Машина, которая недавно ровно ехала по дороге, неожиданно начала вилять из стороны в сторону. Руперт присмотрелся вдаль, пытаясь определить причину такого странного поведения водителя. В его голове промелькнула мысль о том, что причиной могло быть проколотое колесо. Но когда машина, виляя из стороны в сторону у самого обрыва, начала подъезжать ближе, машина вышла из тени, и в ярком солнечном свете, Руперт с ужасом наблюдал странную картину. В машине сидели двое, но они не пытались остановить машину или выровнять ее ход, а отчаянно боролись. Причем водитель не смотрел на дорогу вовсе — он глядел в противоположную сторону, куда-то назад.
Неожиданно машина, доехав до края обрыва, нырнула и исчезла из поля зрения. Руперт изо всех сил помчался к обрыву. На краю дороги он увидел внизу разбившуюся и перевернутую машину. После такого падения вряд ли кто-то мог остаться в живых. Вскоре подъехала машина, в которой был Чонг.
Руперт решил спуститься вниз. Чонг остался наверху и наблюдал за ним.
— Держитесь ближе к большим камням, — посоветовал Чонг. — Идите вдоль дороги!
Руперт последовал совету и спустя некоторое время добрался до линии падения автомобиля. Затем он начал спускаться. Вскоре к своему удивлению он обнаружил тело. Один из нападавших на священника, по-видимому, выпрыгнул из падающего автомобиля. Руперт обнаружил, что мужчина, европейского вида, еще дышал, его правая рука сжимала какой-то продолговатый предмет. Руперт подошел ближе и склонился над ним. Мужчина приоткрыл глаза и с явным акцентом тихо прошептал по-английски.
— Он был мертв… — после этих странных слов у него изо рта хлынула струйка крови, и он перестал дышать.
Руперт проверил пульс. Его не было слышно. Он разжал пальцы трупа и осторожно вынул продолговатый, свернутый в трубочку предмет. Затем он его развернул. Это оказалось полотно иконы, которое, по-видимому, украли у священника.
Руперт спокойно уселся рядом с трупом, облокотился на огромный валун и стал изучать полотно. На иконе была изображена молодая монахиня в черной рясе. В ее руках ничего не было. На обратной стороне иконы, Руперт увидел тот же текст, что и на трех других полотнах. Материал был тот же — ослиная шкура. За все время, что Руперт расследовал это странное и запутанное дело, он хорошо изучил и материал, из которого были сделаны иконы, и схожие надписи на их обратных сторонах. Сомнений быть не могло — текст тот же, но вот изображения людей были различными. Это были четыре человека, не похожие друг на друга, различный возраст и пол. Между двух столбцов текста, посередине полотна, Руперт приметил трехзначное число, аккуратно и искусно выведенное художником: 319.
Документов у погибших он не обнаружил.
Когда Руперт и Чонг вернулись в дом священника, служивший ему церковью, Джон Нортон уже пришел в себя. Он сидел на стуле, его голова была завязана бинтом. Доктора не было, а рядом находилась какая-то молоденькая прихожанка. Она ухаживала за больным. Чонг отдал Джону ключи от автомобиля, перекинулся с ним пару фраз на китайском языке и куда-то вышел вместе с прихожанкой, которая учтиво отправилась за ним, держа в руках пустой чайник.
Руперт подошел к Джону и отдал ему свернутую в рулон икону.
— Вот она, — сказал он, присаживаясь на стул, напротив священника. — Они только ее украли?
— Да, им нужна была лишь наша икона.
— Это что, фанаты святой иконы, о которых вы говорили? — сказал, прищурясь, Руперт.
— Нет, они не похожи на них.
— Верно, — согласился Руперт. — Если бы вы им помешали, то и ваша жизнь не была бы им помехой, — заметил он.
— Я это понял по их лицам. Это не были верующие люди. — Он немного подумал и продолжил. — Вы знаете, я вчера вам не все рассказал. Помните, я вам говорил о моем сне.
— Да, вам снилась эта молодая особа, что на иконе. Она показывала вам истинный путь веры…
— Нет, — твердо заявил Джон. В его глазах Руперт увидел страх. И это было настоящее чувство, не поддельное, в отличие от проповеди. — Мне снилось… что я умер, точнее — меня убили. Это она меня предупреждала.
— Молодая монахиня с иконы?
— Да, она, но я не понял этого. Не поверил. Мне снилось, что она станет причиной моей смерти.
— Вы имеете в виду Монахиню?
— Нет, икону. Монахиня предупреждала меня об этом. Она хотела предупредить меня об опасности.
— И она была права, — согласился Руперт.
— Теперь я истинно уверен, что это воля Христа.
Руперт смущенно глянул на священника.
— Да, да, это он, посланник Бога и его сын спас меня. Это Он послал мне эту икону с девой. Это лишний раз доказывает, что я на правильном пути! Только Он может удивлять людей своей божественной силой и бесконечной и чистой любовью к людям.
«Ну вот, опять потянуло этого священника на проповедь, — думал Руперт, — даже близость его к смерти ничего не изменили в его сознании».
— Только Христос, — продолжал священник изрекать святые мысли, осенившие его, — обладает свойствами Бога.
— Послушайте, Джон, — начал Руперт, чтобы вывести священника из состояния просвещения. — Меня интересует адрес того учреждения, где был аукцион. Я помог вам вернуть икону, помогите и вы мне, поймать преступника.
Джон задумался. Он сдвинул, и потом развел брови, словно одна из ясных идей посетила его, и произнес:
— Я подарю вам эту икону. Вы ведь за нею пришли ко мне. И… и адрес дам.
Руперт такого поворота никак не ожидал. С довольным видом он сказал:
— Это чудно, но что вы скажете своим прихожанам? Они ведь будут в следующие выходные ожидать ее появление.
— Я скажу, что ее похитили. Ведь так и было. Никто не видел, как вы принесли ее мне. Бог дал — Бог забрал, — сказал Джон. — Я искренне верю в Христа, и считаю, что он именно это хотел мне сказать. Иных чудес не бывает, лишь слово Божие и его искренняя любовь.
«Ну что ж, — подумал Руперт, — хоть в этом наши с Богом взгляды совпадают. Я тоже думаю, что иконе лучше быть со мной».
Джон привстал, шаркая тапочками, нетвердым шагом он подошел к письменному столу, взял лист бумаги и ручку. Быстро что-то написал и обратился к Руперту.
— Вот, возьмите, — он протянул лист бумаги.
Руперт подошел ближе и взял его. На листе был написан адрес.
— Это адрес, где я приобрел икону.
Руперт прочитал: «Украина, город Одесса, ул. Греческая, 16, Одесский музей западно-восточного искусства».
— Неужели аукцион проводили в музее? — спросил Руперт.
— Аукцион был тайным. О нем знали лишь немногие. Их пригласили заранее. Подробностей я не знаю, — пояснил Джон Норман. — Художник был неизвестен. И его адрес был в тайне. Даже того, кто выставил иконы на аукцион, скрывали имя. Всего икон, кажется, было восемь.
— Что ж, спасибо за адрес и икону, — сказал Руперт. — Выздоравливайте.
— Пусть Господь вам поможет. Он все видит, и плохие и благие поступки.
Они распрощались, и Руперт направился вместе со своим проводником в город Харбин.
Глава 9
Прошло полгода. И в один хмурый день, когда начал накрапывать дождь, в родном городе Германа, появился чужестранец. На нем были серые лохмотья. Это все, что осталось от одежды Германа. Его лицо исхудало, отросла черная борода, словом он не заботился о себе, так как был занят лишь смутными мыслями. Вряд ли бы их понял настоятель или любой почтенный и мало-мальски грамотный горожанин.
С одержимым взглядом и решительной поступью он ступил на порог полуразрушенной некогда церкви. Здесь он увидел груду человеческих костей, разбросанных повсюду — люди умирали от чумы и потому шли в церковь в надежде спастись от смерти. Они думали, что бог услышит их последние молитвы. Здесь они и умирали.
Герман небрежно отодвинул ногой кости и черепа, что загораживали ему проход, и добрался до алтаря. Он остановился в нерешительности. В лицо ударил прохладный ветерок, гуляющий здесь, с тех пор как церковь раскололась и осела. Сверху, сквозь огромную дыру в куполе, на него падали холодные капли дождя. Он продрог, но старался не замечать проблемы плоти. Там высоко в горах, наедине с собой, под небесным сводом, полным звезд, он искал, искал путь, искал веру, искал выход. Для чего дана жизнь человеку? Какова его цель? Что есть человек? Что есть душа человеческая? Кто он — Бог? И мерцающие мириады звезд, находясь в бездонном мраке и пребывающие в своем состоянии вечность, дали ответ. Разрешив для себя волнующие его вопросы, Герман вернулся в свой город, чтобы ответить на свои вопросы.
Герману было за сорок. Он находился в таком возрасте, когда человек замысливается над основными вопросами человечества. Он преодолевает мыслями время и пространство, перед ним нет преград. Лишь бы ответить на вопрос, и я буду свободным, — думал Герман, — ибо лишь знающий может чувствовать себя вне времени и пространства. Тело — ничто, плоть поддается разрушению, разум подвержен ошибкам, лишь душа не имеет преград. Она может стать свободной, но для этого ее надо освободить от материи.
Герман стал у алтаря. Он выпрямился, положил руку на библию. Его взгляд столкнулся с серебряным крестом, установленным на алтаре, прямо перед ним.
— Я нашел, нашел ответ, на вопрос, на который никто из ныне живущих не смог дать правильный ответ. — Герман не отрывал ладони с книги, и не отводил пристального взгляда с серебряного креста. — Пространство бесконечно, время тоже не имеет предела — в образе вечности материя не ограничена пределом, так как всякая вещь превращается и переходит в иную материю, значит, и жизнь не имеет конца.
Он взял крест и перевернул его.
— Бога нет с нами, ибо он не участвует в человеческих делах. Но кто же тогда с человеком, кто указывает ему путь? — сказал Герман и со всего размаха ударил крестом, тонкой его частью, о деревянный алтарь. Дерево затрещало и раскололось, алтарь развалился, его сухие доски не выдержали и распались. Герман едва успел отскочить, прихватив с собой библию.
Он еще раздумывал над тем, что делать с книгой, когда позади него раздался оглушительный треск, наводящий ужас в его сердце. Ему показалось, что огромное земное чудовище выбралось из недр земли и зловеще зашипело позади него. С запредельным беспокойством, с мертвенным лицом он обернулся, выронив из трясущихся рук библию.
Инстинкт его не обманул, перед ним стояла тварь, которую никто и никогда не видывал. Существо не принадлежало земному миру. Пол раскололся и из земли, что была под церковью, в красном огненном свете, что струился с недр земли, вылезла со злобным и зловещим видом тварь. У нее была огромная голова, изо рта выступал большой раздвоенный язык, схожий со змеиным. Руки и ноги были весьма мускулистыми и похожими на конечности льва, на пальцах были острые когти. Казалось, что существу достаточно лишь провести пальцем по телу человека и его острый, как кинжал, коготь распорол бы плоть человека пополам. На огромных лапах было по четыре пальца, на голове красовались два длинных рога. Глаза светились лютой ненавистью, они горели, словно два уголька в глубине черных, казалось, бездонных глазниц. Существо выпрямилось во весь свой исполинский рост, и стало выше Германа в два раза.
— Я надеюсь, ты догадываешься — кто перед тобой стоит? — спросило существо твердым и громоподобным голосом. Эхо разнеслось по церкви и затухло где-то в отдаленных ее уголках. Герман почувствовал, как его спина окатилась холодным ветерком, но дрожи по телу не было, ноги слегка осели.
— Я догадываюсь, — ответил он, глядя в глаза существу (Герман поднял голову, чтобы смотреть на образ чудовища), — ты Дьявол. И, вероятно, я вызвал тебя. Я не думал, что это у меня…
— Не думал?! — существо засмеялось, и церковь вновь окатила волна громоподобного звука. — Я пришел, потому что так захотел.
— Но, что тебе нужно от меня? — вопрошал Герман. — Разве я могут дать что-то тебе?
— Ты прав, — ответило существо, — у меня все есть. Но кое-что ты можешь сделать.
— И что же? — поинтересовался Герман.
— Видишь эту книгу? Ты выронил ее из рук.
— Да, это библия, — ответил Герман.
— Люди стали иными. За много тысяч лет они изменились. Не такими я видел их, когда они впервые появились на Земле. Они испортились, начали убивать друг друга. Почему они стали такими?
— Разве я могу судить их, ведь я такой же, как и они, я человек.
— Отвечай немедленно, не увиливай! — приказал дьявол. — Лишь одно слово.
— Свобода, — ответил Герман, не думая.
— Нет!
Герман задумался. И тут он вспомнил, как люди стремились получить богатство.
— Справедливость.
— Нет, но близко. Еще одна попытка.
Герман подумал о власти и гордыни.
— Алчность.
— Да. Я тоже так решил. И поэтому проклял ваш город. Люди стали слепы и глухи, они не замечают того, что перед их носом, они не ценят жизнь, данную им. Они не умеют слушать. Чтобы отыскать в океане причин истину надо уметь слушать. А чтобы научиться слушать, что нужно?
Дьявол проверял Германа, и он знал и чувствовал это. Дьявол мог читать мысли, и потому Герман старался не проговаривать в уме свои идеи. Он улавливал мысли, соединял их в логические цепочки и говорил лишь выводы.
— У тебя всего одна попытка, — грозно сказал Дьявол.
— Чтобы научиться слушать, нужно уметь прислушиваться в тишине.
— Верно. Тот, кто не научился мастерству тишины, не дано обуздать и понять причину. За алчностью, порождающей ненависть и гордыню, люди перестали слушать, они видели лишь себя, они потеряли веру, и мир вокруг стал невидим для них.
Герман вспомнил о своих умерших детях, и им овладела скорбь, ненависть и отчаяние пробудилось в глубинах его сердца.
— Я потерял шестерых детей, смерть забрала их. — От горьких воспоминаний у него накатывались слезы. — Я знаю, что дать жизнь ты не можешь.
— Это верно, ее может дать лишь Бог, и только один раз, — ответил Дьявол. — Я могу лишь забрать ее.
— Мне не страшно потерять свою жизнь, потому что я потерял своих детей. Без них я не вижу смысла жить. Почему ты отнял их у меня, ведь они невинны. Они не знали, что такое алчность…
— Я уже говорил — я наказал людей. Наказание мое касалось всего людского рода в вашем городе. Я даже начал подумывать и об остальных городах и континентах, где живут другие народности.
Герман представил себе, как где-то могут погибнуть страшной смертью тысячи, сотни тысяч, миллионы людей. Перед его лицом мигом пронеслись тяжелые воспоминания гибели его детей, боль, страдание, отчаяние.
— Нет!!! — закричал Герман, и его голос был услышан стенами церкви. Один из кирпичиков упал сверху и с грохотом разбился. — Я прошу тебя, — он опустился на колени и потупил взгляд, он смотрел в ноги Дьявола. — Возьми мою жизнь, душу, но не тронь их. Там тоже есть дети, они не знают…
— Жизнь твоя, так или иначе, ограничена. Бог создал Землю и дал вам — людям жизнь, но ограничил ее. Увы, вы смертны и даже очень. Ваша жизнь песчинка, по сравнению с вечностью, в которой я нахожусь вот уже сотни миллионов лет. Он сделал то, что не дано мне, а потом оставил вас мне. Все вы находитесь в моем ведении. Я решаю ваши судьбы, и я слежу за каждым из вас. Мне принадлежат ваши души. Но последние находятся в моей власти лишь тогда, когда ваша плоть еще жива, потом я теряю контроль над вами. Тело ваше достается червям в земле, а душа покидает пределы Земли.
— Ты хочешь мою душу? — спросил Герман.
— Да, твою душу.
— Но зачем она тебе? — удивился Герман.
— Я хотел бы, чтобы ты написал книгу. Эта книга останется с людьми и послужит им в веках.
— Но почему я?
— У тебя твердая рука, Герман.
— Ты знаешь о моем таланте?
— Кому же, как не мне знать это, — ответил Дьявол. — С самого твоего рождения я знал об этом.
— Этот талант ты мне дал? — догадался Герман.
— Верно. Все так и было. Я выбрал тебя для этой миссии. Ты согласен на мое предложение?
— Да, согласен, — уверенно ответил Герман, не задумываясь, ибо он знал перед кем стоит и с кем разговаривает.
— Эта книга, — продолжал Дьявол, — поможет людям стать на правильный путь, с которого они ушли.
— Правильный путь? — удивился Герман, и в его сердце вместе с вопросом засияла догадка. — Значит, ты не убьешь людей, не заберешь их жизни раньше срока, положенного Богом.
— Мне совсем незачем этого делать, — снизив голос, сказал Дьявол. — Люди сейчас стали таковыми, что они сами себя погубят, и мое вмешательство излишне будет.
— Я полагал, что Дьявол не должен думать о жизни людей.