***
После встречи народ по селению разошёлся возбужденно переговариваясь. Пусть для высших чинов взаимодействие шло уже на весьма… Глубоком уровне, но простые Учихи только-только начали понимать, что во вражеском клане тоже люди, а не монстры какие-то. Тоже любят пожрать, побузить… И тоже падки на Изуна-куна.
Идея совместного фестиваля уже не казалась молодежи такой провальной, наоборот, хотелось, чтобы побыстрее наступил момент, и можно было бы и себя показать, и на других посмотреть, и на халяву пожрать.
А старшее поколение считало, что это такой коварный план Мадары-сама, и смиренно ждало приказа к атаке.
Тобирама же, серьезно обдумав всю новую информацию, пришел к выводу, что импровизации под влиянием импульса хорошо удаются Хашираме, но не ему. Брату он про ненормальную вспыльчивость и злопамятность Учих сообщил, теперь же стоило заняться восстановлением своих эмоциональных блоков. Задача оказалась неожиданно сложной — он, с детства привыкший сдерживать эмоции, всего за несколько дней так разболтался, что сейчас буквально не хотел возвращаться в спокойное и отстраненное состояние, позволяющее трезво мыслить.
Как нерационально…
Мадара его тихость и задумчивость не заметить не мог.
— Что сказал тебе мой брат, что ты с такой постной мордой опять ходишь? — мрачно поинтересовался он.
Он услышал слухи про коварный план и сейчас думал, как бы их половчее развеять. Пока в голову приходило только «горбатого могила исправит».
— Он всего лишь объяснил мне, как выглядела моя выходка с вашей точки зрения, — Тобирама не стал пытаться увильнуть от ответа. Порой проще сказать правду и тем самым избежать лишнего интереса, который возник бы при попытке увильнуть.
— М-да… Рассказал, как мы всё принимаем близко к сердцу и шутки плохо понимаем? — предположил Мадара.
— Примерно, — согласился Тобирама. — Отпустишь на полигон? Хотелось бы размяться.
— М-м-м… Что-то плохое у меня предчувствие. Пойти с тобой?
— Как хочешь, — пожал плечами Сенджу. — Я собирался просто потренироваться, но и от спарринга не откажусь.
— Пошли, — согласился Мадара, прекрасно понимая, что от хорошей жизни на вражеском… Полувражеском полигоне не тренируются.
Сенджу всю дорогу до полигона и молчал, и словно не обращал внимания на окружающий мир — но опытный глаз легко подметил бы, что такая рассредоточенность характерна для сенсора, сканирующего местность без определенной цели. Тобирама пытался поймать то внутренне равновесие, полуотрешенность, из которых было так легко выйти в режим отстраненных эмоций. И чуть ли не впервые завидовал брату, который это самое равновесие, кажется, вообще не терял, гармонично встраивая в него всё то, что теоретически должно было его пошатнуть.
Полигон у Учих оказался вполне себе стандартным — а может, Мадара просто привел его на один из обычных. Хотя что такого сверхсекретного можно изобразить на полигоне? Сенджу размялся, почти заставляя себя не спешить и тщательно прогонять все положенные связки. Замер напротив Мадары, сложил руки в «жест уважения» — традиционное приглашение на кумите.
Мадара ответил тем же… И сорвался вперед, как только бой начался, напористо атакуя. Когда Изуна молчал, менял тему и задумчиво смотрел вдаль, его требовалось хорошенько встряхнуть и таки вытрясти, какого хрена он задумал, иначе… Иначе проблем потом будет гораздо больше.
И Мадара не видел причин, по которым этот метод не может сработать на Сенджу.
Тобирама вроде бы в поединок втянулся, удары успешно парировал, даже атаковал сам… Но чего-то не хватало. То ли напора, то ли стремления… Сенджу не принадлежал к тем, кто бросается в битву, теряя голову, но обвинить в том, что он не наслаждается хорошей схваткой, Тобираму было нельзя. Сейчас же… Такое чувство, что окрестные кусты интересовали его больше, чем поединок.
Только вот наблюдателей в кустах не было ни единого.
— Давай подробнее: какого хрена? — поинтересовался Мадара, хорошенько ебнув его об дерево. — Ты сам не свой, и мне уже хочется сдать тебя Хашираме от греха подальше.
— Эмоциональные блоки слетели, — устало вздохнул Тобирама, не спеша подниматься на ноги. — Быть импульсивным я себе позволить не могу, а восстановить никак не выходит. Я не такой мастер в гендзюцу, чтобы накладывать его на самого себя.
— Ты что, хочешь восстановить эмоциональные блоки?! — возмутился Учиха. — Те самые, которые я с такой бережностью расшатывал?! Охренел?! Что плохого в импульсивности?!
— А чем всё чуть не кончилось на сегодняшней встрече? Я не обладаю чутьём Хаширамы, чтобы позволить себе импровизировать с такой легкостью.
Мадара приподнял его за грудки и крепко поцеловал. Затем оторвался и заявил:
— Ну так тренируй чутьё, в жизни пригодится. Поверь, твоя каменная рожа всех бесит гораздо больше шалостей. И да, Изуна обладает повышенной обидчивостью даже по меркам нашего клана… Возможно, я его всегда слишком сильно защищал, но не об этом речь. Что у тебя всё крайности какие-то? Либо не думать, что говоришь, либо действовать по стандарту? Или у тебя из искренности только желание над всеми подтрунивать?
— Нет. Конкретно сейчас мне очень искренне хочется завалить тебя на траву и проверить, все Учихи такие мастера в сексе, или ани-чана шармом по макушке приложило, — с почти оскорбительной прямотой заявил Тобирама.
Надежда, что Мадара обидится и отстанет, давая восстановить блоки, была не то чтобы смутной… Сенджу просто хорошо помнил прошлую попытку Учиху шугануть. Поэтому и последовал рекомендации брата — Хаширама посоветовал не бояться быть искренним — и теперь ожидал реакции с интересом ученого, наблюдающего за ходом опыта.
— Может, лучше дойти до кровати? — подумав, уточнил Мадара. Не то чтобы он был особо против, но трава… Веточки-камешки-насекомые, ветер, мимопробегающие и прочие отвлекающие факторы снижали качество процесса.
— Что, и никаких условий даже? — Тобирама заинтересованно наклонил голову набок.
— А какие должны быть еще условия?
— Не знаю. Никогда не трахался с главой клана, мало ли о чем вам старые сморчки в уши зудят.
Мадара коротко вздохнул. Тобирама явно пошел вразнос, как любой новичок, только-только освоивший новую технику.
— Еще бы они об этом мне в уши зудели… — проворчал Учиха. — Я бы точно спросил, кто в этой системе лишний, глава клана или старейшины. Пойдём? Честно говоря, мне тебя сейчас хочется гладить и отпаивать успокаивающим чаем.
Тобирама вздохнул, поднимаясь на ноги:
— Я настолько жалко выгляжу?
— Выглядишь нервным, растерянным и очень из-за этого агрессивным, — признал Мадара, приобнимая за плечи. — Мне бы очень не хотелось, чтоб ты, как ты выразился, трахался со мной назло. Даже если назло себе. Чаю? Массажик? К Хашираме? Подраться?..
— Жрать хочу, — подумав, решил Тобирама. — Большущий кусок мяса. Или сала. Но чтобы острый-острый, прямо до невозможности.
Размышления о собственной никчёмности ни к чему точно не приведут, а вот зажрать огорчение — практика, в принципе, простая и давно известная. Просто Тобирама редко позволял себе находиться в настолько растрёпанных чувствах.
Мысли о том, что Учиха тоже ведет себя как-то неправильно и не спешит пользоваться моментом уязвимости, он тоже отложил на потом.
— Придумаем что-нибудь, — пообещал Мадара. — Пойдем.
Через полчаса перед Тобирамой был и требуемый кусок мяса, и успокаивающий чай, и гарнир в виде риса. И бутылочка сакэ. На всякий случай.
Мадара тоже собирался перекусить, хотя немного отдельно — Учихам острое было строго противопоказано, благо что перец иногда использовался в медицинских целях и было возможным его добыть для дорогого гостя.
Тобирама мясо сожрал со скоростью голодного шиноби, и в самом деле обильно присыпая перцем. Облизнулся. Поднял на Мадару взгляд, в котором растерянность сменилась любопытством:
— Это твое нормальное поведение, или тебя тоже клинит?
— По-твоему, я не могу проявлять внимание и заботу? — хмыкнул Мадара, неторопливо кушая. — Нет, как меня клинит, я еще не показывал.
— Ага, то есть поведение не то чтобы обыденное, но и не из ряда вон выходящее. Я впечатлён. По самые пятки, — Тобирама улыбнулся.
Говорить с Учихой вот так прямо, без наворачивания смыслов было пока что сложно, но интересно. Особенно отслеживать ответную реакцию.
— Вот это улыбка… — поразился Учиха, на мгновение сверкнув краснотой в глазах. — Странно, что ты её как оружие не используешь.
— Проверял шаринганом, не гендзюцу ли это? — Сенджу весело прищурился.
Собственные перепады эмоций слегка раздражали, но конкретно сейчас хотелось Учиху весело дразнить и, может быть, слегка провоцировать, так что специально портить себе настроение Тобирама не стал.
— Нет. Сфотографировал и отложил в памяти, — спокойно отозвался Мадара, разглядывая его с интересом. — Так забавно… Ты словно маленький ребёнок, учащийся ходить. Ковыляешь неловко, шатает из стороны в сторону, хочется обратно упасть и вернуться к привычному ползанию. Так сложно… Чувствовать?
— Так сложно не ждать удара каждую минуту, — Тобирама откинулся назад, опираясь руками о пол, и полуприкрыл глаза ресницами.
— От меня? Или вообще?
Учихе нестерпимо хотелось прикоснуться к нему. К такому расслабленному, красивому… Уязвимому. Коснуться, доказав, что удара не будет, что будет только ласка. Во всяком случае, он не ударит первым.
— От тебя тоже, но больше в целом, — Тобирама протянул руку ладонью вверх.
От нелогичности собственных поступков хотелось орать, немного бегать по стенам и пару раз приложиться лбом к столешнице. Потому что разумных объяснений такому поведению просто не было — аргументы вроде «втереться в доверие» или «укрепить союз» не выдерживали никакой критики. И вообще, все было так зыбко, неопределенно и рискованно…
А хотелось.
От того, что рискованно, хотелось даже сильнее.
Мадара подался вперед, чтобы коснуться ладони бережным поцелуем. Тобирама, который ожидал разве что ответно протянутой ладони, невольно задохнулся. Касание прокатилось под кожей сотней теплых искорок, обдало легкой щекоткой.
И ладонь сама совершенно естественным жестом зарылась в лохматые черные волосы.
Мадара перегнулся через стол и осторожно коснулся губами губ, обжигая дыханием, впитывая едва заметный запах чужой кожи, пробуя вкус и текстуру… Медленно провел по губам языком.
Он любил быстро, напористо и страстно — да. Но это уместно, только когда нужно ошеломить, увести за собой, перехватить инициативу, ввести в нужное состояние, выковырять из скорлупы. А когда партнер такой… Уже открытый, обнажённый, как оголённый нерв, уже сдавшийся и одновременно всё-таки чуточку испуганный… Тут спешить нельзя. Чтобы не напугать. Чтобы не навредить.
Да и, что греха таить, чтобы самому всё как следует распробовать.
Тобирама ответил сразу, без всяких сомнений и колебаний. Сколько бы блоков он на себя не навешивал, изначального темперамента это нисколько не отменяло. Не огненного, нет. Но пусть тот, кого хоть раз неумолимо несло прибоем на скалы, посмеет заикнуться, что вода может быть менее неистовой. Сейчас Сенджу несло словно тем прибоем — или, скорее, потоком, прорвавшим, наконец, плотину.
— Надеюсь, у тебя нет никаких срочных дел? — поинтересовался он, отрываясь на миг от губ Учихи.
— Нет, — отозвался он тихо. — Только ты. А если появятся… Это будут проблемы тех дел, а не мои.
Тобирама ничего не сказал, но глаза вспыхнули почти как шаринган, выдавая всколыхнувшиеся эмоции.
— Это хор-р-рошо, — низким вкрадчивым мурчанием большого кота. — Не хотелось бы пр-рер-рываться…
Упереться коленом в низкий столик, окончательно низводя его со статуса преграды. Скользнуть ладонями по бокам. Облизнуться, задевая языком и губы Мадары.
— Совсем не хотелось бы…
Учиха улыбнулся и потянул его на себя, усаживая Тобираму к себе на колени и снова пробуя его на вкус. Целоваться Мадара любил. Может, дело в том, что в этом процессе задействованы три органа чувств, которые обычно редко получают на свою долю информации — вкус, запах и тактильные ощущения. Может, дело в том, что в области рта находилось его самое развитое тенкецу — то самое, через которoe огненными шарами плюются и которое от такого дела даже подрабатывало сенсорным. В любом случае, ему о-о-очень нравилось пробовать «на вкус», распробовать, ловя оттенки вкуса, запаха и чакры… Жалко, что получалось редко.
— Хочу тебя, — тихо произнес он в губы.
Тобирама толкнул его в грудь, роняя на пол. Провел ладонями по торсу, задирая водолазку. Прижался, как ползущая на тепло змея. Сжал коленями бедра. Потрепетал кончиком языка между губ, словно дразнясь, широко лизнул кадык, прикусил подбородок. Мадара, как и ожидалось, был горячим, почти раскаленным. А вот со вкусом Сенджу не угадал. Ему казалось, кожа Учихи будет отдавать металлом — скорее всего, медным привкусом свежей крови, но нет. Мадара оказался солоноватым с чуть заметным острым послевкусием — словно по коже мимолетно мазнуло жгучим перцем.
Впрочем, если подумать, кровь как раз солёная…
Но сейчас это волновало Тобираму меньше всего. Хотелось распластать Учиху на полу, сжать запястья, перекрывая возможность к бегству — и ме-едлено, тща-ательно вылизать. Дразнясь, прикусывая, провоцируя, пока бешеный темперамент не покажет себя во всей красе.
Тобирама любил поиграть с огнем, долго и безуспешно пытаясь избавиться от этой черты характера. Или хотя бы направить её в полезное русло вроде разработки новых дзюцу.
Но сейчас… Когда под руками был Мадара…
Удержаться было просто невозможно.
Только вот оказалось внезапно, что огонь не обжигал, как его не верти. Вспыхивал — манил язычками — сладкими вздохами, легкими движениями, извиваясь слегка… Но ни одной попытки перехватить инициативу, отобрать контроль или как-то поменять существующий ход событий. Томный Мадара, податливо следующий за руками, с удовольствием принимающий ласки и такой расслабленно разнеженный… Как будто для него это было привычным делом — отдавать контроль в руки вчерашнего врага. Подставлять шею под губы, позволять рукам скользить рядом с болевыми точками… Эта призрачная власть над жарким тренированным телом пьянила и кружила голову, и Тобирама с каким-то мстительным удовлетворением сомкнул зубы на плече, оставляя яркий отпечаток. Под одеждой не видно будет, зато саднящая боль не пройдет несколько дней.
Вот за это его схватили за ухо и совсем неэротично потянули.
Тобирама накрыл запястье своей ладонью, погладил большим пальцем, нащупывая биение пульса.
— Не любишь боль?
— Не сегодня. И не такую. Да и… — Мадара помедлил, оглядывая его внимательным взглядом. — От тебя боли я не хочу.
Тобирама выдохнул с нескрываемым восхищением:
— Идеален…
Коснулся губами все того же пойманного запястья. Приласкал языком бьющуюся жилку пульса. Снова заскользил руками по телу, избавляя его от остатков одежды.
И с удовольствием втянул в рот упругий и горячий член.
Учиха охнул сладко, выгнулся. Такого он не ожидал и ожидать не мог — не было ровным счетом никаких предпосылок. И тем слаще и приятнее оказался сюрприз. Можно плавиться. Можно постанывать тихо, расплавляясь жидким золотом.
Тобирама обласкал его со всех сторон — губами, языком, дыханием. Такая реакция, не бурная и страстная, а податливая, почти покорная, отдавалась гулкой дрожью где-то за грудной клеткой. Совсем не так представлялся ему секс с Мадарой. Воображение рисовало почти схватку, борьбу за доминирование, жгучую страсть и яростный напор. Но такого Учиху, который открылся сейчас, хотелось нежить. Заласкивать. Доводить до состояния желе, когда все мышцы блаженно расслабленны.
Но в одном Учиха был все же прав — подобными вещами лучше заниматься на кровати. Тобирама с некоторым сожалением выпустил изо рта возбужденную плоть, подхватил Мадару под лопатки и колени. Поцеловал в висок, донес до спальни. Порадовался, что память его не подвела и флакон с чем-то, весьма похожим на масло, там действительно стоит. Полюбовался раскинувшимся Учихой. Плеснул на руки из откупоренного флакона, в котором действительно оказалось масло, провел ладонью по бедру, оставляя блестящую полосу.