— Не думай ни о чем, — шепнул Хаширама. — Мы потом со всем разберемся…
От того, что творил Изуна, дыхание сбивалось напрочь и мысли норовили рассыпаться ворохом ненужных сухих листьев. Хаширама не был восторженным юнцом, впервые постигающим радости плоти — и умел отличать искренность от наигранности. Изуна был искренен полностью, до предела.
Если раньше Сенджу желал мир ради мира, то теперь у него появилась еще пара веских причин.
Прогнуться в пояснице, толкаясь навстречу, вливаясь в чужой ритм. Погрузиться в этот восхитительный жар полностью. Приподняться, опираясь на локти, мазнуть по губам любовника быстрым поцелуем — и прижаться губами к груди, лаская и вылизывая, опаляя кожу короткими резкими выдохами на каждое движение Изуны вверх или вниз.
— Ты удивительный, Изу… Как болотный огонь… Обожжёшь? — Хаширама поднял лицо, заглядывая, кажется, прямо в душу.
— Только если тебе нравятся ожоги, — выдохнул он. — Люблю.
Сенджу не распахнул глаза и даже не дернулся — только длинно, с присвистом выдохнул. Потянул Изуну на себя, побуждая улечься на грудь, коснулся щеки кончиками пальцев — трепетно, словно крыла бабочки.
— Когда ты только успел… — Хаширама прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным чувствам.
Нежность — целый океан нежности, которую нужно будет подарить. Желание защищать. Готовые вспыхнуть искры желания. Удивление, благодарность… Тёплый комок в груди, который нельзя выразить словами, но можно хоть частично передать — крепким объятием, поцелуем, неожиданным подарком. Сияющая, слепящая радость… Или — счастье?
Что из этого можно назвать любовью — или же правильнее будет ответить всё вместе?
— Удивительный… — повторил Хаширама, изгибая губы в нежной улыбке. И добавил шепотом, задевая ухо губами: — Можешь сжигать дотла, Изу.
— Такое сокровище? — лёгкий смешок, касание губ. — Я не посмею.
Учиха рисковал таким признанием. Сильно рисковал. Одно дело секс, желание, другое… Хаширама мог удивиться, не поверить, убежать, выигрывая время на обдумывание. Но Изуна уже успел проверить, что на стандартные решения у Сенджу реакция слабая, а вот на искренность… На искренность отдача такая, что хочется мир захватить — только чтобы бросить к его ногам.
— Разве я сокровище? — тихий смешок, за которым скрывается удивление и даже тень недоверия.
Хашираму никто и никогда не называл сокровищем. Потому что сокровище — это что-то, что нужно защищать. Обычно защищал он сам… И даже Тобирама, который без сомнения отдал бы за брата жизнь, который не считал его всесильным и не гнушался наорать, если нужно — никогда бы такого не сказал. Потому что именно брат, родная плоть и кровь, близкая душа…
Но не сокровище.
— Конечно, — без тени сомнения. И дальше, шёпотом, вперемешку с поцелуями: — Сокровище, драгоценность, чудо… Волшебный цветок, хранящий искренность сердца. Сильный, как всякий волшебный артефакт, прекрасный… Но и хрупкий, очаровательный, трогательно простой, как всякая настоящая красота…
Хаширама сглотнул, снова прикрыл глаза. Протянул руку, касаясь губ Изуны в жесте призыва в тишине.
— Не всё сразу… А то я не могу… Не успеваю осознать…
Тот поцеловал пальцы и чуть улыбнулся. Для настоящего наслаждения всё внимание должно уходить процессу, но вообще-то секс — достаточно скучное, монотонное занятие. Решение? Занимать разум, ласкать слух и воображение. А уж когда слова сами льются изо рта, как поцелуи и ласки… Остановиться почти невозможно.
Почти.
— Я хочу сделать тебе очень, очень хорошо… Надеюсь, ты не против?
========== Часть 8 ==========
Встреча кланов была спланирована достаточно тщательно. Во-первых, место — достаточно далеко от обоих селений, чтобы ни у кого не взыграла паранойя выше нормы. Во-вторых, время — рано утром даже шиноби хотят спать больше, чем драться, к тому же никто не успел накрутить себя и окружающих разговорами и домыслами. В-третьих, возглавлять делегации должны были Хаширама с Мадарой, и темп передвижения задавали тоже они. После такого всех должно было гораздо больше волновать, как бы не показаться на глаза извечным противникам растрёпанным и потным, подтверждая тем самым, что такие нагрузки не по плечу. Тобирама со своей стороны измотал предварительной подготовкой наиболее шумную и склонную к необдуманным поступкам часть Учих, Хаширама тоже наверняка что-то предпринял…
И потому было очень странно, что делегация Сенджу опоздала.
Всего на несколько минут, но среди Учих успел пойти глухой ропот… Который сменился удивленным молчанием, стоило Хашираме с сопровождающими спрыгнуть на землю.
Глава Сенджу выглядел осунувшимся, измотанным даже. Движения утратили лёгкость и чёткость, зато приобрели некую томную плавность, которая бывает при недосыпе — когда не уверен, что не промахнёшься, и потому двигаешься ме-едлено, текуче. Под глазами залегли тени, и даже всегда гладкие волосы выглядели слегка растрепанными.
В целом, в этом не было ничего удивительного — мало ли какие заботы были у главы клана и почему именно ему пришлось провести бессонную ночь. Однако были два обстоятельства, которые сбивали простое и логичное предположение о делах.
Первое — соклановцы косились на Хашираму с не меньшим удивлением, а где-то и подозрениями. Границы выносливости главы Сенджу досконально изучены не были, но даже Учихи вполне представляли, что вымотать Хашираму — это нужно сильно постараться даже Мадаре. Но сделать это ТИХО, чтобы никто из клана не заметил и был не в курсе…
Забавно, но ищите других доверчивых идиотов.
Вторым обстоятельством был сам Хаширама, который, несмотря на свое состояние, выглядел настолько счастливым, что хотелось сжевать лимон. Самому, чтобы убедиться, что он несладкий — перебить настроение Сенджу такими мелочами представлялось невозможным.
Главы кланов поприветствовали друг друга, обменялись протокольными фразами, заверили, что оба заложника живы-здоровы-веселы, и выдали разрешение кланам на мирное общение. Предполагалось, что и Хаширама, и Мадара, будут бдить, как два ястреба, готовые вовремя растащить и настучать по голове задирам, но Сенджу, как только закончился официальный обмен речами, плюхнулся под ближайшее дерево и блаженно вытянул ноги.
— Ани-чан, все в порядке? — обеспокоенно хмурясь, спросил Тобирама.
— Да-а, — Хаши потянулся. — Все просто прекрасно.
Мадара хмыкнул, нашёл взглядом Изуну. Тот к ним не подходил, светясь невидимым ласковым светом, как небольшое солнышко. Учихам общая сволочность характера мешала терять лицо и таять в открытую, а вот Сенджу, пусть и частично иммунные к неуловимому шарму, попадали под влияние прямой милоты и довольства жизнью. Какие уж тут конфликты?..
— Сочувствую, — проговорил Учиха. — И завидую. Пойду брата обниму, что ли…
Изуна плыл по траве, как божество доброты и света. Полностью удовлетворённый, любящий и любимый. Сенджу был гораздо выносливее, но Учиха был опытнее и вёл рисунок… Действа так, чтобы основная активность доставалась Хашираме.
Обнимашки вышли очень душевными и братскими.
— Добился, козявка? — тихо спросил Мадара.
— Завидуй молча.
— Я за тебя рад.
— Ага, как же… Кому любви и понимания?.. Куда ругаться? Я же расстроюсь… — Изуна двинулся невесомым призраком в сторону конфликта, оставив брата недоумевать.
Тобирама проводил задумчивым взглядом Изуну. Оценил озадаченного Мадару. Снова посмотрел на Хашираму, который хоть и поменьше, но тоже «излучал».
— Ани-чан, что вы друг с другом сделали? — вышло не то подозрительно, не то обещающе в смысле обещания сделать это еще с кем-нибудь.
— Ничего принципиально нового, отото, — Хаширама поманил брата, побуждая нагнуться.
Тобирама выслушал, хмыкнул:
— Ты уверен?
— Абсолютно, — кивнул Хаширама.
— Стоило отойти на пару метров, как они уже секретничают, — проворчал Мадара, подходя. — Вот и говори после этого про мир и взаимопонимание…
— У нас мир. И взаимопонимание, — потянулся Хаширама. — Идем к нам, мы и тебя отвзаимопонимаем.
— И почему у меня так тревожно сжалось в груди? — риторически поинтересовался Мадара, подходя. — Изуна на тебя плохо влияет.
Хаширама похлопал по земле, приглашая Мадару сесть рядом:
— Давай, покажи пример молодежи. Или тебе рядом с отото уютнее?
Учиха осмотрел почти невменяемого Сенджу и всё-таки сел рядом. Такое состояние абсолютного счастья казалось странным и непредсказуемым. Но вряд ли Изуна успел подговорить Хашираму против него. Насчёт «стал бы» вопросов не возникало, м-да…
— Надеюсь, отото меня не загрызёт, — проворчал Мадара.
— В таком состоянии? — хихикнул Хаширама. — Разве что затискает и пообещает отомстить позже. Но, серьёзно, ты хочешь сказать, что он настолько ревнив?
— Ани-чан, вы сейчас вообще о чем говорите?
— Настолько и чуточку больше, — вздохнул Мадара. — Тебе повезло, что он никого не убил. Тобирама, ты реально намёков не понимаешь?
— Он Изуну только в бою видел, — заступился за брата Хаширама. — А вчера я просто успел его перехватить, потому что Ки вышло на заглядение.
— А, была Ки? Значит, всё было исправимо. Запомни: в крайней степени бешенства Изуна Ки не светит. Но я рад, что вы разобрались.
Послышался глухой удар. Это Изуна взял двух спорщиков за уши и с силой столкнул их лбами.
— А теперь вы оба злитесь на меня, — сообщил он, прижимая ручки к груди и тонко улыбаясь. — Разве это не взаимопонимание?
Спорщики злобно посмотрели друг на друга, но возражать не стали.
— Слушай, он начинает мне нравиться, — хмыкнул Тобирама. — Такая незамутненная гадостность характера…
— Отото, да ты скала, — восхитился Хаширама, который за воспитательными мерами наблюдал скорее с умилением. — Несокрушим и непоколебим…
— Ани-чан, — Тобирама одарил брата сумрачным взглядом. — Я тебя сейчас водой окачу на радость всем Учихам. А чтобы Сенджу обидно не было, Мадару тоже искупаю.
— А меня-то за что? Я милый и вполне адекватный, — возразил Учиха. — Хотя не Изуну же обливать. Тебе этого не простят.
— Чего не простят? — поинтересовался объект обсуждения. — Тобирама-кун, можно я тебя обниму-у?
— Ну, рискни, — Тобирама скрестил руки на груди и принял свой любимый вид высокомерной статуи.
Изуну это ничуть не смутило, и он с видом счастливого ребенка, добравшегося, наконец, до неуловимого кота, захапал его в объятия.
А в следующую секунду сверху рухнул поток воды, окативший всех четверых.
— Полегчало? — дружелюбно поинтересовался Тобирама, который даже мокрым насквозь умудрялся выглядеть сурово и неприступно.
Глаза Изуны вспыхнули. Мадара вскочил и обнял брата за плечи, аккуратно баюкая.
— Тихо-тихо-тихо… Не надо устраивать сейчас драку. Ладно?
— Я ему голову оторву и в задницу засуну, — негромко пообещал Изуна. — Там ей самое место.
Ки он действительно не фонил, только замер, ожидая, когда брат его наконец отпустит. Все с интересом следили, чем обернётся сие… Поливание.
Хаширама, посмеиваясь, встал, отряхнулся, разбрызгивая воду.
И без всяких сомнений обнял обоих Учих. Но чего они вряд ли могли ожидать — притянутый второй рукой Тобирама не станет вырываться, а наоборот, тоже обнимет, хоть и довольно неловко.
— Вот теперь верю, что вы не грибов обожрались, — фыркнул он.
— Можно я его хотя бы подушу? — жалобно попросил Изуна. — Всё настроение испортил, скотина…
Гнев ушёл, и губы маленькой обиженной няшки задрожали. Но снаружи этого видно не было, зрители смущённо отводили взгляд и чувствовали себя мелочными злодеями.
— Да души, ани-чан откачает, если перестараешься, — вдруг разрешил Тобирама.
Хаширама ощутил острое желание припечатать ладонь ко лбу. Догадка, что отото просто выделывается, выглядела странной для любого, кто знал Тобираму…
Но добивающим было то, что выделываться Тора сейчас мог только перед одним человеком.
Изуна развернулся, пряча лицо на груди брата. Мадара погладил его по голове и с укором посмотрел на Тобираму.
— И что, нам тоже теперь обниматься? — скептично уточнил кто-то из Сенджу.
— Было бы неплохо, — заметил Мадара.
— Я могу облить для ускорения процесса, — с нездоровым энтузиазмом предложил Тобирама.
— Я тоже!
— И я!
Все поспешили заверить, что они достаточно друзья и не надо обниматься. И поливать — тоже. Изуна шмыгнул носом, взял себя в руки, вывернулся из объятий и сложил печати для быстрой сушки. И стремительно исчез где-то в толпе.
Только прятаться от хорошего сенсора — пустая затея, а Тобирама был очень хорошим сенсором.
— Не понимаю, почему, — сообщил он, выловив Изуну в стороне от лишних ушей. — Ты как будто не помнишь, что я тебя почти убил… Но при этом бесишься от невинной шалости. Мадара сказал, что с вами лучше всего задавать вопросы… Так почему так?
Изуна глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. И чтоб голос не дрожал.
— Убить ты меня пытался тогда, когда я сам с радостью бы тебя заколол, подвернись такая возможность. Но поливать водой на попытку обнять… Это подло. Достаточно доступно говорю?
— Вы что, никогда дурака не валяли? — удивился Тобирама. — Ну там напоить кошку валерьянкой и подбросить в комнату, натереть кунаи маслом, чтобы скользили… Подстроить падающее ведро с водой.
— А ты думаешь, мы настолько близки, чтобы воспринимать подобные шутки именно как шутки, а не как попытки оттолкнуть, да побольнее и унизительнее?
— Если бы я хотел отвадить тебя от ани-чана, поверь, это была бы не вода, — хмыкнул Тобирама. — Я рассчитывал устроить беготню с попытками прикопать меня. Кто же знал, что ты так остро среагируешь.
Сенджу немного поколебался, потом все же протянул руку:
— Мир? Я извиняюсь.
— Ну нихрена себе! — возмутился Изуна. — Ты хоть понял, ЧТО сейчас сказал? «Извини, я всего лишь хотел спровоцировать драку»! И ещё удивляешься, что я обижаюсь?! У вас в клане, что, нормально доводить друг друга до ручки?! И потом весело бегать, наслаждаясь внеплановой тренировкой?!
Прооравшись, Учиха глубоко вздохнул, беря себя в руки.
— Мир. Но и ты пойми, что злиться понарошку мы не умеем. Только таить обиду внутри. И, поверь, тебе не захочется испытать на себе гнев по-настоящему взбешенного Мадары… Уж не знаю, как он тебя сейчас терпит.
— Я учту на будущее, — серьёзно кивнул Тобирама. — По моим представлениям вы, наоборот, должны легко вспыхивать и быстро отходить, выпустив этот гнев… Вот примерно как ты сейчас. И кстати, у нас ещё нормально потом, после «внеплановой тренировки», вместе одежду штопать и синяки лечить.
— Ты слегка недооценил масштаб, — Изуна показал пальчиками, насколько. — Когда от твоего гнева умирает больше десяти человек, приходится учиться сдерживаться. Пойдём к остальным?
Тобирама вздохнул. Ему жгуче хотелось потрясти Учиху насчет подробностей вчерашнего, но он понимал, что выглядеть это будет как-то странно. Лучше уж поделиться с ани-чаном подробностями насчет темперамента Учих… Кстати, об этом.
— А сколько человек умирает от гнева Мадары?
— Точно не знаю. Давно его не доводили… Но исчисляться это будет в целых селениях, а не отдельных людях.
Тобирама вздохнул, скривил кислую морду. Он всегда знал, что от Учих куча проблем, но чтобы в таких масштабах… Неудивительно, что Изуну так любили в клане, если он мог отвлечь и успокоить брата.
— Ладно, идем, а то скоро кто-нибудь решит, что мы все же друг друга закопали, только втихую.
Как только они подошли к старшим братьям, Мадара окинул их обоих внимательным взглядом.
— Всё в порядке? — спросил он негромко.
— В полном! — отозвался Изуна и тихо улыбнулся. — Пойду всех знакомить. Я и не думал, что у нас так много схожих интересов…
— Отото, что он имел в виду? — поинтересовался Хаширама.
Тора пожал плечами:
— Понятия не имею. Мы о другом говорили.
— Вот как?
Младший Сенджу пожал плечами, показывая, что распространяться о подробностях разговора не собирается. Хаширама коротко кивнул, признавая его право, но на сердце все равно было неспокойно.