Было так плохо и тошно, как никогда в жизни…
Глава 5
Днем новая жизнь Хамао Кеске проходила без сбоев. Он не заболел и не спился, даже не потерял аппетит. Исправно посещал репетиции, занятия по вокалу и танцам, регулярно ходил в тренажерный зал, вечером отлично играл в мюзикле. Не зажимался в углу, не искал одиночества, был активным участником актерских вечеринок, веселых походов в караоке бар и расположенный рядом с отелем ночной клуб.
Из многочисленных дневных мероприятий Мао больше всего ненавидел фанвстречи. После нескольких дежурных вопросов о новом спектакле и планов на будущее, его непременно начинали допрашивать о съемках серии Такуми-кун и реальных отношениях с Ватанабе Дайске, - знаменитая гей-драма и теперь, спустя два года после выхода на экраны, была в Японии в первой двадцатке рейтинга. Даже заранее готовый к провокационным вопросам, Мао каждый раз чувствовал внутри напряжение и мелкую предательскую дрожь, с которой не мог справиться. В эти минуты он ненавидел Дая, одно лишь имя которого лишало его душевного равновесия, сводя на «нет» все, чего он добивался с таким трудом на пути к новой независимой жизни.
Сохраняя на лице дежурную улыбку, «Такуми» жизнерадостным голосом бубнил в микрофон заранее припасенные стандартные ответы. «Да, было весело. Да, вспоминаю с улыбкой. Да, мы иногда общаемся, чаще по телефону. Нет, что вы, мы были парой лишь на экране, а в жизни просто друзья. Нет, мы не геи, нормальные парни…»
Черт бы побрал этих чокнутых фанов, ну почему их интересуют такие вещи? Зачем столь бесцеремонно вторгаться в личную жизнь других людей, пусть даже публичных и популярных? Как можно без тени смущения задавать такие деликатные, интимные вопросы?
В голову лезли непрошенные воспоминания, милые подробности, смешные словечки Дая, его веселый заразительный смех, полный любви обожающий взгляд… Отбросить все, забыть, не думать, не мечтать… Поверить в собственную ложь – они не пара, а теперь и не друзья. Чужие люди, не имеющие даже контактной информации друг о друге.
«Стоп, Мао, не перегибай! Симку сменил только ты, а номер Дая остался прежним».
Вчера, не выдержав ошеломляющей тоски, нахлынувшей и затопившей по самую шею, он набрал с гостиничного телефона до боли знакомые цифры… «Месе, месе», - любимый голос бросил в дрожь, разбил дыхание, остановил сердце. Зажав рукой трубку, Мао закрыл глаза и купался в нем, в этом голосе, глотая отчаянные беззвучные слезы…
-Месе, месе, - повторил Дай, и вдруг голос его изменился, став взволнованным. – Это… ты? Это ведь ты, я прав? Скажи хоть что-то, не молчи! Нам надо…
Разорвав контакт, Мао бессильно сполз на пол. К соленому вкусу слез прибавился еще и привкус крови – прокусил губу. Нет, так нельзя. Надо держаться.
Днем получалось, но ночью, когда никто не видел, тормоза отказывали…
Кеске делил двухместный номер с Аки Мичи, игравшим в спектакле роль второго плана. Веселый и общительный, днем Аки отрывался по полной, прожигая жизнь на всю катушку, а по ночам храпел так оглушительно, что от стен отражалось эхо, и Мао списывал свою бессонницу на его храп. Ворочаясь без сна, вздыхал и мучился, отчетливо ощущая в душе холодную бездну одиночества. Гнал назойливые мысли о том, как отчаянно не хватает Дая рядом, хватал подушку и отправлялся на диван в маленькую гостиную, откуда звук глубокого сна Аки-куна слышался тише…
Эх, фанаты, знали бы вы, какую бездну воспоминаний пробудили своим бездумным неуемным любопытством! И как много мог бы рассказать вам Мао, если бы вдруг окончательно свихнулся и слетел с катушек, решив сделать достоянием общественности то сокровенное и глубоко личное, что знали и трепетно хранили в душе только они двое…
…Их первый поцелуй… на камеру, в толпе людей… Мао дрожал все утро, не зная, что почувствует в этот момент, сможет ли сыграть сцену так, как велит Коджи-сан. Боялся взглянуть на Дайске, пылая под слоем грима неудержимым жаром смущения.
-Расслабься, Мао… - рука на шее… и пальцы Дая гладят щеку… «Ах, как приятно… но почему же, он ведь парень?» - мелькает мысль и ускользает. – Я постараюсь, я обещаю. Не зажимайся, тебе не будет слишком противно…
Губы Дая тронули его губы, чуть помедлили, словно пробуя их на вкус, нежно раздвинули и захватили сильнее. Мао застыл, ошеломленный неожиданным, сводящим с ума наслаждением, несколько раз хлопнул длинными ресницами, и закрыл глаза…. Миг обернулся вечностью, а Коджи-сан куда-то делся, забыв крикнуть спасительное: «Стоп! Снято, парни!»
-Ты как, нормально? – чуть влажные губы уже свободны, а сердце никак не возвращается на место, потому что Дай смотрит в глаза, так близко и заботливо, улыбаясь чуть смущенной неуверенной улыбкой. – В порядке, Мао?.. Прости, я правда, как мог, старался, чтобы не давить на тебя и сделать все возможно мягче…
«А если бы ты целовал по-настоящему??? я бы свихнулся, точно...»
Бессонные ночи сказались на Кеске незамедлительно, лицо побледнело и осунулось, над скулами залегли отчетливые синеватые тени.
-Плохо спишь, зайчик? – накладывая дополнительный слой грима, беспокоилась стилистка. – По мамочке скучаешь? Надо доложить Миуре-сану, чтоб не пускал вас, шелопаев, по но ночным клубам шкодничать! Спектакль отыграли – и в коечку! Смотри-ка, похудел как, кожа да кости остались!
***
До окончания спектаклей в Саппоро оставалось два дня, когда в номере Мао неожиданно появился Тайки Найто.
-Буду с тобой жить, не возражаешь? – весело объявил он, бросая сумку на кровать Аки. – У Мичи-куна мать в больнице, пришлось подменить.
-Вот как! А он не говорил ничего. Веселый был.
-Да он и сам не знал, похоже. Сердечный приступ. Врачи сказали, жизнь вне опасности, но дома сестра и брат. Аки должен присмотреть за младшими.
-Понятно, - собственные беды вдруг показались Мао мелкими, на фоне серьезных болезней и забот других людей. – Располагайся, Най-чан, будь как дома.
В первый же вечер Тайки, на правах гостя, потащил Мао в город. Попросил показать местные достопримечательности и сводить в какой-нибудь бар поесть маримо, знаменитых водорослей, растущих в Японии в единственном месте, - в озере Акан на Хоккайдо.
Найто выпил не слишком много, но неожиданно захмелел, так что Мао пришлось тащить его, сначала до такси, потом в номер. В машине парень тесно привалился к Кеске, обняв за талию, уютно устроил у него на плече рыжую голову, и Кеске неожиданно для себя испытал острое, почти брезгливое чувство неприятия. Словно заразился от своего «Такуми» странной болезнью под названием «человекофобия», излечить которую мог единственный человек в этом мире…
То же повторилось и в лифте, когда нетвердо стоящий на ногах Тайки основательно прижал Кеске к стене, ткнувшись носом куда-то в шею. Мао запаниковал, стараясь немедленно избавиться от раздражающей близости чужого тела, но отпихнуть куда большего по весу парня оказалось непросто. Основательно повозившись, он выбрался, наконец, на волю, успев почувствовать внизу живота гостя нечто твердое.
«Почему у него эрекция? – удивился Мао. – От выпивки? Или девочку где углядел? Но мы же не пятнадцатилетние юнцы, чтобы до такой степени не контролировать свое тело?»
В номере Мао снял с Найто пальто и уложил в постель. Помедлив, стащил обувь и пиджак, развязал галстук, прикрыл одеялом. Прислушался к ощущения – «человекофобия» не проходила, и касаться парня было неприятно. Невольно вспомнил, как он любил раздевать Дая… дрожали руки и замирало сердце – от сладкого предвкушения нежных прикосновений к любимому телу, сводящих с ума поцелуев, ответных ласк, прокладывающих упоительный путь к вершинам безумного чувственного экстаза…
О, нет, не надо! Сейчас и сам утратит контроль над своими реакциями!
Рука Найто неожиданно схватила его за запястье. – Прости меня, прости, Хамао-кун!
-За что? – освобождаясь от захвата, удивился Мао. – Ты пьян, Най-чан, спи.
-За все… я не со зла, я, правда… просто…. Давно тебя…
-Спи, Найто. Ты устал в дороги, надо отдохнуть. Душ примешь завтра.
…Тайки Найто не храпел, совсем. В спальне стояла тишина, не нарушаемая ни единым звуком, но Мао по-прежнему не мог уснуть, раздираемый тоской и отчаянием.
«Человекофобия»? смешно, но вдруг она и правда существует???
Глава 6
Дни слились в одну длинную однотонную вереницу будней. Дай чувствовал себя железным механизмом, роботом, которого утром включали, и он покорно двигался, выполняя заложенную в него программу, - без эмоций, без мыслей, без ощущений…
Плюсом к основным мероприятиям, Като-семпай набрал несколько рекламных контрактов, которые Дай всегда ненавидел. В другое время, и в другом настроении, он бы бубнил и морщился, выговаривая менеджеру свое недовольство, но теперь молча садился в фургон, ехал по указанному адресу, делал жизнерадостное лицо и лучезарно улыбался в камеру, - то на фоне спортивного автомобиля, то каких-нибудь шкаликов с парфюмерией, то сверкающих кухонных приборов. Это была хорошо оплачиваемая работа, которая не требовала больших усилий и не отнимала лавину времени – бездумная, механическая, рутинная.
-Что-то ты подозрительно молчишь, - заметил семпай. – Лучше бы кричал, как обычно. Меня как-то нервирует твоя покорность. Ты даже отснятый ролик не посмотрел.
-Зачем мне смотреть? – равнодушно пожал плечами Дай, - Реклама – двигатель торговли. А мы в ней только манекены. Или, как говорят русские, свадебные генералы. Нас заказывают, и мы приходим, сдавая свои популярные модельные мордашки в аренду. Сродни альфонсам или парням по вызову…
-Ну, ты скажешь, - поморщился Като-семпай, - даже не сразу и сообразишь, что ответить. Твой… хм, приятель, не звонил? Миура-сан сказал, с ним все в порядке. Работает и развлекается, как все. Да, кстати, завтра вечеринка, в честь грандиозного успеха мюзикла. Не вздумай прогулять! Что же за праздник, без ведущего актера!? Да улыбнись же, что за мина?! Сегодня расслабуха, до вечера дел больше нет, почти выходной. Я отлучусь пока, кое-что уладить. И ты не торчи в театре, отдохни, только смотри, не увлекись чрезмерно, на спектакль не опоздай.
-Присмотри за ним, - выйдя в холл, кивнул он сидевшему за столиком Юки, - надеюсь на тебя.
Дверь в гримерку Дайске осталась приоткрытой. Юки бесшумно подошел и заглянул внутрь. Лицо Дая, отражавшееся в зеркале, было бледно и неподвижно, словно застывшая восковая маска. Он прикусил нижнюю губу, как всегда делал в минуты плохого расположения духа, и нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла.
«Как же пробиться к нему? Чем пробудить? Время идет, а я ничего не могу придумать! – с досадой и отчаянием подумал Юки. - Хожу за ним, как идиот, а толку чуть. И чем этот хлипкий мальчишка, Мао Кеске, так притянул его к себе??? Вечно краснеющей глупой физиономией и девчоночьими слезами? Вторая неделя пошла, а Дайске все так же сохнет по нему, вместо того, чтобы возненавидеть за измену и выкинуть из сердца…»
Резко зазвенел сотовый, заставив секьюрити вздрогнуть. Ватанабе нехотя потянулся к телефону, глянул на экранчик, секунду помедлил и приложил к уху.
-Месе, месе, - безликим тоном проговорил он, - месе, месе… - и вдруг изменился в лице, побледнел и напрягся. – Это … ты? – голос дрожит и рвется, а в зеркале глаза, полные безумной надежды. – Это ведь ты, я прав? Скажи хоть что-то, не молчи! Нам надо…
В сердце огненным смерчем взорвалась ревность, в глазах потемнело. Юки схватился за стену, рука соскользнула, и он бесшумно сполз на колени. Чертов мальчишка, зачем позвонил Даю, чего хочет добиться? Разве так должны вести себя обманутые и преданные? Разве могут они по-прежнему страдать друг по другу, разве не должны сразу же порвать навсегда и искать утешения в новых связях?
Может, он чего-то не понял в этой жизни, умный и подающий большие надежды Хиёри Юки, когда отказался от семейного бизнеса, не оправдав надежд отца, и отправился в сомнительное плавание по волнам жизни, в надежде заполучить в единоличную собственность тело и сердце блистательного красавца Дайске Ватанабе? Единственного на земле человека, с кем он хотел бы разделить все – и радости, и беды, кого хотел вечно любить, оберегать и лелеять?
Ксо, если бы не Мао Кеске! Худой и нескладный юнец, в ком Юки меньше всего видел угрозу своим планам! В ком вообще не видел соперника!!!
Ревность делает из человека дикого зверя. Невозможность обладать любимым пробуждает самые неожиданные ужасные чувства, толкает на поступки, которые никогда не совершил бы, будучи в здравом уме и твердой памяти. «Я не отдам тебя больше никому, слышишь, никому, в том числе и твоему крысенышу! – беззвучно кричал он, глядя на Дая, застывшего соляным столбом с телефоном в руке. – Я слишком много поставил на карту, чтобы сейчас отступить! Ты будешь моим, даже если мне придется уничтожить этого чертенка, стереть с лица земли и из твоей памяти! Ты будешь моим, несмотря ни на что, вот увидишь! Я что-нибудь непременно придумаю!!!»
***