— Тобирама. Я тебя любить, — заявил Изуна с горящими глазами, когда пять листов оказались полностью исписаны. Сам он вот так чётко и схематично рассказывать не умел, сбивался, путался…
Кисточка на миг сбилась с ритма. Сенджу коротко стрельнул глазами, дернул уголком губ в намеке на улыбку. Подчеркнуто аккуратно поставил точку.
— Разве все Учиха не невыносимые педанты?
Изуна на секунду задумался перед порывом «валить, тискать и зацеловывать», а затем не выдержал и таки полез. Мадара тем временем хмыкнул, взял бумаги, задумался, что-то высчитывая…
Хаширама честно старался не хихикать, глядя на растерянного и снова покрасневшего отото, который, тем не менее, не только не пытался вырваться, но и приобнял Учиху в ответ.
Что ж такого показал ему Изуна, что сумел так крепко пробить извечную броню Тобирамы?
— Думаешь, Учихи педанты. Посмотри на волосы Мадары и скажи ещё раз, что Учихи педанты, — мурлыкнул Изу. Десять минут как вышли из полного контакта, а он уже соскучился.
— Они педантично растрепаны, или это средство бесить всех остальных Учих?
Мадара расхохотался.
— Лень, Тобирама, лень. Никакая педантичность не сможет побороть банальную лень.
— Хм… — взгляд младшего Сенджу стал задумчивым-задумчивым. Переполз с гривы Мадары на довольно лохматого Изуну…
Хаширама счастливо заржал, даже не пытаясь как-то смягчить свою реакцию.
— Вырастить гребешок, отото?
Мадаре аж интересно стало, насколько Тобирамы хватит бороться с их волосами. У Изуны ещё ничего, в хвостик собирались, а его волосы ни один ремешок не выдерживал, не говоря уж о презрении волос к жалким ножницам, фамильным мечам и его собственному кусари.
— Я, пожалуй, за своим схожу… — оценить степень упорности шевелюры старшего Учихи Тобирама успел и на празднике. Но не сказать, чтобы это охладило его пыл.
Учихи просто ани-чана с похмелья не видели.
— Рекомендую взять масло, — добавил Изуна. Как-то вдруг всплыло из памяти — чужой памяти, сколько раз Тобирама расчёсывал брата. Интересный побочный эффект, надо будет обсудить.
Тобирама хитро усмехнулся, окутал ладонь слабыми разрядами райтон-чакры… и провел вдоль непокорной гривы, после чего она стала здорово напоминать гладь волос Хаширамы.
— Если нет времени, можно и так.
Изуна схватился за голову. Неописуемое выражение ужаса на его лице вызвало взрыв хохота у Мадары. Да и Изу с гладкими волосами выглядел настолько непривычно, что удержаться от смеха было просто невозможно.
— Так все-таки это был продуманный бардак, нэ? — Тобирама продолжал ухмыляться.
Изуна взял в руки хвост, посмотрел на неожиданно гладкие волосы. И завизжал так, будто вместо волос у него там была змея. Мадара покатился так, что оказался с чайником на голове.
— Эм… Что-то не так? — опасливо уточнил Сенджу. Реакция была порядком странной на его взгляд.
Изуна выдохнул, упёр руки в бока, пока его брат, хихикая, выпутывал из волос чаинки.
— Я бы на тебя посмотрел, если бы у тебя что-то такое вдруг отросло!!! Или упало. Или… О ками, это же не навсегда?
— Статическое электричество долго не держится, так что скоро снова встопорщатся. Но процесс расчесывания облегчает здорово.
Изуне стало стыдно за такую детскую реакцию, но ему действительно показалось, что вместо его привычного хвоста он взялся за склизкую чёрную змею. Мадара снова заржал:
— Тобирама-а-а-а… Тебе удалось напугать Изуну-у-у!.. Ыыыыы!
— Сочувствия, нии-сан, сочувствия!
— Я не могу перестать ржа-а-ать…
Тобирама задумчиво хмыкнул, хлопнул старшего Учиху ладонью по макушке, обеспечивая и ему прямые и чуть ли не в полтора раза более длинные пряди. Хотя стоило признать, что на Мадару чакры потребовалось заметно больше.
— Хочешь, научу? — предложил он Изуне. — Это несложно, если есть молния и контроль.
— Вот ксо! — ругнулся Мадара, когда волосы вполне заметно и ощутимо потянули его вниз.
Тут уже захихикал Изуна.
— Я хочу эту технику. Буду использовать для маскировки, бггг!
— Никто не узнает. А кто узнает, не поверит, — кивнул Хаширама, сосредоточенно водящий кисточкой по бумаге. Таких Учих определенно стоило запечатлеть, даже жаль, что рядом нет той девочки-художницы.
Впрочем, кто мешает организовать нужную ситуацию?
Тобирама показал пару печатей:
— Чакры по самому минимуму, если не хватит — ты почувствуешь. Но подновлять эффект действительно нужно часто, больше, чем полчаса, даже на мне не держится.
— Ну и слава ками, — дружно выдохнули братики.
Стрёмно, когда с тобой происходит нечто неконтролируемое.
========== Глава 9 ==========
Совместная попойка в деле сближения кланов оказалась на диво эффективной. Шиноби всё же более склонны к убийству острым железом или чакрой, чем к коварному подсыпанию отравы в тарелку. В том числе и потому, конечно, что чакропользователя отравить не так-то просто… Но, как ни крути, совместная трапеза — признак определенного доверия. Сюда же наложилось и то, что у оценивших вкус нормальной еды Учих рука не поднялась бы убивать Сенджу — только захватывать в кулинарное рабство. Самих Сенджу порядком заинтересовал вопрос, как можно столько пить и при этом бегать без похмелья — пьянели представители лесного клана с трудом, но зато и последствия такого неразумного поведения проявлялись во всей красе. Так или иначе, точки соприкосновения нашлись.
Больше всего этих точек оказалось у глав кланов с братьями и, как ни забавно, детей. Поначалу опасались, что извечная вражда даст о себе знать — ведь как раз детям бывает сложно втолковать политическую необходимость или что-то подобное, — но обошлось. Молодежь в принципе усиленно задирала друг перед другом нос, но за кунаи схватиться не норовила. Хаширама цвёл счастливой улыбкой, Мадара, кажется, был удивлен, что их дружба оказалась не такой уж уникальной… Тобирама отслеживал старшее поколение.
Слишком уж быстро они смирились. Слишком мало было высказываний против решения главы клана и союза с Учихами. Ани-чан обладал непререкаемым авторитетом и вполне мог сломить любое недовольство хоть хребтом о колено, хоть мягкими уговорами за чашкой чая… Но в том-то и дело, что ломать ничего не пришлось. И это было очень, очень подозрительно. Но прошла неделя, вторая, а всё было тихо. Всё теснее становились контакты между кланами, всё чаще пересекалась между собой молодежь, отбрасывая извечное «нельзя». Всё чаще за стенами домов звучали резкие выговоры за неподобающее поведение.
Тобирама принялся гонять красноглазых в хвост и гриву, чтобы наладили нормальное снабжение — и с весёлым удивлением убедился, что владельцы шарингана действительно испытывают определенную слабость к чётким инструкциям, аккуратным таблицам и отлично организованным процессам. Но, самое забавное, не всегда могут сами это обеспечить, потому как в порывах непреодолимого перфекционизма пытаются сделать лучше, ещё лучше, ещё лучше… А в итоге терпение заканчивается, и приходится делать хоть как, лишь бы работало. Что бесит красноглазых ещё больше, ибо шаринган позволяет замечать гораздо больше косяков.
Хаширама метался между двумя кланами, очаровывая, улыбаясь, увлекая самых непримиримых своей аурой мягкого очарования и миролюбия. Со стороны Учих тем же самым занимался Изуна, на полную катушку используя собственную котичковость. Мадара честно старался оставаться этакой тёмной тучей за его спиной, но вот незадача — к нему воспылали внезапной любовью коты и дети до пяти лет. А в таком окружении репутация демона изрядно блёкла.
Довольная улыбка Хаширамы как бы намекала, что он тут совершенно ни при чём, да.
Прошел месяц, а недовольство так и не набрало достаточной силы, чтобы стать взрывом. Пригодились старые наработки или просто так встали звёзды — но теперь та мечта Хаширамы, о которой он всегда рассказывал с горящими глазами, уже не казалась невозможной глупостью. Понемногу в головах людей стало шевелиться пока ещё робкое осознание, что с той стороны клинка такие же люди. Не демоны, не чудовища… Да и кто вообще помнит, с чего началась эта идиотская вражда?
Таких не нашлось, а аргумент «это освященная кровью погибших традиция» быстро терял свою силу. Пусть о дружеских визитах кланов друг к другу речи пока не шло, но вот идея совместного поселения постепенно обретала краски и объём. Тем более, что с местом Хаширама и Мадара определились ещё в детстве. Примерно равноудаленное от территории обоих кланов, с рекой и массивной скалой, дающей отличный обзор и простор для техник Дотона… Даже старейшины не нашли, к чему придраться, потому как и последнему дураку было ясно, что присоединение одного клана к другому — полная чушь. Примерно равны силы, примерно равны возможности… Да и гордостью ни потомки Индры, ни наследники Асуры обделены не были.
Но это всё было обычными, рабочими вопросами, которые в рабочем же порядке и решались. Тобирама развлекался, составляя красивые инструкции, которые затем торжественно вручались красноглазым, отслеживал шевеления старшего поколения, заранее налаживал пути снабжения нового поселения. Учился не замирать при внезапном тактильном контакте, а самому обнимать брата, дразнить Мадару внезапно распрямляющимися волосами вместо привычной гривы, подхватывать повисшего на шее Изуну — и даже почти не краснеть, отвечая на поцелуи…
Казалось, всё так и пройдёт — без перегибов, медленно, словно перегруженная, но так и не опрокинувшаяся на повороте повозка. Тобирама почти поверил в это.
А потом он увидел Изуну, повисшего на старших братьях — как-то незаметно Хаширама оказался тоже зачислен Учихой в эту категорию. Совершенно мирная, в чём-то даже милая картина. Ани-чан, с лёгкой улыбкой слушающий болтовню Изуны, Мадара, выпутывающий из волос кусочки верёвок и даже лески — среди детей набирало обороты негласное соревнование по заплетанию ему косы… Изуна, обхвативший правой рукой шею Хаширамы, а левой — Мадары. У него вообще получалось виснуть на шее так естественно, что даже Тока не щурилась презрительно. Наверное, сказывалась аура котика и почти детская непосредственность.
И всё бы хорошо, если бы Тобираме не стиснуло горло желанием оказаться там. Оказаться на его месте.
Проблема была ещё и в том, что он не мог ответить, на чьём именно месте.
Привыкший подвергать всё последовательному анализу, Тобирама вдохнул, выдохнул. Постарался как можно чётче запомнить ощущения. И вернулся к ним позже, когда ежедневная тренировка позволяла спокойно, без отвлекающих факторов подумать. Благо ката с мечом были отработаны до такой степени, что почти не требовали внимания для правильного исполнения.
Полуприкрыть глаза, сосредоточиться, вспоминая нужную картину и собственные эмоции. Разложить их на составляющие, проанализировать каждый кирпичик. Сложить из кирпичиков-результатов простой и логичный вывод.
И сглотнуть в безуспешной попытке смочить пересохшее горло, когда понимание, что именно он чувствовал, прошибло спину холодным потом.
Дело было даже не в ревности — не так уж сильна она оказалась. Проблема заключалась в том, что объектов для вероятной ревности оказалось больше одного.
Мадара — жёсткий, яростный, пламенный. Обжигающий в своей искренности, будь то ненависть, дружба или любовь — пусть и к младшему брату. Смотрящий на мир открытыми глазами, воспринимающий его чуть ли не кожей. Рядом с этим Учихой почти начинал потрескивать воздух, даже если он был спокоен.
И Мадара, бессильно матерящийся сквозь зубы в попытках распутать очередные шедевры косоплетения, вышедшие из-под детских ручек. Мадара, почти воровато подкармливающий липнущих к нему кошек и вальяжно шествующий по улицам с пушистыми мурлыками на плечах, а то и на голове. Мадара, довольно жмурящий глаза во время расчёсывания и бескомпромиссно сгребающий в объятия, из которых совершенно не хочется высвобождаться.
Изуна — лёгкий, открытый, пляшущий, как солнечный зайчик, которого, как известно, нельзя поймать — только подставить ладонь, приглашая отдохнуть и согреться. Изуна, которого хотелось защищать, баловать, нежить. Который улыбкой мог погасить чуть ли не любой конфликт и так доверчиво шёл в кольцо чужих рук.
Хотелось… Слишком многого. Притереться плечом к Мадаре, вызвать его одобрительную и даже гордую улыбку, позволить себе расслабиться под горячими ладонями, наглаживающими, словно большого кота. Обниматься в ответ и лениво скользить кончиками пальцев под просторной клановой рубашкой, очерчивая ямочки на пояснице. Хотелось быть тем, на чьей шее повисает Изуна, ласково обнимать его за талию и радовать, собирая солнечные улыбки, как драгоценности, в шкатулку памяти. Видеть, как он сонно трёт глаза по утрам. Знать, что под одеждой у него таится не только скрытое оружие.
Но самое страшное — желания не ограничивались только этим. Хотелось… Хотелось улечься головой на колени к брату. Жмуриться, когда сильные пальцы будут перебирать волосы. Обсуждать что угодно — события дня, поставки, разрабатываемую технику. А потом чуть повернуть голову, целуя центр ладони… костяшки пальцев… и чтобы Хаширама улыбался так задумчиво, а движения становились более медленными, откровенно ласкающими уже.
Тобирама со стоном выронил меч и сам сполз на землю, вцепляясь в волосы. Изуна, ну зачем же ты показал, что так — тоже можно?!
И что теперь со всем этим делать? Порой слишком яркое воображение — зло. Равно как и отточенная логика, которая не оставляет даже тени шанса убедить себя, что ошибся. Что это всё дурное влияние слишком развращенных личностей, а то и вовсе гендзюцу…
Тобирама предпочитал быть честным с самим собой. Чужого влияния было ровно столько, чтобы указать возможную тропинку. Но вот шагнул он на неё уже сам.
Хотя какое там шагнул — вляпался по самые уши…
Особенно отчётливо Тобирама понял это, когда помянутые уши начали гореть от одного голоса ани-чана. Потом был Мадара с насмерть запутанными волосами — а пальцы подрагивали от желания отвести эти волосы и провести языком по шее. Прижаться губами, отодвигая воротник дальше, к плечу. А ещё Изуна и его поцелуи…
Тобирама понял, что он просто сходит с ума.
И на словах-то всё просто — выбрать кого-то одного, шагнуть навстречу, сказать… да хотя бы ту же клятую технику использовать! — но стоило подумать об этом, как Сенджу буквально стопорило. Потому что — ну кого тут выберешь-то? Как решишь, что кто-то лучше, а кто-то хуже? И по этой же причине он не мог позволить себе воплотить ни одно из своих желаний — потому что это было бы слишком нечестно. Целовать Изуну и думать о Мадаре. Расчёсывать Мадару и сбиваться на мысли о брате. Обнимать Хашираму и вспоминать Учиху.
И никаких сил отказаться.
В конце концов, Сенджу стал избегать всех троих, хватаясь за малейшую возможность уехать — договоры с поставщиками, послание даймё, слухи о заведшейся рядом с караванной дорогой банде… На вылазках мысли становились более ясными, но только для того, чтобы Тобирама всё чётче понимал, что сам с этой ситуацией не справится. Прямо-таки кармическое возмездие за слишком спокойный период взросления.
Да пропади она пропадом, такая влюблённость! Клан любви, х-ха! Что-то больно щедрой она вышла, раз хватило сразу на троих, да ещё и поровну!
Тобирама честно держался, сколько мог. Но ни ани-чан, ни Учихи не могли похвастаться отсутствием наблюдательности. Какое-то время они молчали, присматриваясь. Ещё сколько-то давала деликатность Хаширамы — можно было не сомневаться, что он до конца будет давать возможность сказать самому. Не станет давить и Учих придержит. Но… Тобирама почти физически ощущал сжимающееся кольцо. Или петлю на шее, кому как нравится.
Когда ощущение стало слишком сильным, чтобы его игнорировать, а взгляды Изуны — откровенно хищными, Сенджу написал три письма. Почти одинаковых, в которых сухо и логично излагал свою проблему. Разве что в том, что предназначалось Хашираме, было приписано короткое «прости».
Так… было проще, чем пытаться объясниться глаза в глаза. Да и стали бы его слушать до конца?
И… Смог бы он сам договорить?
Так — честнее. Если уж нет иного выхода, стоит попробовать сигануть со скалы в пропасть.