— Деифилия! — кричит ей Халльдис. — Как ты думаешь, кто в самом деле этот загадочный Драхомир Фольмар?
Халльдис Ярвинен порой бывает слишком легкомысленна и слишком много говорит глупостей. В её голове больше сплетен, чем в головах Леды и Ринд вместе взятых. Она намного аккуратнее и сестры, и кузины, и считается весьма способной, пусть и доставляет своей матери — и всем остальным — множество проблем, на которые стараются не обращать никакого внимания. Халльдис, как кажется Дее, намного умнее своей сестры, пусть и увлекается всякой чушью вроде той, которой, безусловно, является выдумка о Драхомире Фольмаре.
Хальд подскакивает к Деифилии и едва не садится рядом с нею. Её косы растрепались, а светло-зелёное платье несколько помялось. И всё же, она выглядит хорошенькой. Нет, потрясающе хорошенькой. И пусть черты её лица лишены той правильности форм, которой всегда гордились Ярвинены, пусть косы её едва достигают плеч — на Халльдис мужчины обращают больше внимания, чем на её старшую сестру Маргрит.
Дее часто говорят, что когда-нибудь она станет самой настоящей красавицей. И что стоит ценить себя, чтобы не опуститься до уровня базарных девиц, что торгуют своей красотой и молодостью. Чтобы не стать обычной кокеткой, которых лишь презирают за отсутствие ума и потерю морального облика. Деифилия часто слышит, что ей стоит остерегаться тех людей, кто решит покуситься на её красоту, на её честь. Часто слышит, что таких людей будет очень много. И иногда девочке кажется, что она уже заранее почти боится этого — того, что когда-нибудь станет красивой. И почему-то безумно хочет быть красивее каждой из своих сестёр и кузин. Нет — самой красивой вообще.
— Я считаю, что даже если такой существует, он не стоит обращённого на него внимания, — равнодушно отвечает кузине девочка.
Какое ей дело до человека, репутация которого так ужасна, что взрослые лишь морщатся, как только слышат его имя? Какое ей дело до того, кто слывёт ублюдком и ренегатом даже в Интариофе? Кузина лишь фыркает — словно бы говорит «это ты так потому, что никогда с ним не встречалась». И Деифилии хочется сказать, что Халльдис сама никогда не видела этого Драхомира. Но Хальд ничего не говорит, и Дее приходится промолчать. И снова приняться за строительство своего снежного замка — на этот раз девочка решает вылепить рядом с крепостной стеной ещё одно сооружение.
Вегард швыряет пригоршню снега прямо за шиворот семилетнему Асбьёрну. Тот с криком отшатывается от него, а потом некоторое время всё караулит кузена, чтобы отплатить ему той же монетой. Завязывается нечто вроде драки, в которую скоро ввязываются ещё Зигвард и Сири.
Дея пропускает тот момент, когда Зигвард падает прямо на её замок, разрушая его. Деифилия переводит взгляд на остальных мальчиков, но Вегард и Асбьёрн уже успели убежать в дом. Сири же, смеясь над сестрой, подбегает к Зигварду, хватает его за рукав и утаскивает за собой, даже не отряхнув от снега. И девочка сама поднимается с колен, отряхивается и бежит в поместье. И слёзы обиды подступают к горлу, но Деифилия не плачет.
«Зима не может быть вечной»…
Так поётся в красивой и грустной старинной песне, которую отец так любит слушать. Но для Нивидии зима вечна. И это необходимо для себя понять. Для охотников нет ничего более полезного, чем вечный снег. Белый снег, который может скрыть или показать гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
Отцу давно уже надоела зима. Он говорит, что вырос в тех краях, где зима сменялась весной — не такой, конечно, как пелось в старинных песнях, но всё же весной. Когда снег начинал таять, а из-под него показывались земля и цветы, когда было теплее, когда лёд на озёрах и реках тоже таял, и уже нельзя было кататься на коньках. Деифилия ни разу в жизни не видела ничего из того, о чём рассказывал ей отец. И, пожалуй, не особенно и хочет видеть и в будущем. Ей кажется, что её жизнь будет намного спокойнее без солнца. И уж тем более — без весны.
Она боится весны. Страшно боится. И солнца. И того, что придёт когда-нибудь конец её спокойной и хорошей жизни. И любимая песня отца кажется Дее пророчеством, страшным пророчеством, о котором ей хотелось бы не знать и не думать.
Её отец не Ярвинен. Для него зима не является той необходимостью, которой зима выступает для охотников. Для него зима не является нужной — нужной до последней капли крови, до последнего вздоха… А Деифилии эта зима бесконечно дорога — со своими морозными узорами на окнах, снегом и льдом на речке.
Потому что без зимы нет и Нивидии…
***
Лорд Хеннинг пребывает вовремя — как и следовало ожидать от порядочного лорда. Так что, ужин для подрастающего поколения Ярвиненов приносят в детскую. Из всех детей только Маргрит было позволено присутствовать на празднике. Четверых кузин-малюток, трёхлетнего кузена Ингве и Мектильды в детской нет — их уже давно уложили спать. Нечего детям, которым не исполнилось ещё и пяти лет, заниматься ерундой поздно вечером, когда им уже пора спать.
И, оставшись в комнате без взрослых, мальчишки сильно расшалились, а Сири, Ринд, Леда и Халльдис от них не отстают. Они придумывают какую-то нелепую игру, в которой надо прыгать через друг друга и что-то при этом кричать. Почти всем игра эта сразу приходится по вкусу.
Деифилия не любит шумные игры. Не любит носиться по всему замку, не любит прятаться за портьерой, не любит, когда кто-то, забывшись в азарте, дёргает её за волосы. Ей не нравится гам, стоящий в комнате, когда её братья и сёстры играют. Ей не нравится, что за всё это безобразие её могут отчитать вместе со всеми — за то, что она не смогла этого прекратить.
На платье четырнадцатилетней Ринд невозможно посмотреть без слёз, столько на нём разных пятен — от чернил, от земляничного варенья, от лекарственных снадобий, от соуса, с которым подавали мясо вчера на обед, от масла… Её сапоги и туфли снашиваются быстрее, чем у кого-либо из девочек, а волосы похожи на воронье гнездо — они слишком непослушны, чтобы можно было уложить их хоть в какую-нибудь причёску.
Сири младше Деи всего лишь на год, но совершенно не хочет с ней общаться. Деифилии порой даже обидно. Сири больше времени проводит с Вегардом и Зигвардом, а теперь ещё и с Асбьёрном, чем с сестрой. Сири — настоящий ураган, состоящий лишь из эмоций и противоречий. Она ниже Деифилии, но куда крепче по сложению, у неё хорошие отношения с кузенами и братом, а ещё её просто обожает дядя Хальдор. Сири никогда никого не слушает. Тем более, сестру, которая старше её всего лишь на год.
Мектильде же только два года. Она настолько очаровательный ребёнок, насколько только может быть маленькая девочка в два года. Здоровая и румяная темноволосая девочка, которую Деифилия обожает всем своим сердцем. Но она слишком мала, чтобы можно было играть с ней во что-нибудь серьёзное. Разве может сравниться такая крошка — пусть и очаровательная — со сверстниками?
Шестнадцатилетняя Маргрит выглядит совсем взрослой. Она заплетает волосы иначе — не в две простые косички, как большинство из девочек в крепости, а в одну из четырёх прядей. Как взрослые леди. И ведёт себя кузина Маргрит, как взрослая. Её не интересуют глупости вроде сказок, кукол и снежных замков. И она не водится даже с собственными младшими сёстрами. Зачем же ей ещё более младшая кузина?
Родные сёстры Маргрит — близняшки Леда и Халльдис, ровесницы Ринд, слишком любопытны по мнению Деи. И совершенно нетактичны. Леда порой кажется Деифилии туповатой, а Халльдис настолько легкомысленная, что просто невозможно с ней общаться дольше получаса.
Кузина Ромунта — болезненная и хрупкая девочка десяти лет — редко играет вместе со всеми по причине постоянных простуд. Ромунта была редкой плаксой, и ей никогда не позволили бы засиживаться допоздна в библиотеке или, сидя на ковре перед камином, шить платья для кукол, или лепить замки из снега, или танцевать в пустом холодном зале, или рассказывать друг другу сказки по ночам.
С мальчишками Деифилия, и вовсе, не считает нужным возиться. Вегард и Зигвард слишком сильно увлечены идеями о путешествиях, а Давен был слишком занят учёбой, чтобы можно было поговорить с ним о чём-то интересным. Да и в шумных играх он участвовал с удовольствием.
У Деифилии лишь одна подруга во всём Биориге — двенадцатилетняя дочь кузнеца и белошвейки, Санна Айвентг. Если честно, настоящее имя Санны — Сюзанна, но отчего-то все сокращают его. Деифилия жутко не любит, когда её саму называют «Деей», а Санне, кажется, нравится, что её имя так сокращают. Сюзанна редко унывает вообще и никогда не печалится из-за пустяков. Она куда более деятельная, чем Деифилия Ярвинен и намного веселее. Но с Санной — в отличие от братьев и сестёр — девочка всегда чувствует себя уютно. Но Сюзанна сейчас болеет, и Деифилия жутко скучает без неё.
— А вот представь, Ас, — с затаённым восторгом говорит Вегард, — если бы только нам удалось прославиться, как известные воины древности!
Асбьёрн внимает подобному бреду с такой радостью, с таким стремлением, что Деифилии хочется отчитать Вегарда, пристыдить — зачем говорить подобное ребёнку? И вообще, лучше бы Вегард стремился стать таким же хорошим охотником, как его отец, а не думал о всякой ерунде.
Зигвард улыбается и что-то шепчет Давену, тот смеётся, и они начинают какую-то новую игру. Впрочем, Деифилия старается не обращать на мальчишек внимания. Это кажется ей ниже её гордости. Дея сама хотела бы увидеть что-то иное — не Биориг, ни Нивидию — что-то другое, новое. Ей хотелось бы увидеть висячие сады на Шерведнском уровне Интариофа, хотелось бы увидеть самого настоящего дракона, хотелось бы побывать в священной цитадели Ор-файз, хотелось бы увидеть руины поверженного Авер-Кайи и понять, в чём разница между охотником из семьи Ярвинен и охотником из семьи Вейшз. Ей давно хотелось увидеть всё это. И она думает, что, возможно, лет через пять-шесть она осмелится убежать и путешествовать там, где ей захочется.
— Крылья грешника спасут неверных… — повторяет семилетний мальчик слова детской считалочки.
Считалка эта кажется Деифилии ужасно, невыносимо глупой. А кузены твердят её день и ночь. И вот теперь маленький Ас тоже начал её повторять. Так весело, так беззаботно, как, должно быть, не следовало. Дея не знает, почему, но ей кажется, что если бы об этой считалке знали взрослые, Вегарду и Зигварду сильно досталось бы от отца.
И откуда они только выудили эту гадость?
Асбьёрн ещё сущее дитя, но уже весьма несносен, как кажется Дее — он ведёт себя совершенно не так, как подобает вести ландграфу. Порой девочка думает, что у её младшего брата и вовсе нет никакой родовой гордости. Ас с радостью водится со всеми дворовыми мальчишками без разбору, играет с ними, лазает по стенам, дерётся… Деифилия никогда не позволила бы себе драться с тем, кто ниже её по происхождению.
— Зима закончится, Ас, — говорит малышу Вегард. — Закончится, если князь Сизого кургана решит спуститься к нам.
Дея вздрагивает. Слова кузена заставляют снова пробудиться её утренние опасения, от которых девочка чувствовала себя так ужасно сегодня. Деифилии не нужна весна. Юная наследница ландграфского рода страшно боится её. И не хочет, чтобы всё закончилось, а тем более — так ужасно.
Вегард — всего лишь глупый мальчишка. Это говорят и дядя Роальд, его отец, и дядя Ивар, и тётя Ингрид. А порой и тётя Вигдис замечает, что не следует слишком много с ним возиться. Дядя Хальдор, впрочем, считает, что у Вегарда все шансы стать довольно неплохим охотником, если мальчик научится разделять развлечения от обязанностей. Зигвард чуть-чуть серьёзнее, но у него хуже со здоровьем из-за одного случая в детстве, а Давена готовят вовсе не в охотники.
— Замолчи, замолчи немедленно, негодный мальчишка! — чуть ли не со слезами напускается на него Деифилия перед тем как вскочить с места и убежать из детской.
Она уже с час сидит в библиотеке, прижав к груди любимую книгу, но не в силах открыть её и хоть что-нибудь прочесть, когда туда входит дядя Вигге. Ей не хочется видеть ни сестёр, ни брата, ни кузин, ни тем более кузенов, но дяде она, пожалуй даже рада. Девочка закуталась в плед — не потому, что в библиотеке дует, если сидеть рядом с окном. Просто так удобнее. Удобнее сидеть и грустить. Санна никогда не расстраивалась бы из-за подобных пустяков, но…
Слёзы катятся по лицу Деифилии. Она не понимает, чего именно так боится, но… Ей кажется, что разговоры о весне просто ужасны. Хотя, возможно, она зря так накричала на Вегарда, который всегда болтает разные глупости, совершенно не думая о том, как воспримут их другие люди. На вопрос, что именно у неё случилось, Дея выдаёт всё, что думает в этот момент. И про болезнь Санны, и про нелепую считалку, и про злосчастный снежный замок, на который свалился Зигвард.
Дядя Вигге присаживается рядом с ней. Девочка не спрашивает его, почему он сейчас не на празднике. Не спрашивает, освободится ли тётя Вигдис к ночи и придёт ли пожелать ей хороших снов. Дядя гладит её по голове и долгое время молчит. Как всегда перед тем, как ему хочется рассказать племяннице очередную сказку. Многие из дядиных сказок Деифилия вечером записывает в свою книжку с серым переплётом. А иногда — и ночью, когда все уже спят.
— Возможно, — задумчиво говорит Дее дядя, — через какие-то четыре года ты станешь самой красивой женщиной, каких только видели в Нивидии. Мужчины будут падать к твоим ногам… Твоему отцу и мне придётся постараться, чтобы отгонять их от тебя. Помнишь, я рассказывал тебе сказку про хрустальную королевну?
Деифилия вытирает слёзы чистеньким носовым платочком и кивает. Это одна из её любимых дядиных историй. Красивая, пусть и очень грустная. Эта сказка была известна и кузинам Деи, но та сказка имела счастливый конец, в то время как после того, как дядя заканчивал свой рассказ, хотелось плакать.
Вигге Ярвинен, вообще, редко заканчивал свои легенды на том, что все жили долго и счастливо. Да и Деифилии вряд ли было бы интересно слушать подобное. Как Асбьёрна интересуют страшные сказки, так Дею волнуют те, над которыми можно подумать. И порой — поплакать.
— Я — совсем не хрустальная дева, дядя Вигге, — серьёзно, пытаясь подражать взрослым, говорит Деифилия.
В её голосе ещё слышны слёзы. Да и глаза покраснели. Девочка прижимается к дяде покрепче — почему-то ей кажется, что так будет проще. Впрочем, ей уже намного лучше, чем было некоторое время назад. С дядей Вигге всегда было тепло и уютно. Он никогда не говорил громко, как дядя Роальд, от голоса которого порой хотелось съёжиться и спрятаться куда-нибудь, никогда не смеялся так весело, как дядя Хальдор, но… С ним было намного легче и приятнее, чем с кем-либо в Бриориге. Возможно, ещё было так же хорошо с Санной, но разве что только с ней.
Девочка не сразу замечает, что дядя закрыл окно — оно было заперто не слишком сильно, из-за чего в библиотеку проникал сквозняк, а сама Деифилия, пусть и пыталась какое-то время, закрыть его не смогла. Однако, теперь не дует вовсе и, хотя становится даже немного жарко, Дея продолжает кутаться в свой плед. Это, пожалуй, была одна из её привычек — сидеть в библиотеке, завернувшись в плащ, одеяло или плед практически с головой.
— И не будь ею, — обнимает девочку мужчина. — Только в сказках всё заканчивается счастливо. А в жизни хрустальная королевна принесла бы море страданий и своему избраннику, и своим близким, и себе самой. Ты не хрустальная дева, это точно, но ты можешь ей стать, если не будешь ценить то, что имеешь.
Деифилия улыбается. И на душе становится как-то теплее и спокойнее. И дядя тоже улыбается. Словно не сейчас он почти был готов рассказать снова то грустное предание… Вигге Ярвинен начинает говорить о том существе, что живёт на дне реки. Они с Деей даже видели его однажды — это длинное и тёмное огромное животное, что плавает порой под самым льдом.
Существо это называется кракеном. Девочка читала про таких в учебнике по зоологии. И дядя говорит, что при должном изменении климата, подобное такому животное могло бы стать опасным. Но под толстым слоем льда кракен вовсе не опасен. Даже безвреден. Оно проплывает подо льдом довольно часто, но даже когда кто-то катается по реке на коньках — Деифилии и Санне ужасно нравилось подобное развлечение — кракен не может причинить какой-либо вред.