— Мне пора, — сказал альфа, после того как они переоделись и напились горячего кофе с каким-то невероятным ликером из объемного бара. — Дождей в ближайшие дни не будет. Постарайся не забрасывать тренировки, бегай. Если захочешь покататься, то делай это осторожно. Уехать не пытайся — во-первых, далеко, во-вторых, накажу. Накажу сильно. — Антипов казался усталым и каким-то грустным, хотя из раззадоренного Тимура энергия так и перла. — Еще я очень прошу тебя не лихачить. Несмотря на талант, опыта у тебя еще маловато, а дорога неважнецкая. Вроде все, — он потер переносицу, словно силился сосредоточиться.
— Когда ты приедешь? — Тимур за это время настолько привык к присутствию Антипова, и так не хотел вновь оставаться в одиночестве, что выпалил это, даже не задумываясь.
— Не знаю, — медленно ответил Антипов, изумленный вопросом. — Думаю, что теперь не раньше чем через пару дней.
— А если со мной опять что-то случится? — нахмурился Тимур.
— Да. Точно, — покивал Антипов и поманил Тимура в другую комнату.
Там он открыл небольшой ящичек в стене и показал на красную кнопку.
— Только в экстренных случаях, — весомо пояснил Антипов. Тимур покивал, хотя бы немного успокоенный возможностью связи с внешним миром.
Хлопнула дверь, прошуршали шаги за окном, и Тимур остался один. Ни разу за все эти дни в заключении он не чувствовал себя так одиноко. Время тянулось ужасающе медленно. Кнопка манила. Не спасали ни выматывающие пробежки, во время которых Тимур продолжал выкладываться на все сто, ни заезды на квадроцикле. В общем-то, выбрать можно было любой из стоящих там, но Тимур упорно, раз за разом садился на Антиповский, тяжелый и капризный в управлении. По вечерам тряслись руки и ноги, а по утрам они болели так, что Тимур тихо поскуливал, сползая с кровати. Самым неприятным оказалось то, что было неясно, так тяжко от отсутствия компании вообще или именно Антипова. Тимур успокаивался лишь в ощущении внутренней независимости, относительной свободы, ведь какой-то безумной любви и зацикленности он не ощущал. Откровенно говоря, насмотревшись на истерики его бывших и настоящих пассий, Тимур боялся угодить в этот парадоксальный капкан зависимости. Страшило то, что не было панацеи. Будь среди этих помешанных какой-то определенный контингент, было бы легче. Но влюблялись и бегали потом за Антиповым все: малолетки, фифы, умники, холеные омеги в возрасте. Совершенно разные и столь похожие в своей любви.
Тимур любил конкретику и упорядоченность в своей жизни. Любил, когда есть ответы на все вопросы, хотя бы те, что касались непосредственно его самого. Но понять, что же он чувствует к Антипову, Тимур просто не мог. Он осознавал, что от прежней ненависти и желания уничтожить почти ничего не осталось, но что пришло им на смену, определить не мог. Чувства, в его понимании, были вещью весьма простой. Ты любишь, и это захватывает целиком и полностью. Ты не любишь и остаешься равнодушным. Но Тимур равнодушен не был. Мысли то и дело крутились вокруг Антипова, рикошетили от мест и предметов, с ним связанных. А учитывая, что все в этом доме, так или иначе, касалось Антипова, не думать о нем у Тимура не получалось.
========== Глава 7. ==========
Три дня прошли в вялых раздумьях, а на четвертый, вечером, в дверь ввалился Антипов. Тимур не услышал его шагов и оттого изумленно вскрикнул, когда бледный, запыхавшийся альфа бесцеремонно сграбастал его в охапку. Казалось, он вот-вот отдаст богу душу, так что Тимур не решился упомянуть ни про недопитый чай, ни про недоеденное печенье, ни про нечищеные зубы. Просто позволил завалить себя на разобранную, не иначе как провидением, постель, подмять под себя, и вырубиться как на подушке. И не задал ни единого вопроса, проваливаясь в сон почти мгновенно.
Утром он снова проснулся раньше. Попытался выбраться из-под навалившегося Антипова, чтобы, по крайней мере, приготовить завтрак и выключить забытый с вечера свет. Но Антипов глухо заворчал, прижимая его теснее и пробурчал:
— Еще пять минуточек.
Собственно, своей медвежьей хваткой, он исключил возможность выбора, так что Тимуру пришлось покорно улечься на подушку. Спать не хотелось, а вот для самоанализа было самое время: когда еще им заниматься, если не в ситуации такой тесной близости к причине этого самого анализа?
Но ответов все еще не было. Тянуло ли его к Антипову? Безусловно. Непреодолимо? Нет. Находиться рядом было приятно. Ощущать его столь близко — тоже. Но Тимур не был уверен, что хотел бы чего-то большего. А ведь должен, если в его чувствах есть хоть что-то плотское.
От размышлений подташнивало. От невозможности получить внятный и четкий ответ накатывала злость. Тимур зашевелился и отстранился, злорадно рассудив, что пять минут уже вышли. Антипов покорно выпустил его и приподнялся на локте, пытаясь разлепить глаза.
— Извини за вчерашнее, — просипел он. — Пытался быстрее освободиться и не рассчитал силы. Сорвался. Устал.
Тимур согласно покивал и вылез из кровати. Уснули они вчера прямо в одежде, так что переодеваться не пришлось. Готовить настроение пропало, и Тимур решил обойтись вчерашним печеньем. Антипов никаких возражений не выказал, окинул довольным взглядом тарелку, сварил себе кофе и плюхнулся за стол напротив Тимура. Он помолчал, выбрал печенье и, покручивая его в пальцах, вдруг заговорил:
— Останься здесь до зимы. Дом теплый, в общем-то, выдержит и зиму, так что первых заморозков не бойся. Потом я отпущу тебя. Выполню все, что попросишь, в пределах разумного, разумеется. Помогу устроиться, в Архангельске или Питере — выберешь сам. Взамен прошу тебя не рыпаться, изредка терпеть мое присутствие, а после — держать язык за зубами. В твоих интересах, кстати.
— Угрожаешь? — нехорошо прищурился Тимур.
— Предупреждаю. Угрожать уже буду не я.
— Зачем это тебе?
Антипов замялся, словно решая, стоит ли раскрывать все карты или еще помариновать Тимура.
— Скажу, но позже. Я не готов сейчас. — И очередной взрыв шаблона. Треск привычной действительности с уверенным и бесстрашным Антиповым, который вдруг отчего-то стал отчаянно уязвим.
Тимур понимал, что мог бы додавить, но не хотел. Не сейчас, когда все как-то неестественно тонко между ними, так остро-хрупко, что ломать это все — опасно и не хочется. Он кивнул и вернулся к печенью.
После завтрака Антипов привычно поманил Тимура за собой. Ломаться и спорить не хотелось, тем более, было действительно любопытно, что же задумано на сей раз.
Они обошли дровяник и остановились напротив большой, яркой мишени. Антипов вложил в руку Тимуру ладный небольшой пистолет и тепло улыбнулся:
— Этому обычно дольше учатся, но ты ведь умница, хотя бы азы сможешь освоить.
Тимур недоуменно переводил взгляд с пистолета на Антипова и обратно, а затем закономерно спросил:
— Это-то зачем?
— Приобщаю тебя к моим маленьким слабостям. Как тебе такой ответ?
Тимур согласно кивнул, слишком обескураженный, чтобы задавать вопросы или спорить. Да и кто в здравом уме откажется пострелять? Дело оказалось непростым, но, как и все, за что его заставлял браться Антипов, увлекательным. В очередной раз перезарядив оружие, альфа сделал несколько шагов назад и обманчиво равнодушно заявил:
— Теперь сам. Боевые. Особые. Уложат даже оборотня.
Тимур резко развернулся, продолжая держать пистолет наизготовку, и ошарашенно вылупился на Антипова. Что это? Неудачная шутка? Способ проверить на лояльность? Тимур внимательно вгляделся в напряженного, буквально звенящего ожиданием Антипова и понял: проверяет. Даже не на лояльность, а вообще, в целом, сука, проверяет его! Он в два скользящих шага преодолел расстояние и ткнул в твердый живот стволом.
— Выше, — мягко заметил Антипов и, аккуратно обхватив подрагивающую от напряжения кисть, передвинул дуло вверх и вправо, упирая точно в сердце.
Тимуру казалось, что он ощущает его ритмичную вибрацию даже сквозь ребра, одежду и сталь. А может, это колотилось его собственное — заполошное, истеричное. Секунды истекали вдохами, истончались выдохами, и с ними таяло что-то еще, между ними и внутри каждого. Тимура затошнило, закружилась голова, и непроходящий нервяк — верный спутник Антипова в Тимуровой жизни, вырвался наружу рыданиями. Громкими, истошными, на грани непозволительной для Тимура истерики. С пошлыми всхлипами и дрожанием. И Антипов — его личный колючий, жесткий, единственный кокон, плотным теплом охватывающий со всех сторон. Не говорящий ни слова, не успокаивающий и не обещающий спасения и райских кущ, но дарящий такое умиротворение, что куда там кущам.
Позорные слезы никак не прекращались. Они смывали усталость, постоянную озабоченность проблемами-проблемками и будто обнуляли всю прежнюю жизнь, оставляя чистый лист. С единственным рисунком на нем: зеленоглазым, светловолосым монстром, спасительным ужасом, надежным кошмаром.
Тимур поднял глаза, пытаясь подобрать какие-то слова, хотя бы просто прийти в себя, приоткрыл рот, гадко всхлипывая, и задохнулся, лишенный воздуха. Теперь полностью укутанный. Завернутый во внезапный поцелуй с головой. Погруженный в вибрирующего стоном Антипова. И стало вдруг понятно, куда девать руки — они так удачно вцеплялись в куртку на широкой спине. И не нужно было самому давить слезы. Можно было просто растворяться в осторожных движениях, почти целомудренных, но бьющих в голову куда хлеще того затрапезного порно.
Было не очень ясно, сколько они простояли так, но к тому моменту, когда Антипов отстранился, у Тимура кружилась голова, а колени на брюках были совершенно сырые от мокрой травы. Ноги стоять отказывались, и даже не хмыкнувшему Антипову пришлось тащить его в дом на руках. Запоздалая романтика, так странно греющая душу. Весь остаток дня они провели в молчаливых прикосновениях, не решаясь говорить или делать что-то. Как первоклассники косились друг на друга и тут же прятали взгляд, замечая ответный. Успели потолкаться на кухне, так и не смогли без слов договориться, кому же готовить, и обошлись полуфабрикатами. Потом мучали себя просмотром очередного ужастика, но ничего не видели и не слышали, вслушиваясь в себя и друг в друга.
Наверное, Тимур ждал, что Антипов хотя бы попытается сделать что-то, шагнуть дальше или, по крайней мере, еще раз поцеловать. Но тот хрипло пожелал спокойной ночи, нарушая затянувшееся молчание, несмело потрепал Тимура по голове и лег спать в передней. Недоумевающий и, черт возьми, отчасти разочарованный Тимур, плюхнулся в постель и, измотанный, уснул. А проснулся, изнывая от почти что боли. Скручивало все тело, но больше всего доставалось, конечно, члену и мокрой заднице. Такой внезапной и зверской течки у него не было ни разу за всю жизнь. Тимуру было больно и страшно, он просто не представлял себе, что делать в такой ситуации, когда организм, по всей видимости, изможденный вчерашним всплеском, растревоженный близостью нужного альфы, просто взорвался возбуждением.
Тимур попытался двинуться и зашипел от новой резкой вспышки.
— Тима, — прокаркал он, впервые называя по имени.
В ответ ему откуда-то снизу от двери донеслось шипение, переросшее в тихий стон.
— Тима, пожалуйста, — снова попросил Тимур, так и не дождавшись какой-то еще реакции.
— Ты не понимаешь, что ли? — прорычал вдруг оказавшийся прямо над ним Антипов. И его глаза, отчего-то истошно желтые, хищно и зло сверкнули.
— Пожалуйста, — проныл Тимур, надеясь, что сгонять до ближайшего оплота цивилизации и купить ему подавители оборотню будет нетрудно.
Но красноречие подвело, Антипов не понял смысла просьбы, и, застонав протяжно, чуть запрокинув голову и прикусив губу, потянул вниз Тимуровы штаны. От очередной вспышки тот выгнулся, но штаны удержать сумел и отчаянно замотал головой.
— Не трогай, — выдавил он, ненавидя свои сраные моральные принципы.
— Окей, — сдавленно пообещал Антипов, прикусывая выступающую тазовую косточку под задравшейся футболкой, — никаких рук.
Это было слишком даже для лелеемых моральных принципов. И Тимур послушно помогал стянуть с себя штаны с трусами. И так пошло остался в белых носочках, до которых обоим уже просто не было дела. Наверное, ему положено было стесняться, если уж не этих носочков, то стоящего члена и текущей задницы, которую впервые видел кто-то посторонний. Пусть даже относительно посторонний.
И все же Тимур не стеснялся. Он задыхался от всего происходящего, даже не думая хоть как-то сдерживаться. Стискивал в кулаке золотистые кудри, прижимая Антипова и, главное, его восхитительный язык то к поджимающейся дырке, то к перенапряженному уже члену. Было так хорошо и так невозможно мало. Хотелось всего и сразу, жестче, резче. Хотелось больше ощущений, больше Антипова. И Тимур захныкал, ерзая, мотая головой по подушке, застучал ладонями по сбитой уже простыне.
— Одну руку, — просяще выдохнул ему на ухо подтянувшийся вверх Антипов. — Разреши мне использовать хотя бы одну руку.
Тимуру уже было все равно. Он хотел хоть как-то вырваться из этого выматывающего кольца возбуждения. Нужна рука? Ради бога!
Антипов с силой провел ладонью по его ноге, обводя дрожащее колено и, не церемонясь, скользнул внутрь сразу двумя пальцами. А потом, чуть помедлив, взял в рот. Тимур задергался и снова вцепился ему в волосы, чуть надавил, ни на что, собственно, не надеясь, и вскрикнул от удивления и удовольствия, когда Антипов послушно пропустил его до конца, уткнулся носом в пах. Это было совершенно не то, что делают обычно альфы, особенно такие, надменные, с холодцой, и Тимур опустил взгляд. Напрасно, как и многое из того, что он позволял себе по отношению к Антипову, так как именно в этот момент тот вскинул зеленые уже глаза, сглотнул и одновременно резковато, но одуряюще правильно толкнулся пальцами.
Оргазм длился вечность, вытрясал из Тимура все эмоции и нервы, трепал его по влажной постели безвольной плюшевой куклой, а потом оборвался в одно мгновение, на долю секунды отключая и Тимура.
Очухавшиеся первыми моральные принципы ультимативно потребовали быть благодарным, и Тимур, с трудом промочив пересохшее горло, прошептал:
— Давай я… — и потянулся к Антипову.
Но тот отрицательно помотал головой, усмехнулся и спрятал лицо у Тимура на животе.
— Спасибо, но нет. Мне надо как-то принять тот факт, что я только что трахнул кровать. Ну и переодеться не помешает.
Он плавно скатился на пол и исчез за дверью. Тимур пялился в потолок и наслаждался благостной пустотой в голове. Ощущение для него странное, совсем непривычное, но после зудящего роя мыслей в последние полгода, несомненно, приятное. Тимур разглядывал потолок, вырисовывал картинки из бессмыслицы пятен крашеных досок и хотел замереть в этом мгновении. Время, словно повинуясь его желаниям, тянулось, капало, истончаясь на конце паточной нити, а затем вновь наполнялось объемом и густотой.
— Как ты? — Кровать глухо скрипнула под весом присевшего на край Тимофея. Тима, уже Тима.
— Спасибо, — перевел на него взгляд Тимур, — это было… вау! — и напрягся, ощущая запоздалое смущение.
Тим чуть нахмурился, явно недоумевая, а потом вдруг капризно надул губы, сделал брови домиком и голосом фифы проныл:
— И даже не поцеловал ни разу. Как шлюху!
Тимур в первое мгновение не понял, а потом уловил иронию, разглядел почти не скрытый смех в зеленых глазах и рассмеялся. Пришлось подниматься, придвигаться к вреднющему Антипову и целовать. Тот довольно хмыкнул и пересел поближе, удивительно быстро перехватывая инициативу и углубляя поцелуй.
— Будешь должен, — довольно проговорил он, отпуская разомлевшего Тимура. — Во время моего гона не отвертишься. Не хочу уходить, — проворчал, меняя тон с довольного на усталый.
— Не уходи, — ни на что особо не надеясь, предложил Тимур.
Но Тим предсказуемо покачал головой.
— Не могу. У меня дела. Из числа тех, которые ни отменить, ни переложить на кого-нибудь.
— Зачем ты вообще этим занимаешься?
Тим вздохнул и мотнул головой, неуловимо завесив челкой глаза.
— Говорил же.
— Еще раз скажи.
Тимуру было важно понять, отчего-то не хотелось довольствоваться оговорками и недомолвками, хотя все их с Тимом отношения и были сплошными недомолвками и оговорками. Никакой конкретики. Логично было бы получить прямой отказ — с Антипова сталось бы — или очередную полуправду, но тот лишь посмотрел внимательно, что-то решил про себя и взвешенно сказал:
— А кто еще этим будет заниматься? Мой лапочка-братик? — Тимура никогда не интересовала семья Антипова. Знал, что имеется старший брат, но был даже не в курсе его пола. И от этого снисходительного «лапочка» как-то сразу нарисовался прехорошенький светловолосый омега. Ну, из числа этаких нимф, наивных и слегка глуповатых, но неизменно всеми обожаемых. Такой уж точно не станет возиться с наркотой. — Конечно, можно было бы вообще в это не ввязываться, но все это дерьмо — не только деньги, но и влияние, и вот его-то упускать нельзя. У нашей семьи есть четкая позиция, сфера интересов, так сказать, и уменьшать ее не хотим ни мы, ни, тем более, наши волки. Они не любят сужения границ. Плюс мой дерьмовый характер, нужные ниточки и связи, так что никого лучше найти просто не смогли бы. А почему я не был против, ты уже знаешь.