— Ты где?! — Мила встревожена и потому разговаривает чуть громче. На заднем фоне слышны голоса, шум двигателей и даже крики. Юра не может разобрать ничего, поэтому слегка удивлённо отвечает:
— Я в школе.
— Быстро приезжай сюда! На базу! — Мила отвлекается на что-то, кричит в сторону, что-то стучит, где-то слышен смех. Юра уже всерьёз начинает беспокоиться. — Слушай, некогда объяснять, — продолжает Мила. — Просто приезжай, ладно? Хорошо? Юра, слышишь меня?
— Да, хорошо. Я приеду, — он говорит отрывисто, но уже выходит из танцкласса.
Вместо метро он едет сразу на такси. На улице льёт дождь, и потому местность кажется ещё мрачнее, чем обычно. Юра подъезжает к базе через минут двадцать, выскакивает из машины, расплатившись, и пытается найти в свалке людей Милу. Сначала он думает, что назревает или уже происходит драка, но, присмотревшись, понимает, что ошибся.
Почти все присутствующие тянутся в центр площадки, и Юра с трудом пробивается туда. Там его и хватает за руку Мила, протаскивая ещё дальше.
— Они с ума посходили! — говорит она, округляя глаза. — Дорога мокрая, скользкая, а они собираются гоняться. Идиоты! Придурки! Психи! Вы же разобьётесь нахрен! — это она уже кричит Отабеку и Жан-Жаку.
Оба — Юра понимает сразу — являются виновниками торжества. Сидят на своих байках, Отабек сосредоточен, Жан-Жак крутит головой, то и дело с кем-то перешёптывается и едва ли не рассылает всем вокруг воздушные поцелуи.
— Дебилы, — обессилено шипит Мила. — Сделай ты хоть что-нибудь, — она толкает Юру вперёд. — Из-за тебя же они будут гоняться.
Юра ошеломлённо подступает, и в его голове ни единой мысли, как остановить это сумасшествие. Обстановка вокруг нездоровая, словно на футбольном поле, когда фанаты переходят грань адекватности и начинают крошить ограждения перед собой и разбивать бутылки о головы друг друга. Байкеры, взбудораженные предстоящей гонкой, самой настоящей, в которой победитель получает всё, а проигравший уходит ни с чем, расплёскивают вокруг азарт. И Юра буквально захлёбывается в нём.
Жан-Жак замечает его первым. Он широко улыбается и кричит:
— Пожелай мне удачи, принцесса. Завтра ты пойдёшь со мной на свидание.
Отабек оборачивается, и Юре не нравится его взгляд: тёмный и глубокий. Даже мороз идёт по коже, и Юра ёжится.
— Прекратите сейчас же. Это опасно.
— Не бойся, мы знаем своё дело, — Жан-Жак подмигивает ему. Юра переводит взгляд на Отабека:
— Ну а ты, ты же не такой безголовый, ты же понимаешь, чем это может закончиться! — у Юры сдают нервы, потому что ситуация перестаёт быть похожей на игру и лёгкое соперничество. Она перерастает в бойню. — Я не пойду ни на какое свидание. Ни с кем из вас вне зависимости от исхода событий, слышите?! Вы хотя бы меня спросите, хочу ли я этого!
— Дело не в этом, — Отабек кажется спокойным. — Дело в том, что мы определим не то, с кем ты пойдёшь на свидание, а кто будет иметь право завоевать это свидание. Проигравший просто отступит. Всё честно. Пхичит, начинаем, — он поворачивает голову, и невысокий парень машет кому-то в стороне. Те ребята чуть разводят толпу в стороны, чтобы могли проехать мотоциклы.
Пхичит выбрасывает руку наверх и обводит взглядом всех присутствующих.
— Напомню правила, — громко говорит он, — старт и финиш тут. Вы огибаете круг вокруг квадрата строящихся кварталов и приезжаете сюда. Срезать невозможно, если не хотите проколоть колесо стройматериалом или получить кирпичом по голове. Побеждает тот, кто финиширует первым. Дорога узкая, будьте осторожны, — Пхичит подмигивает, и ему довольно весело. Потому что зрелища — его хлеб. — Стартуете насчёт три. Сара, дорогая, помоги, — он подтаскивает за талию девушку в короткой кожаной юбке. Та откидывает волосы назад, встаёт между мотоциклами и поднимает руки вверх.
— Раз, — командует Пхичит, — два. Три!
Сара резко опускает руки, Отабек и Жан-Жак срываются с места почти одновременно. Гул моторов стихает через несколько секунд, когда они скрываются за стеной дождя. Мила с силой сжимает руку Юры, вторую держит у рта, нервно грызя ноготь на большом пальце.
— Всё закончится плохо, всё закончится плохо, всё закончится плохо, — как заведённая повторяет она.
— Да помолчи ты, — Юра сам на взводе. Он полностью вымок, но его это не волнует. Внутри всё скручивается в тугой ком, и Юре кажется, что его сейчас стошнит. Он сам цепляется за Милу и не чувствует, как дрожит. Нервы, стресс, усталость, страх — всё накатывает одновременно.
Вокруг все шумят, пьют, что-то обсуждают. Юра ничего не слышит, он словно выпадает из реальности и сосредоточенно всматривается туда, откуда должны появиться мотоциклы, сделавшие круг. Он пытается услышать рёв двигателей, но ничего не слышит. Дождь заглушает все звуки, залепляет уши пробками. Юре кажется, что он и вовсе попадает в вакуум, где ничего, кроме дождя нет.
Наконец вдалеке появляется слабый свет фары. Юра вытягивает шею и облегчённо выдыхает, когда темноту разрезает ещё одна фара. Они приближаются, а вместе с этим накрывает и расслабление. Юра уже может рассмотреть, что Отабек лидирует почти на целый метр, и готов убить обоих, стоит им оказаться рядом. Остаётся совсем чуть-чуть — пара десятков метров до финиша. И Юра терпеливо ждёт, потому что желание открутить им головы слишком велико.
И всё трещит и разваливается по швам в один миг. Руль Отабека вдруг дёргается, его ведёт в сторону, и скорость слишком большая, асфальт слишком скользкий, чтобы удержать управление. Мотоцикл начинает клонить в сторону, и Юра видит это, словно в замедленной съёмке. Он даже не моргает. И буквально по кадрам может разложить момент, когда Отабек касается плечом дороги, как его переворачивает и откидывает в сторону, а уже потом в уши врывается звук скрежета металла и чей-то крик.
Жан-Жак тормозит моментально. Он кидает свой байк и сразу же бежит в сторону Отабека и груды развороченного металла, бывшего раньше мотоциклом. Юра видит на лице Отабека кровь, а потом она и на пальцах Жан-Жака, который переворачивает его на спину и пытается оказать первую помощь. Кто-то продолжает кричать, Мила что-то твердит о скорой, а Юра знает, что нужно подойти. Узнать, насколько всё плохо. Но не может и пошевелиться.
Звуки вновь пропадают. Жан-Жак открывает рот, но Юра не понимает, что он говорит. Видит лишь его перекошенное страхом и беспокойством лицо, кровь на руках и неподвижного Отабека, лежащего на асфальте, неестественно согнув конечности.
Он и правда не может сделать и шага вперёд, зато невольно пятиться назад. Ему тоже страшно, потому что во всём виноват он. Если бы он не полез целоваться в первый раз, если бы не поощрил поцелуй во второй, ничего бы не произошло.
Во всём виноват он.
Это стучит в голове, просачивается в мозг и заполняет вены вместо крови. Юра со всех ног бежит к станции метро, спускается вниз и садится на первый же поезд, не обращая внимания на его маршрут. Ему просто нужно успокоиться. Потом он вернётся и поможет. Съездит в больницу, поддержит Жан-Жака, убедится, что с Отабеком всё в порядке, и исчезнет из их жизни навсегда.
Но он не возвращается. Не едет в больницу, не видит ни Жан-Жака, ни Отабека. До закрытия метро он ездит от станции к станции без особой цели, потом выходит на улицу, вызывает такси и возвращается домой.
Ноги ватные, а голова пустая. Лифт снова сломан, поэтому он поднимается по лестнице и на пролёте возле своей квартиры неожиданно видит Виктора. Тот сидит на ступеньках, привалившись к стене и прикрыв глаза. Юра неслышно усмехается, но ему совсем не весело.
Виктор воспользовался предложением. Пришёл. Потому что ему сложно быть обычным, а не идеальным. Какая ирония судьбы.
— Давно сидишь? — спрашивает Юра.
— Не очень, — Виктор поднимает голову и пожимает плечами. — Твой дедушка сказал, что тебя нет, и я решил его не обременять своим присутствием.
— Ага, — Юра садится рядом с ним, прижимается теснее, потому что замёрз, и привычно кладёт голову ему на плечо, тоже закрывая глаза.
Он сбежал. И Виктор сбежал. И сейчас они сидят в подъезде, словно два щенка, сорвавшиеся с поводка. Только щенки хотя бы милые, и их кто-нибудь захочет приютить или покормить.
А они — нет.
Два сбежавших трусливых ублюдка.
========== Глава 6 ==========
Жан-Жак с детства не любил больницы. Да и кто их вообще любит? Вряд ли даже сами врачи с энтузиазмом относятся к этому особенному запаху, которым пропитаны стены, к тяжёлой атмосфере и напряжённым лицам пациентов. Привычно, потому что это работа, но вряд ли хоть с каким-то восторгом. Жан-Жак в этом уверен.
У него с больницами тяжёлые отношения. В детстве он часто ранился и падал, и почти всегда не обходилось без швов. Даже обычная ссадина коленки превращалась в такую рану, с которой приходилось обращаться к врачу. Потому что Жан-Жак всё делал с размахом. Неудивительно, что всё его тело покрыто мелкими давно зажившими шрамами и парочкой довольно крупных, как тот, что пересекал живот от рёбер до бедренной косточки, или тот, что проходил по всей голени правой ноги. Все, кто его знал хоть чуть-чуть, постоянно шутили на тему, что если бы Жан-Жак не ушёл из спорта сам, то рано или поздно он бы проломил головой лёд и сломал бы себе шею, потому что это его карма. И Жан-Жак лишь ухмылялся, отчасти принимая этот факт.
Сейчас от его ухмылки не остаётся и следа. Он сидит в приёмном отделении в неудобном кресле и сверлит взглядом стену, выкрашенную в противный персиковый цвет. Он должен успокаивать, но Жан-Жаку ни черта не спокойно. Он бледен, его знобит и трясёт. Где-то через несколько дверей отсюда врачи осматривают Отабека, и Жан-Жак знает, что никогда не простит себе этой глупой гонки.
Из них двоих в неприятности всегда влипает Жан-Жак. Он ввязывается в драки, его ловят на мелкой краже в супермаркете, потому что он поспорил с приятелем, что сможет сделать это. Он вообще постоянно спорит, выигрывает или проигрывает, попадает в полицейский участок, имеет кучу штрафов из-за административных правонарушений и однажды чуть не попадает под уголовную ответственность, когда в очередной драке разбивает нос не тому парню.
Отабек из другого теста: серьёзный, ответственный и не бросающийся в омут с головой, когда азарт подогревает кровь. Он взвешивает ситуацию и принимает оптимальное решение, которое всегда было лучшим выходом. Он забирает Жан-Жака из участка и улаживает остальные конфликты. И ни разу не ставит это в упрёк.
Иногда Жан-Жаку кажется, что Отабек не младше его на год, а старше на целых десять лет. А то и больше.
И поэтому он не может поверить, что их глупая — теперь он по-настоящему понимает, что это было глупо — затея с гонкой обернулась слишком тяжёлыми последствиями.
Это у Жан-Жака за плечами десятки мелких и не очень аварий, это он не один раз отдавал байк в ремонт, а свою покорёженную физиономию вверял лечению Отабека, который обрабатывал её йодом и лишь иногда в отместку зелёнкой. Но даже с зелёными пятами Жан-Жак казался себе неотразимым.
Сейчас все этим мысли кажутся настолько идиотскими, и он понимает это настолько отчётливо, что внутри сжимается болезненный ком.
Отабек ни разу не попадал в серьёзные аварии, даже в мелкие не попадал. Он удивительно внимательный и осторожный водитель, он следит за дорогой, зачастую даже пиво не пьёт, когда выезжает куда-то на байке, и не рискует.
Эта гонка — их совместная идея. Но никто не знал, что будет дождь, что трасса станет скользкой, а видимость практически нулевой. И ведь можно было всё отменить, перенести на другой день, но Жан-Жак не хотел откладывать, Отабек не стал отказываться.
Жан-Жак трёт уставшие глаза, проводит руками по лицу и утыкается им в задранные на сидение коленки. Мила, сидящая рядом, в попытке поддержать гладит по плечу, но сама она выглядит не лучше: взволнованная, уставшая и такая же до синевы бледная. Или это из-за света больничных ламп? Под ними всё кажется блеклым и болезненно прозрачным.
— Езжай домой, — говорит ей Жан-Жак. — Я тебе позвоню, когда всё прояснится.
Мила одна из тех девушек, с которыми удаётся и хочется дружить. Обычно Жан-Жаку сложно удержать эту грань, обходиться без ни к чему не обязывающего флирта и просто полагаться на человека. Ему и с парнями-то тяжело, что говорить про девушек, которых Жан-Жак всех без исключения считает милыми и не может удержаться от комплиментов. С Милой как-то всё по-другому.
Сначала Жан-Жак думает, что они с Отабеком встречаются, потому что именно он их знакомит, и оказывается почти прав — они пытались, но так ничего путного и не вышло. Зато остались хорошими друзьями. А у Жан-Жака всё равно успевает выработаться рефлекс, что с Милой флиртовать нельзя, потому что на неё имеет виды лучший друг.
— Я не уеду, — Мила сжимает руками подлокотники.
— А я говорю, езжай, — Жан-Жак смотрит на неё строго, но на лице Милы упрямое выражение. Она явно не хочет сдаваться, но выглядит так, словно вот-вот уснёт. Стресс на всех влияет по-разному. Жан-Жак знает, что не сможет уснуть ещё несколько дней, даже если всё обойдётся. А Мила валится с ног.
— Толку от того, что мы сидим здесь вдвоём, — Жан-Жак обнимает её за плечи, привлекает к себе и гладит по волосам. От Милы пахнет кофе, немного табаком, и даже чувствуется запах духов. Всё лучше, чем запах больницы, настойчиво забирающийся в ноздри. — Сменишь меня завтра, если понадобится, — обещает он. — Я тебе позвоню утром. А пока отдохни.
И Мила соглашается. Берёт свою куртку с соседнего сидения, кивает Жан-Жаку на прощание и скрывается за автоматом с кофе. Жан-Жак пьёт уже третий стакан эспрессо подряд.
Нервы практически оголены, он раскачивается, продолжая гипнотизировать стену взглядом, и её цвет так сильно въедается в подкорку мозга, что он начинает его ненавидеть. В голове слишком много мыслей и обвинений себя, и Жан-Жак знает — он в любом случае себя не простит. Отабек простит, а он не сможет. Даже если всё обойдётся, даже если Отабек сейчас выйдет без единой царапины — что вообще невозможно, потому что Жан-Жак ещё два часа назад самолично смывал его кровь со своих рук, — он всё равно не простит. Потому что это он, Жан-Жак, полный идиот, не сумевший остановиться вовремя, как не умел никогда. И, по правде говоря, ведь должен был пострадать он, а не Отабек, который по-честному побеждал.
— Вы Жан-Жак Лерой? — врач появляется неожиданно, словно вырастает прямо из пола. Жан-Жак моргает и поднимает голову, медленно кивает, а на лице сразу же проявляется высшая степень беспокойства и волнения. Он даже закусывает губу, готовясь к самому страшному. — Что ж, спешу вас обрадовать, серьёзных повреждении нет. Сотрясение мозга, вывих руки и много ушибов, но в целом отделался испугом.
— Когда его можно забрать? — Жан-Жак поднимается, подстёгиваемый облегчением. Но оно какое-то совсем не радостное, просто вязкое и липкое. Вина всё ещё гложет и заставляет взгляд испуганно метаться.
— Я бы хотел понаблюдать за ним до утра, если всё будет в норме, то сможете уехать.
— Хорошо, спасибо, — Жан-Жак кивает. — К нему можно?
— Не стоит, он отдыхает.
Врач уходит, а Жан-Жак покупает в автомате ещё один стакан кофе. Ночь тянется медленно, но Жан-Жак рад и этому. По крайней мере, ему не сообщили плохие новости, и утром он повезёт Отабека в свою квартиру. На такси, не на байке. За ним он вернётся позже. Или вовсе попросит кого-то из приятелей пригнать.
Пациентов ночью прибывает много, какие-то аварии, драки, бытовые травмы — центральная городская больница не испытывает нехватки «клиентов» даже по ночам. Жан-Жак наблюдает за всем отстранёно, иногда проваливаясь в дремоту. Он думает об Отабеке и лишь иногда о Юре. Считает, что всё честно — он должен отступить. И не из-за чувства вины, а потому что Отабек первым бы достиг финиша, не потеряй управление. От Юры тяжело отказаться, но переступить себя и продолжать эту гонку Жан-Жаку не позволяет ни честность, ни врождённое чувство справедливости, ни достоинство.
К утру голова начинает болеть, а глаза совсем слипаются, хотя он выпил столько кофе, сколько обычно пьёт за неделю. А ведь он думал, что вообще не захочет спать.