Таким «космосом» для рыбаков в 1958 году обозначилась… Африка! Туда стали направлять крупнотоннажные траулеры – БМРТ6. И эти экипажи визировали и им, не поверите, – выдавали паспорта моряков с отпечатком большого пальца правой руки на титульной странице. С такими вожделенными паспортами даже пускали на ночлег в гостиницу и …без очереди, как ВИП персонам, продавали билеты в кинотеатры!
Но трудно передать словами ажиотаж и возню в кадрах при отборе наиболее благонадёжных. Подбор шёл не по стажу работы, профессиональному опыту и мастерству, нет! Что вы! Подбор шёл там, на площади, в неприметном особняке в переулке (у немцев там располагалось Гестапо) по анкетам с грифом «Секретно!» И случалось так, что утром, с чемоданом в руке, на борт поднимался, сияющий от счастья моряк, а в обед на его место поднимался на борт, с чемоданом в руке уже другой, сияющий от счастья моряк: за это время – с утра и до обеда кое-кто уже успел «слить» на первого счастливчика компромат… Или «лапа» у второго счастливчика оказалась «лохматее»…
В этой нервотрёпке и в этом бардаке совершенно выпустили из виду санитарно-эпидемиологическую опасность. Те, блатные, которых направляли в последний момент имели в санкнижках (так их тогда величали!) только запись терапевта: «Практически здоров». Половина экипажа не имели понятия о прививках. В Атлантику, за полярный круг и так сгодится, без прививок: там – свежий воздух, без микробов и ежедневно белковая пища – рыба. Правда, картофель и морковь – сушёные («маде ин Пшеция»), да мясо завяленное, с вант, – с душком… Но в войну солдаты из луж пили воду и – ничего, победили!
Наш БМРТ «Мамин-Сибиряк» под командованием капитана Лазаря Иосифовича Шухгалтера оказался дважды счастливчиком. Нас сняли с промысла у берегов Исландии, где мы, с научным составом на борту испытывали пелагические тралы и передислоцировали прямо в объятья мистера Окрана, в аренду, в Африку! Это – Республика Сенегал, порт Дакар, Африка. Поэтому экипаж избежал «чистку», пертурбацию и в полном составе проснулся однажды в …капитализме!
Мистер Окран – чёрный миллионер, владелец всего рыболовного флота и рыбной индустрии Сенегала и даже, частично, его соседей был брательник, родная кровинушка старшего брата – министра рыбного хозяйства Сенегала и мог позволить себе многое. Он, почти задарма, (наверное с «откатами») арендовал у советского Минрыбхоза несколько БМРТ, а пойманную задарма рыбу продавал соседним квазигосударствам по драконовской цене.
Правды ради, наш экипаж боготворил душку-Окрана: в каждый заход в Дакар мистер Окран пригонял к борту реффургон, забитый до отказа баночным пивом, кока-колой и даже… французским столовым вином. Ящик колы и ящик пива вручали каждому, а на обед и на ужин перед каждым стоял стакан вина. Помполит пытался было вино арестовать, но мистеру Окрану сразу «стукнули» и он резко осадил помполита: «В нашей Республике – наши Законы. У нас – французская кухня, а столовое вино входит в рацион французского меню». (Ранее Сенегал был французской колонией.) Экипаж ликовал! В контракт входила статья: поставка продовольствия экипажу, не из России же возить!
До окончания рейса оставалось около двух недель, когда во время очередной разгрузки в этом Вавилоне (бывшая французская колония имела свободные нравы!) к судовому доктору, после увольнения на берег, обратились сразу три члена экипажа. Нет! Это – не то о чём вы подумали, это – похуже!
Французские госпитали «стояли на ушах»! Быстро распространялась неизвестная науке болячка: распухали все слизистые, даже гениталии. Появлялись отёки и высокая температура. Эпидемия грозила перерасти в пандемию7!
Вызванный французский врач делал уколы чего-то от чего-то и разводил руками: выявленный штамм – в Париже и там пока ещё не определили средств борьбы с неизвестным вирусом.
Однако, через день в экипаже заболели ещё четверо, двое из которых в город не ходили, а лишь общались с сочувствием с больной дневальной.
Это наводило на мысль, что зараза распространяется уже внутри экипажа и что ожидать далее – было неясно и тревожно. Судовой эскулап, зубопротезист по специальности, был изначально бесполезен.
Капитан Шухгалтер заявил мистеру Окрану, что в данной форс-мажорной ситуации, с окончанием выгрузки замороженной сардинеллы, он вынужден прекратить работу и уйти в родной порт. Сидящий рядом французский врач Рене согласно кивал головой, одобряя решение капитана (по русской пословице: «Баба – с возу, кобыле легче!).
– О. да! Я понимаю! – сказал мистер Окран. – Капитану ещё около двадцати дней пути до родного порта… Это, если подсчитать… Он закатил огромные белки глаз к потолку и стал что-то прикидывать вслух: 12 раз в сутки по 30 грамм, умножить на 20 дней – это семь литров или один ящик! Плюс презент капитану – ещё один ящик, итого – два!, – Мистер Окран нагнулся к уху месье Рене, что-то прошептал по-французски и выписал чек.
***
Такого в порту Калининград ещё не бывало ни разу, чтобы судно под жёлтым карантинным флагом было арестовано на карантинной стоянке, а весь экипаж, кроме троих человек – капитана, старшего механика и начальника радиостанции был водворён в областной инфекционный изолятор. Только у этих троих лиц не были обнаружены, при первичном обследовании, симптомы заболевания.
После окончания работы десанта врачей-инфекционистов, прибывший на борт главный врач бассейновой больницы рыбаков задал капитану Лазарю Шухгалтеру только один вопрос:
– Как такое случилось, что, по наблюдению вашего судового врача, только у вас троих не обнаружены симптомы заболевания. Вы можете это объяснить?
– Могу! И даже поделюсь с вами остатками лекарства, которое мне припёр месье Рене. Я, по-братски, делился в рейсе со стармехом и радистом, а теперь, по-братски, поделюсь и с вами. На радостях, за приход, по традиции!
И капитан Шухгалтер вынес из спальни ящик, в котором красовались бутыли коньяка «Мартель»…
– Вот этим «лекарством» мы полоскали горло каждые два часа!
– Но, я думаю, вы не выплёвывали такое восхитительное лекарство? – спросил Главный. – И я вижу в этом французском лекарстве есть терапевтический резон: дезинфекция!
– Тогда возьмите для науки и рецепт месье Рене. Авось пригодится при защите диссертации с претензией на «нобелевку»! – На фирменном бланке месье Рене было написано:
Rp.Cogniac «Martell»
MDS: 30 gr.| 12 time in twenty-for hours | per oro (Полоскание полости рта через два часа, втечение суток – приписка нашего врача, чтобы, случайно, не сделали клизму!)
P.S. К сожалению, в рейсе, экипаж не смог воспользоваться этим французским лекарством: под страхом увольнения с закрытием визы на загранплавание (высочайшая привилегия в советские времена!) – одиозные «Правила поведения советского моряка за границей» категорически запрещали приносить на борт и распивать спиртные напитки.
Что неукоснительно… не выполнялось!
Помогли. Чем смогли
Рассказ-быль
После двухмесячного рейса на юг Африки, в район Кейптауна, где мы снабжали водой и топливом наш промысловый флот, возвращение домой было омрачено портом назначения: вместо родного Калининграда нас направили в эстонский Таллин для довольно солидного трёхмесячного ремонта на заводе в Копли.
Но, если честно, то настроение сникло не у всего экипажа и даже – наоборот: у многих переадресовка вызвала прилив радости. Это, во-первых, – у холостяков: Таллин – та же заграница, а рестораны и полсотни кафе работают до трёх ночи! Это не то, что в родном Кёнинге, когда в полночь, в самый пик адреналина вымогатели в оркестре демонстративно медленно сворачивают свои причиндалы (А хочешь ещё? Тогда – плати!). А наглые официантки уже суют липовые счета: освобождайте зал! А, во-вторых, жёны семейных моряков посмотрят на цивильный мир, и почувствуют себя в заграничном отпуске, рядом с мужем!
В Таллине моряки сходу застолбили фешенебельный ресторан «Глория» на все ночи, а днём окопались в уютном и старинном подвале«Мюнди-баре». Бармену Мадису подарили африканских резных, из красного дерева, божков и ритуальные маски, чем обеспечили себе литерный проход, минуя постоянную и терпеливую очередь. Элегантный красавец Мадис убивал наповал моряков своей «школой» обхождения с клиентом: едва бокал с коктейлем перед моряком показывал дно, холёная рука с белоснежным манжетом, из-за спины, мгновенно меняла бокал на наполненный тем самым напитком, а не иным. Артистизм и мастерство Мадиса, помноженное на собственное достоинство, внушало настоящее уважение к нему. Дошло до того, что на звонок Мадису по телефону: «Мадис, дорогой, нужны четыре места к 15 часам!», слышали его ответ: «Туля сиэ! Резерв!» (Приходите. Забронировано!).
Но, проходили дни и недели и деньги у моряков, как водится, иссякли.
Описываемые события происходили ещё до внедрения «Щёкинского метода» – повального сокращения рабочих мест на всех предприятиях Страны при сохранении планов производства.
В России всегда находились отчаянные борцы вроде Александра Солженицына и Андрея Сахарова, но из щелей вылезали и омерзительные «попу-лизаторы» власти типа депутата Госдумы от станка Трапезникова или начальника цеха Уралвагонзавода, на пузе заслужившего себе кормушку «смотрящего»… Вот такие, «ссучившиеся» и предложили тогда сократить работяг. Номенклатура, конечно, не пострадала, совсем наоборот – им повысили оклады за счёт высвободившегося фонда заработной платы, их заслуженные 30 сребренников…
Так вот, наш довольно значительный экипаж на ремонте, когда все двигатели и системы разобраны, прямо скажем, – изнывал от безделья.
И тут мне позвонил мой старый знакомый, начальник коммерческого отдела Эстрыбпрома Юри Хансович Рястас. Он объяснил, что курирует огромное подсобное хозяйство Эстрыбпрома, типа совхоза в 21 километре от Таллина, по дороге в Пярну. Там – молочный скот, свиноферма, коптильный цех и овощеводство. Много техники и много женщин. Но почти нет мужчин и техника стоит. Работа на ферме не легче работы рыбака, но разница в зарплате – в разы. Вот все мужчины и подались на Джорджес-банку, к берегам Америки, ловить селёдку. Ведь все прибалты – прирождённые рыбаки и моряки.
– У тебя мужчины изнывают без работы и женщин, а у меня женщины изнывают от работы и отсутствия мужчин! Так отпусти своих мужчин на месяцок – другой к нам, на ферму. Оплата будет такая: 50% продукцией в ваш судовой общепит, а 50% – морякам деньгами, годится? – предложил Юри Хансович.
Я собрал собрание экипажа, на котором за поездку в «Совхоз Червонэ Дышло» (так, в шутку, окрестили ферму моряки-украинцы), при сохранении зарплаты по судну, проголосовали 95% экипажа. Пять % воздержались – капитан и стармех – им нельзя было покидать судно даже ради помощи несчастным эстонским женщинам.
Юри Хансович подогнал служебный автобус и 24 человека под командованием второго помощника капитана и второго механика, как бы – две бригады: «рогатых» и «маслопупов», вырядившись во всё «супер-пупер» закордонное, с орущими «Бриз-буги» магнитофонами «Грюндиг», отвалили от причала завода «Копли» в новую жизнь… Для некоторых эти слова окажутся пророческими.
В 1964 году в совдепии не было не только мобильной связи, но не было даже телефонной связи совхоза с Таллинном. Была связь у Рястаса только по УКВ-рации.
Время-от времени я звонил Юри Хансовичу: «Ну, как там наши ребята работают, нет ли жалоб?» «Хорошо-о-о рабо-о-тают!, – отвечал Юри Хансович с присущей прибалтам певучестью. – Женщины о-о-чень хвалят ваших моряков! Сегодня к вам на судно придёт машина с овощами, копчёной рыбой и парной свининой. Не сто-о-ит беспокоиться! Я с фермой – на связи!»
Однако, наступил третий и последний месяц ремонта, когда на судне приступили к монтажу всего разобранного оборудования и систем. И тут уже нужен г «лаз да глаз» со стороны экипажа, особенно машинной команды. Я позвонил Юри Хансовичу и попросил вернуть моих «целинников», которые уже почти два месяца «поднимают целину»…
И тут случилось нечто невообразимое: автобус привёз только семерых «маслопупов» (механиков и мотористов, те понимали свою важную миссию в ремонте) и четверых пожилых палубников. А от остальных привёз пачку заявлений …на предоставление послерейсовых отгульных дней. А двое молодых так те прислали вообще… заявления на увольнение!
Да, конечно, и отгулы и увольнение – всё это возможно, но – по Закону, через кадры и с заменой!
А второй помощник капитана передал записку капитану, что он не в силах далее командовать экипажем. Они слушают только своих «тёток», у которых сейчас, почти поголовно, и проживают. А детки уже называют их «папами»…
Я попал в пиковое положение! Работа «налево» с сохранением зарплаты по судну – это было чистейшей «партизанщиной», влекущей за собой статью Уголовного Кодекса РСФСР. Предоставлять отгулы, а, тем более, – увольнять – это была прерогатива отдела кадров и я не имел права сам это делать без специального распоряжения Руководства.
Пришлось брать у Юри Хансовича автобус и посылать «зондер-команду» из стармеха и старпома отлавливать дезертиров. При этом, Юри Хансович, огромный, под метр девяносто и невозмутимый, как памятник, мужик, так хохотал в трубку телефона, что её невозможно было поднести к уху: он был очень доволен ситуацией! Моряки не хотели покидать его подшефный совхоз под страхом наказаний!
Прибывшее начальство вытаскивало буквально из-под кроватей у пылавших справедливым гневом горячих эстонок, тружеников нивы и хлева.
Сцены, которые разыгрались у борта отъезжающего автобуса напоминали проводы солдат на войну: слёзы, объятья, обещания – «как только, так – сразу»,…
Но с теми двумя парами собравшихся в ЗАГС, пришлось повозиться! Ведь в паспорта моряков, находящихся в сейфе у капитана не положено вносить никаких штампов, кроме иммиграционных, а это было – непреодолимое обстоятельство для сиюминутного брака. Брачевание отложили до времени.
По проверенным сведениям от Юри Хансовича, в совхозе Эстрыбпрома через год появились ребятишки с необычным для прибалтов цветом глаз и волос: черненькие с карими глазками. А., значит, история не окончена…
Сатисфакция
Рассказ-быль
Моторист Бен Арутчев сегодня был растерян, как троечница на экзамене. Ещё бы! Его, моториста второго класса, вызвали в партком и стали допрашивать с пристрастием: что за жалобу он написал в Президиум Верховного Совета СССР? Вот пришёл вызов-приглашение Арутчеву в Москву на собеседование к референту Президиума ВС тов. Шевченко Т. И. через неделю, к 16 часам, кабинет №321!…
Адреса и местожительства у Бена Арутчева, как у большинства моряков Калининграда не существовало, все были прописаны по судам, поэтому важное письмо сразу доставили в партком. Только по третьему заходу, повторив все перипетии своего дела разным партийным чинам поочерёдно, его отпустили, но заставили поклясться на крови, что там, наверху, он о делах Управлении Базы Реффлота – ни гу-гу! «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю, Я – человек маленький, моторист всего-навсего!» С тем и отпустили. До возвращения из Москвы. Чтобы потом – всё, как на духу выложил: о чём спрашивали, под кого копали?
После службы на Балтийском флоте мотористом в БЧ-5, на тральщике, Бен уже поработал таксистом (очень трудная и склочная работа!), рубщиком мяса на рынке (обширный круг полезных знакомств, особенно среди дам), мастером по ремонту холодильных камер в магазинах (халявный дефицит, если автоматику настроить только на неделю!) и, наконец, мотористом на судах Реффлота. Одним словом, он уже был – тёртый калач! К тому же он имел весёлый и общительный нрав, быстро сходился с людьми.
Но! Идти на приём в Президиум Верховного Совета СССР! Тут его – запирало…
А всё дело было в том, что на родине, в Баку один высокий партийный начальник, сосед, оттяпал двухэтажный, каменный дом в центре, который, по наследованию, принадлежал армянину – Бену Арутчеву. И сделано это неправое дело было ловко: сообщение о смерти матери было перехвачено, Бен находился в семимесячном дальнем плавании в Африке и срок предъявления претензий на наследство истёк… Прокуроры развели руками: «Всё – по Закону!»