Д и т е р. Знаю.
Н а у м а н. Это я виноват, что они погибли.
Д и т е р. Вы? Почему… вы?
Н а у м а н. Я был плохим историком. Историк должен не только знать, что было… но обязан предвидеть… (Осматриваясь по сторонам). Но ведь я… Я предвидел! Я знал. Я все знал наперед. Я знал, что это кончится катастрофой. Но я скрыл это от всех. И твои товарищи погибли. Они верили мне, но я не сказал им правду. Сперва я не мог решиться, я боялся… я хотел жить… А потом… правда куда-то ускользнула… исчезла. И мне стало легко жить. Меня уважали, награждали… А потом вдруг я нашел ее… несколько дней назад… Там, в нише, за бочками… Я спал каменным сном… почти восемьсот лет… у меня все затекло, Раубах…
Г е л ь м у т. Возьми у него гранату, Дитер.
Н а у м а н. Гранату я вам не отдам. Вы дети, а граната — это не игрушка. Граната — это смерть… А ты, Дитер, должен жить… Ты умный, одаренный мальчик, у тебя прекрасная голова, и ты когда-нибудь составишь славу Германии. (Испуганно.) А эти… они хотят тебя уничтожить? Ты у них в плену. Я спасу тебя. (Вскакивает, заносит над головой руки с гранатой.) Отпустите его! Развяжите ему руки!
Д и т е р. Господин Науман, я свободен, мои руки не связаны.
Н а у м а н (показывая на Андрея). А он? Почему он связан?
Г е л ь м у т. Утихомирь старика, Тео.
Н а у м а н. Отпустите его! Развяжите ему руки!
Тео быстрым движением связывает руки Науману. Тот испуганно смотрит на Гельмута.
(Дитеру.) Скажи ему, что я ни в чем не виноват. Я честно служил фюреру. Я воспитывал своих мальчиков как воинов великой Германии… Я был удостоен высшего отличия. И мои мальчики пали смертью храбрых, как герои. Скажи ему!
Г е л ь м у т. Тебя никто не трогает, убирайся отсюда вон, старый болван!
Н а у м а н. Куда? Отсюда нет выхода, мальчик. А мои воины спят в горе Кифгайзер каменным сном, и я не смог их разбудить.
Т е о. Пойдемте отсюда, папаша.
Г е л ь м у т (Дитеру). Ты останешься с русским.
Г е л ь м у т, Т е о, Р е й н г о л ь д и Н а у м а н уходят.
Д и т е р. Он всегда был молчаливым человеком, учитель Науман. Но когда он начинал говорить, мы прислушивались к каждому его слову. А он, оказывается, не верил в то, что говорил. Он боялся?! Я верил ему больше, чем отцу, я бегал к нему домой. И не только я… все наши ребята… Он вдохновлял нас даже в самые трудные минуты. И после Сталинграда… Когда мы собирались у него, он говорил так, что каждый из нас был готов умереть… отдать свою жизнь Германии. И они, ребята из моего класса, они отдали свои жизни. Он их послал. А сам… Какую правду он забыл? Почему он ее забыл?
А н д р е й. Потому что боялся своего… Гельмута.
Д и т е р. Господин Науман боялся?! Этот старик, который ходил с высоко поднятой головой и которому первым кланялся сам господин директор? Нет, он не боялся. Он верил. Я помню его глаза, когда он говорил. Он верил в каждое свое слово. Неужели он лгал? Да, да… ходили слухи, что его сын был коммунистом и он выгнал его из дому, отрекся от него.
А н д р е й. Что ты рассуждаешь о сумасшедшем старике, когда ты сам… сумасшедший!
Д и т е р. Почему… сумасшедший?
А н д р е й. Он забыл правду, а ты знаешь ее!
Д и т е р. Я… знаю?
А н д р е й. Да, знаешь! И готовишься к преступлению, вместо того чтобы спасти…
Д и т е р. Тебя?
А н д р е й. Нет, всех, кто наверху, — раненых, женщин, врачей.
Д и т е р. Я не могу их спасти. Что я могу сделать… один?
А н д р е й. Я сделаю. Но ты должен развязать мне руки.
Д и т е р. Нет, нет…
А н д р е й. Трус. Ты просто трус. Слушай, Дитер, ты же не Гельмут. Ты же не сможешь жить после этого… ты не сможешь смотреть никому в глаза…
Д и т е р. Да… не смогу… Но ты же знаешь Гельмута… Он убьет меня. Хорошо… пусть лучше убьет… (Развязывает руки Андрею.)
А н д р е й. Быстрее. Они сейчас вернутся.
Д и т е р. Гельмут убьет меня… убьет.
А н д р е й. Не бойся, Дитер!
Д и т е р (развязывая ноги Андрея). Господи, что я делаю.
А н д р е й. Живее… поторопись!
Д и т е р. Они идут! Чего ты ждешь? Беги!
А н д р е й. Дитер, держись так, как будто ничего не произошло. Я связан. Ты понял меня? Я связан. Понял?
Входят Г е л ь м у т, Т е о и Р е й н г о л ь д, укладывают ящики.
Г е л ь м у т. Сходите еще раз и хватит.
Р е й н г о л ь д, Т е о и Д и т е р уходят.
Ну что, русский, не повезло тебе? Зачем только ты полез в этот подвал? Ты, конечно, не подозревал, что тебя здесь ожидает. Что поделаешь… война.
А н д р е й. Война… Но она кончается. И кончается нашей победой.
Г е л ь м у т. Может быть, ты и прав. Но тебе-то что от этого? Твоя судьба все равно не изменится. Что для тебя победа, которую ты не увидишь?
А н д р е й. Я ее вижу.
Г е л ь м у т. Видишь?
А н д р е й. И ты ее видишь. Поэтому ты взбесился и от ненависти готов на все. Но ты рано торжествуешь.
Г е л ь м у т. Ты еще на что-то надеешься?
А н д р е й. А ты?
Г е л ь м у т. Что — я?
А н д р е й. На что ты надеешься?
Г е л ь м у т. У нас есть оружие. И мы уйдем к своим. И будем снова сражаться. И даже если мы потерпим поражение, мы начнем новую войну. Германия никогда не сложит оружия.
А н д р е й. А что, если ты не уйдешь отсюда?
Г е л ь м у т. Не ты ли меня удержишь?
А н д р е й. Может быть, и я.
Г е л ь м у т. Ты веришь в чудеса?
А н д р е й. Верю.
Г е л ь м у т. Тебе только и остается надеяться на чудо. Но чуда на этот раз не будет. Это я тебе обещаю. Ты и все они там, наверху, взлетите на воздух, потому что я ненавижу вас. Ты должен понять, русский. Я не остановлюсь ни перед чем. Если я не сотру тебя с лица земли, ты сам сделаешь все, чтобы уничтожить меня. Это закон жизни. Ну скажи, если бы у тебя были развязаны руки, что бы ты сделал?
А н д р е й. Я бы пристрелил тебя.
Г е л ь м у т. Вот видишь, я прав, ты бы всех нас уничтожил.
А н д р е й. Нет. Я бы не тронул Дитера, Тео и даже этого подонка Ренни.
Г е л ь м у т. А меня?
А н д р е й. А тебя бы пристрелил! Как бешеную собаку.
Г е л ь м у т. Ну что ж, это для меня большая честь — ненависть врага. А этих недоумков, которые таскают ящики, чтобы взорвать вас, ты бы пощадил?
А н д р е й. Они таскают ящики, потому что боятся тебя. Потому что, если бы не ты… не такие, как ты… они были бы людьми.
Вбегает У р с у л а.
Г е л ь м у т. Ты?
У р с у л а. Гельмут, я сама видела… Из подвала вышел какой-то старик… у него была граната… он бросил ее как-то неловко… она разорвалась… он упал… его ранило… и русские, их санитары, положили его на носилки и отнесли в лазарет…
Г е л ь м у т. Ну и что?
У р с у л а. Там не только русские. Я видела, как из лазарета вышли две женщины, немки… русские врачи оказали им помощь. Я хотела уйти от вас… убежать. Мне было страшно одной, но с вами еще страшнее. Когда я вышла наверх, мне было уже все равно, что со мной сделают. Но русские меня не трогали. А когда я увидела, что они подобрали этого несчастного старика… Гельмут, вы не должны этого делать! Это грех… это большой грех!
Г е л ь м у т (заметив белую повязку на руке Урсулы). Что у тебя на руке? Белая повязка?! (Бросается к Урсуле, бьет ее по лицу.) Дрянь! Продажная шкура!
Андрей бросается на Гельмута, выбивает у него автомат, опрокидывает его на пол.
А н д р е й. Гад! Подонок!
Гельмут и Андрей борются, пытаясь дотянуться до автомата. Урсула застыла в испуге. Вбегают Т е о, Р е й н г о л ь д и Д и т е р с ящиком.
Г е л ь м у т. Тео, на помощь! Ренни, Дитер!
Тео и Рейнгольд бросаются на Андрея, связывают его.
(Поднимаясь.) У него были развязаны руки! Кто его развязал? (Урсуле.) Ты, гадина?!
У р с у л а. Нет, клянусь, я не развязывала его…
Г е л ь м у т. Врешь! Ты! Поэтому ты и сбежала? Развязала ему руки и сбежала?!
А н д р е й. Никто меня не развязывал. Я сам.
Г е л ь м у т. Не считай меня дураком. (Тео и Рейнгольду, показывая на Урсулу.) Свяжите ее. Она пожалела русского. Ну что ж, пусть разделит его судьбу. Что вы стоите как чурбаны? Вы что, не слышите? Связать ее!
Р е й н г о л ь д (Гельмуту). Ты хочешь оставить ее здесь, с русским?
Г е л ь м у т. Вы что, не слышали моего приказа?
Т е о. Урсула, зачем ты это сделала?
Д и т е р. Она этого не делала. Оставьте ее — это я… развязал раненого.
Т е о. Ты?
Р е й н г о л ь д. Предатель.
Т е о. Дитер? Это неправда. Ты это сделал?
Д и т е р. Да, то, что вы задумали… то, что задумал Гельмут, это бесчеловечно. Нельзя убивать безоружных. Даже на войне. И даже в таком положении, в котором мы оказались. Я не хочу быть убийцей.
У р с у л а. Тео, там, в лазарете, не только русские, там наши… Я сама видела, как туда понесли старика с гранатой.
Д и т е р. Учителя Наумана?
У р с у л а. Я не знаю, кто он… (Тео.) А во дворе русский повар кормит детей. Кухня стоит возле самой стены этого подвала… где-то здесь, совсем рядом.
Г е л ь м у т. Разнюнилась! Русской каши захотела! Ты лучше покажи им свою повязку!
Т е о. Ну и что… Нам всем придется надеть эти повязки. Гельмут, ты должен отказаться от своего плана. Тем более что ты знаешь то, чего не знают они.
Р е й н г о л ь д. Чего мы не знаем?
Г е л ь м у т. Тео, молчи. Слышишь, я приказываю тебе молчать!
Т е о. Нет, Гельмут, хватит. Пусть они знают. Еще два часа назад русские ворвались в рейхстаг, их танки были на Фридрихштрассе и у рейхсканцелярии. Все. Нам капут. Война кончилась.
Г е л ь м у т. Так. А ты что скажешь? Рейнгольд, ты, который дал слово самому фюреру?
Р е й н г о л ь д. Вообще-то, Гельмут, Тео, наверное, отчасти прав… в чем-то… (Испуганно посмотрел на Гельмута.) Нет, ты не сомневайся, я буду с тобой до конца.
Г е л ь м у т. Тебе не стыдно, Тео? Из всех вас только Рейнгольд остался настоящим солдатом. Но не надейтесь, что я позволю вам нацепить белые повязки и спокойно выйти отсюда! Ренни, свяжи Дитера.
Т е о. Не трогай его, Ренни!
Г е л ь м у т. Рейнгольд! (Направил автомат на Тео.) Ты знаешь меня, Тео. Если понадобится, я убью тебя.
Рейнгольд связывает Дитера.
Т е о (тихо, Урсуле). Уходи отсюда. Живо!
Урсула бежит к выходу.
Г е л ь м у т. Назад! Стоять на месте!
Урсула останавливается.
А теперь, Тео, приведи в порядок свои нервы и принимайся за дело.
Тео не двигается.
Времени в обрез, Тео. Нам надо торопиться.
Тео все еще стоит на месте.
Ну?
Т е о. Не пугай меня, Гельмут. Ты не выстрелишь.
Г е л ь м у т. Почему не выстрелю?
Т е о. Потому что ты не хуже меня знаешь… Выстрел может вызвать детонацию и взрыв. Ты не станешь рисковать своей драгоценной жизнью.
Г е л ь м у т. Ошибаешься, Тео. Я выстрелю, даже если это будет стоить мне жизни. И потом… я надеюсь, что ты поступишь, как рыцарь… Неужели ты хочешь, чтобы погибла эта девчонка?
Т е о. Отпусти ее. Она уйдет, тогда я сделаю все.
Г е л ь м у т. Она останется, пока ты не подготовишь взрыв.
Т е о. Я всегда знал, что ты бесчувственная скотина, но что ты такая гадина…
Г е л ь м у т (вскинул автомат, направил его на Тео). Ну?
Тео прилаживает взрывное устройство.
На улице.
К о р о б к о в и С и н и ц а.
С и н и ц а. Коробков, а где у нас еще катушка?
К о р о б к о в. Моя — вот она.
С и н и ц а. А моя?
К о р о б к о в. Твоя?
С и н и ц а. Моя где?
К о р о б к о в. Твоя? Ты и скажи — где она?
С и н и ц а. В подвале забыл. Где мы с тобой, Коробков, в тупик уперлись.
К о р о б к о в. Ну?
С и н и ц а. Вот тебе и ну. Придется обратно в подвал лезть.
К о р о б к о в. Выходит — надо лезть.
С и н и ц а. А не страшно в подвал-то лезть?
К о р о б к о в. Чего бояться-то?
С и н и ц а. А вот видел… старик-то этот с гранатой… он из подвала вылез… Влезем мы с тобой в подвал, Коробков, а там еще один старичок с гранатой… Как жахнет!
К о р о б к о в. Вот уж истинно… язык без костей! Тьфу на тебя, балаболка!
Подвал.
Г е л ь м у т. Ты поставил часовой механизм на десять минут?
Т е о. Да, на десять минут.
Г е л ь м у т. Много. Хватит и пяти.
Т е о. Мы не успеем уйти достаточно далеко.
Г е л ь м у т. Ставь на пять. Нам далеко и не надо. Я не уйду, пока сам не услышу взрыв. Ставь на пять минут. Ну?!
Т е о. Поставил.
Г е л ь м у т. Снимай предохранитель.
Т е о. Снял.
Г е л ь м у т. Включай.
Т е о. Включай сам.
Г е л ь м у т. Ничтожество! Уходите все! Быстро!
Р е й н г о л ь д. Скорее, скорее! (Убегает.)
Г е л ь м у т (Урсуле). Ты что застыла? Или хочешь остаться с ним?
У р с у л а. Господи… (Убегает.)
Г е л ь м у т (Тео). Ну, живо!
Тео уходит.
(Дитеру.) Ты думал, что этот русский спасет тебе жизнь… в благодарность за предательство? (Нажимает ручку часового механизма.)
Возникает усиленный звук метронома.
У вас еще много времени — целых пять минут. (Уходит.)
Лифанов. Воображаемый разговор.
Л и ф а н о в. Андрей… Андрюша, где же ты? Где ты, Андрей?
А н д р е й. Я здесь, лейтенант.
Л и ф а н о в. Здесь?
А н д р е й. Внизу.
Л и ф а н о в. Что ты там делаешь? Почему не подойдешь ко мне?
А н д р е й. Я не могу.
Л и ф а н о в. Что с тобой?
А н д р е й. Мне осталось жить… всего пять минут, Володя.
Л и ф а н о в. Пять минут? Откуда ты знаешь?
А н д р е й. Часовой механизм рассчитан на пять минут. Ты слышишь этот звук?
Л и ф а н о в. Слышу.
А н д р е й. Через пять минут произойдет взрыв. И мы взлетим на воздух. И я. И ты. Все.
Л и ф а н о в. И ты так спокойно говоришь об этом?
А н д р е й. Я ничего не могу сделать. Я связан.
Л и ф а н о в. И ты… не боишься смерти?
А н д р е й. Боюсь. Я не хочу умирать. Но я ничего не могу сделать. Они связали меня, сами ушли. Ты слышишь, как идет время?
Л и ф а н о в. Я ничем не могу тебе помочь. Я лежу на операционном столе, и врачи борются за мою жизнь. Неужели они борются напрасно?
А н д р е й. Если бы я мог, я отдал бы свою жизнь… чтобы спасти тебя, и всех, и Тамару. Я сделал все, что возможно… Прощай, Володя.
Л и ф а н о в. Нет, Андрей, так умирать нельзя. Ты слышишь меня? Так умирать нельзя.