Витя достал эстамп и принялся его гипнотизировать, как будто ожидал, что тот с ним заговорит.
- Поедешь один? - спросил Филя
Витя покосился на него и многозначительно сказал:
- Герой всегда один.
«Герой - штаны с дырой», - мысленно усмехнулся Филя.
- Что ты рассчитываешь там найти?
- Какое тебе дело? Занимайся своим крабом.
- То есть не знаешь. Я так и предполагал!
- Знаю!! - взорвался Витя. - Думаешь, я дурак? Вот карта, что еще надо?
- Приедешь ты на место, а дальше? Будешь бродить кругом и спрашивать, не ждет ли кто Витязя?
Витя яростно перематывал бечевкой одеяло, отчего оно стало напоминать немецкую колбаску, вздувшуюся от жара, готовую лопнуть и выплюнуть жирный мясной сок. Краб нерешительно выбрался из-под камня и бочком пошел вдоль стенки, выискивая, не завалялась ли где сушеная креветка. Филя было потянулся за кормом, но потом вспомнил, что перебарщивать нельзя, и сел обратно на стул. Витина ярость веселила его безмерно.
- У меня все схвачено, - сказал Витя неуверенным тоном.
- Сомнительно. Как в сказочке: пойди туда - не знаю куда, найди то - не знаю что.
- Да что ты ко мне привязался?! Какое тебе дело? Ну, даже если сгину я, что с того? Не твоя печаль!
- Я помочь тебе хочу.
- Чем? Вопросами?
- В том числе. Я вижу, что у тебя никакого плана. Едешь наугад. Кто тебе вообще сказал, что ты должен туда переться?
- Так ты же сам нарисовал мне карту!
- Карта ничего не значит.
Витя скрипнул зубами и отвернулся.
- Мне лет семь было, - начал он тихо, словно пересиливал себя. - Я бегал по двору и разбил коленку. Мать с сестрами ушли куда-то, я один. Больно было, сидел ревел. Тут звякнуло, я оглянулся - старушка стоит. Махонькая такая, сморщенная. Ты чего ревешь, говорит, тебе нельзя, ты герой. Какой герой, спрашиваю. А такой, говорит она, истинный, тебе подвиг на роду написан, победишь чудище-страшилище и найдешь дверь заветную, а за ней - ключи от счастья человеческого.
- И ты ей поверил?
- А то! Потом, когда мать вернулась, я ей все рассказал. Она рыдать! Говорит, рано тебе об этом думать, подрастешь, вот тогда. Я ждал-ждал, хоть и сильно невмоготу было. Любопытно до ужаса! Как-то раз она меня подозвала, я побольше был, и говорит: та старушка всю правду сказала, только не ключи за дверью лежат, а другое.
- Другое? Что?
- Там щелочка в стене сделана, туда надо прошептать заветное желание, и оно сбудется.
Филя закатил глаза:
- Витя, ты вроде взрослый человек, таксист даже, а все как дитя малое. Это бред, бред сивой кобылы! Детская побасенка!
Витя подскочил, ткнул Филю кулаком в грудь и рявкнул:
- Завали хлебало! Ничего тебе больше не скажу.
Филя на секунду ощутил раскаяние. Похоже, довел он человека до белого каления, а все почему? Потому что демон поселился в нем, проросло зерно диаволово и точит внутренности, поедает душу.
- Прости, я... я не хотел.
«Хотел, еще как хотел! - захохотал демон, кружась в шутовском фуэте. - Не отступай, добей, растопчи его!»
Филя напрягся и упек демон в темницу, откуда он продолжал вопить, но приглушенно, так, что слов не разобрать.
- Стало быть, заветное желание? Возьмешь меня с собой?
- Нет, - отрезал Витя. - Ты все испортишь.
- Я пригожусь, вот увидишь.
- Ага, если в меня будут стрелять, я тебя вперед пихну. Вот и пригодишься.
- Хотя бы так, - сказал Филя со всей возможной серьезностью. - Слушай, карта смазана, это плохой знак. Помнишь, Гомункул сказал, что если картограф ошибется и нарисует в доме лишнюю комнату, она появится? А тут хуже. Я напортачил - я исправлю. Понадобится, на месте перерисую.
Витины глаза вспыхнули от радости, но тут же погасли.
- Нет, - повторил он. - Не положено.
- Подумай. Без меня пропадешь. А со мной дело выгорит. Думаешь, щелка только одно желание исполнит?
Угадал! Витя заюлил, лицо перекосилось в полуулыбке-полуоскале.
- И чего ты будешь просить? - ядовито спросил Филя. - Новое авто?
Витя отвернулся.
- Я бы, - сказал Филя - попросил превратить мою сестру обратно в человека.
- Вдруг такое не исполняется? Потратим на тебя желание впустую.
- С каких пор помочь человеку - это впустую?
- А с таких! Я тебя вообще не знаю! Пустил жить, а ты уж и на шею лезешь? Иди к черту со своим крабом! Эта карта моя и желание мое. Как хочу, так и потрачу. На себя!
- И пожалуйста! - крикнул взбешенный Филя. Он схватил пальто, быстро оделся и вышел на улицу. С неба валились крупные хлопья снега, елка у дома напротив стояла в шапке, чуть склонив верхушку. Филя пошел к автобусной остановке. Было около часа дня. Он поспеет вернуться к ужину последним рейсом. Гривенника, найденного в дырявой подкладке, хватит на билет туда и обратно, и еще на один раз останется.
Выйдя у Караван-сарая, Филя с удивлением обнаружил, что в нем кипит жизнь. Грузчики катили тележки с товаром, пестро одетые торговцы зычно зазывали покупателей, нищие толкались у входа, тряся пустыми кошелками, и взахлеб выли. Несколько богатых горожанок сбились в стайку и протискивались сквозь этот живой коридор с нескрываемым омерзением. Филя перешел дорогу и отправился к дому Гомункула. Звонил, звонил - никто не открывает. Постучал - тишина. Тогда Филя приоткрыл дверь и на цыпочках вошел внутрь. Ощущение беды обрушилось на него, как ушат кипятка. Все шкафы лежали вповалку, стекла разбиты, дверцы вырваны с корнем. Коробочки, склянки, бутылки раскатились по углам. Шуршала рваная бумага.
- Есть кто живой? - спросил Филя охрипшим голосом.
В соседней комнате распахнулась створка, заполоскалась занавеска.
- Аркадий Николаевич! Вы здесь?
Филя обошел нижний этаж, потом поднялся наверх. Гомункула нигде не было. Царил разгром. Вывороченные ящики, битая посуда, грязные, порванные листы. В спальне на некогда белоснежном, а теперь пепельно-сером ковре обнаружилось большое коричневое пятно. Шерсть в этом месте слиплась.
«Убили! - подумал Филя и содрогнулся. - Пришли ночью, застали врасплох. Кто? За что? И что мне делать? Позвонить в полицию? Нет, я больше с ними не свяжусь. Гомункула не вернешь, он наверняка уже труп, столько крови потерял. Прочь отсюда!»
И Филя стремглав выбежал из дома. Он прислонился к шершавой стене Караван-сарая и прикрыл глаза. Его единственный в этом злокозненном мире помощник исчез, и он почувствовал себя слабым и невесомым. Кто теперь ответит на его вопросы? К кому пойти за советом? Ему было не жалко Гомункула, врать себе Филя не стал. Но теперь не у кого узнать, как вернуть Настеньке человеческий облик. Выход один - сесть Вите на хвост и попытаться договориться с этой магической щелью, будь она неладна. Он получит свое! Он не отступится!
- Грошик для старика! - раздался скрипучий голос.
- А? - вырвалось у Фили. Он открыл глаза и увидел, что к самым его ногам подполз безногий слепой нищий.
- Грошик! - сказал нищий и протянул кривопалую руку.
Филя отодвинулся: еще пальто запачкает! Оно, конечно, тоже не первой свежести, но уж блох бы не хотелось.
- У меня нет.
- Есть! - заявил нищий. - В кармане посмотри!
Филя пошарил в кармане, поймал монетку, покрутил ее и кинул обратно.
- Там пусто.
- Врешь! Дай!
- Не дам! Не дам! Мне самому надо!
Нищий принялся обшаривать вонючие лохмотья.
- А у меня вот что есть, - сказал он, вытаскивая непричржавый ключ, похожий на кусок подковы. - Купи!
- Мне это не нужно, - Филя развернулся и быстрым шагом пошел в сторону остановки, но нищий, упираясь кулаками в землю, погнался за ним.
- Стой! Ты к нелюдю ходил?
- К кому? То есть да, ходил.
- Прибили его третьего дня, - скорбно сказал нищий.
- А вы в курсе, кто это сделал?
Нищий приложил ладонь ко рту, призывая наклониться. Когда Филя свесился, как вопросительный знак, нищий схватил его за ухо и с силой дернул.
-А-ха-ха! Попался, который кусался!
Едва сдерживая порыв, чтобы не пнуть калеку, Филя выпрямился и пошел к остановке. Ухо горело - больше от досады, чем от боли.
- Куда полетел, птенчик! - крикнул нищий. - Не улетай, купи ключик. А то как избушку откроешь?
Филя замер.
- Какую еще избушку?
- Ту самую, заветную.
- Не понимаю, о чем вы.
- Нелюдь мне говорил, что ты придешь. Сказал, заплатишь щедро. Ну, гони денежки.
Филя выгреб монеты и заново пересчитал.
- Это все, что у меня есть.
- Мало! - сказал нищий. Губы разошлись в жадной ухмылке и обнажили гнилой рот.
«Толкнуть его, - подумал Филя. - Вырвать ключ, и бегом!»
Словно услышав эту мысль, нищий приподнялся на руках и попятился к стене.
- У меня больше ничего нет! - сказал Филя. - Берите это, или уйду.
- А пальто? Давай пальто, я мерзну.
Филя оглянулся. И справа, и слева люди, не время для разбоя. Может, достать скальпель, вдруг он убедит нищего?
«Не рекомендую, - шепнул в ухо Додон. - Полоснешь, он ключ проглотит. Из брюха доставать придется, мокрая работенка».
«Что ж, пальто ему отдать?» - с вызовом спросил Филя.
«Отдай! Себе купишь получше. На шелковой подкладке с бобровым воротником».
«Конечно, куплю, у меня же дома миллионы в кубышке!»
«Не мелочись. Скидывай! А то на автобус опоздаешь».
Филя нехотя снял пальто и кинул нищему. Монеты остались в кармане.
- А шарфик? - капризно сказал нищий.
«Не очень-то он и слепой», - подумал Филя. Шарф ему было жалко, его Настенька вязала. Он рывком стянул его с шеи и бросил нищему в рожу.
- Ключ!
- Пожалте, сударь, - нищий отвесил комический поклон и протянул ему ключ. Филя с отвращением принял его и завернул в носовой платок. Холод нырнул под рубашку. Филя обхватил себя руками и помчался на остановку. Нищий, довольно урча, примерял пальто. Шарф красовался у него на голове, свернутый на манер тюрбана.
«Чем платить за проезд? - подумал Филя. - Все отдал».
«Часы остались», - любезно напомнил Додон.
«Это папины!»
«Тогда пешком иди. Всего-то сорок верст».
Филя выругался самыми грязными словами, которые знал, и снял часы. Красивые черные стрелки углом расчерчивали пожелтевший циферблат. Металлический корпус, не единожды поцарапанный, хранил тепло его кожи. Когда-то отец показал, как пускать им солнечные зайчики. Это была любимая летняя забава Настеньки. Теперь и с этим придется расстаться.
Людей на остановке было немного, и все они делали вид, что Фили не видят, словно без пальто он стал прозрачным. Автобус задерживался. Суставы заломило, не помогали ни похлопывания, ни прыжки. Третий раз на улице раздетый! Это становится дурной привычкой. Когда автобус наконец подъехал, Филя был едва живой.
- Ограбили? - с сочувствием спросил водитель.
- Да! Помогите, прошу. Денег ни копейки, все в пальто осталось.
Филя зажал часы в ладони, только ремешок чуть торчал.
- Садись. Самого грабили до трусов, знаю. Тебе куда?
- В Малярово.
- Далече. Ну, да ладно! Человек человеку друг.
«Человек человеку демон», - устало подумал Филя, садясь на заднее сиденье. От печки разливалось спасительное тепло, сильно пахло бензином. Он не заметил, как задремал.
- Ау, парень! Вставай, приехали.
Филя вскочил. Вдали виднелся конек дома Зязиных. Водитель кивнул на прощание, и Филя растерянно улыбнулся, не зная, как отблагодарить. Если бы такие люди встречались ему чаще, быть может, он бы и не попался в силки Додона.
До калитки Филя бежал трусцой. Редкие прохожие оглядывались в недоумении и спешили мимо. Баба с лопатой в руках застыла, глядя на него. Филя со всей силы хлопнул калиткой, так, что с забора повалился снег. Будет теперь в Малярове разговоров на неделю!
- Что с вами случилось? - переполошилась Варвара Михайловна. - Идите сюда, к печке. Обогрейтесь.
- Хулиганы раздели, - отмахнулся Филя.
- Господи, управы на них нет! Вы в полицию звонили?
Филя поморщился.
- Нет, и не буду. Сестру не нашли, а тут пальто. Копеечное дело, перевод чернил.
- Зря вы так. У Горюновых второго дня теленка украли, и уже нашли.
- Теленок одно, а пальто другое.
Варвара Михайловна пожала плечами и принялась перетирать полотенцем мытую посуду.
- Скажите, ведь ваш муж был картографом? - осторожно спросил Филя.
Женщина вздрогнула.
- Да, - ответила она чуть холоднее, чем обычно.
- Что с ним произошло? Вы простите меня, это не праздное любопытство. Я сам картограф. Хочу знать, что меня ждет.
- Вы? - удивилась Варвара Михайловна. - Как же так? А, теперь понимаю, отчего вы седые.
Она вздохнула и поставила последнюю тарелку на стол.
- Он был хороший человек. Добрый, детей любил. Витюшу всегда носил на плечах, не давал ему ходить ножкой. Девочкам леденцы покупал - что ни день, то леденец. Баловал. И меня не обижал. Работал на заводе. Денег хватало, обуты-одеты. А потом ему станком ногу разворотило, слег.
Филя сочувственно кивал.
- Ногу, конечно, отняли, ходил на деревяшке, - продолжила она. - Взялся пить. Связался с какими-то... А однажды пришел домой страшный, по локоть в крови. Ну, говорит, мать, теперь заживем, разбогатеем. И показывает мне карту, а на ней наш двор. Я испугалась, прошу его: Василь, не надо. На завод вернись, старшой заходил, примут тебя. А он мне: давно я хотел оттуда убраться, уж не вернусь. Рисовать буду. В золото тебя одену. Девочкам женихов найдем - принцев. Витьке кабриолету куплю.
«До чего же дети в отца пошли, - невольно подумал Филя. - Те же замашки».
- Рисовал он, рисовал. Два раза от малокровия лечился. Всю кровь из себя выдавил, - Варвара Михайловна потихоньку смахнула слезу. - Только деньги куда-то девались. Думала, домик найдем получше, переедем. Куда там! Спрошу, когда же, - он злится. Исхудал, брюки так и падали. И смотрю - волос у него странный лезет. Вроде как не человечий.
- Не человечий?
- Густой, звериный. И сам как зверь. Чуть что, с кулаками. Детей не трогал, больше меня. Витя кричал: пусти маму, лез драться. Вера из дома ушла, еле вернули. Я терпела, такая, видно, у меня доля. Выгнать бы, да что люди скажут? Стыдно. А он все пуще. Один раз так избил, что я встать не могла. Как до кровати доползла, не помню. Неделю лежала, Валя хозяйство приняла.
Филя потихоньку начинал понимать Витины чувства. Отца-изувера трудно простить.
- И вот просыпаюсь я как-то ночью, - почти шепотом сказала Варвара Михайловна, - А рядом со мной медведь ворочается. Большущий, когти длинные. Я завизжала, он вскочил и к дверям. Я зову его: Вася, Васенька, вернись. А он ни в какую. Рычит, скалится. Ушел. Больше не видели. Сосед говорит, застрелили его прошлой зимой. По засеке шатался, мужика задрал.
У Фили нестерпимо зачесались чешуйки. Вот, стало быть, куда он катится! Не сегодня-завтра потеряет человеческий облик. Варвара Михайловна молча теребила передник.
- Простите, - молвил Филя. - Я не хотел.
- Что вы! Я сама... Вите тяжко, он отца очень любил. Теперь одни.
- С вашего позволения, пойду спать, - засуетился Филя. - Клонит что-то.
- Конечно, конечно! Вы устали, а я вас тут держу. Чайку не выпьете?
- Нет, спасибо.
Витя бездельничал. Лягушка сидела у него на животе и пучила зоб.
- Охолонул? - спросил Витя.
- Да уж. Без пальто вернулся.
- Так тебе и надо.
- Слушай, у меня и без того был тяжелый день. Я к Гомункулу ездил.
- И? - Витя зевнул и щелкнул легонько лягушку по носу.
- Нет больше Гомункула. Убили.
Витя вскочил.
- Кто? За что?
- Ничего не знаю. В дому кавардак, на полу кровища. Засохла в камень, день прошел, а то и больше. Может, его вообще убили сразу, как мы ушли.
- Думаешь, калмыки? Черт, выследили, сучье племя! Но почему его?
- Не калмыки это. Другой кто-то. Теперь, если что, и податься некуда.
- Не больно-то он нам и помог, - заметил Витя. - За лягушку помнишь, сколько содрал? Чай, надул кого-то, а тот его возьми и кокни.