— Это хаал приказал тебе. А я только исполняю его волю.
— Ты слуга?
— Нет, я не слуга. Я тоже жрец, но не моё право объяснять тебе или оделять знанием. Подожди, я извещу хаала.
— Не надо. Я еду на охоту.
И снова сделал что-то не так! На этот раз Урриш превратился в статую почти на минуту. Ни уши, ни хвост не шевелятся, не позволяя слишком умным понять, что думает их обладатель. Потом осторожный, недоверчивый вопрос:
— Ты передумал?
— Я узнал новое и принял другое решение, — похоже, фразу я построил правильно. Урриша это тоже вдруг успокоило.
— Тогда я должен буду показать тебе охоту до того, как ты увидишь.
Уже на ходу я попытался понять, что это он такое сказал? Не понял. Но всё оказалось просто. Мне показали и оружие, и охотничье снаряжение. Ну, что сказать? Конечно, ничего похожего на наше, но при этом — ничего отличного. Форма клинков и длина рукояток различная. Но всё — ножи тех или иных конструкций. Или копья. Я не умею работать ни ножом, ни копьём. Этому надо учиться с детства!
Урриша это не остановило. Да, надо. Но, поскольку данная охота не для пропитания, а ритуальная, то моя задача не столько добыть еду, сколько просто выжить. Так что — вперёд. Берём копьё и делаем вот так. Нет, не так, а вот так. Ещё раз. Да, и ещё. Столько, сколько будет надо, пока не получится. Надо будет неделю — будет неделя. Или я опять передумал?
Я минут пять поупирался, а потом понял, что строгий учитель не отстанет. И либо я приложу все усилия для того, чтобы научиться, либо он приложит их для того, чтобы сделать это без меня. То есть, хочу я или нет, а он — научит. Потому что это жрец. Потому что для них любая задача сама по себе интересна. Вот можно ли научить бесхвостую обезьяну владеть копьём для охоты? Оно им нафиг не надо, но интересно. И если я не собираюсь быть подопытным животным — надо что-то делать самому.
И я принялся делать. Но, к сожалению, показуха здесь не прокатывала. Как только я уверял, что уже научился в достаточной степени — Урриш хмыкал и делал что-нибудь такое, от чего я потом тряс отбитыми руками или бежал за вылетевшим копьём.
Потом пошло обучение стрелковому оружию. Ну, здесь всё прошло значительно быстрее. Арбалеты конструктивно отличались от привычных земных, но суть-то от этого не меняется! Навестись, учесть траекторию, нажать на спуск…
А потом был обед. А после обеда хаал Смаарр забрал меня в тот самый памятный зал. Так что не удалось мне побывать на охоте… И, что удивительно, про это никто так и не вспомнил.
— Садись, — велел жрец, указывая на пол. На голый пол, без всяких матрасиков. Я огляделся и сел.
— Неправильно, — равнодушно сообщил мне Смаарр.
— А как правильно?
— Не знаю.
— Не знаешь, но уверяешь, что неправильно?
Не говоря ни слова жрец ударил меня ногой в лицо. Пришлось упасть, заодно вспомнив только что полученные навыки уклонения от движущихся объектов. Но удар был всё равно чувствительным.
— Так что садись правильно.
— А правильно — это как?
— Не знаю.
Да что он делает, лис паршивый? Как правильно? Лицом к нему? Но хаарши с тем же равнодушно-скучающим выражением снова ударил меня. И снова пришлось падать, уклоняясь от ноги. Только раза с пятого я понял. Когда удар оказался неудобен для самого Смаарра. Я принял его ногу на скрещенные руки и даже не дрогнул. Думаю, что было бы у меня желание — я мог бы захватить его ногу и уронить его самого.
Хаал обошёл меня, оглядывая, потом велел закрыть глаза.
— А сейчас я буду тебя бить, — скучающе сообщил он. — Глаза закрой. Я в курсе, что ты ничего не видишь, и не можешь ни сопротивляться, ни уклоняться. Я также знаю, что ты не желаешь быть битым. И вообще, хотел бы оказаться подальше от меня, желательно с Хашеп в обнимку. И чтобы вокруг все были доброжелательны, вежливы, остроумны и внимательны к вам обоим. Но реальность такова, что Хашеп с тобой нет.
— Как?
— Сиди и закрой глаза. А вот так. Здесь она тебе не нужна.
— Это моё…
— Я знаю твоё мнение. Не надо мне его сообщать. Но я не про твоё мнение, а про реальность. В реальности ты сидишь рядом со мной в пустом зале. Вокруг нет никого, кто мог бы защитить тебя… или меня. Нас только двое, и мне абсолютно всё равно, останешься ли ты жить или умрёшь прямо здесь и прямо сейчас. Если ты сможешь убить меня — то дальше тебе и только тебе решать, что будет потом. Если ты умрёшь сейчас — никто не будет решать ничего, ибо никому это не нужно. Поэтому я буду тебя сейчас бить. А ты будешь сидеть с закрытыми глазами. Или лучше завязать их тебе? Наверное, лучше так, иначе ты не сможешь удерживать их закрытыми, будешь думать только о глазах, забыв о самом главном.
Я мелко дрожал, пытаясь понять, что происходит. Обыденность, с которой он вещал о моей смерти, явно показывала, что он не шутил. И что убьёт меня не задумываясь… если сможет. Но при этом он не лгал и не скрывался, предупреждая, что будет меня бить. При этом явно не собирался забить до смерти. Что он задумал? Зачем весь этот бардак?
— Я сам завяжу себе глаза, — вдруг сказал я.
— Хорошо, — согласился хаарши и подал мне тряпичную ленту. — Если тебе это поможет.
Я сам не знал, почему выбрал именно такой вариант. Возможно, потому, что думал, будто смогу сбросить повязку, если что. В общем, иметь хоть какой-то контроль над ситуацией.
Сидеть с завязанными глазами на полу храма в ожидании удара… Это… Это мощно! Иначе не передать ощущений. Вокруг темнота, все остальные органы чувств напряжены до предела. Я прислушивался и чуть поводил головой, пытаясь предугадать… Бамц! Больно! Бамц! Бамц!
— Не маши руками, это бесполезно. Я-то их вижу, — спокойно сказал жрец слева. И почти сразу последовал удар по правой руке.
Последующие полтора часа превратились в самую суровую пытку для моего сознания. После пятого или десятого удара (они были примерно одинаковые по силе) я перестал воспринимать их как нечто ужасное. Ну, ударили, ну, больно… Паузы между ними позволяли восстановиться, боль от ударов проходила всё быстрее. А вот само ожидание… Я пытался понять, чего хочет хаал, что надо сделать… Но не понимал. Вроде бы я научился определять его положение. Вроде бы я даже научился понимать сам удар. Но вот как его блокировать или уклониться — так и не понял.
— Достаточно, — равнодушно сказал Смаарр. — Снимай свою повязку, иди умывайся. Вымойся тщательно, чтобы не пахнуть. В бутылочке с розовой жидкостью будет намазка с запахом чужой шерсти. Обязательно натри всё тело, включая лицо. И через час я жду тебя во дворе.
Уже темнело, когда я выбрался наружу. Самим хаарши свет нужен не сильно. Вибриссы на морде позволяют двигаться без света совсем, но медленно и в знакомой обстановке. Мне же приходилось туго — ни вибрисс, ни фонарика, ни даже просто знания помещений. Через полгодика я тоже тут выучу всё до автоматизма, но кто б мне те полгода дал?
— Пойдём, — услышал я со стороны. — Нет, не так. Иди тихо. Дыши тихо.
Хаал повёл меня куда-то. Сам-то он двигался воистину бесшумно. Какими-то коридорами, закоулками… Я и не знал, что тут такое вообще есть! Потом пришлось лезть в какую-то каменную нору, а хаарши и тут требовал от меня полной бесшумности, так что передвижение моё замедлилось до скорости улитки.
— Сиди тихо. Что бы ты ни увидел, сиди тихо. Если что — я зажму тебе рот, не брыкайся. Не ори, не возмущайся, не сопротивляйся. Если будет совсем невмоготу — дёрни меня за шерсть, где получится. Тогда уйдём.
И сдвинул маленькую заслонку в стене.
Я заглянул внутрь.
Там была какая-то комната. В ней было темно. Но, судя по звукам, там что-то происходило. Кто-то тихонько сказал:
— Повернись!
И — поскуливание. Такое знакомое и родное! Короткий тявк. Рычание. Шебуршание. Я пригляделся — два тела. Из-за темноты было тяжело рассмотреть, что именно они делали, но в целом же происходящее было понятно.
«Ой, щекотно!», там закудахтали. Потом восклицание «Ты что? Зачем?» и незнакомый голос «Ой, да ладно!» И снова шевеление тел и лёгкое поскрипывание. Снова кудахтание. «Давай полижу?» «Только недолго». Через некоторое время «Ай, не кусайся!» «А так?» «Хи-хи... А я тебя?».
Я вцепился зубами в руку, как это делала Хашеп. И почувствовал на плече когти жреца.
«Стой!» «Ааааа...» «Ещё?» «Ну, давай...»
Я пытался рассмотреть происходящее, но моё состояние было сейчас крайне далеко от возбуждения. Пожалуй, впервые в жизни я наблюдал сексуальную сцену без малейших признаков удовольствия. «Сейчас, я лягу поудобнее». «А может, встанешь?» «А тебе так удобнее будет?» «Давай попробуем».
Я протянул руку и закрыл шторку. А потом протиснулся в узкий лаз уже не заботясь о том, услышат ли меня любовники. Им было явно не до посторонних звуков.
В коридоре я накинулся на Смаарра.
— И зачем ты мне всё это показал? Лучше бы я не знал! Честное слово, иногда незнание лучше! Я же теперь… Я же теперь постоянно буду это вспоминать!
— Очень плохо, что ты увидел так мало, — ответил мне жрец. — Почему вас не учат видеть? А я не успеваю.
— Что мне там видеть? Что, скажи мне?
— Как правильно ебать самку хаарши? — вместо ответа спросил жрец.
И я заткнулся, глядя на него.
— И ты… Ты хотел показать мне это? А что, на других нельзя было показать?
— Как ты себе это представляешь? Мы приходим с тобой в чужой дом, и я им говорю: вот, это человек. Он сейчас будет на вас изучать размножение. Вы тут занимайтесь, а мы посмотрим. Так?
— А на своей…
— Ты будешь делать это с ней или с кем-то другой?
Я скрипнул зубами.
— Нахрен мне нужно такое знание!
— Коля. А что ты собираешься делать дальше? Как ты будешь жить с моей дочерью, даже не зная, как надо правильно?
— Мы с ней сами разберёмся.
— Не сомневаюсь. То есть, ты увидел там только секс… и обиду для себя лично.
— А что, там не на что обижаться?
— А на что? Ты знал, что ваши дети будут от другого. И ты согласился с этим. Ты знаешь другой путь завести детей? Ваши дети останутся вашими. Так что обидного произошло для тебя лично?
Я захотел его ударить. Сделать хоть что-нибудь, чтобы это самодовольное и бездушное создание поняло, как мне сейчас больно и плохо. Мою Хашеп… Там… Сейчас… И она ещё и хихикает! И она радуется!
Тут у меня мозги потихоньку встали на место, и я вспомнил некоторые особенности размножения хаарши.
— Но погоди! У Хашеп же была течка совсем недавно! О каких детях ты говоришь? Ещё и месяца не прошло! Или уже прошло? Ну, не важно. Совсем же недавно была!
Он посмотрел на меня и согнул уши в знаке «Ты это серьёзно?».
— То есть, она тебе не сказала. А сам ты не заметил. У вас настолько слабое обоняние?
— Я… — я вспомнил, как удивилась и изумилась Хашеп, когда я почувствовал её запах.- Я почувствовал… Но я не понял. У неё что, снова течка?
— Внеплановая. Иногда можно подстегнуть организм, сбить часы и вызвать нужное состояние. Или замедлить ненужное.
— Но зачем?
И снова взгляд, полный осуждения.
— Потому что в другое время просто не получится. Для другого случая нужно ждать несколько лет.
— Ну, и подождали бы! У нас что, времени мало?
— У вас совсем нет времени! — мне показалось, что жрец едва сдерживается. — У вас его нету совсем! Потом будет совсем другая ситуация, и всё будет совсем иначе! Но Хашеп поняла это и согласилась. Я только удивлён, что она не сказала об этом тебе. Это плохо. Если у вас будут тайны друг от друга…
— Ага, а трахаться с… этим… она пошла, мне не сказав!
— И правильно сделала, как я теперь вижу. Если бы я получше знал тебя — я тоже предпочёл не показывать. Недостатки перевешивают достоинства, ты всё равно почти ничего не увидел. А что касается тайн… Вот увидишь. Она тебе обязательно расскажет. И обязательно ответит честно на все твои вопросы. Поэтому… Поэтому подумай, кохаро, что именно ты будешь спрашивать.
Она пришла ночью. Я уже спал, но сразу почувствовал её приход. Она ласково обняла меня и… Почти сразу отдёрнула руку. Я замер. Вот как, как можно понять всё вот так, сразу? И что сейчас будет? Я готовился к тяжёлому разговору, но Хашеп посопела, повздыхала… И легла рядом, прижавшись спиной к моей спине.
А я лежал и думал, что, пожалуй, это самое тяжёлое выражение неудовольствия в нашей недолгой совместной жизни. Она не ушла. Она не ругалась. Она просто отвернулась.
И виновата, кстати, не она. А я. Потому что она после того — пришла ко мне. И Смаарр полностью прав, всё равно детей зачинают именно таким способом, и рано или поздно с кем-то надо было сделать вот это самое. А я… А я, похотливая скотина, только о себе и думаю. Как меня жестоко обидели, надо же, отдалась другому!
И поздно, слишком поздно заметил, что пришла она — ко мне. Не осталась у него, а вот, лежит за спиной. Только повернуться и обнять. Она сразу растает, прижмётся ко мне, заурчит… Но я лежал неподвижно, только ощущая её дыхание. Интересно, о чём она думает? Нет, не интересно. Не хочу знать. И зачем только Смаарр показал мне её личную жизнь?
Я сглотнул. Он сказал — чтобы у нас не было тайн друг от друга. А может, я хочу, чтобы что-то оставалось в тайне? Может, мне так лучше будет?
Я лежал в тишине, тесно прижимаясь спиной к любимой… И мучился так, что не приведи Господи! И, Боже, если ты есть — сделай так, чтобы эта ночь никогда не повторилась!
Утром она меня спросила самым ласковым тоном:
— Ну, что, выспался, злюка?
Я не смог дальше удерживаться, повернулся и обнял её, зарывшись носом в шерсть.
— Ты беременна?
— Ещё не знаю, — спокойно сказала она. — Так что для надёжности надо будет провести ещё три-четыре сеанса.
И всё. И больше я не смог ничего придумать. Все остальные вопросы были глупостью, а ответы на них — ещё большей глупостью. Единственное, что я сказал — это что не хочу никого видеть и поэтому не пойду с ней на завтрак.
Вот тут уши встали в позу «Невероятное изумление», хвост, наоборот, прижался «Ой, что будет», а вслух Хашеп безапелляционно заявила:
— Коля, нельзя. Тебе обязательно надо кушать вместе со всеми! Если ты боишься нарушить какое-нибудь правило или боишься…
— Хаш, я никого не боюсь. Мне насрать. А это совсем другое дело!
— Действительно, — она облегчённо тряхнула хвостом. — Это другое дело. Раз тебе насрать — то иди. Просто надо.
— А ты можешь объяснить?
Она критически оглядела меня.
— Коля, ты можешь мне просто поверить?
— Я тебе верю, если ты заметила. Доверяю. Даже не спрашиваю, куда ты уходишь на ночь. Но ты можешь мне объяснить?
Она облизнула нос.
— Не знаю. Я попытаюсь. Если ты подумаешь, что всё понял — переспрашивай. Ты помнишь, что ты — бесхвостый раб?
Я попытался сделать умное лицо.
— Разве? Мне-то казалось…
— Вот именно. Тебе кажется, что ты весь из себя важный, офицер с планеты Земля. Тебя дома уважают и ценят, и думаешь, что здесь тебя будут ценить за то же самое. Но здесь большинство и не знает, что такое «летать в космос». И зачем это нужно. Здесь ты — бесхвостый раб. Это не важно, что у людей изначально нет хвостов. Для нас бесхвостый — это раб! Поэтому к вам, людям, здесь такое отношение.
Я, если честно, никакого «такого» отношения не заметил, но она-то живёт здесь куда дольше моего, и если говорит — значит, так оно и есть.
— А присутствие на еде — это приём в семью. Вместе едят только свои, и свои всегда едят вместе. Ты изначально принят в наш род, хотя ты и чужой. Отец приложил немало сил, чтобы все видели: ты не раб, ты не чужой, ты — свой. Если ты откажешься от еды при всех — ты автоматически упадёшь в статусе, и никто, даже отец, не сможет тебе его вернуть. Может быть, тебе и не важно, но это важно мне и отцу.
— Я всё понял, Хаш.
— Тогда спрашивай.