называем это явление сиянием, – задумчиво начал Флавиус, – самое прекрасное явление, которое только можно увидеть. Там, за горой, оно начинает проявляться во время сумерек. Сначала несмелыми мазками, словно кто-то невидимой рукой делает пробные штрихи на холсте неба, затем уже ярче, смелее, переходя из одного оттенка в другой: из бирюзового в аквамариновый, из аквамаринового в фиалковый, из фиалкового в пурпурный… Всего многообразия цветов не описать. И когда на разукрашенной поверхности проступают робкие звёзды, а ночь укрывает остров, все эти краски словно проливаются в водную гладь огромной реки. А ты смотришь на реку и видишь, как она падает в небо, а может, всё происходит наоборот… – Флавиус погрузился в воспоминания, прикрыв глаза, и, лишь услышав робкое покашливание, продолжил: – Но в сиянии есть и опасность. Если долго смотреть на него, можно услышать голоса близких людей, увидеть очертания их лиц в небе… Можно сойти с ума. Регулус приходит на сияние, когда ему становится плохо, и он единственный среди всех нас, кто находит там настоящее успокоение.
– А я… Я могу пойти туда сегодня? – тихо спросила Гермиона.
И Флавиус внимательно посмотрел на неё, слегка улыбнувшись.
– Ты должна пойти туда сегодня. Там ты сможешь найти ответ на свой главный вопрос, Гермиона.
***
Гермиона волновалась так, словно собиралась на свидание. Перспектива встречи с Регулусом пугала, а вот перспектива полюбоваться сиянием и найти ответ на главный вопрос – как всё-таки выбраться с острова? – воодушевляла куда больше. Поэтому, перекусив фруктами, которых здесь было в изобилии, Гермиона сразу отправилась в путь. Флавиус хорошо объяснил дорогу: нужно было идти по крутой глинистой тропинке вверх, минуя огромную глыбу, которая плакала водопадом, огибая гору и проходя через тернистые заросли, которые больно царапали кожу руками-ветвями, разряженными в шипы. Гермиона морщилась, чертыхалась, но всё же не отступала, поднимаясь всё выше и выше, правда единожды даже отчаянно хотелось повернуть обратно и убежать прочь: стало по-настоящему жутко. Как и говорил Флавиус, на её пути, практически на вершине горы, встретился огромный грот, который необходимо было пересечь, чтобы наконец выйти к «зеркальной реке». Пахло сыростью, слышался стук капель, эхом отражавшийся от каменных стен, а внутри было так темно, что, казалось, сделай шаг – и какое-то неведомое чудовище обхватит тебя склизскими пальцами поперёк талии и утащит в куда более жуткое место. Смелости не добавляло и то, что сегодня сумерки сгустились как-то по-особенному быстро, а ветер поднялся такой, словно был твёрдо намерен столкнуть Гермиону со скалы прямо в объятья голодного леса, тянувшего к ней корявые пальцы и завывавшего в предвкушении сытного обеда.
Сжав кулаки, Гермиона глубоко вздохнула и всё же сделала первый шаг. Остановилась, прислушалась, даже затаила дыхание, и в какой-то момент ей почудилось, что где-то рядом действительно раздаётся настораживающий звук, но уже через пару секунд она осознала, что это стук сердца. Судорожно выдохнув и спрятав лицо в ладони, она покачала головой и усмехнулась. Вот же идиотка! Сама себя накрутила, а теперь пугается собственной тени. Встряхнувшись, Гермиона открыла глаза и, взвизгнув, отшатнулась: у противположной стены грота, на выходе, кто-то стоял. В ужасе замерев, Гермиона попыталась всмотреться в неподвижный силуэт и при этом никак не выдать своего местоположения. Прошло несколько секунд, а может, и минут, пока человек (а это ведь был человек, правда?) не сделал два шага назад и не ушёл прочь. Почувствовав облегчение, Гермиона стала рассуждать логически и вскоре заключила, что это был Регулус. Всего лишь Регулус! Нервно рассмеявшись, она смахнула с виска капельку пота и смело двинулась вперёд, не отрывая взгляд от голубовато-фиолетового свечения, проникавшего сквозь широкое отверстие в скале, у которого совсем недавно стоял Регулус. В какой-то момент Гермиона и вовсе побежала, сея брызги из мелких луж и заполняя пещеру чудовищно громкими хлюпающими звуками, и вскоре вылетела наружу так стремительно, как если бы за ней гналась стая дементоров.
Гермиона рухнула на колени и упёрлась ладонями в мокрый песок, крепко зажмурившись. Только сейчас она осознала, как всё-таки устала от своего авантюрного путешествия длиною… в несколько часов?! С ума сойти!
– Всё же пришла. Удивительно, как с твоей любознательностью ты этого не сделала раньше, – внезапно донёсся до Гермионы ничего не выражавший голос, и она медленно распахнула веки.
То, что Гермиона впитала взглядом, было прекраснее и удивительнее, чем можно было представить. Теперь стало ясно, почему Флавиус так высокопарно описывал сияние, почему подбирал такие изящные эпитеты и метафоры – чтобы передать невероятную красоту явления, для которого любых слов всё равно было бы недостаточно.
Гермиона видела перед собой и под собой небо, и это не было преувеличением. А ещё она поняла, почему эту реку, утопавшую в небесах, звали зеркальной. В ней будто плавали звёзды, двигались тени и играли разноцветные блики, точно такие же, как там, наверху.
В ней жило сияние. Сияние, которое словно дышало, постоянно приобретало совершенно разные формы, меняло цвета так быстро, что было сложно выделить какой-то один оттенок: их были не сотни – тысячи. Сияние то расцветало пышными облачными бутонами, то летело стрелой сквозь пропитанный нежными красками небосвод и ударялось о воду. Оно лёгким, призрачным дымком порхало где-то высоко-высоко, баюкая звёзды, а в следующую секунду рассыпалось на мириады частиц и падало в реку, а из реки – обратно в небо.
– Это так… Так… – обретя дар речи, попыталась выразить чувства Гермиона, у которой от переизбытка эмоций по щекам уже давно текли слёзы.
– Не говори – испортишь, – тихо откликнулся Регулус, и она не спеша к нему обернулась.
Он сидел в паре метров от неё, обхватив колени руками, и немного напряжённо вглядывался в небо. И тут Гермиона заметила, как он был похож на Сириуса. Те же чёрные волосы, довольно длинные, но не настолько, чтобы можно было собрать в хвост. Тот же профиль с разницей лишь в том, что у Сириуса черты лица были более изящными. А ещё тот же характер: гордый и своенравный.
– Зачем ты пришла? – внезапно посмотрел Регулус, и Гермиона смутилась, ведь он точно заметил, как она его разглядывала.
– Хотела увидеть сияние, – не соврала – проговорила часть правды Гермиона.
Он нахмурился.
– Увидела?
Гермиона хотела сказать да, но предпочла сменить тему.
– Она глубокая? – спросила Гермиона, кивнув на реку, у кромки которой они сидели. Только сейчас она осознала, что, вопреки всем законам логики и природы, здесь не было и малейшего намёка на ветер, хозяйничал на другой стороне острова, а потому водная гладь действительно напоминала огромное, твёрдое зеркало. Казалось, нырни туда – непременно разобьёшь лоб.
– Достаточно глубокое, – помолчав, неохотно ответил Регулус и, кажется, напрягся чуть больше.
Гермиона бросила на него осторожный взгляд.
– А ты… Ты когда-нибудь переплывал это озеро?
Челюсть Регулуса сжалась, и Гермионе представилось, что она стоит, занеся ногу над пропастью и, похоже, вот-вот упадёт.
– Возможно. Но не до конца.
Казалось, биение сердца соревнуется по скорости с секундами, и какое-то время Гермиона сдерживала себя: не задавала вопрос, который бился о нёбо, о губы, мечтая выпорхнуть на свободу.
И так как ещё со школьных лет сдержанность и умение держать язык за зубами не были её лучшими качествами, Гермиона в конце концов не вытерпела:
– Думаю, если переплыть озеро, у нас получится…
– Скажи, я похож на человека, нуждающегося в любезной беседе? – грубо перебил её Регулус, и Гермиона облизнула губы.
– Но я ведь просто хотела спросить…
– Отсюда невозможно выбраться, как ты не понимаешь! – потерял самообладание Регулус. – Наверняка ты уже в курсе, что бывает с людьми, которые пытаются забежать обратно в Арку, или твоей наблюдательности не хватило для этого?
– Но ведь арка – это другое! – горячо возразила Гермиона, полностью развернувшись к нему. – Флавиус говорил, что…
– Флавиус сам не знает, что несёт! Он просто ополоумевший старик, который за двести лет только и научился, что пичкать таких, как ты, байками о спасении! – вскочил на ноги Регулус и злобно уставился на Гермиону.
– Но почему бы тебе не проверить, насколько эти байки, – Гермиона изобразила пальцами кавычки, – правдивы? Или дело просто в том, что ты не довёл начатое до конца, а теперь боишься, что это сделает кто-то другой? Что кто-то снова попадёт в мир живых и будет жить, пока ты здесь будешь вечно существовать и злиться на самого себя, на свою трусость?
Она поняла, что перегнула палку, но в этот миг ей было плевать. С каким-то извращённым удовольствием Гермиона смотрела, как ладони Регулуса сжимаются в кулаки, подбородок опускается, а губы обнажают зубы так, словно он через секунду её разорвёт.
– Не слишком ли ты на себя много берёшь, принцесса? – медленно пошёл в её сторону Регулус. – Появляешься из ниоткуда, очаровываешь всех и заражаешь глупой уверенностью, что спасение – близко? – Он остановился, когда их лица отделяли всего несколько дюймов. – В таком случае почему бы тебе не сделать это? Почему бы не переплыть реку прямо сейчас и не убедиться в своей правоте?
Хотелось, до дрожи хотелось отступить, но Гермиона приказала себе оставаться на месте. Она твёрдо смотрела в глаза Регулуса, по радужной оболочке которых от ярости словно разлилась тьма, и молилась, чтобы это поскорее закончилось.
– Почему? – через несколько секунд спросила Гермиона и уловила в его взгляде тень недоумения. – Почему ты свернул? Почему не довёл начатое до конца?
Выражение лица Регулуса моментально сменилось: от прежней злобы не осталось и следа. Теперь в его глазах читалось изумление, постепенно перетёкшее в такую горькую боль, что Гермионе стало неловко, как если бы она увидела что-то интимное. Он сделал широкий шаг назад и резко отвернулся.
– Уходи, – глухо произнёс Регулус.
– Но…
Гермиона осторожно потянулась к нему рукой, но тут же отпрянула, услышав:
– Уходи, я сказал!
И она побежала, что есть силы помчалась прочь, сквозь грот, мимо скал, вниз по тропинке, через бурьян, всё дальше, дальше от сияния, смахивая слёзы, дальше от озера, сдерживая рыдания, дальше от него… От Регулуса.
День десятый
Регулус жалел о своём поведении. Он был слишком жесток к ней, слишком безжалостен, но лишь из-за того, что она, сама того не осознавая, была безжалостна к нему. После того случая, когда она ужалила словами, больно искусала предложениями, заявившись на сияние, не было и единой встречи, когда Регулус не попытался бы уколоть Гермиону словом. Он старался не сталкиваться с ней намеренно, но, если уж так выходило, отрывался по полной. А она в ответ, как правило, не говорила ничего, но её взгляда – сочувствующего взгляда – было достаточно, чтобы он едва не лез на стену от ярости. Конечно, он знал, что причиняет ей боль своим поведением, но не мог ничего поделать. Он чувствовал себя жалким в присутствии Гермионы, а оттого его внутреннее чудовище каждый раз злобно клацало зубами и исходило слюной, чуть завидев её, предвкушая возможность снова сорваться на ней, выплеснуть ей в лицо презрение и выхаркать на неё сгустки злобы за то, что посмела назвать его трусом.
За то, что думала – о, конечно, она думала! – что он трус.
Но всё изменилось, когда до Регулуса, впервые за несколько дней решившегося посетить традиционный ужин у костра, издалека донеслось:
– …таким образом мы уничтожили все крестражи, а Гарри в итоге победил Волдеморта.
Регулус замер, словно проверяя, не послышалось ли ему, но уже в следующую секунду сорвался с места и, перешагнув бревно, встал напротив Гермионы:
– Откуда тебе известно про крестражи?
Она сперва оторопела, но буквально через мгновение сбивчиво заговорила:
– Мы с Гарри и Роном нашли твою записку, а потом нашли медальон. Мы… закончили то, что ты начал.
Он не верил своим ушам. Смотрел на неё недоверчиво, пытаясь найти признаки того, что она врёт.