Сложить удалось ровно тысячу и одну иллюзию. Удовлетворившись результатом, Изуна посмотрел на своё творение. Ужаснулся до мурашек в желудке. И решил никогда и ни на ком его не использовать.
Тобирама был этому очень благодарен. Хотя и не мог не отметить, что Учихи изучали собственное додзюцу как и большинство шиноби — без всякой системы и методом тыка. У Сенджу руки зачесались написать нормальную инструкцию и засадить обоих братьев за нормальные, правильные исследования. Кто знает, что можно будет выкопать? Техника Яманака на первый взгляд тоже казалась простой и однозначной.
Следующее творение с помощью Мангекью вышло более мирным — он создал технику невидимости. Свет, попадая в радиус действия техники, изгибался по эллипсоиде и выпускался с противоположной от места вхождения стороны. Таким образом, свет идеально огибал фигуру и позволял скрыться гораздо лучше, чем техника хамелеона. Да и от движения никак не зависел. Но эта техника была чудовищной, запредельной сложности реализации, и Сенджу был вынужден признать, что без Мангекью тут не обойдёшься. Если, конечно, не придумать что-нибудь ещё.
Были, конечно, ещё воспоминания — как Изуна готовил, как они с братом боролись с непониманием клана, как они поняли, что проще возглавить, чем бороться, как Изуну чуть не женили… Но у этих воспоминаний была ощутимо ниже «яркость», они не были ключевыми, хотя листать их Тобираме не возбранялось.
А потом было предложение о мире, которое младший Учиха воспринял не иначе, чем издевательство. И предложение о мире, подкреплённое техникой смены сознания. Тобирама с весёлым удивлением смотрел, как Изуна в три счёта разгадывает подмену, чуть ли не по манере дышать и отсутствию желания метать табуретки. И поражался невероятному доверию Изуны к брату — он ведь видел, что тот, кто был в теле Хаширамы, радостно улыбался, сам порезал себя, демонстрируя действие техники… Всё было добровольно.
И он не мог не помнить, что это тот самый мальчишка, который вроде бы собирался заманить Мадару в ловушку в детстве и не раз сражался насмерть в более взрослом возрасте.
Но если всё было добровольно — можно попробовать подружиться с новым клёвым человеком. Ну, или не только подружиться.
Тобирама покраснел, уловив подробности плана по исследованиям разницы темперамента и привычек при нахождении в одном и том же теле. Это уже начинало надоедать, но реагировать спокойно или же, паче того, с брезгливым недоумением было просто невозможно.
И вообще. И особенно — в тесном контакте с эмоциями Учихи.
Например, ещё одна большая разница между ним и Изуной. Тобирама воспринимал Мадару в теле Хаширамы исключительно как самозванца, обманщика, занявшего место, которое не должен занимать. А Изуна видел в чужаке в теле брата… не брата, не Хашираму, но, скажем так, потерянного в детстве близнеца Мадары, которого надо хорошенько исследовать и облизать.
Ой, только без подробностей! Хаширама в теле Мадары самим Тобирамой всё равно воспринимался как ани-чан, и подглядывать в такие моменты Сенджу был откровенно не готов. Но всё же не смог не оценить, с какой деловитостью Изуна поймал Хашираму на передозе Катоном… и смог, наконец, понять, почему младший Учиха так с ним носится, почему ему не всё равно.
Ёжик. Восхитительный ёжик, который не давал себя убить. Изуна помнил, насколько он хорош, каждый «хорош» каждой их битвы… и когда Тобираму перемыкало, он не забывал это всё автоматически, начиная считать его слабым никчёмным тупицей, который не может справиться с собой. Нет, для Изуны он оставался охрененным ёжиком, у которого возникла проблема и которому можно помочь с ней справиться.
Невероятно.
Больше всего пробирало тем, что у Изуны в принципе возникло это желание. Помочь. Ему. Еще до всей вот этой катавасии с открытыми сознаниями. Теперь Тобирама его мог понять — но как же сильно сам Изуна должен был чувствовать других людей, чтобы ему это оказалось почти и не нужно?
Так странно — понимать, что все это сделано для тебя. Чтобы помочь, чтобы мог вникнуть… Пустить настолько глубоко, когда сам видишь, как на ладони… Или именно поэтому? Тобираму не раз бесили люди, не способные выстроить простую логическую цепочку. Может быть, Изуне тоже хотелось, чтобы окружающие понимали его с такой же глубиной, как и он сам — всех?
Дымка воспоминаний пропала, и они снова оказались в пространстве пересечения двух сознаний, на поверхности глубокого тёмного моря, освещённого ласковым солнечным светом. Котик лежал на волнах, и как-то внезапно дошло, что он в холке высотой с самого Тобираму, тяжёлое дыхание поднимало светящиеся бока, а на морде было чёрное пятно с красной каймой — как раз такое, как тёмные воспоминания.
И оно было таким лишним, таким ненужным на этой солнечной шерсти, что рука сама потянулась стереть. Зачерпнуть воды и осторожно промыть, делая не таким черным, убирая, размывая границы… Кольнуло мимолетным сомнением — а ну как темная вода и сама пригасит это сияние? Но нет, кот фыркнул, улыбнулся солнечно и стряхнул с себя остатки мрачности. И снова принялся ластиться, как-то незаметно перетекая в человеческий облик. Тобирама тронул его за подбородок, пробежался по лицу внимательным взглядом в поисках остатков того пятна. Обнял, пусть и слегка нерешительно.
Изуна прижался всем телом, крепко, полно, как он любил и умел.
— Это было для тебя полезно?..
— Учиха-альтруист, кому скажи — не поверят… Если он не ани-чан, — теперь слова гораздо легче шли с языка. Потому что Тобирама знал — поймут, не будут выискивать насмешку подвохом. — Это точно было познавательно. И… мне будет гораздо легче понять всех вас. Спасибо.
— Ты больше не будешь от меня шарахаться? — спросил Изуна, серьёзно заглядывая в глаза.
— Нет. — Тобирама помолчал немного. — Мне бы теперь совладать с желанием шипеть на всех, кто косо глянет на такого котика.
Учиха негромко, радостно рассмеялся.
— Можешь пошипеть дуэтом с Мадарой.
Тобирама тут же представил, как первым делом они с Мадарой делят право злобно шипеть на всех, кто не нравится, весело хмыкнул. Драка с Учихой точно никого не удивит, а вот синхронное шипение — ещё как…
— Отменяем технику или ещё так посидим?
Изуна грустно вздохнул. Прерывать момент единения не хотелось, но чувствовалось, что надо. Голова уже начала серьёзно побаливать.
— Отменяем. Но очень уж не хочется.
Тобирама скосил на него глаза. Помолчал несколько секунд.
— А почему именно?
— Почему не хочется? А разве ты не чувствуешь, как хорошо и спокойно сейчас? Когда нет секретов и подозрений в обмане, когда любой мыслью можно поделиться?..
Сенджу наклонил голову набок. Развел ладони, формируя между ними свиток.
— Похоже, твоя очередь смотреть, да?
Изуна положил ладонь на свиток.
— Уверен, что хочешь мне показать?
Тобирама глянул с некоторым даже возмущением:
— Стал бы предлагать, если нет? И потом, это будет справедливо… И, может быть, тебе тоже пригодится.
— Ладно, — Изуна взял свиток, развернул.
В первую секунду показалось, что он покрыт формулами и непонятными выкладками. Но стоило вглядеться чуть внимательнее, как иероглифы и цифры задвигались, образуя стройную логичную систему, затягивая, окутывая…
…давая оценить мир чужими глазами.
Тобирама воспринимал его холодно-логично. Для него фраза «Он — Учиха» не несла в себе всей ярости кровной вражды и боль потерь. Только информацию. «Он — Учиха. С этим кланом у нас давняя вражда. Соответственно, с наибольшей вероятностью это — враг, который попытается убить меня при первой же возможности. Следовательно, стоит принять меры, чтобы этого не случилось». И еще полстранички выкладок, подводящих к той самой реакции, которую Изуна мог бы выдать чисто на эмоциях.
Но рефреном это все пронизывало «дайте мне другие предпосылки, и выводы тоже изменятся».
Собственно, это то, что дал ему Изуна на чистой интуиции — другие предпосылки. Схемы действия, схемы принятия решения, ценности, которые им руководят. Возможность изменить реально существующие предпосылки. «Учиха. Покормлен, отглажен, следовательно, не опасен».
— Понимаешь теперь? — Тобирама окончательно распустил хвост Учихи, расчесывая волосы пальцами. — Да, я исхожу из того, что все может быть хитростью и обманом… но я все же способен воспринимать искренность. Отвечать на нее.
Изуна закусил губу.
— Есть у меня теория… о людях. Я никому ещё о ней не говорил. Она очень… смелая. Хочешь посмотреть?
Сенджу одарил его серьезным взглядом.
— Хочу. Мне интересно.
Изуна взмахнул руками, показывая три блока примеров. Большой, чуть поменьше и ещё меньше.
— Я думаю, что есть люди, которые больше других склонны к предательству, вранью и прочим неприятным вещам. У всех этих людей, — Изуна показал на среднюю группу, — есть общие черты. Во-первых, невероятное желание всё перетягивать на себя, сводить всё к собственной выгоде, вещь или явление не существует само по себе, только для их пользы.
Фигурки примеров одновременно заговорили, сосредоточившись, можно было послушать каждого из них.
— Во-вторых, сбитая система оценочного суждения. Они не могут адекватно оценить ни себя, ни своё окружение. Они небезосновательно считают себя бездарностью, но при этом твёрдо уверены, что остальные ещё хуже. Иногда это проявляется в завышенной самооценке, иногда — в заниженной.
— Хм… — Тобирама задумчиво вгляделся в группу размахивающих руками примеров. — Это как-то объективно обусловлено, или они просто мудаки?
— Я полагаю, в определённый момент жизни до них просто не дошло, что весь мир не вертится вокруг них, и детское желание, чтобы всё было так, как хотят они, да без усилий, сохраняется до самой старости. К слову, третий признак — желание командовать, нежелание работать. Вполне логичное, потому что работать они не умеют, и если командуют - результат получается лучше. При этом у них очень слабая обратная связь с миром, они могут годами орать на стенку, чтобы она подвинулась, но ни за что не подумают как-то сменить метод воздействия. Ни за что не подумают, что их действия неправильные.
Изуна показал примеры действия каждого из образцов.
— И они же склонны к предательству, лжи, обману и самообману. Собственно, в самообмане и низкой способности к восприятию реальности заключается вся проблема. Они легко убедят себя, что это не предательство, а во имя высшего блага, которое по чистой случайности совпадает с их личным благом. Они же совершенно не умеют договариваться, в детском желании заполучить всё и сразу они совершенно по-взрослому берутся за оружие вместо того, чтобы кое-где уступить и в целом получить больше. Но ничем необоснованная уверенность в том, что это они всех нагнут, играет злую шутку. Завистливые, неудовлетворённые тем, что есть, всегда пытающиеся украсть счастье у других… Есть ещё множество признаков, потом покажу тебе полный список, если хочешь.
Тобирама кивнул, Изуна выдохнул, перешёл ко второй группе. Это было не воспоминание, уже сформулированное и существующее, а теория-измышление, которая окончательно формировалась в процессе рассказа, и показать её с полным погружением сразу сходу не получалось.
— Вторая группа, самая большая — это люди, осознавшие, что они не единственные люди в мире. Они могут оценить по достоинству, могут объективно сравнивать людей, находить хорошие и плохие стороны. Могут попросить помощи, но сами в помощи никогда не откажут. Очень щепетильны в вопросах чести, сами не предадут, но их предать можно только раз, больше не простят. В отличие от первого типа, который рад обманываться. Ценят спокойствие, душевное равновесие, стабильность. Их большинство, они составляют костяк общества, на котором всё и держится. Список признаков тоже прилагается. А есть… есть ещё и третья группа. Не общественно зависимые. Те, кто знание о том, что хорошо, а что плохо, воспринимал не от других людей, а от объективной реальности. Это восхитительные люди…
— Но пока что ты с ними не встречался, да?
— Почему? Встречался, — Изуна повернулся к нему, улыбнулся легко. — Их мнение основывается не на том, что так положено думать, а на реальных предпосылках. Любой процесс или явление они способны разобрать на составные кусочки, выявляя суть…
— Хм… — Сенджу задумался.
Описание выходило до подозрительного знакомым. Вот буквально до степени «я об этом недавно думал». Но среди общих знакомых Тобирама никого подобного не припоминал — уж он бы такой самородок не упустил. Даже если бы это был Учиха. Да к биджу клановые нашивки, если кто-то мыслит, как ты, понимает твои мотивы, признает логические доводы…
Ксо. Кажется, именно так ани-чан и сошелся с Мадарой.
— А кроме меня? — с надеждой поинтересовался Сенджу.
— Наши милые старшие братики, — захихикал Изуна и проявил четыре фигуры в примерах. — Метод получения информации одинаков — спрашивать не у других людей, а у реальности, на основе объективных данных и собственных рассуждений. Разница только в… зоне применения этого метода, что ли?.. Я наблюдаю в основном за социальными связями между людьми, ты, насколько я понял, послал ненадёжных людей лесом и сосредоточился на более предсказуемой логистике, экономике и создании техник…
Тобирама скорчил гримасу. Про то, что ани-чан лучше всех, он и так прекрасно знал, но хотелось-то больше. Больше-больше-больше здравого смысла!
— Зато союз выйдет гармоничным, — подытожил Сенджу. — У каждого из нас есть область, в которой другие не сильны… и достаточно ума, чтобы не злоупотреблять этим.
— И возможность договориться есть, одними методами думаем, — кивнул Изуна и застенчиво опустил глазки. — Так как теория? Достойна проверки?
— Звучит логично и непротиворечиво, — кивнул Тобирама. — Если получится определять принадлежность к группам с высокой точностью, то здорово облегчим себе жизнь.
Изуна облегчённо улыбнулся. Всё-таки страшно было делиться сокровенной мыслью, выпестованным деревцем размышлений, семя которого зародил сам, а не услышал у кого-то.
— Прерываем технику? — предложил Учиха.
Сенджу кивнул:
— Главное, чтобы снаружи прошло не так много времени. Иначе ани-чан задушит на радостях.
— Разве это плохо? — улыбнулся Изуна и первым потянулся в своё тело.
Задушить их не задушили, но вот Мадара оказался уже сидящим за спиной Изуны, прижимаясь грудью к спине и широко расставив ноги. Тело младшего Учихи, выпав из оцепенения, вызванного техникой, тут же упало в надёжные объятия. И вышло это настолько естественно, слаженно и гармонично, что невольно поражало. Тобирама вполне удержал равновесие сам, но Хаширама тоже бдил рядом, готовый подхватить в случае чего. И да, оцепенение под техникой действительно смотрелось жутковато со стороны. Младший Сенджу оценил диспозицию и пересел сам, прислоняясь к ани-чану плечом. Тот удивленно вскинул брови, но тут же расплылся в улыбке, изменяя позу так, чтобы контакт вышел плотнее.
— Так на чем мы остановились?
— На том, что техника единения сознаний — хороший инструмент для погашения вражды, — ответил Тобирама. — Но с учетом новой информации, я думаю, стоит проверить и доработать теорию Изуны, и использовать технику уже с ее учетом.
— Какую теорию Изуны? — заинтересовался Мадара.
— Потом расскажу, — отозвался тот, потираясь носом о плечо. — Я что-то слегка устал…
— Я могу пересказать, если ты не против. Или хочешь сам?
— Перескажи, — Изуна начал слегка массировать виски. Всё-таки надо было прерывать технику при первых признаках головной боли.
Хаширама вздохнул, легко поднялся на ноги. Подошел, коснулся ладонью макушки. Не было ни печатей, ни зеленоватого свечения медицинских техник — просто боль прошла.
— На будущее — лучше сразу говори. У меня нет додзюцу диагноста.
Изуна кивнул благодарно:
— Ещё не привык, что можно лечиться. Обнимашки? Тобирама?
Сенджу закатил глаза, но все же перебрался поближе — вместе со столиком и бумагами. Вредно улыбнулся:
— Так вот, о вашей логистике…
— Эй, ты хотел рассказать о моей теории!
— Внимание не утеряно, — довольно кивнул Сенджу, быстро набрасывая на чистом листке простую схему. — Вкратце это выглядит так. Три группы, третья и наименьшая наиболее удобна во взаимодействии, поскольку ориентируется на объективную реальность, со второй можно договориться по схеме равноценного обмена, первые — просто мудаки, с которых глаз лучше не спускать. Признаки… — кисточка снова запорхала, выписывая ровные и четкие иероглифы.