Не откладывая дело в долгий ящик, Кабуто в темпе дожевал бутерброд и бросился к Итачи. Уселся на колени рядом с его лицом. Сосредоточился. Учиха однозначно воспринимался как живой, хотя немного ослабленный, но были ли его шаринганы… Отдельно живыми?
Кабуто прикрыл глаза, представляя пред мысленным взором Итачи. Получилось неожиданно хорошо и просто — раньше ему сенсорные техники с такой лёгкостью не давались. Итачи казался весьма ожидаемо таким полупрозрачненьким, слабеньким, хрупким… Не от недостатка чакры, вообще. Якуши не был уверен, что смотрит именно на кейракукей, а не что-то ещё.
Зато глаза… Глаза — да. Чёрные, плотные, сильные. Как будто бы двух Итачи сконцентрировали до размера глазного яблока и запихали в череп. И да, они определённо были самостоятельно живыми… Живыми и несчастными.
Кабуто затрясло от лёгкого касания эмпатией. Желание рвать и защищать захлестнуло с головой. Две маленькие няшечки. Которые не хотят умирать. И которые беззаветно любят своего хозяина, поэтому единственное, что делают — это объявляют ему бойкот. И понятно, куда силы деваются — шаринганчики хоть и пытаются не навредить, но хотят кушать… А Итачи не ест.
Якуши уткнулся лбом в кровать, тяжело дыша. Интересно, если устроить Учихе скандал на тему «Ты чего о маленьких шаринганчиках не заботишься?!», его сразу пристукнут или сначала выслушают?.. Если психом не посчитают, то влияние Орочимару-самы точно заподозрят. И откармливание на убой, да.
Но, блин, они же такие несчастные!
Кабуто окутал руки нейтральной медицинской чакрой и поднёс их к лицу Итачи. Фигово им, должно быть, сейчас, когда чакры вообще мало и никакой подпитки. Пусть хоть так поедят…
Интересно, ему за это голову не снесут?..
— У тебя снова обострение? — Кисаме на техники в сторону напарника реагировал подозрительно. Особенно на внезапные техники, которых ничто не предвещало. И которые накладывают чуть ли не трясущимися руками. — Или с Учихой что?
— А? Ага… — пробормотал Кабуто. — С этим выпусканием болезни я как-то не учёл, что шаринганам подпитка по-прежнему нужна, и немаленькая.
Показалось, что в ладонь ткнулось что-то тёплое и благодарное, как эмпатический отклик. Но Кабуто не стал заострять на этом внимание, чтобы совсем не расклеиться.
А чакра-то кончалась…
Кисаме страдальчески вздохнул. Из него вроде как не пытались верёвки вить, но почему-то не получалось отделаться от ощущения, что он самостоятельно готов виться. Впрочем, взять Самехаду и внушить ей, что стоит немного чакры вернуть, ему это не помешало. Ну… Не трясутся над подопытными так. Не бледнеют и не смотрят почерневшими от расширившегося зрачка глазами.
— Всё настолько плохо?
— Н-нет… Не настолько… Но… — Кабуто повернул к нему несчастный, отчаявшийся взгляд. — Они живые, Кисаме. Не просто орган, который можно ранить, а потом вылечить, а настоящие живые существа, которым самостоятельно больно и одиноко. Няшечки… Простите, что я вас так… Сейчас подпитаю, и вам станет лучше, честно-честно.
— Ты псих, — совершенно искренне сообщил Хошигаке. — Но Итачи оценит, да.
— Да? Надеюсь…
========== Часть 12 ==========
Через четыре дня Итачи начал проявлять признаки здорового организма и желание из заботливых лапок всё-таки свинтить. Ну, Кабуто и не считал, что Учиха будет болеть всю положенную неделю, сказал так, чтобы напугать. Но отпускать не спешил, проверяя, не осталось ли где чего и не вернётся ли инфекция…
К слову, приходили следователи. Кланялись и говорили, что больше не побеспокоят знатного доно, что уважают его выбор и нежелание проявлять слабость перед подчинёнными. А что, всё логично. Пришли по пустяковому поводу, сразу начали закупаться лекарствами… Да и не шиноби они с такими-то соплищами и тягой к дорогому шоколаду. Фразу про сопли и шоколад краем уха услышал Кисаме и честно старался не ржать — по крайней мере в голос. Тем более что с выздоровлением Итачи к шоколаду охладел, снова вернувшись к любимым данго.
Сам Учиха все время, которое не спал и не разговаривал с Кабуто, пытался достучаться до шаринганов. Те на контакт идти не хотели, но Итачи долбился с упорством, достойным стаи дятлов, так что кое-какой результат был. Выяснилось, что его шаринганам вечно угнетённое состояние хозяина не по вкусу, а уж что они думают о привычке питаться чем попало и хорошо, если раз в сутки, а не в трое, можно было записывать, как шедевр эпистолярного жанра. Прощать Итачи они пока не собирались, но и бросать «бестолковую двуногую подпорку» на произвол судьбы — тоже. Зато к Кабуто чудо-глазки прониклись самыми нежными чувствами.
А потом Якуши устроил проверку зрения.
Итачи даже не сразу понял, что именно не так. То, что зрение перестало портиться, не могло не радовать, но и Мангекю в последнее время он особо активно не использовал. А вот когда до Учихи дошло, что зрение не просто не ослабло, а ещё и немного восстановилось…
Кабуто, которого сграбастали за шиворот и самым натуральным образом стали трясти, не сразу разобрал в этом всплеске эмоций вопрос — КАК?
— Как ты это сделал?!
— Витаминки и чакра… — залепетал волчонок.
— Кабуто, ты хоть понимаешь, ЧТО ты сделал? — Итачи трясти прекратил, но хватку не ослабил.
— Ага, — он прочистил ухо. — У тебя зрение начало восстанавливаться. Строго по плану.
Учиха помолчал, пытаясь успокоиться. Не смог, порывисто обнял, прижимая к себе.
— Не понимаешь… Ты смог решить проблему Мангекю Шарингана. Ту, из-за которой Мадара вырвал глаза своего брата.
Кабуто вздохнул.
— Да, больная тема, понимаю… Но вообще-то с побочными действиями своей силы встречаются все носители кеккей генкая. Нужно просто тщательно изучить причины возникновения проблем и методы их решения. Хьюги тоже могли бы себя проклятыми считать, что стихии им не даются, или там Узумаки мало жрущие… Но то, что Мангекю, по сути, отдельный кеккей генкай, требующий отдельного изучения, мало кому в голову приходило. Кстати… Насчёт питания придумал не я.
— А кто? — Итачи решил, что если снова услышит про Орочимару, будет трясти Кабуто, пока не вытрясет образ змеиного санина из его головы хотя бы на пару дней.
— Орочимару-сама, — честно ответил парень. — Сначала он предположил, что додзюцу использует гораздо больше питательных веществ, необходимых для работы зрения. Потом проверил. Потом сделал расчёты для Мангекю… Цифра вышла баснословная, просто из пищи такое не добудешь, так что питаться тебе витаминками всю оставшуюся жизнь.
— Р-р-р, — отозвался Учиха, приподнимая Кабуто над землей и начиная размеренно потряхивать. — Ты вообще за кем-нибудь достижения замечаешь, кроме Орочимару?
— А? Но он же… — растерянно пробормотал Кабуто, не понимая, что от него хотят добиться. — Чего ты меня трясё-о-о-ошь?
— А вдруг мозги тоже перетряхнутся, — на полном серьезе сообщил Итачи, продолжая трясти. — Надоело уже. Орочимару-сама это, Орочимару-сама там, Орочимару-сама самый умный. Ты своих достижений не видишь!
— А что я сделал-то? — обиделся Якуши.
— Привел в адекват Дейдару. Выяснил, что Мангекю действительно живые. Обманул разведку великой деревни и Акацки. С чистого листа, без малейшей информации осваиваешь кеккей генкай, и успешно. Лечишь застарелые инфекции в полевых условиях, — перечислил Итачи первое, что пришло в голову.
— Э-э-э… — озадачился Кабуто. — Ну да, кое-что я сделал… Хотя кеккей генкай можно было бы осваивать побыстрее. И не в полевых условиях! Я тебе почти бокс медицинский организовал, только печатей не хватает, но они и не нужны в таком случае…
— Не кое-что, — Итачи встряхнул волчонка сильнее, так, что аж зубы клацнули. — Прекрати принижаться! Сколько из шиноби способны лечить хотя бы простейшие раны? А сколько из медиков смогут организовать такой бокс за несколько часов?
— Ну… Орочимару-сама…
— Тьфу! Орочимару сколько лет? Он в твои годы с командой ходил да призыв осваивал под теплым крылом Хирузена, а не водил за нос опаснейших шиноби мира!
Кабуто озадачился. Очень озадачился. Открыл рот, собираясь что-то сказать. Закрыл рот. Задумался. Робко спросил:
— И какова твоя оценка моих способностей?
— В прямом боестолкновении пока что где-то А, но по совокупности характеристик на S вполне потянешь. Тебя ведь нет в книгах Бинго, верно?
— С чего бы мне там быть? Я тихий мирный няшка. Очки только потерял…
Итачи усмехнулся, нажимая пальцем на кончик носа Кабуто:
— Тихий мирный няшка, который почти урыл Тсунаде. Она, конечно, на тот момент была немного не в форме, но звание санина так просто не пропьешь.
— Вау… — только и сказал Кабуто. — Это как… Это что… Это я-а-а?.. Бля.
Его как будто пыльным мешком по голове стукнули. Да, ему приказывали, но выполнял приказы он сам. Да, он продолжал уже начатые исследования, но сам продолжал их. Да, его учили, но он и сам техники разрабатывал и усовершенствовал.
— Я могу прекращать тебя трясти, да? — уточнил Итачи, любуясь пришибленным выражением лица и совершенно ошарашенным взглядом. — Или поцеловать для закрепления эффекта?
Кабуто поднял на него взгляд, задумавшись, а стоит ли в заслуги записывать захомутывание Учихи? Хотя бы на коротких дистанциях? Выходило, что можно… И это было ваще невероятно.
— Поцелуй, — согласился он чуть заторможено.
Итачи очень ласково коснулся ладонью щеки. Убрал за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос, погладил скулу. Наклонился, почти касаясь губами губ, улыбнулся:
— Ты удивительный, Кабуто. И восхитительный сам по себе.
Поцелуй вышел нежным, сладким и ласковым. Итачи ласкал губы языком, перебирал волосы, гладил лопатки и проходился ладонью по талии. И улыбался, мягко мерцая глазами.
А Кабуто таял. Таял с полным правом, ощущая прикосновения как никогда полно. Не украденные, не одолженные, не прописанные для оздоровления, не нужные для удовольствия другого. Нет. Это все ему. Для него. Он действительно этого…
…заслуживает?
О, да.
*
Кабуто до-о-олгое время переваривал новость о том, что он, оказывается, сам по себе крут. И не просто крут, а крут весьма существенно. Кому-то это могло показаться глупостью, но для него… Для него осознание, что солнце светит не только для кого-то там, но и для него, заставило его чувствовать этот солнечный свет в тысячу раз острее, еда оказалась в тысячу раз вкуснее, а Итачи — в десяток раз охренительнее.
В тысячу не получалось, потому что у охрененности есть свой лимит, упирающийся в бесконечность.
И тем обиднее было, что на Итачи у него не «право собственности», а «полугодичная аренда». Термины были так себе, но суть явления отражали.
Ещё один день они провели в городе, чтобы к Учихе уже точно-точно его зараза не вернулась. Больше их в Оширу ничего не держало — стратегический запас лекарств и витаминов Кабуто купил еще при первом вояже по аптекам. Отошли от города, перевоплотились обратно в Акацки, связались с лидером с помощью какого-то странного дзюцу. Кабуто отошел в сторонку даже не из деликатности, а для того, чтобы не светиться лишний раз — мало ли на что способен риннеган. Хороший шпион хорош и тем, что незаметен.
Иронично вышло — он должен был стать шпионом для Акацки, а на деле разнюхивает все о них самих. Только он ещё подумает, докладывать ли о полученной информации Орочимару-сама…
Итачи большую часть времени молчал и сосредоточенно анализировал собственное состояние. Вроде бы на первый взгляд ничего не изменилось… Но только на первый.
Капля-другая свободной чакры — и движения уже обретают полузабытую лёгкость. Ту самую, которой накрыло после первых укусов Шишибея, когда земля рвется из-под ног и словно бы сопровождает каждый шаг лёгким толчком. А еще… Это только в итоге получалась капля. Как оказалось, таящаяся внутри болезнь поглощала не так уж мало сил. Сейчас эти высвободившиеся ресурсы перераспределялись, получали подпитку в виде лекарств и постоянных сеансов с медчакрой… Зрение стало уже заметно четче, и Учиха то и дело залипал на какую-нибудь мелкую деталь. Качнувшаяся ветка, отмахнувшийся от мошек Кисаме, сдувший с лица волосок Кабуто… Итачи очень рано активировал шаринган, он рос с ним, он долгие годы обладал Мангекю — но слишком давно его зрение начало меркнуть, чтобы яркость красок и четкость линий не стали открытием.
Итачи даже слегка опасался эффекта шарингана, когда зрение полностью восстановится.
Через некоторое время после осознания собственной охуенности Кабуто всё-таки вернулся в реальность и задал давно интересующий его вопрос:
— Итачи… А ты не хочешь спросить про брата? Нет, он, конечно, меня подбешивает, точнее, вся эта шумиха вокруг него… «Саске то, Саске сё», толпы безумных фанаток и даже Орочимару-сама носится вокруг, но… У тебя, наверное, единственного есть полное право с ним носиться.
Учиха на миг сбился с шага, настолько неожиданным стал для него этот вопрос. Обычно тему его взаимоотношений с кланом и братом старались не поднимать… Даже те, кто теоретически мог получить ответ, а не технику шарингана.
— Не думаю, что это право у меня ещё сохранилось, — Итачи осторожно скосил глаза на Кабуто. — Но буду благодарен, если ты расскажешь… Что-нибудь.
Причина неуверенности была вовсе не в том, что Итачи не хотелось послушать о брате. Просто он не знал, о чем именно спрашивать. Техники, освоенные Саске? Глупо. Уровень отото нужно будет оценивать в бою, и от многообразия или отточенности дзюцу он зависит далеко не в первую очередь. Спросить, каким он вырос, как изменился и какой, когда его не корежит ненавистью к брату? Но Кабуто не знал Саске раньше и уж тем более не общался с тем улыбчивым мальчишкой, каким был брат до резни клана.
О друзьях… Мысль о друзьях брата вызывала горечь во рту — горечь с отчетливым привкусом вины. Слишком хорошо Итачи помнил свои слова о том, как именно обрести Мангекю, и потому не мог не чувствовать себя виноватым перед тем, кто стал или станет Саске ближе всех.
А спрашивать о том, как отото живет, всё равно что выпытывать о порядках на базе Орочимару. Змеиного же санина Кабуто не предаст никогда — и Учихе совсем не хотелось проверять границы этой верности.
— Ну… Он любит помидоры, — начал Кабуто задумчиво. — До такой степени, что вырастил себе четыре помидорных куста в нашей оранжерее и ревностно их охраняет даже от Орочимару-самы. Не любит рано вставать. Одно время у молодёжи была популярна игра «Разбуди Саске и выживи». Потом играть прекратили. По разным причинам, м-да… Тихушный, упрямый, в чём с переменным успехом соревнуется с сенсеем. Притащил на базу свой дурдом…
— Какой дурдом? — осторожно уточнил Итачи.
Информация о помидорах и нелюбви к ранним подъемам отозвалась в груди теплой ноткой ностальгии — сколько раз он, только вернувшись с миссии, будил Саске, чтобы тот не опоздал в академию? Но что Кабуто имел в виду под дурдомом?
— А твой брат девушку завёл. И парня, — захихикал Кабуто. Шпиону нечасто удавалось всласть посплетничать. А тут почва бога-а-атая… — Точнее, это они его завели. Нашли базу, ворвались, мебель частично переломали… Немного побили Саске головой о каменный пол и утащили. Орочимару-саме невероятными дипломатическими, хи-хи, усилиями удалось его вернуть, но только с этими двумя довесками.
— Саске что, мазохист? — еще более осторожно спросил Итачи.
Картина того, как кто-то стучит отото об стену, не вызывала даже желания вмешаться — потому как закончиться всё должно было Чидори в грудь от Саске. Уровень владения брата этой техникой Итачи при прошлой встрече оценил, так что если стучали не шиноби S-класса… Почему они до сих пор рядом с отото?
Кабуто радостно щёлкнул пальцами.
— Точно! Мазохист! Я всё никак не мог вспомнить, что мне это напоминает! Причём во всех планах же: и мозг съедят, и физически покусают. Не, я со свечкой не стоял, но Саске любит сверкать укусами, несмотря на то, что в его маленькой… Эм, команде есть медик. Но ладно бы они только его кусали, но нет! По всей базе бегают! Рут скоро получит звание самого жуткого типа, обойдя даже Орочимару-саму. Девчонка всех с успехом строит, из-за чего дурдом только увеличивается в масштабах… Да не волнуйся, Саске вполне рад всем этим обстоятельствам, пхихихи…