Он без лишних слов подхватил её на руки и побежал дальше. Лиза обвила его за шею обеими руками и прижалась всем телом – как испуганная маленькая девочка.
И вдруг она увидела сестру. Та металась по рыночной площади, кутаясь в мамину пуховую шаль, на лице был написан ужас.
– Лида! – что было сил заорала Лиза. – Лида!
Лида наконец тоже увидела её и кинулась через всю площадь, спотыкаясь об оставленные торговцами мешки и ящики.
– Лиза! – истерично кричала она.
Бежали все: и солдаты, и мирные жители. Бежали в разные стороны, укрываясь кто где мог. Дымились чёрные воронки бомб, горели покорёженные автомобили. Мимо пронёсся чумазый босоногий мальчишка на лошади без седла и ловко перескочил через низкий штакетник. Из-под копыт взвился дёрн, росшие на клумбе пёстрые цветы оказались втоптанными в землю лошадиными копытами. Грохнул взрыв, и мальчишка мешком скатился с гладкой спины и упал лицом в клумбу, раскидав руки в стороны, а лошадь с громким ржанием встала на дыбы.
Лида порывисто обняла Лизу. В глазах её металась дикая паника.
– Где родители? – спросила Лиза, и она вдруг расплакалась, по чёрным от сажи щекам градом побежали слёзы.
– Они выйти не успели! – завопила она. – Я успела, а они нет! Наш дом сгорел, и они были внутри!
Сердце ухнуло в обжигающе ледяную пропасть. Как нет? Как не успели?..
Узкие двери бомбоубежища были заперты на висячий амбарный замок. Вадим попытался сбить его, но ничего не выходило, и тогда он принял решение спрятать их с сестрой в подвале.
– Когда достану ключи, – сказал он, – выведу вас. Не бойтесь, не паникуйте. Я уверен, всё будет хорошо.
У входа в подвал Лиза крепко обняла его. Он прижал её к себе – всего на мгновение – а потом решительно разомкнул объятия и толкнул к подвалу. Лиза заплакала.
– Не уходи, – молила она. – Там страшно, там бомбы!.. Пожалуйста, Вадим, останься!
Вадим качнул головой.
– Я военнообязанный, – отчеканил он. – И не имею права прятаться.
Он развернулся и побежал в сторону своей части. Лиза сквозь слёзы смотрела ему вслед. Военная форма сидела на нём идеально, широкую спину пересекал тонкий ремешок планшетки. Её муж. Старший сержант. Она так гордилась им и так была счастлива… кто бы знал, каким будет утро их первой брачной ночи!
Она посмотрела на Лиду. Та сдавленно всхлипывала, приложив руку к груди. Из темноты подвала веяло сыростью, а пораненная нога ныла. Она потянула сестру за собой.
– Идём. Спрячемся.
– Нет! – испуганно запротестовала Лида. – Я не пойду туда! Там пауки, крысы… я боюсь!
– Не дури! – сквозь зубы процедила Лиза. – Пауки, крысы! А бомб ты не боишься?!
Ей самой было страшно. Страшно до тягучей тоски и мелкой дрожи в коленях, но она справлялась как могла. Правильно Вадим сказал – некогда сейчас бояться. В конце концов, она теперь офицерская жена, а потому вести себя должна соответственно.
Лиза решительно взяла Лиду за руку и потянула за собой, но та с криком вцепилась в ручку выкрашенной в синий цвет металлической двери. Лиза чертыхнулась и попыталась разжать её пальцы. Бесполезно. Она глубоко втянула носом воздух. Взгляд упал на удалявшуюся фигуру Вадима.
И тут прямо перед ним ударил взрыв. Лиза видела, как взрывная волна словно тряпичную куклу отбросила его назад, и он упал на спину, неестественно подогнув ногу. Внутри разлился ужас, и на какое-то мгновение мир стал полностью беззвучным: пропал куда-то протяжный заунывный вой сирены, смолкли неумолчный грохот и полные страха крики. Она смотрела на мужа, что лежал посреди мостовой, и больше ничего не существовало. А потом резко рванулась вперёд и прыжками побежала к нему через полыхающую яростным огнём улицу.
– Лиза! – испуганно визжала за спиной сестра. – Куда ты?! Вернись!
Вадим смотрел в подёрнутое чёрным дымом небо остановившимся взглядом, вместо живота зияла сплошная рваная рана. Пряжка ремня потонула в жидком кровавом месиве, часть которого размазалась по тротуару. Вадим вздрагивал всем телом, будто пытаясь встать, губы шевелились. Лиза прижала ко рту ладонь. Из желудка волной поднялась тошнота, но она сдержала её и отступила на шаг назад.
«Ему не поможешь уже», – всплыла в сознании холодная чёткая мысль, и Лиза бросилась обратно к подвалу. Зубы стучали мелкой дробью, как в ознобе, по спине потоками струился пот, а дыхание отдавалось шумом в ушах.
Она ещё не знала, какой страшный, выжженный взрывами след существует теперь в её девичьей чистой душе. Не знала, что будет раз за разом видеть всё это во снах – даже тогда, когда война давным-давно уже закончится. Что будет опять и опять возвращаться в то утро после собственной свадьбы и переживать всё заново по несколько тысяч раз.
Не знала, что отныне прежней Лизы нет – она осталась рядом с погибшим супругом среди полыхающей огнём улицы Брестской крепости.
3.
Лиза следила через прицел снайперской винтовки, как немцы разгружают грузовик и мысленно считала ящики. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Куда столько? Неужели во всех взрывчатка? И зачем им столько, что они взрывать собрались?
Сзади хрустнула ветка, и она машинально замерла. В вышине закричала испуганно сорока, а в высокой траве одна за другой юркнули несколько ящерок. Лиза не оборачивалась, вжавшись в землю всем телом и стараясь не шевелиться. Она вся обратилась в слух. Кто-то медленно и осторожно пробирался через бурелом среди деревьев – Лиза была абсолютно уверена в этом. Неужели немцам всё-таки удалось вычислить её лёжку?
Она бесшумно подтянула к себе винтовку. Главное – не выдать своего присутствия неосторожным движением. Она смотрела сквозь тонкие ветки куста на засыпанную прошлогодней листвой землю. Кто-то остановился сзади, буквально в пяти шагах от неё, и Лиза услышала шёпот. Значит, их несколько, по крайней мере двое.
В поле зрения появились два рваных коричневых штиблета. На одном отсутствовал шнурок, на втором отходила подошва. Кожа сильно морщилась на сгибах. Лиза насколько могла вскинула глаза. Видеть человека она могла только до пояса, но и этого хватило, чтобы понять – это не немец. Драные потёртые штаны, надставленные понизу куском линялой ткани синего цвета, свободно болтались на худощавой фигуре, поддерживаемые только куском шпагата, что был повязан вместо ремня. Видавший виды пиджак без пуговиц свисал до середины бедра. Скорее всего, это местные, которые даже не догадываются, что буквально в метре от них залёг снайпер.
– Смотри-ка, Евстигней, – едва слышно прошептал человек, – я же говорил, будут мосты или сжигать, или подрывать. Смотри! Уже даже динамит привезли, собаки!
Второй что-то пробормотал в ответ и напряжённо засопел. Некоторое время оба молчали.
– Ну точно! Что делать-то будем? Может, их тут всех перестреляем к едрени фени?
– Ну ты чего! – возмутился первый, обладатель «модных» штиблет. – У меня пять патронов осталось! Да и нас с тобой двое, а их вон, две роты! Куда против них вдвоём-то?
– Да ладно, тебе, Свиридов, – не сдавался второй. – Вот что будет, если грузовику бак прострелить?
– Что-что! Дырка будет!
– Ага! – довольным шёпотом засмеялся второй. – А из дырки бензин потечёт. И если правильно выстрелить, то всё у них там так полыхнёт, что мама не горюй!
Лиза невольно подивилась его изобретательности. Ведь и правда, нужно только дать запал, а дальше, если в ящиках действительно взрывчатка, всё пойдёт как по цепочке! Как она сама до этого не додумалась за те пять с лишним часов, что лежит тут? Вот только выстрел должен быть один и очень точный, потому что в случае промаха немцы снимут её, как белку, ведь пули-то у неё в винтовке обычные, не зажигательные, и процент того, что испарения бензина дадут взрыв нужной силы, весьма мал.
– Это ты здорово придумал, – оценил идею первый. – И догнать нас немчура не сможет, лес не знают… Попробовать можно!
Лиза бесшумно подняла голову. Высокий худой старик со впалыми, поросшими серой щетиной щеками и косматыми седыми бровями, щурясь, пытался взять прицел. За его спиной стоял юнец лет пятнадцати на вид в перепачканной обтрёпанной кепке.
– Не стрелять! – громким шёпотом приказала Лиза.
Старик вздрогнул от испуга и заозирался, а парень выпучил глаза.
– Кто здесь?..
– Я.
Лиза откинула в сторону утыканную цветами и травой маскировочную сетку и, закинув винтовку на плечо, встала в полный рост. Она знала, что немцы не смогут её увидеть со своих позиций – давно выучила местность как свои пять пальцев. На вымазанном засохшими полосами грязи лице, как два изумруда, сияли громадные ясные глаза.
– Э-э… – недоумённо протянул юнец, оглядывая её с головы до ног.
– Лейтенант Фабиш, – отчеканила Лиза и приложила руку к пилотке. – Кто вы такие и что тут делаете?
Они удивлённо переглянулись.
– Местные жители мы, – ответил старик. – Из деревни тут недалеко. Той, которая сгорела. На немцев охотимся.
Лиза нахмурилась.
– А кто давал вам позволение заниматься самодеятельностью на территории, где ведётся особо секретная операция? – строго спросила она. – Сейчас открыли бы пальбу, выдали себя врагу, сорвали мне задание, и мы бы втроём бегали по лесу, как идиоты!
– Так мы ж не знали про операцию! – попытался отбиться юноша. – И это… Не хотим мы, чтобы немцы все мосты перевзрывали! И чтоб вообще лазили тут!
Лиза задумчиво смотрела на них, покусывая губу. Ей был дан чёткий приказ: не стрелять, и она не имела права его нарушать. Но и отпустить немцев со взрывчаткой на все четыре стороны тоже было идеей не из лучших. Впрочем, это не ей решать.
– Откуда вы знаете, что там взрывчатка? – наконец спросила она.
Парень переступил с ноги на ногу, покраснел до ушей и вскинул подбородок, но тут же снова вперил глаза в землю.
– Больше нечего им тут возить. Или боеприпасы гонят на Запад, или взрывчатку для моста, по которому раньше поезда ходили.
– Значит, так, – после недолгого молчания решила Лиза. – Идти в открытый бой вам нельзя. У них численное превосходство, да и оружия куда как больше. От пуль ваших, – она кивнула на охотничье ружьё, которое мужчина держал в руках, – бензин не загорится, и следовало бы вам это знать. Просто зазря патроны потратите.
– Так точно, товарищ лейтенант! – в один голос ответили они.
– А почему бензин не загорится? – добавил юнец.
Лиза усмехнулась.
– Потому что нужную искру даёт либо трассирующая пуля, либо зажигательная. Стрелять трассирующей – всё равно, что открыто заявить немцам: «Эй, смотрите, я тут!»
– Теперь буду знать… – пробормотал он и принялся оправдываться: – Мы просто не военные… Нас в военкомате не взяли по возрасту. Выгнали. И мы решили сами, вдвоём… А то чего немцы тут ходют, как у себя дома! На машинах своих раскатывают! Отбирають всё! Кур всех перерезали, собаки!..
– Тогда ясно, почему вы такие доверчивые, – хмыкнула Лиза. – А если я немецкая диверсантка? Об этом вы не подумали? Даже документы не спросили, вояки!
Немцы уже полностью разгрузили грузовик. Двое конвойных отдыхали, стоя у опустевшего кузова, и болтали о чём-то, по всей видимости, весёлом – оттуда то и дело слышались взрывы смеха. Водитель мирно курил у кабины. Его маленькие глазёнки внимательно обшаривали местность вокруг. В какой-то момент Лизе показалось, что он смотрит прямо на неё, и она автоматически сделала шаг назад.
Она знала этот лес вдоль и поперёк – успела выучить за то время, что вела тут охоту на фрицев – и потому без труда вышла к своей потайной тропке. Различить её, если не знать, где она находится, было невозможно, и Лиза чувствовала себя здесь в полной безопасности, но всё равно чутко прислушивалась к каждому звуку. Это тоже прочно вошло в привычку, и порой она даже просыпалась среди ночи, если слышала шаги или голоса. Лиза от природы обладала чутким слухом и отменным зрением, что помогло ей положить за год семьдесят четыре фрица. А поистине звериное чутьё ни разу не подвело. Она безошибочно определяла места лёжек немецких снайперов: слышала каждое их движение.
Немцы дали ей прозвище «русская волчица» за меткость стрельбы. За её поимку даже обещали хорошее денежное вознаграждение, что доставляло ей особое удовольствие. Правильно, пусть боятся! Потому что живой она им в руки никогда не дастся, будет до последнего вздоха, до последнего удара покрытого уродливыми шрамами сердца убивать их – безжалостно, чётко, твёрдой рукой нанося удар за ударом. И пусть называют её как хотят: волчицей, фрау с автоматом, призраком, как это было в крепости – сути это не изменит. Она станет палачом, карателем для каждого из них.
Сердце подпрыгнуло в груди, между рёбер больно кольнуло, и Лиза остановилась на минуту, чтобы отдышаться. В груди разверзлась бездонная чёрная дыра, горло будто сдавили тисками, и ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Вспоминать о первом дне войны до сих пор было больно и страшно. Страшнее, чем воевать на передовой.
Лиза давно уже провела черту в своей жизни, отделив «до» и «после», всеми силами пытаясь вытеснить воспоминания о «до». Но порой они врывались в сознание настырными непрошеными гостями и принимались раздирать её на части, а она ничего не могла с этим поделать, потому что они составляли часть её жизни. Потому что тогда, в тот роковой день она родилась заново – без своего на то желания. Наивная романтическая девчонка по имени Лиза Левицкая, молодая жена Вадима Левицкого, погибла 22 июня 1941 года, а на её место пришла лейтенант Елизавета Фабиш – молчаливая женщина с жёстким взглядом и не терпящим возражений, твёрдым и холодным, как сталь, характером.