Руди медленно налил себе шампанского.
— В армейской газете писали, что в тылу живут отлично, — недоуменно сказал он.
Берта фыркнула:
— Попробуй-ка поноси мои башмаки хоть денек. Попробуй выпить чай, который мы получаем.
— В армейской газете писали, что здесь все хорошо, — настойчиво повторил Руди. — Писали, что теперь на Украине живут немецкие фермеры, что в этом году они уже собрали урожай.
— А где же он?
— Может быть, скоро пришлют.
— Очень хорошо, если пришлют. А пока что твоя армейская газета врет.
— Армейская газета никогда не врет! — резко оборвал ее Руди.
Берта пожала плечами. Наступило молчание.
— Почему ты не писала мне об этом? — спросил Руди.
— Это запрещено. На почте висят объявления: «Гражданское население должно поддерживать моральный дух солдат. Никаких жалоб!»
— Понятно, — сказал Руди. — А табак тоже урезали? — обратился он к Вилли.
Вилли кивнул:
— Три сигареты в день.
— Три? И вы курите только три в день?
— Я приберегаю их на воскресенье, потом выкуриваю все разом.
Руди пошарил в нагрудном кармане и швырнул на стол пачку сигарет.
— Возьмите, у меня есть еще. Настоящий турецкий табак.
Вилли благодарно улыбнулся.
— Значит, вам здесь приходится туго, — сказал Руди. — Ну ладно, потерпите. Я уверен, что армейская газета говорит правду — на рождество вы будете есть русский хлеб. Жизнь станет куда легче.
— Будем надеяться.
— Мне здорово повезло, что я сейчас в армии. Нам дают консервированные помидоры, свежий хлеб, килограмм мяса в неделю. И все самое лучшее.
— Подавать кофе? — спросила Берта.
Мужчины утвердительно кивнули. Она принялась убирать со стола.
— Замечательный обед, мама. Как, по-вашему, Вилли?
Вилли усмехнулся.
— Знаешь, кому действительно повезло? Солдатам, которые первыми вошли во Францию. Мне говорили, что они намазывали маслом плитки шоколада. А когда я приехал, магазины были почти пустые.
— Какие они, должно быть, богатые, эти французы, — завистливо вздохнула Берта.
— Богатые, толстые и глупые, — презрительно добавил Руди. — Французы вечно хвастались своей культурой. Какая там культура! — В порыве злости он стукнул кулаком по столу. — Они просто варвары. Только о том и думают, как бы пожить получше да накопить побольше денег. — Он несколько раз отрыгнул и начал смеяться. — Но шампанское они делают неплохо, а, Вилли?
Вилли охотно согласился.
— Извините. — Руди, раскрасневшийся от еды и вина, внезапно выскочил из-за стола и торопливо вышел.
Берта быстро зашептала:
— С минуты на минуту придут Гутманы. Вилли, ты должен поговорить с ним.
— Не беспокойся, я поговорю.
— Он сейчас в хорошем настроении. Ты от него не отставай, не давай ему увиливать.
Вилли сжал ее руку.
— Я тянул нарочно, а сейчас спрошу его прямо.
Он нагнулся и нежно поцеловал ее.
— Я умру, если ничего не выйдет, Вилли, — жарко зашептала Берта, покрывая его руку жадными, быстрыми поцелуями.
Вилли погладил ее темные косы. Душа его была переполнена любовью и гордостью обладания.
— Не волнуйся, дорогая моя. Мы волновались три месяца, но теперь все будет хорошо. Я это понял сразу, как только увидел его. Славный у тебя парень, Берта. Он не будет стоять у нас поперек дороги. Он хочет поважничать, вот и заставляет нас ждать. — Вилли прижался губами к ее щеке. — Никто у меня не отнимет тебя, Берта, никто!
— Так, так, — послышался голос Руди с порога. — Влюбленные голубки. Благословляю вас, дети мои.
Вилли откашлялся.
— Руди, твоя мать тебе писала. — Он встал. — Мы хотим пожениться. Я тебя уверяю…
— Ух ты! — Руди, моргая, уставился на Вилли, словно видя его в первый раз. — Да ты, черт этакий, оказывается, просто великан, Вилли! Прости, мать. Я сам не знаю, что говорю. Сказать по правде, я немножко пьян. И где ты откопала такого быка? — Он захохотал. — Ты посмотри, пиджак на нем вот-вот треснет!
— Руди, — с терпеливой улыбкой сказал Вилли. — Пожалуйста, ответь — да или нет. Ночью ты уезжаешь, скоро придут гости. Пора нам решать.
Руди тяжело плюхнулся на стул.
— Да, ночью я уезжаю, — мрачно повторил он. — Покидаю свою ферму. — Лицо его погрустнело. — Ну, конечно. А почему нет? Женитесь себе на здоровье, мне-то что. Меня, наверно, пошлют на фронт. А там меня убьют. Молодым всегда не везет. Только старикам счастье.
— Нет, нет! — закричала Берта. — Что ты говоришь, Руди! Ты останешься в Германии, ты же сам сказал. Не мели языком, Руди.
— Кто знает, — сказал Руди и опустил голову на руки. — Я пьян, меня совсем развезло на воздухе. — Он вскинул налившиеся кровью глаза и опять улыбнулся. — Ну, так как же, Вилли, с какого конца корова дает молоко? Ты мне так и не сказал.
— С какого конца — я знаю, — ответил Вилли терпеливо и добродушно, — но молоко это не для меня.
Руди захохотал.
— Корова-то не электрическая, а? Тут тебе не кнопки нажимать.
— Ну, — спросил Вилли, — что же будет, Руди? Я прошу только права работать на ферме. Я хороший работник, вот увидишь. Я на все руки мастер и скоро стану настоящим фермером.
— Только давайте договоримся об одном, — вдруг сказал Руди почти сердито. — Хозяин на ферме — я. Как я скажу, так и будет.
— Безусловно. — Вилли подошел к нему. — Вот тебе моя рука, — взволнованно сказал он. — Как ты скажешь, так и будет. Слушай, я работал на хозяев всю свою жизнь. Так не лучше ли работать на тебя?
Руди снова отрыгнул и засмеялся.
— Но помни: куры дают только яйца. Не пытайся доить кур. Они этого не любят. — Он захохотал и хлопнул Вилли по спине. — Валяй. Поцелуй маму. Хочу посмотреть, как вы целуетесь, будто молоденькие. Господи, какие у него плечи, мать! Если весной у тебя не будет лошади, запряги его. Он тебе вспашет весь участок.
Берта, сияя, бросилась к сыну.
— Сначала тебя, — сказала она дрожащим от нежности голосом и поцеловала его. — Да благословит тебя бог и вернет к нам целым и невредимым, чтобы ты опять сидел за столом, как глава семьи. — Она поцеловала его еще раз.
Руди засмеялся.
— Ты у меня хорошая, мать. Ты тоже ничего, Вилли. Ну иди же поцелуй ее.
Вилли обвил рукой плечи Берты, наклонился и поцеловал ее в губы.
— Я твою мать очень люблю, — радостно сказал он. — Обещаю тебе, что буду добрым с ней.
— Только не слишком добрым, — посоветовал Руди. — Женщина должна знать свое место. Слышишь, мама?.. Ну вот, мы все, слава богу, счастливы. Надеюсь, ты сможешь сразу перебраться на ферму, Вилли. Маме нужен помощник. Тут до того все запущено, просто сердце кровью обливается.
— Как только мы поженимся, я пойду к Розенхарту, — сказала Берта. — Он обещал мне помочь.
— Ладно. — Руди улыбался, раскачиваясь на каблуках. — А невеста хороша, ничего не скажешь. Да, Вилли?
Вилли улыбнулся. Нечто большее, чем радость, — безмятежная ясность заполнила его сердце. «Но это же настоящее счастье! — шептал его рассудок. — Только пережив горе, понимаешь, что такое счастье».
— А свитерочек-то, — вдруг прыснул Руди, смеясь, — свитерочек все-таки узковат в груди? Как ты считаешь, Вилли?
Вилли усмехнулся. Ему показалось, что это немножко грубо со стороны Руди, но в общем ему было все равно. Пусть говорит, что хочет. Ведь сегодня ночью он уедет.
— Ах, этот свитер! — продолжал Руди, восхищенно улыбаясь какому-то воспоминанию. — Ничего-то вы не понимаете. Ты не знаешь, как я его достал, мать, и что со мной было! Ух, что было! — Он громко захохотал. — Ничего, что он тебе узок в груди!
Берта, смутившись, повернулась к столу.
— Надо сказать тост, Руди. Как можно без тоста?
Все подняли полные бокалы.
— Я скажу тост, — заявил Руди. Лицо его на мгновение стало серьезным и ласковым. — За тебя, мать, и за тебя, Вилли. Желаю вам хорошей жизни и много счастья.
Они молча выпили.
— Ох, я сейчас зареву! — воскликнула Берта. Она повернулась к Вилли и прижалась лицом к его плечу. — Разве он не самый хороший сын на свете?
— Да, — ответил Вилли, ощущая комок в горле.
— Тихо, мама! — насторожился Руди. — Кто-то входит в калитку. Это, наверное, они?
Берта побежала к двери.
— Они! — взволнованно сказала она и вышла.
Руди бросился к зеркалу. Он торопливо застегнул мундир, вытер сальные губы и закурил сигарету. Потом обернулся и, широко улыбаясь, выпрямил плечи.
Первым вошел Гутман, фермер лет шестидесяти, лысый, с бычьей шеей, мясистым лицом и шишковатым носом. Увидев Руди, он широко улыбнулся и протянул ему большую мозолистую руку.
— Значит, вернулся целым и невредимым, — хрипло сказал он. — Отлично, отлично!
Руди улыбнулся, но не отрывал глаз от двери. Гутман с вежливым любопытством взглянул на Вилли и поздоровался с ним кивком. Вилли тоже молча кивнул в ответ, но Руди, напряженно ждавшему Гедду, не пришло даже в голову познакомить их. Следующей, к досаде Руди, вошла Берта в обнимку с фрау Гутман, тощей женщиной лет пятидесяти, с кислым выражением лица. Казалось, она ненавидела весь мир, что, впрочем, более или менее соответствовало действительности. Когда-то она слыла первой красавицей в деревне, но пятеро детей и тридцать лет тяжелого труда высосали из нее все соки. Она тихо поздоровалась с Руди, поцеловала его, хотела было что-то сказать, но замолчала. Берта поняла, что она думает о своих сыновьях, воевавших в России.
Затем появилась Марта Гутман, и Руди, увидев, что вслед за ней никто не идет, чуть не заплакал от отчаяния. Он ждал, что первой вбежит Гедда — немецкая дева, пылко приветствующая возвратившегося воина. Он машинально пожал руку Марте. Еле отвечая на ее приветствие, он прошептал:
— А где же Гедда? Неужели она не пришла?
— Пришла, конечно, — ответила Марта. Обернувшись, она крикнула: — Гедда, где ты там?
Руди ожидал, что после этого маленького спектакля Гедда войдет застенчиво, но ошибся. В улыбке появившейся на пороге Гедды не было и следа застенчивости. Наоборот, девушка улыбалась вызывающе, даже слегка враждебно, да и держалась она точно так же. Явно рисуясь, она остановилась в дверях, втыкая полевой цветок в темно-рыжие волосы, и оглядела комнату с надменным видом принцессы. Ошеломленный ее красотой, Руди не обратил внимания на эту странную улыбку. Только потом он понял ее горький смысл. Когда он уезжал, Гедда была веселой, бойкой шестнадцатилетней девчонкой; теперь спустя лишь год Гедда ослепляла своей почти царственной красотой.
И не один Руди был поражен при виде Гедды. Берта, чувствуя, как к глазам ее подступают слезы, бросила быстрый взгляд на мать Гедды. Она будто снова видела перед собой Эльзи Гутман такой, какова она была четверть века назад, — девушку совсем не крестьянского склада, не широкобедрую, а стройную, как березка, изящно сложенную, с прелестной округлой грудью; скулы у нее были не широкие, нос не толстый, кожа не грубая, наоборот, черты ее лица были тонкими, точеными, почти классически прекрасными.
Руди порывисто бросился ей навстречу, хотя в планы его вовсе не входило проявлять к ней такой интерес. Он думал, что будет стоять в стороне, чуть надменно, как и подобает суровому воину, и снисходительно отвечать на почтительные приветствия девушки.
— Гедда! — восторженно закричал он, хватая ее за обе руки. — Что с тобой случилось? Ты стала красивая, как киноартистка! — Он возбужденно обернулся к фрау Гутман. — Теперь я знаю, почему мама говорит, что вы были самой хорошенькой девушкой в деревне!
К его смущению, фрау Гутман ничего не ответила и неодобрительно поджала губы. Руди испугался: неужели он сказал что-нибудь не так? Сейчас он твердо решил быть в наилучших отношениях со стариками Гутманами.
— Ну а ты рада видеть меня, Гедда? — смело спросил он.
— Да, конечно, — ответила она, и на этот раз улыбка ее была ласковой и искренне дружелюбной. — Я очень рада тебя видеть. А ты тоже переменился. Ты выглядишь отлично, настоящий солдат.
Руди, очень довольный, ухмыльнулся, не зная, что сказать.
— Боже мой! — воскликнула Берта. — Какая же я дурища! Я не познакомила вас с Вилли. — Гордо взяв своего возлюбленного под руку, она стала представлять его гостям.
— Мама, — засмеялся Руди, — что ты стесняешься? Герр Веглер… работает на заводе — и больше ничего?
Залившись жарким румянцем, Берта сказала:
— Да, это еще не все. Вилли и я… мы хотим пожениться.
На секунду гости примолкли от удивления, затем Эльзи Гутман в первый раз улыбнулась.
— Берта, дорогая моя, — сказала она, подходя к ней и Целуя ее. — Это замечательно. Желаю вам счастья от всей души.
Радостно и чуть глуповато улыбаясь, Вилли жал руки всем гостям по очереди.
— Я ведь опытный фермер, имейте в виду, — заявил он, — умею выращивать лук в ящике на окне.
Гутман захохотал, и даже жена его улыбнулась.
— Валяй, Вилли, расскажи им, откуда берется молоко, — сказал Руди.
— Молоко берется из консервных банок, — сияя, ответил Вилли. — Картошка растет на деревьях, а яйца делают на фабрике. Я опытный фермер из Дюссельдорфа. Я все знаю.
Гутманы захохотали. Им понравилось, что он не корчит из себя знатока деревенской жизни.
— Не беда, — сказала Берта, потрепав Вилли по плечу. Она была в восторге от того, что он произвел на Гутманов хорошее впечатление. — Вот увидите, какой фермер из него получится через год.
— Ну что ж, надо бы сказать тост и выпить настоящего французского шампанского, — сказал Руди.
— Французского шампанского? В самом деле? — живо откликнулась Гедда. Она встрепенулась и захихикала. — Интересно, какое оно.
— Потрясающее, — авторитетно заявил Руди, вытаскивая пробку. — Слышишь, как стреляет?
Не отрывая взгляда от Гедды, он принялся разливать вино в стаканы. Гедда внезапно покраснела и отвела глаза.
— Гляди, что делаешь, — сердито буркнула она. — Ты льешь мимо.
Руди нахмурился. В чем дело? — недоумевал он. Они с Геддой всегда были друзьями. И сам он сейчас так откровенно восхищается ею, почему же она такая… Он не мог найти подходящего слова… такая чудная? То она вроде бы рада его видеть, то вдруг сердится.
— За здоровье жениха и невесты, — хрипло закричал Гутман. — Желаю счастья и… — Он остановился, чуть было машинально не добавив «и побольше сыновей». Вместо этого он неловко закончил: —…и долгой жизни вам обоим. — Он торопливо выпил шампанское. У него даже вспотело лицо, но про себя он потешался. «Вовремя спохватился, — думал он. — В конце концов, они же не молоденькие». — Господи боже, какое вино! — восклицал он. — Неужели французы пьют его, когда хотят?
— Теперь нет, — ответил Руди. — Теперь пьем его мы.
— Оно похоже… я даже не знаю, на что оно похоже! — восхищенно воскликнула Гедда и, громко отрыгнув, спросила: — Можно мне еще, Руди?
Он показал на бутылки.
— Сколько угодно. Все это твое.
— Гедда, — резко сказала мать. — Помни!
— Да ладно, — капризно отмахнулась от нее девушка.
— Давайте сядем за стол, так нам будет удобнее, — весело воскликнула Берта. — Садись сюда, на стул, Эльзи, и вы тоже, Гуго. Дети, возьмите себе стулья. Руди, налей еще. Сегодня у нас настоящий праздник.
— Если бы только наши сыновья вернулись домой, — вздохнула Эльзи Гутман.
— Ну вот, мама, — недовольно сказала Марта, строго взглянув на мать. Марте было двадцать два года; она не отличалась такой красотой, как младшая сестра, но тоже была изящна и хорошо сложена. — Ну. как там во Франции? — быстро спросила она Руди.
— Во Франции — пикник, — откровенно признался Руди. — Пока что сплошной отдых. Не могу похвастаться никакими особыми победами.
— Неужели? Даже над французскими девушками? — осведомилась Гедда, дерзко вскинув голову.
— Французские девушки… — Руди осекся, он хотел было прихвастнуть, но передумал. — Француженки не стоят мизинчика такой немецкой девушки, как ты, — галантно закончил он.
— А ты знаешь? Ты уверен? — спросила она, вызывающе блеснув глазами.
Руди не мог устоять перед этим взглядом.
— Знаю. Уверен.