– Да, – сказал Плачущий.
Ланс, не вставая с кровати, повел пальцем.
Плачущий толком и не понял, что произошло. Мгновение назад кинжал лежал на столе, и вот он уже торчит из стены над дверью, и лезвие его вибрирует после броска.
– А еще можно заставить предмет сделать то, что ты от него хочешь, – сказал Ланс. – Для этого нужна сила. Так оно и в жизни. Те, у кого нет силы, убалтывают других людей. Те, у кого сила есть, принуждают их к повиновению.
– Я мог бы повторить этот фокус, если бы ты дал мне еще немного времени, – сказал Плачущий.
– Не сомневаюсь, – сказал Ланс. – Но дело в том, что мне время не нужно.
Он щелкнул пальцами. Кинжал покраснел, затем побелел и каплями расплавленного металла обрушился на пол. Балор показал Лансу неплохой трюк, грех им не воспользоваться.
Доски начали тлеть. Ланс вылил на них воды из кувшина, предназначенного для умывания. К самому кувшину он, разумеется, не прикасался.
– Когда мир еще молод, в нем много магии, – сказал Ланс. – Люди, которые умеют ею пользоваться, творят вещи, про которые потом слагают легенды. Выступают в одиночку против целого войска, возводят города за одну ночь, двигают горы. Это стадия силы. Но со временем магия начинает покидать мир, и для достижения меньших результатов приходится использовать больше усилий. Ритуалы призваны экономить магическую энергию, которой в стареющем мире становится все меньше и меньше. Использовать по максимуму то, что есть. Это период искусства, и сейчас ваш мир переживает именно такой период. А в мире, откуда я пришел, закат только начался, и магия все еще оставалась силой.
Плачущий мгновенно нашел изъян в этой логике.
– Но теперь-то ты здесь, – сказал он. – Значит, ты должен быть ограничен законами нашего мира.
– И так наверняка было бы, если бы я не носил с собой свой источник силы, – сказал Ланс, хлопнув себя по правому запястью.
– Ты можешь двигать горы? – поинтересовался Плачущий.
– Пожалуй, нет.
– Жаль. А что случается с миром потом? Когда заканчивается период искусства?
– Потом мир живет без магии, – сказал Ланс. – Как правило, к этому времени люди уже придумывают, чем ее заменить.
– Заменить магию?
– Я долгое время жил в мире, где кареты ездили сами по себе, без лошадей, где корабли плавали по морю без гребцов и парусов, а другие корабли летали по воздуху. Люди там могли разговаривать друг с другом, находясь на разных континентах и видеть события, происходящие далеко от них. И во всем этом не было ни капли магии.
– Невероятно, – выдохнул потрясенный маркиз Тилсберри. – И то способен описать, как это устроено, чтобы мы могли повторить их путь?
– Не могу, – сказал Ланс. – Все это устроено очень сложно, и в том мире я не владею умением создавать все эти вещи. Я могу ими только пользоваться. Еще я могу изложить общие принципы, но, во-первых, они вам вряд ли помогут без соответствующего развития технологий, а во-вторых, есть шишки, которые вы должны набить сами, без посторонней помощи.
– Наверное, ты прав, – согласился Плачущий. – От всего этого у меня в горле пересохло.
– Вино и кубки под столом, – сказал Ланс.
Глава восьмая. Совсем не круиз.
Плачущий был волшебником, а значит, обладал определенной гибкостью ума. Было видно, что ему трудно до конца поверить в рассказ Ланса, но в итоге он все-таки поверил. К этому времени уже сам Ланс начал задаваться вопросами, а зачем он вообще все это рассказывает. Наверное, у него слишком долго не было собеседника, которому можно рассказать правду и который способен сию правду принять.
Они проговорили до полуночи и осушили бутылку вина, но никто так и не опьянел. Лансу одной бутылки было мало, а Плачущий оказался слишком взволнован, чтобы его организм обращал хоть какое-то внимание на алкоголь.
Ланс рассказал маркизу Тилсберри, что не может контролировать свое путешествие между мирами. Просто иногда перед ним открывается невидимый другим людям проход между измерениями, и в его воле только решить, идти через него или нет. Что находится на другой стороне портала, Лансу обычно неизвестно.
– Я думаю, механизм происходящего с тобой довольно прост, – заявил Плачущий. – Подсознательно ты стремишься домой, ну, или в тот мир, где тебе было лучше всего, и который ты утратил. Браслет видит это твое желание, но поскольку ты точно не знаешь, как туда попасть, он тоже не знает, и подсовывает тебе миры на выбор. Когда ты понимаешь, что этот мир тебе тоже не подходит, браслет открывает новый путь, и так будет продолжаться до тех пор, пока ты не вернешься туда, где тебе было хорошо, или пока не найдешь мир, в котором тебе будет достаточно комфортно жить. Ну, или пока ты не умрешь.
– У меня были такие мысли, – сказал Ланс. – Но я все равно не могу это контролировать. Например, я не могу открыть проход прямо сейчас.
– Где-то измерения соприкасаются друг с другом почти вплотную, а где-то они далеки, – сказал Плачущий. – Твоего подсознательно выраженного желания мало, нужно еще находиться в точке, подходящей для перехода. Ну, это я так думаю, опять же.
– Возможно, – согласился Ланс. – Видимо, я стремлюсь в мир своего детства. Я вырос в мире, очень непохожем на этот, и когда я покидал его – тем же путем через измерения – я точно знал, куда мне надо попасть, потому что направлялся в свой родной мир. Теперь же браслет подсовывает мне те миры, которые находятся близко к моему родному миру и не похожи на то место, куда я действительно хочу вернуться.
– Я хотел бы тебе помочь, – сказал Плачущий. – Но я слишком мало знаю о перемещениях в другие миры. Возможно, тебе следует поговорить об этом с Балором. После того, как ты убьешь Джемаля ад-Саббаха, конечно.
Ланс вздохнул.
– Я понимаю, что ты устал и хочешь покоя, – сказал Плачущий. – Но ад-Саббах – это воплощенное зло, и если ты убьешь его, то окажешь нашему миру большую услугу.
– Вернемся к нашим баранам, – криво ухмыльнулся Ланс. – Как ты не понимаешь, Джеймс, нет такого понятия, как воплощенное зло. Зло – это вообще штука весьма относительная. Когда ты хочешь на кого-то напасть, ты всегда называешь врага злом, рассказываешь про него жуткие истории, чтобы оправдать необходимость войны. И все эти черно-белые цвета зависят лишь от занимаемой тобой стороны. Вы объявили юг филиалом ада, но я не удивлюсь, если на юге то же самое говорят про север. Рассказывают о ваших погрязших в пороке королях и волшебниках, которые пьют человеческую кровь и едят на завтрак младенцев. И то, что вы называете вторжением через Великую пустыню, для воинов Льва Пустыни является великим освободительным походом. И матери юга пугают своих непослушных детей именем Балора Огнерожденного. Кстати, а почему его называют Огнерожденным?
– Он родился в год великих лесных пожаров, – сказал Плачущий.
– Довольно прозаичное объяснение, – сказал Ланс. – Говоря по правде, я ждал более интересной истории.
– По сравнению с твоей, все истории неинтересные, – сказал Плачущий. – Но, черт побери, я не могу смириться с тем, что ты выбрал Джемаля ад-Саббаха орудием своей смерти.
– Ты его когда-нибудь видел? – поинтересовался Ланс.
– Нет.
– И, тем не менее, когда ты о нем думаешь, в голове возникает образ кровавого маньяка, стремящегося повергнуть мир в хаос, – сказал Ланс. – А на самом деле он может оказаться вполне вменяемым человеком, получившим хорошее образование, ценящим искусство и желающим принести на север дары просвещения.
– Нет, – упрямо сказал Плачущий. – Лев Пустыни – это абсолютное зло.
– Потому что так о нем сказал Балор, который стоит на стороне абсолютного добра? Чушь. Я когда-то был на месте Льва Пустыни, – сказал Ланс. – Меня называли темным лордом, девятым в своем роду, с моим именем были связаны жуткие пророчества, и детей им тоже пугали, как это водится. Я, конечно, не хочу сказать, что бы очень хорошим человеком, и в свое время я творил страшные вещи, но абсолютным злом я все-таки не был. Более того, я не совершил и половины преступлений, которые мне приписывали.
– Но вторую половину все-таки совершил? – уточнил Плачущий.
– По большей части, в порядке самообороны, – сказал Ланс. – А на некоторые шаги я был просто вынужден пойти в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств. Впрочем, я не ищу себе оправданий.
– И теперь ты думаешь, что все злодеи похожи на тебя?
– Теперь я склонен считать, что злодеев в чистом виде не существует, – сказал Ланс. – Для тебя Лев Пустыни – злодей, но ты и сам вполне можешь быть злодеем для кого-то. Лично мне больше нет дела до этих разборок. Я просто хочу обрести покой.
Утром вахтенный матрос заметил на горизонте парус. Корабль шел встречным курсом, на самом пределе видимости, и это событие никого особо не насторожило. Однако, через несколько часов неизвестное судно появилось снова. Корабль совершил разворот, приблизился, увеличившись в размерах, и двигался на сближение с «Индевором».
Ланс поднялся на палубу, чтобы прояснить ситуацию, и тут же столкнулся с капитаном Мактигом, любовавшимся чужими парусами через подзорную трубу. Ринальдо и Плачущий тоже были здесь, но держались поодаль от капитана. Ланс же подошел к нему и встал рядом.
– Что там видно? – поинтересовался Ланс.
– Четырехмачтовый, с высокой осадкой, – процедил сквозь зубы капитан Мактиг, передавая подзорную трубу Лансу. – Это не торговое судно.
– Может быть, военный корабль? – предположил Ланс.
– Что им делать в этих водах? Да и зачем мы могли бы понадобиться военному кораблю? – капитан сплюнул за борт. – Это ублюдские пираты, селезенкой чую.
– И каков ваш прогноз?
– Мы идем под полными парусами, – сказал капитан. – Проблема в том, что у этих ублюдков парусов больше. Если ветер не переменится, они нагонят нас уже к вечеру.
– Когда дойдет до схватки, можете на меня рассчитывать, – сказал Ланс.
Капитан Мактиг кивнул, и Ланс присоединился к своим спутникам.
– Селезенка капитана чует, что это пираты, – сказал он.
– Не проскочили, значит, – мрачно констатировал Ринальдо. – А больше селезенка капитана ничего не чует?
– Вполне возможно, нас ожидает ночной бой, – сказал Ланс.
– Но почему это не могло произойти позже, уже после того, как я сошел бы на берег с Лонгхилле? – простонал карлик.
– А ты все-таки решил сойти? Правильное решение.
– Теперь-то что толку об этом говорить? – вопросил Ринальдо. – К следующему утру все мы будем кормить рыб.
– Зато если мы выживем, ты будешь рассказывать внукам о том, как бился с пиратами, – сказал Ланс. – Абордажная схватка, свистать всех наверх, пятнадцать человек на сундук мертвеца…
– Бред какой-то, – констатировал Ринальдо. – Если у меня когда-нибудь будут внуки, этой истории они точно не услышат.
– Йо-хо-хо, – сказал Ланс. – Впрочем, вы, парни, наверняка не знаете этой песни.
К полудню преследующий «Индевор» корабль увеличился в размерах настолько, что его мачты можно было пересчитать без подзорной трубы. Капитан Мактиг загнал половину матросов заниматься парусами, и «Индевор» немного прибавил в скорости, но пиратское судно все равно было быстрее. Капитан подкорректировал свой первый прогноз и заявил, что их догонят еще до наступлении сумерек.
Ланс спустился к себе, завалился на койку и уставился в потолок. Нельзя сказать, чтобы его сильно интересовала текстура досок, но больше в каюте смотреть было не на что.
Перспектива ближайшего боя его нисколько не взволновала, скорее, ему было скучно. В прошлом он защищал одни корабли, захватывал другие и топил третьи. Жизнь уже не могла преподнести ему ничего нового.
Он задремал, поэтому не мог сказать точно, сколько времени прошло, прежде чем в его каюту без стука ввалился Ринальдо.
– Поистине геройское самообладание, – констатировал Ринальдо, глядя на продирающего глаза Ланса. – Селезенка капитана оказалась права. Это точно пираты и они подошли так близко, что можно рассмотреть их флаг.
– Череп и кости? – поинтересовался Ланс.
– Скелет и скрещенные абордажные сабли, – сказал Ринальдо. – «Индевор» ходил этим путем восемь лет, и за это время на него нападали только один раз! Тебе это ни о чем не говорит?
– О том, что согласно статистике, второй раз уже вот-вот должен был наступить?
– О том, что нам чудовищно не везет, – не согласился Ринальдо. – Почему купцы с дорогостоящим грузом проскакивали здесь без проблем, а мы, с которых и взять-то нечего, эти проблемы сразу поимели?
– Не знаю, – сказал Ланс. – Так бывает.
– Должно быть, для пиратов наступили нелегкие времена, если они нападают на корабль с такой высокой осадкой, как у нас, – сказал Ринальдо. – Ведь видно же, что мы ничего ценного не везем. То есть, это даже мне видно, а они-то должны быть истинными специалистами в такого рода вещах.
– Если на корабле нет груза, это еще не значит, что на корабле нет ничего ценного, – заметил Ланс. – Например, на борту могут быть знатные пассажиры, за которых можно взять хороший выкуп.
– И кто заплатит хотя бы грош за любого из нас? – поинтересовался Ринальдо. – Разве что за Плаксу. Да, и если нас захватят, то участи леди Катрин и ее горничной я и вовсе не завидую.
– Не паникуй раньше времени, – посоветовал Ланс.
– А, по-моему, сейчас как раз самое время паниковать, – заявил Ринальдо. – Потому что потом нам может быть уже не до паники. Мы ведь будем героически сражаться и умирать и всякое такое.
Как же я устал, подумал Ланс. Почему ничего в этой жизни не достается мне легко? Разве я многого прошу хотя бы на этот раз? Почему мы не можем просто добраться до юга? Кому нужны эти чертовы приключения, которые постоянно сыплются мне на голову? Может быть, это и на самом деле проклятие?
Матросы деловито готовились к схватке. Разбирали абордажные сабли и легкие кожаные доспехи, проверяли натяжку тетивы у арбалетов. Паники среди членов экипажа Ланс не увидел. Встреча с пиратами не была для них катастрофой, чем-то из ряда вон выходящим. Неприятность, да, но не более. Обычный профессиональный риск.
Плачущего он нашел на корме. Ученик чародея обеими руками вцепился в обшивку корабля, да так сильно, что пальцы побелели. Он не сводил глаз с надвигающегося на «Индевор» корабля и из глаз его текли слезы.
– Чем ты занят? – поинтересовался Ланс, облокачиваясь на фальшборт рядом с Плачущим.
Плачущий дернул головой, с видимым усилием оторвал руки от деревянного ограждения и вытер слезы платком.
– Я пытался прожечь дыру в их парусах, – сказал он. – Я читал о таком в старых рукописях о странствующих магах.
– Не получается?
– Как видишь. Похоже, на борту их судна есть какое-то защитный амулет, который блокирует мои попытки.
– Видимо, они тоже читали те рукописи, – заметил Ланс. – Весьма предусмотрительно с их стороны.
– Необязательно, – сказал Плачущий. – Это может быть просто охранный амулет общего действия. Вообще-то, это не поощряется, но старшие члены Ложи иногда продают такие особо настойчивым и не в меру богатым купцам.
– После чего купцы становятся уже не такими богатыми, – сказал Ланс. – И, как мы видим, от пиратов этот амулет их не уберег.
Корабль был уже близко. Лансу не требовалось оптических приспособлений, чтобы увидеть происходящее на его палубе. В носовой части судна выстраивался небольшой отряд стрелков с арбалетами.
– Еще немного, и они подойдут на расстояние выстрела, и тогда оставаться тут будет небезопасно, – сказал Ланс. – Если хочешь что-то сделать, делай сейчас.
– Я пробовал уже трижды за последний час.
– Попробуй еще раз, – сказал Ланс.
Плачущий состроил скептическую гримасу, но вернул руки на фальшборт и уставился на пиратский корабль. Когда из глаз молодого чародея вытекла первая слезинка, Ланс положил правую руку ему на плечо.
Такелаж пиратского судна вспыхнул, как стог высохшего сена, в который бросили сразу десяток факелов. Пламя охватило все паруса, поднимаясь до вершин мачт. Тут же лопнули тросы, обгоревшие останки такелажа рухнули на палубу. Кто-то истошно завопил.