Повинуясь внутреннему порыву, беру в руки чёрный камень генерала. Он лёг мне в ладонь, и я ощутил непонятное излучение, он словно насторожился и, в тоже время испытывает ко мне странное доверие - невероятное чувство, будто камень принял меня за своего. Под удивлённым и восхищённым взором Стелы, я повертел его в руках, поладил чёрную поверхность и, испытывая внутренний трепет, осторожно положил на место.
- Здорово! Как тебе удалось его взять? - воскликнула девушка.
- У меня такой же ... может, поэтому? - пожал я плечами, но чувствую, всё не так просто как хочется, что-то назревает, какие-то события, холодок пробежал по спине.
На часах шесть вечера, пара уходить, стараюсь незаметно намотать портянки, вроде как-то не эстетично это делать в присутствии красивой девушки, но Стела стоит в коридоре, прислонилась к косяку двери, насмешки в глазах уже нет, бесцеремонно наблюдает за моими манипуляциями. Наконец натягиваю сапоги, чуть освобождаю на поясе ремень, чтоб не слишком походить на молодого бойца, бодро произношу: - Пока, Стела.
- Пока.
- Я пойду?
- Иди.
- Как-нибудь встретимся?
- Зачем?
- Ну, - теряюсь я, - Фиолент показать.
- Ах это... ты служи, Кирилл, - неопределённо говорит она, суёт мне пакет с остатком торта и открывает дверь.
Выхожу, испытывая двоякое ощущение, вроде страстно хочу остаться, в тоже время, вздыхаю с облегчением.
Первым делом иду на свою стройплощадку. Ба! В удивлении присаживаюсь, у забора стоят ровные кубы из кирпича, распределены даже по оттенкам. Полковник сдержал слово. Скоро должен прийти прапорщик Бондар, а вот и он, лёгок на помине - грузно шествует со старшим сержантом Селеховым. Быстро хватаю пару кирпичей и, когда они показываются, натужно пыхтя, с кряхтением закладываю их на прежние места, вытираю со лба несуществующий пот. Немая сцена, челюсти у товарищей с грохотом вываливаются из пазов, глаза выкатываются и едва не падают вниз.
Стряхиваю невидимую пыль, строевым шагом луплю к прапорщику, лихо докладываю: - Товарищ прапорщик, рядовой Стре... Панкратьев ваше приказание выполнил!
- М-да, - жуёт губы прапорщик Бондар, - многое на своём веку видел, но чтоб так меня ошеломить?! Что скажешь, Селехов?
- Поощрить надо бойца, - старший сержант в удивлении вращает глазами. На фоне этих кирпичей, даже его многочисленные значки на гимнастёрке померкли.
- Хорошо, я согласен на индивидуальные тренировки, - гудит прапорщик Бондар.
- На полчаса раньше до подъёма можно вставать? - наглею я.
Прапорщик окидывает взглядом незыблемо стоящие кубы из кирпича, неожиданно вздыхает: - Добро, на полчаса можно, но чтоб на завтрак не опаздывал.
Я невероятно обрадовался, мне страшно не нравилось по утрам слышать: "рота подъём!!!" - затем толчея, суета, пихая друг друга, лихорадочно одеваются, бегут строиться и, не дай бог, кто опоздает в строй! Звучит команда: "рота отбой!!!" - затем снова: "рота подъём!!!" - и так до десяти раз, сержанты любят поразвлечься над молодыми.
Старший сержант кривится, но оспаривать решение старшины роты не смеет, это чревато последствиями. Рассказывали, как один дембель, как это говорят, "положил на всё", посчитал себя гражданским человеком. Не спеша прогуливался на крыльце, гимнастёрка расстегнута, ремень болтается чуть ли, не до колен, лущит семечки прямо на выходе из казармы и шелуху бросает на пол. Прапорщик Бондар остановился подле него, долго смотрел в наглое лицо, затем взял двумя пальцами толстый изгиб воротника и напрочь разорвал его пополам, даже дым пошёл! Надо обладать чудовищной силой, чтоб так сделать. Дембель это оценил, весь день ходил в тихом потрясении, старательно приводил себя в порядок, сшивал воротник и до самого увольнения в запас шарахался от большого и доброго прапорщика Бондара.
В роте всё как прежде, дневальные ползают на четвереньках, натирают и без того сияющие полы, ефрейтор Матвеев на турнике крутит "Солнышко", старослужащие собрались кучкой, разбирают посылку, пришедшую молодому бойцу. Тот стоит рядом, терпеливо ждёт, когда они что-нибудь ему выделят из его вещей. Рядовой Ли промчался с половой тряпкой. Не понимаю его. Все правдами и неправдами, пытаются увильнуть от работ, а он всегда: "Есть, товарищ сержант! Разрешите выполнять!" - и... шуррр, бежит мыть полы. Я с ним не общаюсь, что-то не верится, что он обладатель чёрного пояса по каратэ.
У гардероба вижу сослуживца, он аварец, звать его Османом Магомедовичем - необычный парень, как все горцы, обладает осиной талией, затем, мощные плечи, такого же размера шея, плавно переходящая в тяжёлую голову. Он тоже студент, правда, в его институте нет военной кафедры, и его забрали в армию со второго курса. Живёт, как он рассказывает, в горах, в селе Кувик, что находится в двухстах километрах от Махачкалы. Говорит, у них столь дикие места, что в каждом доме есть оружие: и карабины, винтовки, даже автоматы. Врёт, наверное. И есть у них гора Седло, вот там, обитают снежные люди. Конечно, поднимаем его на смех, а он, вращая выпученным глазами, доказывает, что и дед его видел и отец, а лично он натыкался на огромные следы. Вот, балабол! А ещё, часто подкалываем его, по поводу как он стал мастером спорта по вольной борьбе. Осман, не рисуясь, говорил, как из своего селения на плечах барашков таскал, а это километров восемьдесят. Затем спустился с гор, поступил в институт, пришёл на тренировку по вольной борьбе и, не обладая ни какими навыками, уложил на лопатки чемпиона СССР. Вот так и стал мастером спорта.
Он стоит, в глазах печаль и так мне его жалко стало, догадываюсь, есть хочет. Мы всегда голодные. Вкладываю ему в ладонь кусок торта.
- Что это? - удивлённо смотрит на меня.
- Торт.
- А почему мне его даёшь?
- Просто так.
Он провожает меня удивлённым, благодарным взглядом. Из умывальника появляется Филатов Миша, через плечо переброшено полотенце, лицо в мелких капельках, он меня замечает, хлопает по плечу и с шутливой издевкой спрашивает: - Как индивидуальные тренировки?
- Откуда узнал? - удивляюсь я.
- Да мимо кабинета командира проходил, дверь была отрыта. Ну, ты даёшь, Кирилл, зачем тебе всё это надо, они на это не пойдут, зачем им лишний головняк. Ведь я прав, наверное, кирпичи заставили складывать? - прозорливо замечает он, мощно вздохнув грудью, вероятно, хохотнул.
- Да было такое дело, но своей цели я достиг, индивидуальные тренировки мне разрешили.
- Неужели? И, каким образом? - Миша сдёрнул полотенце, не торопясь вытер лицо.
- Я все кирпичи уложил, Бондар как это увидел, даже слезу от умиления пустил, а старший сержант Селехов от удивления до сих пор заикается, - улыбнулся я.
- Гонишь? - глядя на меня добрым бычьим взглядом, хрустнул суставами Миша.
- Знаешь, почти нет. Правда, мне стройбатовцы чуток помогли, пока я был в особом отделе.
- Так, а с этого места подробнее, - нахмурился друг.
- Да всё нормально, - спешу его успокоить, - там, похоже, разобрались, что я не Панкратьев, а Стрельников.
- Неужели?
- Хотелось бы. В общем, поживём, увидим, - в размышлении проговорил я, - главное мать услышал.
- Здорово! - Миша ещё раз хлопает меня по плечу. - Ну, ладно, держи меня в курсе. Погнал в автопарк. Прапор вызывает, там какая-та фигня приключилась, ночью на постового волк напал.
- Чего? - округляю я глаза.
- Пустое. Какой волк рядом с Москвой, - ухмыльнулся Миша, - определённо, это одичавшая собака, но сапоги у парня конкретно порвала, хорошо, что тот успел выстрелить. Говорит, попал прямо в грудину, но не завалил, зверь убежал в сторону заброшенного метро. Вообще-то, какая-та фигня с тем метро, местные всякие страшилки рассказывают, будто в нём нечесть поселилась. Бред конечно, но я слышал, его собираются взрывать, а вот это уже странно. Там явно, какая-та аномалия, излучения, вредные газы, как пить дать, они то и вызывают у местных галлюцинации.
- А тебе, зачем туда идти, пускай прапорщик и разбирается, - забеспокоился я за друга.
Миша напряг на руках мышцы, они тяжёлыми валунами прокатились под гимнастёркой, и, усмехаясь, произносит: - Так, уважает он меня, я уазик поймал. Это произошло, когда колесо меняли, случайно выскочил домкрат, а прапор как раз под днищем лежал, расплющило б его в хлам. С тех пор шага без меня не делает, говорит, я приношу удачу, - хохотнул Миша.
- Как ты ещё жилы себе не порвал, - удивляюсь я, с уважением глядя на друга.
- Пустое, в своей деревне я трактора из грязи вытягивал руками, - без всякого бахвальства произносит Миша.
- Ты не перестаёшь удивлять, - искренне говорю я.
- Это ты меня потряс, индивидуальные тренировки разрешили, кому сказать, - он повёл широченными плечами. - Всё, я погнал! - Миша хлопнул ладонью по моей руке и быстро уходит.
Прохожу мимо каптёрки, внезапно оттуда вываливает Мурсал Асварович, мигом замечает мой слегка свободный ремень. У молодых он должен, перетянут, чуть ли не до позвоночника, сами же, носят их, если говорить грубо, на яйцах.
- Ничего ж себе, - возмущается он, - затяни!
Не спорю, чуть затягиваю, не свожу с него пристального взгляда, когда же он от меня отстанет.
- Слабо затянул, - Мурсал пытается просунуть палец между бляшкой и животом.
- Да, вроде нормально, - вспыхиваю я.
- Дай сюда! - он снимает мой ремень, меряет по своей голове, вновь протягивает.
Пытаюсь застегнуть, ну очень узко! Раздражение захлёстывает душу, расслабляю ремень так, что он брякнул ниже пояса.
- Ну, ты и хам, - тянет Мурсал Асварович, - а ну пошли в бытовку!
Заходим, он становится в боксёрскую стойку. Не шевелюсь, смотрю прямо в его чёрные глаза. Он словно взрывается, профессионально бьёт в голову, но я быстро ухожу в сторону и со всей силы рефлекторно наношу удар ногой в шею. Мурсал Асварович, растопырив руки, летит в угол каптёрки, прямо в толстое зеркало два на метр и, окровавленный падает в осколки. Дверь моментально распахивается, на пороге возвышается прапорщик Бондар.
Каптёр пытается встать, лицо всё посечено, кровищи как с порося, неожиданно он выкрикивает: - Товарищ прапорщик, всё нормально! Завтра, такое же зеркало достану!
Ничего не меняется в лице прапорщика Бондара, закрывает дверь, уходит. Помогаю каптёру встать.
- Ну, ты даёшь! - утираясь полотенцем, говорит Мурсал Асварович. - Где вот мне теперь, такое зеркало искать?!
- Извини, - искренне раскаиваюсь я.
- Ладно, забыли. Где так драться научился?
- В Севастополе.
- Как-нибудь побоксируем, вечерком. Ты не против?
- Почему нет? С удовольствием, - я с удивлением смотрю на каптёра, он не испытывает ко мне никакой злости, лицо обычное, невозмутимое.
- Тогда держи "краба"! - Мурсал протягивает толстую ладонь.
Настроение пятибалльное, иду в бытовку, надо бы подшить воротнички, мимо прошуршал рядовой Ли, ловлю его за рукав. Он непонимающе глянул мне в глаза.
- Послушай, - с напором произношу я, - с виду ты нормальный парень, утверждаешь, что имеешь чёрный пояс по каратэ, а ведёшь себя как шестёрка.
- Не понимаю тебя, - кореец сузил и до того узкие глаза.
- Что сержанты приказывают, сломя голову бежишь исполнять, унитазы уже блестят как у кота яйца, ты бы умерил свой пыл.
- Я не понимаю ...
- Чего тут понимать, надо как-то лавировать, стараться меньше попадаться им на глаза ... и не следует показывать такое рвение, ребятам это не нравится, считают, что в лучшем случае ты хочешь выслужиться, а в худшем - обычная шестёрка, - с сожалением произношу я, мне интуитивно он нравится, но я не могу понять его поведение.
- Ах это, - Ли улыбнулся, - мы разные, Кирилл. Я считаю своим долгом исполнять приказы командиров, ведь мы служим в советской армии.
- Да какие они командиры, обычные сержанты, причём хамоватые, они иногда по ночам наших ребят бьют ... узнаю кто, отметелю, - со злостью произношу я.
- Не знал, помрачнел Ли, - тогда это нарушение Устава.
- Что ты прицепился к Уставу, своей головой надо работать! - вспыхнул я.
- Ладно, Кирилл, мне умывальники надо дочистить, - с мягкой улыбкой произносит Ли.
- Ну, как знаешь, - разочарованно говорю я, - тебе жить.
Он скорым шагом пошёл в сторону туалета. Внезапно на пороге казармы появляется сержант Милюхин и рявкнул на дневального: - Из офицеров кто-то есть?
- Товарищ сержант, все убыли и прапорщик Бондар тоже! - бойко докладывает тот.
- Это хорошо, - сержант Милюхин ощутимо качнулся, выудил из-за пояса бутылку водки, сделал смачный глоток, - что-то я устал, ноги не держат, - он рухнул на табурет и с тупым видом смотрит на свои замызганные сапоги.
В этот момент с ним поравнялся Ли: - Товарищ сержант, разрешите пройти в умывальник!
- Ты кто? - выдохнул Милюхин.
- Рядовой Ли! Иду выполнять приказание старшего сержанта Селехова, мыть умывальник!
- Не кричи так громко, - поморщился сержант и гнусно усмехнулся, - вот тебе новое приказание, видишь мои сапоги, в дерьмо залез. Так вот, вылежи их так, чтоб блестели как яйца у кота Васьки.
Ли напрягся, чёрные глаза недобро блеснули: - Это не по Уставу, товарищ сержант!
- Что?! - Милюхин пытается схватить его за голову и тут, я оценил такой профессионализм, Ли поддаётся движению рук сержанта и молниеносно наносит удар головой в живот. Милюхин охнул, и начал сползать с табурета. Младший сержант Хиль и ефрейтор Матвеев, которые посмеиваясь, наблюдали за отвратительной сценкой, опешили, затем, с криками: "Тебе не жить, дух!" - бешено вращая глазами, понеслись на Ли.
И тут кореец передвигается в характерную стойку, дожидается, когда они к нему подбегут, подпрыгивает, легко сбивает их стремительными ударами ног. Младший сержант и ефрейтор рухнули без сознания. Открывается каптёрка, выбегает Мурсал: - Что за херня! - и двинулся на Ли.
- Мурсал, стой! - крикнул я.
- Что за херня! - он поворачивает ко мне перекошенное злобой лицо.
- Они сами виноваты! - я подскочил к нему. - Захотели чтобы Ли вылизал их сапоги.
- Что за херня?! - обомлел каптёр и опускает свои кулаки. - Это точно? - он не сводит с меня пронзительного взгляда.
- Не вру, всё так и было. Сержант Милюхин несколько перебрал, стал городить беспредел, Ли его успокоил, эти решили подписаться, вот и получили.
- М-да, - пожевал губы каптёр, - здесь явный перебор, - затем посмотрел на корейца: - Ты что, сам их всех вырубил?
- Виноват, - Ли потупил взгляд.
- Это они виноваты, - скривился Мурсал и добавил: - Ну да, духов надо воспитывать, но здесь явный беспредел. Ладно, я замну этот инцидент. Тащите их в каптёрку, пусть там оклемаются, заодно я проведу с ними трогательную беседу.
Как-то, с этого момента, служба пошла легче. Сержанты стараются меня и моих друзей, Мишу и Ли, излишне не напрягать, а по вечерам, с Мурсал Асваровичем устраиваем ринг, я учу его каратэ, но и из бокса беру многое. Вскоре у меня вырисовывается непонятный стиль, удары ногами как в каратэ, а руками - из бокса.
Проходит некоторое время и вот наконец-то дождались Присяги. Стою на плацу, волнуясь, зачитываю текст, теперь я полноправный солдат! Нас поздравляет генерал Щитов. Из строя смотрю в его волевое лицо, чувствую, он выделяет меня из толпы. Словно электрический разряд шваркнул в небесах, когда мы схлестнулись взглядами, я, "зелёный" солдат, и опытный генерал, мне даже показалось, запахло озоном.
Присягу приняли, скоро нам дадут оружие, первые стрельбы. Сидим в курилке, я не курю, но иногда сплёвываю в таз с водой, чтоб не откалываться от коллектива. Рядом Миша и Ли, они тоже не курящие.
Ли посмеивается своей загадочной корейской улыбкой, а Миша невозмутим как бескрайние равнины его деревни. Как-то незаметно мы стали закадычными друзьями, а укрепилась дружба, когда послали нас как-то в наряд по кухне. Нашей обязанностью являлась, уборка помещений. Сообща делаем всё быстро, чистота, порядок, наслаждаемся покоем. Неожиданно ко мне подлетает таджик, явно старослужащий и тычет мыльницей.