"Не вернусь домой! Все!" - билась, болезненно пульсировала в голове мысль. - "Убегу!"
Но куда? Она побежала по ступенькам вверх, где - она знала - чердак был, как всегда, закрыт на амбарный замок. Но все равно подергала дверь, поколотила в нее кулаками, захлебываясь застилавшими глаза слезами. Куда идти?! Идти некуда! Идти - не к кому!
Она сползла по стене на корточки, пуще взвыв и закрыв лицо грязными ладошками.
Подхватившись вновь, Даша бросилась по лестнице вниз, торопясь, скорее, скорее... Вырвалась на залитое солнцем подворье. Как ощутимо оказалось это тепло первого осеннего дня. А у Даши - она только теперь заметила - руки и ноги давно окоченели и были совсем ледяными. От голода и от нервного потрясения. К горлу снова стремительно подкатила тошнота, но быстро пропала вновь.
Даша покрутила головой, посмотрела по сторонам, куда бы наметить маршрут. Идти некуда. Плана действий нет. Но и в отчем доме нет ей места.
Внезапно по двору раздался гулкий басовитый лай. Его Даша узнала мгновенно. Доберман из третьего подъезда, которого хозяева выпускают на улицу по его собачьим делишкам самого, без присмотра, просто открывая ему дверь квартиры, - дескать, он такой умный, что, справив надобность, сам возвратится домой. Собственно, так оно и было. Пес никого из людей не трогал и местных жителей ничем не беспокоил, так что они не были против. Но никто ведь не знал - и дела никому не было, - какие отношения сложились между доберманом и второклассницей Дашей.
Собака ненавидела запах алкоголя. Вот на пьяного она могла бы и броситься, и уж точно не позволила бы погладить себя человеку с перегаром. Благодаря чему во дворе никогда не задерживались надолго местный алкоконтингент. Это тоже делало честь псу в глазах жильцов двора.
Наверное, доберман улавливал своим чутким обонянием этот запах, хочешь-не хочешь, а въевшийся в вещи и одежду девочки. И с первой встречи ее возненавидел...
Даша, увидев пса, вздрогнула, понимая, что очередная встреча с ним не сулит мирного исхода. Она глянула в сторону высокого ореха, на котором всегда находила от него укрытие, ловко взбираясь на ветви. До него сейчас она смогла бы добраться всего в несколько широких шагов.
Доберман, рыскавший влажным носом в короткой траве и фыркая, вдруг дернулся и поднял голову от земли, обнаружив "неприятеля".
Не медля больше ни секунды, Даша ринулась к ореху, в момент преодолев расстояние, и вспорхнула на ветви, поднявшись на третью по счету от земли, где доберман ее точно не достанет. Ринувшийся за девочкой пес, шумно фыркая, покрутился у ствола, поглядывая на ребенка, которому в который раз удалось удрать. Зычно пролаял трижды и побежал обратно к газону, который до этого исследовал. Однако глаз с Даши не спускал и даже периодически возвращался к ореху, ставил передние лапы на ствол и, выжидательно округлив глаза и навострив уши, поводил головой, чтобы получше рассмотреть потенциальную добычу. Даша знала, что пытаться слезть бесполезно, пока Лорд во дворе. Она уселась поудобней на толстой ветке. Но прошло уже довольно много времени, а он все не уходил, бегал по двору, грациозно переступая длинными, тонкими, жилистыми лапами. Похоже, хозяева позабыли о любимце, а может их и вовсе не было дома. Даша вся извелась на неудобном седалище, а спасительного призыва с лоджии третьего подъезда - "Лорд, мальчик, домой!" - все не раздавалось. Пес, казалось, специально подбегал к дереву, поскуливая нетерпеливо и периодически громко лаял, будто напоминая притаившейся, словно белка, девочке о своей глубокой неприязни.
Даша чувствовала себя самым несчастным ребенком на Земле, вспоминая сегодняшние издевки сверстников, мать в невероятном положении тела между двумя маргиналами; желудок страшно крутило от голода, и рези, казалось, усиливались с каждой минутой. Еще и эта собака. Солнце уже стало смещаться к горизонту, еще час-полтора - и совсем стемнеет. А дурацкий Лорд не дает слезть с дерева.
Даша снова тихонько заплакала, похныкивая.
"Чем я мешаю этому миру?!" - вдруг молчаливо вскрикнуло не по дам повзрослевшее подсознание. - "Что я такого сделала вам всем?! Это все моя мать! Это она делает плохо, делает плохие вещи, а не я! Даже собака меня ненавидит! Только потому, что я пахну невыветривающимся из квартиры перегаром! Перегаром моей матери и ее дружков-алкашей!"
Уткнувшаяся лицом в сжатые кулачки Даша плакала от тяжести несправедливости, давившей на ее тощие плечи. И не сразу поняла, что спасительный зов все-таки раздался, - наконец-то! - и длинноногий надсмотрщик" рысью помчал в третий подъезд.
Даша вытерла с щеки, которая уже давно темнела грязными потеками, слезы и подумала, что пора попытаться слезть. Вот только это дело не обещало легкого исполнения. Затекшие ноги с трудом сгибались и разгибались, дрожавшие от голода и усталости руки плохо слушались, а копчик ломило от долгого сидения на твердой неудобной ветке.
Но пока она пыталась осторожно размять нижние конечности, из ее, первого подъезда, "грациозные, как лани", выбрались те двое "героев-любовников". Даша испуганно замерла, наблюдая, как они побрели, подволакивая ступни в потерявших вид кроссовках, куда-то прочь из двора. Даша с омерзением смотрела им вслед, передергиваясь от вида их заляпанной уличной грязью одежды, в которой они, без сомнений, зачастую валялись где-нибудь под забором или на ступеньках какой-нибудь "рыгаловки".
Значит, мать сейчас одна. Осталась дома и, скорее всего, спит пьяная, иначе бы усвистала вместе с этими...
Замерзшая, не смотря на по-летнему теплую погоду, Даша подумала, что было бы неплохо вернуться домой и, даже если в квартире снова не найдется ничего съестного, хотя бы лечь в свою кровать, закрывшись от Нади, и выспаться, отдохнуть, а то сил нет...
Только бы Надька спала, а то начнет пристебываться, изводить дочь пьяными бреднями и оскорблениями. Она у Даши буйная...
Но слезть девочка опять не успела. Внизу послышались шаги, и под тем самым орехом, где она сидела, прошел парень, вернее молодой мужчина в джинсах и белой футболке - дверь в дверь сосед по лестничной площадке - вроде шахтер, возвращавшийся с работы.
Соседство было абсолютно поверхностным - ни надежда, ни Даша и имени его не знали, впрочем, как и он их. Да и ни к чему! Стыд-то какой! Эх, знал бы он, что происходило порой за стенкой, в соседней двушке! Что происходило совсем недавно... Что пьяная вусмерть "хозяйка" задает храпака после алкогольно-распутной оргии...
Вспыхнувшая стыдом Даша дождалась, пока сосед скроется в подъезде и, наконец, слезла с гладких ветвей на твердую землю.
Она осторожно открыла дверь квартиры своим ключом. Еще на лестничной площадке Даша учуяла омерзительную смесь запахов, которая и так постоянно наполняла комнаты, но сегодня к ним присоединился еще какой-то странный смрад, доносившийся из кухни.
Даша заглянула на пищеблок, который зачастую, собственно, пищей не изобиловал. Возле плиты стояла, слегка покачиваясь, как стебелек на ветру, Надежда в засаленном байковом халате и всклокоченными волосами, некогда окрашенными в оттенок "блондин".
- Явилась, - недовольно проскрипела Надя, заметив дочь то и дело соскальзывавшим взглядом блеклых глаз. - Где шляешься, докука? Ночь на дворе.
- Еще не ночь. Только-только стемнело.
- Не учи мать! - агрессивно отреагировала Надежда, помешивая в эмалированной кастрюле, по-видимому, капусту, варившуюся целыми листами - да куда ж тут шинковать! Хватило бы автопилотного режима моторики на включение плиты да удерживание дрожащими пальцами ложки!
- Взяла моду! - распылялась Наденька. - Ты дорасти до моих лет - потом указывать будешь!
- Что указывать? - оробела Даша, вжав голову в плечи. - Я не указываю.
- ты мне помощью должна была вырасти! А ты что?! - Надя бросила ложку, и та почти полностью скрылась в "бульоне". - Я работаю, зарабатываю копейку, чтоб тебя, обузу, прокормить. Жрать готовлю! Сядь! - разозленно рявкнула невменяемая мать на дочку.
Даша, по опыту своему зная о непредсказуемости материнских действий, покорно опустилась на деревянный стул у грязного, покрытого липкой клеенкой, стола. Знала: в такие минуты ей лучше не перечить, авось быстрей проорется и истратит свой алкогольно-воинственный запал.
- И где твоя благодарность?! Ходишь все время с мордой недовольной! Чем тебе мать плоха, я спрашиваю?!
- Ничем, - тихо промямлила Даша, так, что Надежда, вероятнее всего, ее и не услышала, захлебнувшись в волне необъяснимого гнева.
Если бы Дашенька была постарше, она бы понимала, что перед ней предстал пьяный бред во всей своей красе - delirium tremens, - и, может, не пыталась бы отвечать на не интересующие саму Надю вопросы, дабы успокоить разбушевавшуюся мать. Но в силу детского восприятия и недопонимания ситуации и соответствующих ей медицинских диагнозов, девочка от чистого сердца не понимала, чем так разъярила маму.
- Во, глянь, спиногрызка! На мои ноги! - Надя с размаху бухнула свою ногу на колени Даше - ногу в мозолях, с артритными пальцами и отекшей голенью. - Видишь?! Видишь?!
Даша невольно поморщилась и попыталась столкнуть немытую конечность, но потерпела неудачу.
- А-а! - завопила Надя, у которой совершенно помутился разум. - Брезгуешь, тварь неблагодарная?! Я этими ногами хожу, деньги зарабатываю на кусок хлеба тебе и пузырек себе! Расслабиться! А тебе, видите ли, противно?! Мать плохая?!
Надя вдруг убрала ногу и - совершенно неожиданно - с размаху влепила дочке оплеуху тяжелой рукой. Даша вскрикнула и повалилась на пол.
- Пошла вон отсюда!! - заорала во всю глотку - нет, не мать, а, наверное, Баба-Яга, как показалось Даше, когда мельком бросила на нее перепуганный взгляд, - такая она была сейчас страшная, злая, лохматая и буйная.
В животе у Даши похолодело от ужаса, и она, не тратя больше времени даром, практически на четвереньках убежала прочь и, задыхаясь от спешки и опасения, что за ней будет погоня, заперлась в своей комнате - не на ключ, правда, но хотя бы заблокировала дверную ручку нажатием кнопки. Только теперь Даша почувствовала, как горит щека, как ноет десна и болит ухо.
Едва сдерживая рвущиеся рыдания, она приложила больную сторону лица к прохладной столешнице письменного и совершенно допотопного стола.
"Давно пора повзрослеть!" - вдруг мелькнула сама по себе оформившаяся, пышущая злобой, мысль. - "Детство кончилось!"
...Даша просидела у окна, пока во дворе не погас уличный фонарь. Она то тихо плакала, то сжимала тоненькие губы от вспыхивающей злости, то закрывала глаза, погружаясь в истинную печаль и давящее одиночество. Она слушала каждый шорох за дверью, в напряжении ожидая, что пьяница - матерью ее называть уже не было сил - в любой момент может вломиться в комнату. Но царившая здесь темнота - Даша не включала ни единого осветительного прибора, так было уютнее и... безопаснее, - похоже, ввела Надежду в заблуждение, что дочка уже спит. Каждый звук, доносившийся из-за двери, все крепче заключал Дашу в холодные и костлявые объятия внутреннего напряжения, заставляя вздрагивать и с опаской смотреть на дверь.
Дождавшись, когда стихнут пьяные маты себе под нос и грохот кастрюль, Дашенька осторожно вышла в коридор. В квартире было темно и тихо. Девочка заглянула в комнату сладко храпевшей надежды и, убедившись, что та совершенно непритворно спит, ощутила, как неожиданно расслабились ее худенькие плечи, которые уже с самого утра были поджаты из-за нервного напряжения. Она воспрянула духом и почти радостно побежала на кухню.
Позаглядывала в хлебницу, в шкафчики... даже в кастрюлю, в которую Надя так и не вспомнила положить ничего кроме капустных лохмотьев. Но это варево Даша не решилась есть даже сейчас, когда живот крутили судороги и жгучая боль в желудке. Вдохнув горячего пара, Даша заметила, что руки задрожали гораздо сильнее. Она закрыла крышку, включила соседнюю конфорку, набрала воды из-под крана и поставила чайник. Хоть кипяточку погонять, заварки-то в этом доме все равно не найти. Даша тем временем открыла дверцу до неприличия древнего холодильника и осмотрела пустые полки; лишь на дверце оказались три чесночные головки, какой-то сухарь - совсем маленькая хлебная корочка, и пакетик с горстью сухофруктов. Даша едва не издала радостный визг при виде столь замечательной находки и вцепилась пальцами в узелок полиэтиленового кулька.
Завидев столб вырывавшегося из носика чайника пара, девочка сбегала в свою комнату, принесла свою кружку, которую из соображений санитарной гигиены хранила у себя, чтобы ею не воспользовались мамины "гости", и наполнила кипятком. Затем приставила к мойке табуретку и, взобравшись на нее, достала из настенного шкафчика залапанную чьими-то грязными пальцами сахарницу - некогда гордость и деталь вполне пристойного сервиза, который - нетрудно догадаться - давным-давно был выменян на "пузырек, расслабиться".
Сахара в ней - вот удивление! - не оказалось. Даша соскребла ложкой намертво приставшие остатки песка с ее стенок. Вода в чашке почти не изменила своего вкуса, но... здесь скорее важен сам факт.
Прибрав все, как было, Дашенька подхватила "ужин" и вернулась в свою комнату. Уселась за стол, включила настольную лампу и стала жадно жевать кусочки сушеного яблока, осторожно прихлебывая еле-еле сладковатый кипяток. Руки у девочки и впрямь сильно тряслись; а сухофрукты совсем скоро кончились, что для голодного - очень голодного - человека было немалым огорчением.
Даша допила горячую воду и легла в постель, закутавшись в одеяло так, чтобы наружу выглядывал только нос. Не смотря на совсем еще теплую погоду, она мерзла и испытывала слабость.
Лишь бы уснуть... И еще один ужасный день закончится... Еще один безрадостный... Еще один скудный день... Еще один голодный... Хорошо уснуть и... не осознавать...
II
Утро пошло по накатанной: Даша встала в семь и, только умывшись, но не завтракая, надела школьную форму и сложила в портфель нужные учебники.
- Даша! - скрипуче позвала Надежда из своей комнаты.
Девочка в нерешительности остановилась в прихожей: что делать? Общаться с мамой не хотелось, но проигнорировать и убежать, значит получить позже нагоняй - с памятью у Наденьки, когда она трезвая, беды нет.
- Дашка! - гораздо недовольнее прозвучал хриплый повторный окрик. - Иди сюда, сучка недоношенная!
Почувствовав, как руки-ноги сразу стали ватными, Даша двинулась-таки вглубь квартиры на материнский зов.
Даша с унынием задумалась - правда? Правда, недоношенная? Или это просто присущее Наде отсутствие контроля и "ответа за свой базар" подкидывает в ее речь обидные эпитеты?
Надежда лежала на разложенном диване без признаков постельного белья на нем. Сама она лежала на спине, свесив голову вниз и раскинув ноги в разные стороны.
Даша едва не закрыла нос от смеси ужасающих кисло-горьких, тошнотворных запахов. Смотреть на мать или предметы интерьера ее спальни тоже не было сил, и Даша старалась отводить взгляд на пейзаж за окном.
- На, - протянула Надя ей пару мятых десятирублевых купюр и добрую горсть монет. - Сходи, купи чекушку. Только бегом. Плохо мне...
Даша взяла деньги и сразу отступила обратно за порог комнаты.
- Да поживее! - приказала Надежда. - Попробуй только не принести или набедокурить чего - башку оторву.
Даше, вообще-то, и в голову не пришло бы ослушаться, но Надя, видимо, считала своим родительским долгом пригрозить дочке - для чистоты исполнения поручения.
Дашенька застегнула ремешки босоножек и побежала вниз по лестнице.
Во дворе щебетали птицы, и солнце нежными утренними лучами ласкало полусонный пейзаж. Даша, прищурив один глаз, с удовольствием подняла лицо к небу: каким чудесным творением является природа! Даже когда тебе очень плохо, она имеет свойства отвлекать и успокаивать натянутые нервы. Да, мало кто из детей ее возраста способен оценить прелесть утреннего, еще незагазованного автомобилями, воздуха, спокойствие и умиротворение, какое способен дать один взгляд на светло-лиловые и позолоченные облака на бледной, почти белой, глубине неба.