— Йо. Изуны, как я понимаю, нигде нет? — поинтересовался Учиха, нетерпеливо постукивая по столу.
— Ты знаешь, где его искать? — требовательно спросил Тобирама. — И кто все это устроил?
— Изуна и устроил, конечно. Его отсутствия в лагере не заметили?
— Он наложил гендзюцу. Филигранная работа, я даже не понял, когда, — покаялся Хаширама, стыдливо опуская голову.
— Но зачем? — младший Сенджу недоуменно нахмурился. — Сбежать, оставить нас с носом, ещё ладно, но вот эта вся свистопляска вокруг тебя?
— Давайте сходим и спросим, — предложил Мадара. — Мне в любом случае здесь оставаться опасно, как минимум половина селения запрограммирована меня невольно убить. Звучит смешно, конечно, но вы не поверите, насколько эта техника изобретательна. Мне надо ещё экипироваться… Можем встретиться на той самой скале. Если хотите пойти со мной.
— Предлагаю сделать проще, — Тобирама говорил медленно, словно не до конца уверенный в собственных словах. — Я могу и тебя провести Хирайшином. Уж тамошние ориентиры у меня есть.
— М-м-м… Ладно, тогда подождите меня тут. И не крадите секретные документы, пожалуйста, — кивнул Мадара и двинулся к выходу. — Хаширама, ты как, в порядке? Может потребоваться помощь ирьёнина.
— Пострадало только мое душевное равновесие, — отозвался Сенджу.
Хашираме и в самом деле было ужасно стыдно, что не уследил, прохлопал, упустил… Настолько, что он даже не впадал в депрессию по своему обыкновению — сначала нужно было всё исправить.
Мадара кивнул и ушел за обмундированием. Вернулся через две минуты, но уже полностью готовый к борьбе с собственным братом. Доспехи, гунбай, кусари… Всё донельзя серьёзно. Тобирама поджал губы, Хаширама смотрел расстроено и виновато. Младший Сенджу нахмурился ещё сильнее и коснулся руками их плеч, создавая якорь для техники.
— Хирайшин!
Оказавшись на месте, Мадара потратил секунду на оглядывание, а затем сорвался с места в карьер на такой скорости, что Сенджу чуть не отстали. Все эти покушения… Изу-чан хотел его убить. Вот прям насмерть. Техникой случайного убийцы он бы ради простой шалости не воспользовался бы. Что перемкнуло в мозгах отото, не стоило и гадать — все равно не угадаешь.
— Пожалуйста, будьте чуть в стороне, — попросил Мадара. — Хотя бы первое время. Всё-таки братские разборки.
— Понимаю. Далеко нам ещё? Я все еще его не чувствую…
— Ближе, чем ты думаешь, — произнес Учиха и загородился гунбаем.
Как раз в тот момент, когда в него полетел огненный шар.
Мимо пробежал испуганный олень — именно на нем передвигался Изуна, скрываясь от сенсоров, способных чувствовать через землю и древесину. Он же делал поток чакры ровным-ровным, почти мгновенно сливающимся с общим фоном сен. Делал.
А сейчас чакра бурлила.
Земля вздыбилась под ногами Мадары, грозя переломать их в труху. Он отпрыгнул, принимая тот факт, что братишка обучился Дотону втайне от него. Каменные техники перемежались с огненными, только и успевай уклоняться.
Почему-то Мадара не контратаковал.
Более того, его даже успело задеть, а он только принимал на гунбай самые мощные удары и уворачивался. Блокировал, уворачивался и молчал. Учихи сражались абсолютно молча, страшно. Лицо Изуны застыло фарфоровой маской, а в его движениях четко прослеживалось желание убить.
— Какого биджу тут происходит? — не выдержал Тобирама.
Одновременно с его восклицанием из земли выметнулись деревянные брусья, складываясь в две клетки, отсёкшие Учих друг от друга. Толстый ствол дерева, поднявший эти клетки над землёй, не давал использовать большую часть техник Дотона, а поглощение выпущенной чакры должно было свести на нет попытку использовать Катон.
Впрочем, Хаширама не обольщался — если Учихи ударят в полную силу, дерево сгорит раньше, чем успеет что-то там поглотить.
— Изуна, что случилось? — мягко спросил Сенджу, запрыгивая в клетку.
— Отойди, пожалуйста, — дружелюбно попросил Учиха. — Не мешай мне убивать брата.
Хаширама качнул головой:
— Прости, но не могу. Даже если не затрагивать личные вопросы, я всё ещё глава клана, и Мадара в качестве лидера Учих гораздо лучше резни за власть и междоусобицы. Особенно сейчас, — Сенджу шагнул ближе. — Почему ты решил его убить?
— Развлечения у них, видимо, такие, — съехидничал Тобирама. — По средам устраивают перевороты и свержение главы клана, по пятницам его немножко убивает брат…
— Как метко замечено-то, — приподнял бровь Мадара.
Изуна зашипел и двумя техниками взломал клетку, стараясь достать брата.
— Да оставьте, ну, убьёт он меня, ничего страшного, — поведал Мадара. — Будет сам со старейшинами разбираться. Разве я могу отказать брату в такой малости?..
— Кажется, я начинаю понимать, чем можно было довести до такой степени злости. Остаётся вопрос — когда? — задумчиво сообщил Тобирама.
От того, чтобы собственноручно прописать Мадаре хороший удар поддых, останавливали только остатки клетки — Изуна взломал лишь свою, но не успел изничтожить вторую.
Хаширама покачал головой, шагнул вперед, обнимая взъерошенного Учиху:
— Так зачем? Или Тора прав и это у вас традиционное развлечение?
— Отпусти, — потребовал Изуна.
— Это двадцать восьмой раз, — поведал Мадара. — Так что да, можно считать традиционным.
— Ррр…
Маленький няшный отото выскользнул из объятий и начал методично уничтожать клетку.
— Тобирама? — Хаши чуть ли не впервые не знал, как поступить.
Вроде бы нужно спасать Мадару — но он ведь не сопротивляется. Да и двадцать восьмой раз…
— Мне так обоим хочется в морду дать, — честно признался младший Сенджу. — А потом ещё взять за шкирку и хорошенько постучать лбом об дерево. Вдруг сработает и мозги на место встанут?
— Хм… — задумался Хаширама. Техника тем временем отращивала новые ветви, восстанавливая крошимую Изуной клетку.
Некоторая логика в словах брата была. Переклин Изуны бросался в глаза, но и Мадару с его несопротивлением и вполне себе искренней решимостью дать себя убить адекватным назвать было сложно. Он ведь ничуть не шутил, говоря о том, что не может отказать брату в такой малости. И вполне могло статься, что Учихи как-то влияли друг на друга, усиливая этот самый слёт с катушек.
— Думаю, сначала стоит попробовать более мягкий вариант?
— Это какой? — скептически хмыкнул Тобирама.
— Удиви его, — Хаширама тонко улыбнулся.
Младший Сенджу фыркнул, выбросил вперед руку, ловя Изуну за чуть ли не встопорщенный хвост. Дёрнул на себя, отбил технику Катона прямым выплеском чакры, и впился в губы кусачим поцелуем.
Учиха незамедлительно ответил, да так, словно огонь, требовавший от него уничтожить всё живое, особенно Мадару, вдруг обратился в другое, более мирное, но не менее сильное желание. Изуна ухватил его за затылок, прижался… Отвёл руку с мечом чуть за спину, про себя подумав, что если Тобирама вздумает отступить… Список на немедленное закапывание расширится, а не закончится.
Тобирама ещё успел мимолетно порадоваться тому, что не смог восстановить свои блоки. Воспринимать Учих холодным разумом было решительно невозможно, а так получалось просто не думать, а действовать.
И надеяться, что в случае чего Хаширама успеет его если не прикрыть, то хотя бы вылечить.
Старший Сенджу тем временем свернул клетку и спеленал Мадару уже точечно, закатав Учиху в толстый слой дерева, фиксирующий даже пальцы. Условно свободными осталось только лицо — волосы Хаширама от греха подальше тоже накрыл.
— Ну и что за дурость мы только что наблюдали? — миролюбиво поинтересовался Хаши.
— М-м-м… Братские разборки? — предположил Мадара, задумчиво прощупывая технику чакрой.
— Я сейчас говорю исключительно о тебе, — Сенджу сел рядом, прислонился спиной к запакованному в Мокутон Мадаре. — Какого биджу ты не сопротивлялся?
— А зачем?
Хаширама тяжело вздохнул.
— Надо же, действительно не понимаешь… Ты же обижаешь этим Изуну. Оскорбляешь даже, до глубины души и сердца, — Сенджу помолчал, подбирая слова. — Самим отношением — пытайся, деточка, ничего у тебя не выйдет. Презрением. Двадцать восемь раз, говоришь? Может быть, он и не хотел убить тебя вот совсем уж всерьёз, но все равно выглядит так, будто ты насмехаешься над братом. И ещё кое-что… Когда я пришел лечить Изуну, он сказал, что лучше ему умереть, чем довериться мне. Ты был против… И позже он согласился.
Хаширама задрал голову, глядя прямо в глаза Мадаре:
— Так какого биджу ты — сам — хочешь бросить брата в одиночестве? Позволить себе умереть, зная, что завтра, через неделю или месяц он взвоет от одиночества и сойдет с ума? Если уж ты впереди — так будь впереди до конца. Сражайся. Доводи его до полусмерти. Лечи, помогай становиться сильнее… А не вот так, когда Изуна даже не может выплеснуть злость, потому что ты переживаешь, как бы отото палец не поранил.
— Ой, да ладно мне нотации читать, — поморщился Мадара. — Я бы попрыгал, давая ему выдохнуться, потом бы обнял, и снова бы стало всё хорошо. До следующего срыва. Когда смысл жизни пытается тебя убить, что ещё можно сделать?
— Подраться с ним насмерть, — серьёзно ответил Хаширама. — Чтобы в следующий раз он пытался убить тебя уже за что-то более конкретное, чем просто «бесишь». То, что ты не сопротивляешься, только больше раскачивает его психику.
— Смеёшься? У меня рука не поднимется. Отпусти, а?
Хаширама несколько секунд вглядывался в глаза Учихе, потом качнул головой:
— Не отпущу. Сиди так пока.
Мадара вздохнул, двинулся, разрывая деревянные оковы равномерным и мощным выбросом чакры. Сидеть на месте он совершенно не собирался.
Хаширама всё с той же невозмутимостью запаковал его снова, добавляя дополнительный слой и поперечные укрепляющие кольца.
Мадара снова сломал с едва заметной тенью недовольства на лице.
Сенджу ухмыльнулся, вызывая тройной древесный барьер достаточно быстро, чтобы не дать пленнику шагнуть в сторону.
Да над ним просто потешаются!
Барьер взорвался ошмётками, отлетая от действительно взбешённого Учихи.
— Да, Мадара! Вот так! — Хаширама почти смеялся, отскакивая от раздробившего скалу удара.
Причем смеялся не язвительно, а легко и свободно.
— Вот это — ты, а не та снулая рыба!
Изуна, до этого не обращавший на шум никакого внимания, вдруг оторвался от Тобирамы и оглянулся. Глаза Учихи расширились, и он зайчиком поскакал из зоны боевых действий.
Мадара налился чёрной аурой, активируя Сусаноо.
— Ани-ча-ан, — простонал Тобирама, звучно прихлопывая ладонь к лицу.
Сенджу смутно подозревал, что через полчаса по ближайшим окрестностям будут тесниться оба клана, прикидывая, уже можно друг друга резать, или подождать, пока главы закончат дружескую разминку.
— Да, Мадара! — Хаширама все-таки расхохотался, кружась между выпадов великана из чакры и даже не пытаясь активировать своего древесного голема.
Активировав Сусаноо, Мадара впадал в состояние, когда медленные словесные, связные мысли исчезают, переставая мешать думать. Сусаноо — ярость, воплощённая в чакре. Сусаноо — боль сгорающего тела. Боль, которая создаёт силу и которую невозможно не любить. Удары сыпались градом, хотя сам Учиха оставался неподвижен. Руки сложены на груди. Лицо застыло маской. Вся ярость, которую так настоятельно провоцировали Сенджу, была выражена в фигуре из синей чакры.
А Изуна бежал куда глаза глядят, лишь бы подальше. Потому что ярость управляла гигантской фигурой…
…а боль расходилась волнами по округе.
Тобирама в несколько прыжков догнал его, схватил за плечо, перебросил обоих Хирайшином к одному из соседних ориентиров. Оглянулся на возвышающуюся над лесом технику:
— Это плохо или вообще пиздец и пора закапываться?
Изуна подумал.
— Н-ну… П-пиздец средних размеров, — проговорил он, слегка заикаясь. Его существенно потряхивало. — Даже й-я не стал исп-пользовать Сусаноо, хотя б-был в подход-дящем состоянии. Оно п-плохо влияет.
— Ну. Ани-чан его вылечит потом. Если будет в состоянии, — самокритично добавил Тобирама. — Ты как? Воды, чтобы умыться? Обнять и поцеловать? Свалить и не трогать?
— С-спрятать где-нибудь, — Изуна вздрогнул. Удар гиганта пришелся в землю, заставив задрожать весь лес. — И об-бнять. Сука, бля-а-а… Какой я милый и адеква-а-атны-ы-ый…
— По сравнению с кем из них? — поинтересовался Тобирама, снова беря Учиху за плечо.
Не то чтобы его совершенно не волновал разворачивающийся бой. Но конкретно сейчас Сенджу сделать ничего не мог, а жизнь с Хаширамой приучила не волноваться понапрасну. Ани-чан ведь только на первый взгляд выглядел милым и безобидным. На самом деле желание брата хорошенько встряхнуть, а то и придушить возникало у Тобирамы с завидной периодичностью.
И стоило учитывать, что Хаширама не относился к тем, кто бестрепетно принимает удары на себя. Собственно, какие-то шансы таки дать ошалевшему главе клана в морду были только у Тобирамы. Остальной клан, может быть, и потянул бы в объединении, но в том-то и дело, что уважение, приправленное трепетом, а то и страхом, не давало Сенджу действовать по-настоящему синхронно.
Правда, пока что свергать Хашираму ни у кого желания не возникало… Но Тобирама не поручился бы, что неосведомленность клана о некоторых заходах его главы не играет в этом роли.
— Да ваще. Это ж надо б-было додуматься, Мадару спец-циально провоц-цировать…
От гиганта веяло жаждой всеобщего уничтожения, которая заставляла ёжиться и искать укрытие. Это как Ки и депрессивное облачко смешать и раздуть до десятиметровой статуи. Правда, не факт, что Хашираму даже это проймёт…
А его и не проняло.
Удар. Удар. Удар. Мимо. Просчитать движения, серия ударов. Деревянный щит. Удар-удар-удар, финт, наткнуться на барьер, разрушить. Удар. Стряхнуть помеху с ноги. Удар. Удар. Удар.
Хаширама не столько сражался, сколько танцевал. Раньше они никогда не схлестывались с Мадарой один на один — всегда рядом были другие бойцы. И приходилось сталкиваться с Учихой лоб в лоб, чтобы пропущенные мимо себя удары не превратили в кровавую пыль менее везучих бойцов. Сейчас же… сейчас же кровь кипела от проносящейся совсем рядом смерти, и можно было танцевать с ней страстный танец, а не думать, как загородить от обжигающе холодного касания шинигами тех, кто оказался за спиной.
А ещё каждый удар дарил незамутненное, чистое наслаждение. Эмоции. Искренние, яркие, сильные. Направленные только на него.
И, что ещё важнее — наконец-то он может впитать их без остатка, ни на что не отвлекаясь.
— Тебе это нравится, да? — спросил Мадара, нарушая негласное молчание.
— Да, — совершенно искренне ответил Хаширама. — Это всё, — он очертил ладонью фигуру Сусаноо, — было внутри тебя. Мне нравится, — закончил он почти мечтательно.
— Угу, — согласился Мадара и разом свернул технику, чтобы развернуться и молча уйти.
— А вот это было больно, — тихо сказал ему в спину Сенджу. — Очень.
— Я не собираюсь сжигать себя тебе на потеху, — отозвался Мадара, чуть притормозив. — Сенджу… Что за клан любви, когда для удовольствия нужна ярость?
— Дело не в ярости, — Хаширама коротко качнул головой. — Просто… Это было самым искренним, что я мог получить от тебя. И лучше так, чем ты будешь сжигать себя изнутри.
— Да ну? Что посеешь, то и пожнёшь, тебе ли не знать, Хаширама? С чего ты решил, что искренней у меня может быть только ярость?
— С того, что для любви у тебя уже есть Изуна, — почти грустно ответил Сенджу.
— Тьфу, — досадливо сплюнул Мадара и, не оборачиваясь, протянул в его сторону руку. — Иди сюда.
Хаширама шагнул — порывисто, чуть ли не зажмуриваясь, с равной готовностью ожидая и чего-то хорошего, и пробивающего грудь насквозь удара. Коснулся сухой и горячей ладони, сжал пальцы. Чтобы его тут же потянули вперёд и крепко-крепко обняли. Хаши шмыгнул носом, закусил губу… Всё-таки не удержал брызнувшие слезы. Обнял Мадару в ответ — словно любимого, но потерянного брата, которого уже и не чаял увидеть.
— Прости… Я такой идиот…
— Ещё какой, — согласился Учиха, прижимая его к себе покрепче. — Значит, ярости у меня на тебя хватит, а любви — так нет?.. Тц… Очень приятно, что ты тоже считаешь меня чудовищем.
Скулы Хаширамы отчаянно покраснели. Захотелось даже потеребить что-то в руках из-за нахлынувшего смущения. Он не считал Мадару чудовищем — но что толку в словах, когда поступки говорят совсем о другом?