— Мила дала, — объясняет он. И без лишних слов начинает обрабатывать боевые ранения сначала одного, потом второго. Отабек думает, что даже последовательность «лечения» Юры неважна. Просто приятны его прикосновения, лёгкие и почти не приносящие ни единого болезненного ощущения. Отабек лишь едва заметно вздрагивает, когда Юра прикладывает ватный диск к его носу. Жан-Жак сидит рядом и сверкает почти так же, как всегда, смотрит на Юру, улыбается и уже строит планы по его покорению. Отабек мысленно усмехается и радуется, что у них разные методы по завоеванию. По крайней мере, у Юры действительно будет выбор.
Если он не пошлёт их обоих сразу же.
А Юра очень близок к этому, потому что считает идиотами. И себя заодно, иначе как ещё объяснить то, что он вернулся, да ещё и в круглосуточную аптеку перед этим зашёл для покупки перекиси и дисков? Но Мила очень удобный вариант, чтобы всё спихнуть на неё, и Юра этим пользуется, потому что себя признать идиотом он пока не готов.
========== Глава 5 ==========
— И что ты здесь делаешь? — Юра стоит на самой верхней ступеньке лестницы и смотрит на Жан-Жака, опёршегося на свой байк прямо рядом со входом в балетную школу.
— Встречаю тебя, разве не видно? — обнажённые в улыбке зубы Жан-Жака неприлично белые, а сам сверкает и светится так, что, кажется, никакого больше освещения и не нужно.
Юра вздыхает, спускается и останавливается возле него. Вообще-то не стоит этого делать, нужно идти вперёд, не оглядываться и не реагировать ни на подколы, ни на попытки остановить его, ни на предложения подвезти. Хватит. Уже отреагировал. Довёл дело до двух разбитых физиономий, которые — он скептически оглядывает лицо Жан-Жака — ещё толком не успели зажить.
— Как ты нашёл меня? — благо Отабек хоть не догадался дать его домашний адрес. Юра очень надеется, что Отабек ещё догадается не приезжать по нему сам.
— О, сила моей любви привела меня к тебе. Ты же слышал её зов?
Юра несколько секунд ждёт, когда Жан-Жак хмыкнет или издаст смешок, но у него настолько серьёзное лицо, что впору начать думать о серьёзности его ответа.
— Я слышу только бред, который ты несёшь.
— Какой ты грубый, — Жан-Жак огорчённо вздыхает, но это выглядит настолько постановочно, что Юра приподнимает одну бровь и всё ещё ждёт ответа на свой вопрос. Чтобы знать. На будущее. И сделать всё для того, чтобы ситуация не повторилась. Юре совсем не нужны сумасшедшие байкеры или любые другие поклонники возле дверей балетной школы, где слишком много людей могут воспринять это не так, как нужно, и повернуть против самого Юры.
— Ты такой грубый, — повторяет Жан-Жак, снова вздыхает и расстроено хмурится. — А ведь мои чувства к тебе…
— Мила сказала? — перебивает его Юра, потому что других логических догадок нет.
— Мила сказала, — признаётся Жан-Жак. Они молчат ещё пару секунд, и Юра уже делает шаг, чтобы уйти, как Жан-Жак останавливает его, дёргает за руку и заставляет повернуться в одном едином движении. — Прогуляемся?
— Что?
— Просто прогуляемся. Тут парк недалеко, я видел. Так что?
— Это свидание?
— Нет, не свидание. Прогулка, — и вид у Жан-Жака такой честный и искренний, что Юра соглашается.
Они оставляют байк возле школы и идут по направлению к парку. Тот находится в двух кварталах, и на самом деле он не такой уж и большой. Пара аллей и несколько скамеек, но он сейчас практически пуст, и лишь свет от низких фонарей рассеивает сгустившийся между деревьями сумрак.
— Мне не нравится всё это, — говорит Юра. — То, что вы пытаетесь оба ко мне подкатывать.
— Мне тоже это не нравится. И Отабеку не нравится.
— Тогда в чём дело? Прекратите и всё.
— Мы не можем, — Жан-Жак разводит руками и снова улыбается, но в этот раз как-то не особо радостно. — Не в этот раз.
Они идут так близко друг от друга, что иногда рукав полупальто Юры задевает край куртки Жан-Жака. Ещё пара сантиметров — и Юра сможет коснуться его пальцев. Он думает, что они холодные, потому что Жан-Жак даже не застегнулся. Нестерпимо хочется проверить это, до непрекращающегося подкожного зуда. Юра даже стискивает ладони в кулаки и закусывает нижнюю губу.
Нет, так продолжаться не может, думает он, пиная небольшие камешки, попадающиеся на пути, носком ботинка. Это похоже на бредовый сон или на комедию абсурда, потому что такое же непреодолимое желание коснуться кого-то — не кого-то абстрактного, а кого-то совершенно определённого — у Юры возникло пару дней назад, когда он не выдержал и поцеловал Отабека. И вот теперь сейчас. Снова. Юра едва сдерживает себя от страдальческого стона.
Жан-Жак косится на него с интересом, но ничего не спрашивает. Вместо этого он рассказывает историю о том, как однажды протаранил чей-то забор, потом о том, как перевернулся на байке прямо на трассе из-за внезапно выскочившей прямо под колёса собаки.
— Повезло, что всего лишь плечо вывихнул. Скорость была небольшая, только начал разгоняться.
Юра кивает и слушает его вполуха. Ему не то чтобы неинтересно, просто сейчас мысли заняты другим. Байкерские байки — хотя не такие уж они и байкерские до тех пор, пока Жан-Жак не начинает новую историю о том, как в прошлом году они дрались с другой бандой, — сейчас занимают его меньше всего, потому что пальцы аж сводит от желания коснуться Жан-Жака. Юра не знает, откуда вообще взялись эти чувства, они раздражают и бесят его.
Или эффект запретного плода работает и в обратную сторону? Нельзя было Отабеку и Жан-Жаку, а теперь нельзя Юре, поэтому очень хочется?
— Как же достала эта поебень, — говорит он вслух, и Жан-Жак резко замолкает, растерянно глядя на него.
Принимает на свой счёт. Юра злорадно кивает — пусть принимает. Но Жан-Жаку хватает всего мгновение, чтобы восстановить сбитый шаг и продолжить очередную историю. Юра кидает на него недовольный взгляд. Хочется просто сбежать и никогда больше не приходить ни на базу, ни даже в балетную школу или к себе домой, потому что эти двое знают адреса. Юре нестерпимо хочется сбежать именно от них двоих, вызывающих такую неоправданно сильную гамму чувств.
— Ты не слушаешь, — наконец делает вывод Жан-Жак.
Он останавливается и тянет за рукав Юру, замедляя его шаг.
— Бинго, — фыркает Юра, засовывая руки в карманы глубже. С неба сыпется какая-то крупа, которая тает прямо на волосах, заставляя их слегка завиваться влажными прядями.
Жан-Жак смотрит зачарованно. На волосы, на тающие на них кристаллы, на подрагивающие ресницы и на недовольно искривлённую линию рта. Юре не по себе от этого взгляда, и он догадается, что произойдёт после, но почему-то остаётся на месте. И оправдать себя нет ни единого шанса.
Жан-Жак подходит к нему так близко, что Юра чувствует исходящее от него тепло через тонкую ткань кофты. Куртка так и остаётся распахнутой, когда Юра кладёт свои руки ему на живот, смотрит, словно со стороны наблюдает, как они скользят по бокам за спину и останавливаются где-то на пояснице. Жан-Жак и правда тёплый, будто никакой холод ему не страшен. И руки у него оказываются вовсе не холодными, даже горячими и немного взмокшими. Он обхватывает ими лицо Юры, оглаживает большими пальцами щеки и наклоняется ниже, касается носом виска, трётся о него мгновение, а потом наконец накрывает его губы своими. Юра стискивает пальцы, цепляется за пояс штанов Жан-Жака и прижимается сильнее.
Целоваться в пустом парке на аллее в свете фонарей, когда идёт почти снег. Почти романтика. И Юра бы даже не закатывал скептически глаза, — он и не закатывает их сейчас, не может, но очень хочет — будь ситуация немного другой, не скреби в его душе кошки, не бейся так беспокойно сердце.
Никто из них не позволяет себе лишнего. Поцелуй выходит почти невинным, коротким, даже без языка, просто долгое прикосновение губ друг к другу, но когда Жан-Жак отстраняется и опускает руки, в последний раз проведя пальцами по его щеке, Юра видит, как счастливо блестят его глаза. И это тоже кажется ему неправильным.
Он ведь хотел закончить это соперничество, не поддаваться на провокации, но вместо этого наступает на те же грабли.
— Мне надо идти, — отшатывается он и быстро идёт по аллее в обратную сторону от школы. До станции так дольше, но выдержать ещё хоть несколько секунд рядом с Жан-Жаком невозможно — Юра знает, что в таком случае дело не закончится одним поцелуем.
Жан-Жак не останавливает его, и Юра ему благодарен.
Ночью он спит плохо. В голове слишком много мыслей и решений, которые он никак не может принять. На кону стоит чужая дружба и его самоуважение. Юра не из тех людей, кто играет чужими чувствами, кого забавляет это. Он даже не умеет этого делать. Он не Виктор, с лёгкостью курсирующий между эмоциями других людей, вылавливая нужные и с лёгкостью отстраняя те, которые не нравятся. Да, он не Виктор, но даже Виктор так не поступил бы — Юра знает это наверняка. Потому что Виктор просто опытный артист, варящийся в этом котле слишком долго, чтобы не обзавестись хитиновым панцирем и змеиной чешуёй, но он нисколько не подлец. Юра отдаёт себе в этом отчёт.
На тренировку он едет даже раньше, чем обычно. Он и так каждый день приезжает раньше всех, поэтому сегодня удивлённо замирает перед танцклассом, когда слышит оттуда музыку. Он осторожно приоткрывает двери, и ступор окончательно овладевает им.
Нечасто можно застать Виктора за танцем, который он исполняет, не отрабатывая движения, а просто двигаясь в удовольствие. Это завораживает и гипнотизирует. Юра не может отвести взгляд, так и оставаясь в дверях с рюкзаком на плече и бутылкой воды в руке.
У Виктора невообразимо лёгкие движения, он сам словно летает, поднимаясь над полом. Его ноги кажутся бесконечными пружинками, которыми он отталкивается и тянется вверх. Кажется, что если бы над ним не нависал потолок, то так бы и выпорхнул в небо. Но Юра знает, насколько сложно даётся эта лёгкость, что на самом деле это адский труд, потянутые мышцы и вывихнутые суставы, что это многолетние занятия и огромный стресс.
Юра не скрывает своего восхищения Виктором, не скрывает и того, что в какой-то момент именно он вдохновил его продолжить заниматься дальше, а не бросить, закончить обычную школу и поступить в университет на самую обыкновенную, но более лёгкую специальность. Виктор — это настоящий гений в балете. И полный идиот, когда дело касается отношений. Юра за те несколько лет близкого общения с ним знает об этом слишком хорошо, чтобы сейчас обманываться и верить, что Виктору вдруг приспичило потренироваться прямо с утра.
— Расскажешь? — Юра входит внутрь танцкласса, подходит к магнитофону и включает музыку, после чего протягивает Виктору бутылку воды.
Тот делает несколько глотков, слегка хмурится и ведёт плечами, будто показывая, что ничего не случилось.
— Ну, не рассказывай, — легко соглашается Юра, которому на самом деле и не особо интересно. Он и спросил-то из вежливости. Потому что Виктор никогда ничего не рассказывает. В этом они, наверное, похожи — всегда хотят решать проблемы сами.
Юра скидывает рюкзак, ставит отданную бутылку на пол и подключает к колонкам свой плеер. Он предпочитает тренироваться под свою музыку. Виктор садится на край скамейки верхом и внимательно изучает его взглядом, пока Юра делает растяжку.
— Ты же знаешь, что мы с Юри… — говорит он немного позже, когда Юра уже подходит к станку.
— Не продолжай, — Юра ставит ногу на балетный станок, одновременно с этим закатывая глаза. — Я знаю, что вы с Юри не друзья.
— Не просто не друзья, — поправляет Виктор. — Мы живём вместе. Третий месяц уже.
— Очень рад за вас, но избавь меня от подробностей.
Виктор его словно не слышит, он смотрит куда-то сквозь Юру и будто бы утопает в самом воздухе. Юра бросает на него несколько взглядов, но ни о чём не спрашивает больше. Виктор настроился на какую-то свою волну и теперь выдаёт информацию кусками, мало что разъясняющими. Но Юре и не надо. Смысл в другом: Виктор не совета просит, потому что за советом он бы точно к Юре не пошёл, он просто хочет выговориться. Но в своей манере, не слишком нагружая человека и в то же время освобождая свою голову от лишнего, мешающего рационально размышлять.
— Иногда я думаю, что отношения не для меня. Сложно постоянно поддерживать нужный уровень, когда влюбились изначально в кого-то идеального, придуманного, а ты обычный человек.
— Ага, — легкомысленно отвечает Юра, но уже в следующий момент дёргает головой и оборачивается к Виктору. — Что? Ты думаешь, что он влюблён не в тебя, а в тот образ, который придумал?
— Мне так кажется.
— А его ты спрашивал?
— Он обидится.
— А сейчас обижаешься ты.
— Я не обижаюсь, я пытаюсь понять, как разрешить ситуацию без ущерба для нас обоих. Я не хочу его разочаровать, но в последнее время мне всё сложнее становится контролировать свои действия и слова постоянно. Это трудно — даже дома не иметь возможности расслабиться.
— Это вопрос доверия, — говорит Юра, меняя ноги, и теперь на станок становится левая. — Если ты не доверяешь ему достаточно сильно для того, чтобы расслабляться рядом с ним, то какого чёрта мучаешь и его, и себя? С этим нужно что-то делать.
— Я именно это и пытаюсь сделать.
— Нет, не пытаешься, — Юра убирает ногу со станка и рывком поворачивается к Виктору всем корпусом. — Рано утром ты идёшь на тренировку, лишь бы не пересечься за завтраком с ним. Это не попытки, это трусливое бегство. Ты всегда сбегаешь, когда становится слишком сложно с людьми.
— Или скучно.
— Но сейчас тебе сложно, — твёрдо говорит Юра и больше не смотрит на него.
Виктор Никифоров — это клубок противоречий, который запутывается сам и запутывает других. Юра нисколько не завидует Юри Кацуки, потому что отношения с Виктором — это русские горки и русская рулетка одновременно. Ты ныряешь вниз, только набираешь воздуха и расслабляешься, медленно поднимаешься на очередной склон, а ко лбу приставляют дуло пистолета и нажимают на спусковой крючок. В воздухе пахнет порохом, но выстрел холостой. А вот тело дрожит, воздух снова кончается, и кажется, что тонешь. А впереди ещё одна яма, в которую везёт тележка, норовя завалиться набок.
Наверное, такова цена за известность, талант и признание.
Юра впервые ловит себя на мысли, что, наверное, это слишком высокая цена для того, чтобы достигнуть своей цели.
— Если в следующий раз станет сложно, — Юра возвращается к станку, — приходи лучше ко мне. Дедушке ты нравишься, так что он будет не против. Всё лучше, чем плестись сюда и взламывать входной замок.
— Эй, я знаю код от сигнализации. И ты, видимо, тоже, — Виктор уже улыбается и выглядит, как обычно. Словно успел зарядить батарейки.
Юра ничего не отвечает, просто молча продолжает растяжку. Он сам не знает, зачем предложил это. Они с Виктором, скорее, приятели, не друзья. И уж тем более не близкие, но почему-то он даже не жалеет о сказанных словах.
— А ты сильно повзрослел, Юра, — вдруг говорит Виктор. — Незаметно так, но вырос. Это хорошо.
Да, думает Юра. Наверное.
И именно из-за этого, из-за того, что вроде как повзрослел и не имеет права ходить по граблям, когда и детсадовец не полезет второй раз к кухонной конфорке, один раз обжёгшись об неё, он решает не появляться больше на базе. Так будет лучше для всех. Он ничем не жертвует, у него и чувств-то особых нет ни к Жан-Жаку, ни к Отабеку. Просто интерес, любопытство, симпатия. Но не влюблённость. В отличие от них. И Юра не может позволить кому-то жертвовать чем-то настолько важным, как дружба, ради него.
У Юры нет друзей, но дружбу он ценит.
Другого развлечения он пока не находит, поэтому привычно продолжает проводить время на тренировках теперь уже и на выходных. Так получается меньше думать, а время проводится с пользой. И почти плевать на то, что он, приползая домой, чувствует себя едва живым.
В воскресенье вечером звонит Мила. И Юра, видя её имя на экране телефона, сразу же инстинктивно напрягается. Почему-то интуитивно он понимает, что вряд ли она позовёт его выпить кофе и съесть строго запрещённую булочку.