Дверь в Ауэнт таки открылась - потому что двор начал заполняться людьми. Такими отсюда маленькими, смешными человечками. Как быстро Роджер сможет разглядеть среди них Ирию? А Иден?
Хорошо, что Эйды здесь нет. Ни в толпе узников, ни среди зрителей.
По-весеннему ласковое солнце медленно вползает на горизонт. Словно издевается над приговоренными.
А отец? Насколько он доволен? Роджер резко обернулся к человеку, устроившему всё это.
А смотрит тот вовсе не на мрачный тюремный замок. Бертольд Ревинтер не отрывает хмурого, раздосадованного взгляда - да, сейчас он не в силах это скрыть! - от другого конца площади. А тот стремительно заполняется скачущими во весь опор черно-серебряными всадниками - не меньше трех сотен! Словенцы.
Невозможно не узнать и предводителя. На белоснежном "дикаре-илладийце". Роковую площадь посетил лично князь Всеслав Словеонский и Старградский. Еще вчера не собиравшийся присутствовать на казни.
Зла пленникам - матерям, женам, сестрам, детям мятежников - Ревинтер-младший не желал. Но сердце захолонуло. Анри Тенмар во главе отряда повстанцев сейчас встревожил бы меньше. Даже если бы на глазах у всех отбил пленников и умчал их в неизвестном направлении. Потому что выигравший одну сшибку бунтовщик и вполовину не так страшен, как ставший врагом союзник. Сильный союзник.
Обреченные на казнь (или уже нет?) пересекли двор. Им предстоит последняя дорога. Если не спасет всадник на белом коне. Герой в черном с серебром.
Ирию Роджер узнал в толпе совершенно неожиданно - хоть она и стояла в первом ряду. Но светловолосых женщин и девушек оказалось много, а блеска изумрудных глаз издали не разглядишь. Зато в воротах, между двух тяжелых железных створ, гибкая фигурка и резковатые черты сразу бросились в глаза. Даже несмотря на то, что рядом всхлипывала одна из самых красивых дебютанток прошлого сезона, - Роджер видел ее на многих балах и узнал сразу. Дебютантка красивее, Ирия - ярче.
Она застыла на месте, на какой-то миг на полшага отстав от подруги по несчастью. Испугалась? Ослепил еще по-зимнему поздний восход солнца? Или увидела возможных спасителей?
Стремительный, почти скользящий шаг назад. Всё-таки испугалась? Не бойся, Ирия. Всеслав вряд ли притащился ни с того, ни с сего.
Нырок назад - сразу на три шага. Ошеломленные лица двух отодвинутых в стороны женщин. От Ирии такого не ожидали?
Нахмуренно переглянулись конвоиры.
Настолько потеряла голову? Так ты тоже способна так бояться, Ирия? Ты только казалась...
Или смерть на плахе для тебя - настолько страшнее, чем в честном бою? Возможно. Самого Роджера одинаково пугает и то, и другое.
Девушка стремительно вынырнула из толпы - по-прежнему легкая, гибкая и... уверенная. Та же зеленоглазая пантера, что держала нож у горла Эйды. Та, что собиралась драться плечом к плечу с Тенмаром. Тогда почему?..
Ирия влечет за собой две хрупкие фигурки. Светловолосую девочку лет десяти-одиннадцати и смуглого мальчишку помладше. Сестру? А второй - кто?
Средняя дочь лорда Таррента вместе с детьми выступила из сгрудившейся у ворот толпы, обогнала застрявших в воротах смертников. Бывших - но еще не знающих об этом.
Ирия, не оглядываясь, миновала рыдающую, беспомощно озирающуюся в поисках спасения дебютантку. И четким, решительным шагом направилась к словеонцам. Судя по всему - прямиком к Всеславу.
Замерла во дворе тюрьмы очередь из обреченных. Кажется, что слышишь еле различимый стук легких шагов по каменным плитам мостовой. По "дороге смерти".
Гордо вскинув голову, спешит навстречу победе или гибели светловолосая девушка. Справа от нее - сестра, слева - чей-то чужой ребенок. Или не совсем чужой.
Ближе, ближе... Теперь ясно различимо лицо... глаза. Ни тени страха, ни следа слез - сегодняшних или вчерашних. Первое впечатление не обмануло - Ирия Таррент не умеет плакать. И никогда не умела.
Любовница ли она Тенмару? Да запросто! Такая - может.
Если Всеслав и удивился, по его лицу Роджер ничего прочесть не смог. А девушка остановилась в полутора шагах от словеонского князя. И на всю застывшую в немом молчании площадь прозвенел ясный и четкий голос:
- Я, Ирия Таррент, вторая дочь лорда Эдварда Таррента, во имя Творца Милосердного и Всепрощающего прошу помиловать детей, не достигших брачного возраста.
Четырнадцати лет.
- И вы, юная дама, конечно же, еще не достигли его? - Если Всеславу и понравились ее слова - его насмешливый голос ничем этого не выдал.
- Достигла, ваша светлость. Еще в начале этого месяца.
Ирия смотрит только на Всеслава, и лица ее Роджеру сейчас не видно. А какой у нее наверняка взгляд!
В Словеоне и Ормхейме женщинам разрешено служить в армии - хоть этим и мало кто пользуется. Всеслав должен оценить такую смелость.
- Тогда моя новость понравится вам, графиня, - северный князь улыбнулся чуть теплее. - Сегодня будут помилованы все. Вы и ваши родные смогут вернуться домой.
- Он что, спятил?! - отец, не сдержавшись, выругался вслух. - Да кто ему...
Ответ они заметили одновременно. Площадь окружена войсками Всеслава - незаметно подтянулись со всех сторон. Даже мимо дворца Эрика Ормхеймского. Его армия тоже расквартирована под Лютеной. Не вмешался - значит, договорились. И, возможно, Ревинтерам теперь конец...
Всеслав наклонился в седле. Блеснуло золото:
- Возьмите, графиня. - То, что князь снял с шеи, скользнуло в руку Ирии. - Если вас задержат в воротах - покажите эту безделушку.
Девушка словно стала еще выше. И увереннее. Чуть встряхнула распущенными волосами (другие женщины завязали их перед плахой, а она - распустила) и неторопливо, пристальным взглядом обвела врагов. Всех. Словно запоминая.
Роджер невольно вздрогнул, когда ледяные изумруды на миг прожгли его. И скользнули дальше - к Бертольду Ревинтеру. Взгляд молодой львицы, только что ощутившей собственную силу. И сразу наметившей добычу.
- Пожалуй, я провожу вас, графиня. Вас и ваших людей, - отвесил прямо в седле легкий полупоклон Всеслав.
Ваших? Насколько иронично он признал ее командиром всех обреченных?
- Должен же я убедиться, что с вами всё в порядке. Прошу, - рука в перчатке легко подхватила Ирию в седло.
Теперь ее лицо сияет. Ярче воцарившегося на розовом небосклоне утреннего солнца. Ирия Таррент - счастлива. Что было у нее с Тенмаром - точно знают лишь они двое. Но вот что бойкая девица всего минуту как присмотрела нового любовника - это к гадалкам не ходи.
А вот Всеслав... Холодное, насмешливое лицо, чуть едкая улыбка. Но Роджер Ревинтер видит это, а Ирия Таррент - нет. Ничего у тебя на сей раз не выйдет, "вторая дочь Эдварда Таррента". Поищи преемника Тенмару не в семье словеонских князей.
Впрочем, Роджер ошибается. Не ничего. У нее получилось всё, кроме вскружившейся от внезапной любви белокурой головы Всеслава. А вот у Ревинтеров действительно - ничего. Абсолютно.
3
Отец - пьян. И то, что Мален или Канви в таком же состоянии заявят, что трезвы как оконное стекло в ясную погоду, - ничего не значит. Для Бертольда Ревинтера это - предел. Означающий, что министр финансов и влиятельнейший из Регентов сорвался.
- Лиара мы лишились, - в третий раз повторил он. - Но это ничего! Титулом я тебя так или иначе обеспечу. Не слишком-то нам и нужна была эта змеиная провинция!
Пляшут синие стены отцовского кабинета. Синие стены, ало-оранжевые пятна. Болотные огни тянут в ледяную трясину. В нее проваливаешься... и тонешь, тонешь, тонешь!..
Значит, провинция была не нужна? Умирающие женщины, повешенные дети, горящие дома... мертвые глаза Эйды. Всё это было не нужно?! Тогда - зачем?!
- Ничего, - тяжелая рука отца ложится на плечо... давит. Пьяный голос чуть заплетается. Лишь "чуть" - и от этого еще страшнее. - Ничего, Роджер, с Всеславом мы еще посчитаемся! Придет наше время! Все Регенты возмущены его самоуправством, все! Кроме кардинала... но мы и на него управу найдем. Кардиналы - не вечны, а Его Высокопреосвященство Александр - весьма стар!
Рука на плече нервно сжимается, сдавливает сильнее. Останутся синяки... они всегда остаются, если сильно сжимать. У Эйды тогда все плечи были в синяках, а ведь Роджер ее ни разу не ударил... нет, раз было - чтобы прекратить истерику. А вот держать - держал предостаточно...
- Роджер! - рука уже не сжимает плечо, теперь она его трясет. - Да что с тобой?
- Что мы будем делать? - Повернуться, взглянуть в глаза. Никогда не помогало. Но, может, сейчас - когда несгибаемый отец утратил выдержку? Насколько это вообще для него возможно... - Если не считать титула и мести Всеславу - что мы будем делать?
Кажется, Роджер сорвался на крик. И на истерику. Трезвую - потому что, в отличие от отца, сегодня ни капли не пил.
- Ты о чём?
Не подействовало. Вот Всеслав бы взглянул...
- А, об этой девице... - Роджер спрашивал не только об Эйде, но отец не понял. Как всегда. - Тебе не придется на ней жениться, так что успокойся. Девица Таррент вернется к папеньке с маменькой, ты останешься свободным, и мне не придется сочинять для твоей жены несчастный случай. А со временем женишься, на ком захочешь. Все довольны, и каждый остался при своем, ты не находишь? Твое здоровье! - отец поднял очередной бокал.
Роджер чуть не отвел взгляд. Плещущаяся за стеклом темно-рубиновая горечь слишком напоминает кровь.
- А если я не передумал жениться на Эйде?
- Роджер! - вздохнул Ревинтер-старший, залпом осушая бокал. - Ее теперь никто за тебя не отдаст. Смирись. Всеслав еще получит свое, дай только срок!
- Разве лорд Таррент не понимает...
- Он понимает, что если отдаст тебе дочь, между тобой и титулом будут стоять лишь две жизни - его и его щенка! - прорычал отец. - Он еще не настолько сошел с ума. Не убивайся так - обеспечу я тебя другим титулом. Графский не обещаю, но виконтом или бароном станешь, дай только срок!
С чего ты взял, Роджер Ревинтер, что отец поймет тебя сейчас - если не понимал прежде? Что никогда не мешало ему прекрасно тобой манипулировать...
- Да не горюй ты так! - не потерявший ни поста, ни Регентства матерый интриган хлопнул сына по плечу. Что ему свойственно еще меньше, чем пьянство. - Нам ничего не грозит. Эдвард Таррент теперь будет сидеть тише воды, ниже травы. У него еще две дочери - пожалеет хоть их. А сынок у него - трусливый, безвольный слизняк, поверь на слово. Я таких издали чую.
Как много, оказывается, общего у Роджера Ревинтера с Леоном Таррентом. А он-то и не знал...
- Наиболее опасна средняя дочурка. Ты видел ее глаза?
Видел. Но полагал, что отец тогда прожигал полным ненависти взглядом Всеслава Словеонского.
Ошибка. Очередная. У Бертольда Ревинтера - два глаза.
- Но и здесь проблем не будет. Запуганный папаша ей не поможет. Про брата я вообще молчу. Значит, будущий супруг... Плохо, что она уже в брачном возрасте... и хорошо, что имела место та история с Тенмаром. При умелом подходе весь высший свет заговорит, что средняя девица Таррент - любовница покойного мятежника...
- Она - действительно любовница, а он - действительно покойный? - уточнил Роджер. По-настоящему интересуясь лишь второй частью вопроса.
- К сожалению, не покойный, но свету об этом знать незачем! - хохотнул отец.
Длиннопалая, унизанная перстнями рука уже привычно тянется к ополовиненному графину. Алое в светлом. Будто кровь наполовину вытекла из тела...
- А девица?
- Не покойная, к сожалению. Пока. А, ты о том, лишил ли ее Тенмар невинности, и было ли ей еще чего лишаться? Знаешь, а я бы не удивился. В Лиаре полно конюхов... не смейся, конюхи разные бывают.
Кто - Роджер смеется? Он больше никогда не сможет смеяться - даже над собой!
- Ну, хорошо, не конюхи - солдаты лиарского гарнизона. Ты ведь видел эту девицу? У нее совершенно бесстыжие глаза. Такие не бывают у нормально воспитанных барышень...
Нормально воспитанных. Таких, как Эйда. Готовых жертв для любого подонка.
- ...я такие видел у Кармэн Вальданэ - тоже, кстати, любовницы Тенмара. Ни один нормальный мужчина не женится на женщине с подобными глазами...
А теперь нормальный - это такой, как Бертольд Ревинтер? Или как его сын? Ирия Таррент точно с радостью обойдется без любого из них.
- ...если не желает стать рогоносцем, разумеется. А уж после ее выходки на площади - поверят в десятки ее любовников. Нам останется лишь подтолкнуть сплетню в нужное русло. А на гулящей подстилке мятежника - хоть живого, хоть мертвого - не женится даже проигравшийся в карты седьмой сын нищего рыцаря.
А вот теперь вопрос: тот подсмотренный неким солдатом поцелуй Тенмара и девицы Таррент существовал на самом деле? Или тоже - удачный плод очередной задумки предусмотрительного отца? А солдат получил за передачу байки остальным звонкую монету. Чтобы никто из "нормальных" людей не жалел о казни Таррентов. В этой семье, дескать, еще и девицы гулящие.
- Есть еще младшая...
В пьяном виде отец, оказывается, вдобавок склонен философствовать. Долго и занудно.
Нет, Роджер Ревинтер все-таки будет сейчас смеяться. Хохотать в голос. Слушая фантазии отца теперь уже об Иден Таррент и горячих лиарских конюхах. И о вышколенных солдатах гарнизона, готовых выполнить любой каприз юной хозяйки.
- ...но ее можно не бояться - с такой-то внешностью. Подобная тихоня и серая мышь подцепит в лучшем случае провинциального барончика. И будет рада, что польстился хоть такой! У тихонь не бывает ни связей, ни влияния. Иден Таррент никогда не станет хоть сколько-нибудь привлекательной - разодень ее хоть в какие шелка-бархаты. Запомни это, Роджер...
Роджер запомнил. Особенно речи отца в походном шатре - на границе Лиара и Ритэйны. Итак, Бертольд Ревинтер, это тоже было ложью? Иден Таррент никогда не была опасна, не так ли?
- А как же твои слова неделю назад? Что следует опасаться ее будущего супруга?
- Лучше не рисковать, если можно риск исключить! - Отец раздражен. Оттого, что поймали на вранье, или просто много выпил? - Да и ты должен был перестать распускать сопли.
- Ты добился успеха. - Кажется, отчеканить получилось. Только Бертольд Ревинтер даже не дрогнул. - Сопли распускать я больше не стану.
- Я рад, - кивнул отец. Вновь протягивая руку ко второму - пузатому, на глазах пустеющему - собеседнику. - Будешь?
- Нет.
Что решено - нужно делать на трезвую голову.
Роджер вернулся в свою комнату. В ту самую, где вырос, прочел столько замечательных книг... ничему его не научивших. Где грезил о подвигах, мечтал поступить в Академию.
Обитые шелком стены. Портьеры в золотистых тонах. Такой комната была при матери, такой сын ее и оставил. В незначительных мелочах отец шел Роджеру навстречу. Чтобы в главном всегда заставить сделать по-своему.
Роджер молча переоделся в мундир лейтенанта. Военный, не парадный. Открыл чернильницу, достал перо.
"То, что я сделал, несовместимо с честью офицера".
На белом квадрате чернеют подсыхающие строки. Всё, что останется от него самого, его чувств и поступков. Вся жизнь поместилась в нескольких словах.
А тело и следы крови уберут.
Кресло. Тоже мамино любимое. Она всегда здесь сидела, когда заходила в комнату сына.
Пусть это произойдет здесь.
Роджер Ревинтер сел, выпрямился, насколько смог. Приставил пистолет к груди и спустил курок...
4
...Неизвестно чью карету подбрасывает на ухабах. Будто дорога вдруг стала взбунтовавшимися волнами Альварена. Только на сей раз лодка снабжена крышей и стенами и темна, как зимняя ночь. Не видно ошалевшего озера.
Остановилась колымага резко - Роджера аж швырнуло вперед. Едва успел схватиться за край узкой скамьи.
Дверца резко распахнулась, впуская солнечный совет и прогоняя иллюзию былого ужаса.
- Выходите, капитан Ревинтер.
Выходи, чего уж там? Ты в очередной раз прибыл, куда не хотел, чужая игрушка. Может, в этот раз обойдется хоть без подлостей, совершенных по чужой указке?