Хотя по смыслу было близко, близко.
Главы кланов выразили своё желание жить мирно, дружно и вместе въебать тем, кто не согласен жить дружно, и торжественно пожали друг другу руки. А затем, в знак доверия, сняли технику.
Тобирама, надо отдать ему должное, был заразой, но заразой мозговитой. Разработанная им последовательность печатей действительно помогла снять технику. И даже обошлась без ещё одной стыковки сознаний со взаимопроникновением.
…Хаширама прикрыл глаза, с наслаждением втянул воздух, снова впитывая со вздохом ароматы растущей травы и ощущения тока жидкостей в стволах близкого леса. Улыбнулся.
И дёрнул на себя всё ещё слишком близко стоящего Мадару, крепко обнимая.
Тот тормознул на секунду, поражённый лёгкостью тела и яркостью восприятия, но на объятия ответил с удовольствием. Народ одобрительно загудел. Учихи по такому делу предложили поделиться кулинарными и алкогольными умениями. Сенджу переглянулись, заухмылялись… Контраст с более поджарыми Учихами и впрямь заставлял заподозрить, что с питанием у лесного клана дела обстоят получше. Только вот полностью доверять готовку чужакам было страшновато. В таких условиях отравы подсыпать — сам Рикудо велел! Хаширама усмехался и назначал наблюдателей, Тобирама прикидывал, как бы всунуть брату жаровню и тем самым нейтрализовать — кажется, у него учиховское шило ещё не переварилось, а воодушевлённый Хаширама мог быть гораздо невыносимее Хаширамы серьёзного.
Очень быстро выяснилось, почему Учихи такие тощие. Готовить они не умели, не любили, и получалось у них фигово. Поэтому Сенджу их быстро оттеснили, так как душа поэтов не выдержала…
Учихи в долгу не остались, притащив с честным видом по паре-тройке бутылок запрещённых веществ. При такой важной встрече родители уши-то чистить побоятся… Вообще, у Учих было очень сложно с активными веществами, даже обычный перец, спокойно поедаемый гражданскими, для красноглазого племени был равносилен мазку скипидара под хвост. Но раз столько всего запрещённого, значит, и тайный рынок этого был богатый и разнообразный.
Различные алкогольные настойки на том же перце, на орехах, на фруктах, молоке и яйцах были в каждом доме. Универсальное средство успокоения в случае, если пиздец уже пришёл, а сделать ничего нельзя.
Мадара сам охренел, когда окинул взглядом всё это богатство.
Сенджу тоже оценили. Некоторая часть спиртного была немедленно обнюхана, попробована и изъята для придания лучшего вкуса блюдам. Хаширама таки был отловлен к сковородкам — вернее, отобрал их у той самой девицы, которая пыталась кокетничать с Мадарой. Попутно заметив, что на вкусную жратву шиноби гораздо эффективнее приманивать, чем на сиськи. Тобирама вздохнул, возводя глаза к небу в безмолвном вопросе, когда всё это кончится.
— Шо грустишь, противник мой любимый? — рядом с ним возник Изуна уже с тарелкой пирожков. — Расслабься, завтра все проблемы посчитаешь.
Тобирама взял пирожок, придирчиво принюхался. Одобрительно кивнул, вонзая зубы в ещё горячую выпечку. Скосил глаза на Учиху, приподнимая брови в безмолвном вопросе.
— Хочешь выпить? — проникновенно спросил Изуна-чан.
— Нет, — уточнять, что ему сейчас и нельзя, Тобирама не стал. — Пошли лучше ани-чана обнесём.
— Ну ладно. У него тоже клёво… — Учиха маньячно облизнулся. Уж он-то понял, что Хашираму надо захватывать исключительно живьём и припрягать к готовке. Ну, или самому ему сдаться, это и проще, и кормёжку можно вытребовать няшным взглядом.
Тобирама посмотрел на него почти с жалостью. Интуиция подсказывала ему, что с кулинарией у Изуны не лучше, чем у Мадары, а степень умений Мадары Сенджу успел оценить и проникнуться.
— Хоть пожрёшь нормально… или ты уже попробовал?
— Пробовал. Но такой штуки ещё не… Слушай, сенсор-кун, а мой брат сейчас бегает вокруг по лесу, сдерживая демонический хохот, или всё же отправился домой за своей коллекцией выпивки?
— Твоего брата вот-вот отловит кот Тамеруйо-сан и заставит себя гладить. Но вообще — куда он уйдет от таких запахов?
— За выпивкой, — повторил Изуна. — Хей, Хаширама, а можно что-нибудь стащи-и-ить?
Сенджу оглянулся через плечо, брызнул улыбкой — как солнцем. Быстро соорудил два многослойных бутерброда с тонкими полосками обжаренного в специях мяса.
— Остальное не готово пока.
Изуна кинул на него полностью влюблённый взгляд и схватился за бутерброд.
— Ты — чудо!
Кучка зевак рядом с Хаши проводила бутерброды тоскливыми взглядами. Сенджу как раз посвящали наивных Учих в кулинарные таланты своего главы клана.
Узнав, что безопасно, на вкусные запахи прибежала малышня Учих. Совсем маленькие бестии, которых на вылазки не брали, но уже тренировали. Крохи с большими чёрными глазами быстро отжали первые порции приготовленной еды. Родители бегали, не успевали собрать детей, а те выбирали себе представителя лесного клана посимпатичнее и настойчиво лезли к нему на ручки. Сенджу проникаться умильностью мелких не спешили, но как тут не потискать ребенка, особенно если рядом крутятся отец-мать-старшие братья и сестры, которые чуть ли зубами не скрипят от того, что деточка лезет на рожон? Мелькнула и та девочка-художница, которую Хаширама проводил взглядом. Жаль, что ему о пробуждении шарингана знать было как бы неоткуда, да и подарок от чужака малышку вряд ли порадует.
Между делом был отловлен и избавлен от начинающейся головной боли Тобирама, потом на глаза Хаши попался подросток с роскошным синяком на пол-лица. После Сенджу отвлёкся на чуть было не подгоревшую еду, что не помешало ему притормозить мелкую Учиху, походя убирая ссадину на тыльной стороне ладони.
Вернулся Мадара с котом. Извинился перед его хозяевами за приватизацию животного, мол, сам пришёл и требует гладить. Вы же не против, что я вашего котика поглажу?.. Зато и от детей защищу…
Поколение постарше преодолело свою неприязнь разговорами о различных целебных настойках. Настойки лечили то сердце, то печень, то вообще душу…
На Мадару мелкота вообще втроём залезла и начала плести косички. Их родители чуть не поседели, когда это увидели, а главе клана хоть бы хны, он спокойно и величаво подошёл к остальным.
Тобирама тихо вздохнул, убеждаясь, что основное сумасшествие только начинается. Хаширама весело стрельнул глазами в сторону Учихи, оценил старательно пыхтящих детей… Пакостно-пакостно улыбнулся:
— Отото, может, поможешь им?
— Что?
Хаширама кивнул в сторону Мадары.
— Спасать кота от цепких детских рук? — изобразил непонимание Тобирама.
— У меня ленточка есть, — продолжал соблазнять Хаширама.
Младший Сенджу на миг прикрыл глаза. Определенно, он не хотел знать, зачем Мадара взял с собой ленточку.
— Тосьно! Надо снасяла рассесать! — радостно произнесла одна из малявок и начала рыться в поясной сумочке. Двое других последовали её примеру. И с размаху вонзили зубья гребней прямо в гриву Мадары.
Тобирама страдальчески прихлопнул ладонь к лицу. Смотреть, как маленькие детские расчески гибнут в гриве Мадары, было почти так же невыносимо, как на издевательства Учих над едой.
Хаширама заговорщицки подмигнул Изуне.
— Если сломается — обломки расчёски сами вытаскивать будете, — грозно сказал Мадара.
Дети захихикали и начали дёргать во все стороны.
— Изуна, познакомься, это кот Сенджу. Он ко мне подошёл и начал тереться. Я вроде рыбой не пахну… Похоже, кошки тоже за мир.
Тобирама требовательно протянул руку в сторону брата. Хаширама, хихикая, выдал ему ленту — яркую, широкую.
— Втирается в доверие в буквальном смысле, — заметил Сенджу, решительно вступая в борьбу за освобождение расчёсок.
— Кот? — Мадара приподнял его, вглядываясь в морду. — Ты на кого работаешь, кот?
Тот ответил презрительным взглядом. Мол, на кого я работать буду, я существо вольное!
— Ки-и-иса, — пришла в восторг девочка-заводила.
— Не дам. Кису доверили мне. Серьёзное задание.
— Уууу. Плохой пушистик! — девочка расстроилась и слезла, а за ней и её спутники.
Изуна не растерялся и выдал всем по пирожку для поднятия настроения. Тобирама таки выпутал из гривы старшего Учихи гребень и теперь оценивал объем работ. Кот благосклонно мурчал, позволяя чесать себя за ушами и лениво подёргивая хвостом.
Подбежала ещё одна девчушка. Чумазая, будто бродяжка, чего среди болезненно аккуратных Учих быть не могло. И протянула Тобираме короткий свиток с двумя рисунками. Первый — главы кланов жмут друг другу руки. Братья сзади. Серьёзные лица. Как-то так нарисовано, что складки ткани образуют волну, переходящую от одного к другому.
А на втором рисунке главы кланов уже крепко обнимаются. У Тобирамы на лице обречённость и смирение с судьбой, Изуна не сдержал радостной улыбки…
Тобирама тихо и почти с присвистом выдохнул. Коснулся рисунка кончиками пальцев, перевел чуть расширенные зрачки на ребенка. Поманил к себе.
Аккуратно подобрал волосы той самой лентой.
— Как живые. Подаришь мне этот рисунок?
Девочка серьёзно задумалась, а затем неуверенно кивнула. И требовательно распахнула ручки. Тобирама даже не сразу понял, что от него хотят, беспомощно оглянулся, будто ожидая подсказки…
— Да обними ты её уже! — не выдержал Изуна.
Сенджу коротко зыркнул исподлобья, потом всё-таки обнял ребенка — очень бережно, словно боялся синяк оставить.
— Спасибо за рисунок. Он очень красивый.
Девочка прижалась к нему на мгновение, отстранилась, радостно улыбнулась, коротко поклонилась и убежала.
— Мне кажется, она тебя ещё нарисует. Вот именно с этим бесценным выражением лица, — заметил Мадара.
Тобирама полоснул по нему растерянным взглядом, потёр щёку. Посмотрел на зажатый в руке рисунок.
— Она сенсор?
— А кто её разберёт в таком возрасте-то? Но во внимательности и умении отмечать важные детали ей не откажешь.
И действительно, Учихи обычно рисовали плохо. Слишком много деталей, проблемы с глубиной и объёмом, композицией. Пытаясь что-то нарисовать, Учиха неизбежно сталкивался с проблемой, что рисунок нихрена не передаёт то, что он видит. Не хватает ему красок, трёхмерности, и вообще. А выделять именно важные детали, рисовать только строго необходимое, не каждый сходу догадается.
Тобирама убрал рисунок за пазуху, прищурился. Прозмеился за спину Мадары.
— Будь добр не дергаться резко, — потребовал он, снова принимаясь за гребень.
— Конечно-конечно, только кормить не забывайте.
А девочка-художница засела на дереве с новым свитком.
*
Следующим днём, пока советники с двух сторон делились рецептами антипохмелина, главы кланов уединились, чтобы попить чайку и обсудить конкретные условия. Изуна сидел на коленях у Мадары, который был тихо недоволен тем, как все нахрюкались. Он, как вечно упоротый собственной охуенностью человек, не понимал, зачем нужны дополнительные стимуляторы, да ещё и с такими побочными действиями. Хаширама лениво чесал кота, который как-то незаметно перебрался поближе к его кухне, и временами совершал поползновения в сторону Тобирамы. Младший Сенджу ворчал, что это всё влияние Учих, и сверкал в сторону оных Учих алыми глазами.
— Так благотворное же влияние, не? — уточнил Мадара, грызя сухарик и жмурясь ну очень довольно.
— Меня мучают опасения, что вы не только в этом плане влиять будете, — фыркнул Тобирама.
— И чего ты боишься, Тобирама? — протянул Изуна сладко-сладко.
Тот зыркнул — снова исподлобья, мрачно.
— Ты хоть представляешь, какой пиздец у вас с логистикой?
— М-м-м. Нет. Потому что я уверен, что у нас с логистикой всё в порядке. Но если поделишься знаниями, мы готовы учиться.
Тобирама вздохнул — но уже не так страдальчески, как минуту назад. Хаширама грустно улыбнулся уголками губ:
— Отото много сил положил на то, чтобы в клане больше никогда не было голода.
— И ещё больше пинков отвесил, — буркнул младший Сенджу.
И снова, тенями в глубине взгляда — беспомощность. Жалкая, скребущая сердце беспомощность. Хаширама и рад бы обнять брата, взлохматить ему волосы — но тот дичится от рук и топорщит иголки. Старший улыбается и согласно кивает, не пытаясь принуждать — но в глубине зрачков таится тень обиды.
Почему — даже мне нет?
— Эй! Мы не голодаем. Да, у нас не такой разнообразный рацион, но большего, казалось, и не требуется… Хотя теперь люди вкусили, никуда уже не денешься. Неужели твоя хозяйственность не нашла никаких условий для взаимовыгодного обмена?
— Не голодаете, — согласился Хаширама. — Но дело не только во вкусе. Ты знаешь, что часть веществ можно получить только из мяса? Что для нормального развития мозга нужны витамины и микроэлементы? Все это — не прихоть.
— Да поняли мы, поняли… — закатил глаза Изуна.
Тобирама вдруг лёг грудью на стол, укладывая подбородок на скрещенные руки, и с непонятной печалью заметил:
— А дети всё такие же. Для них вражда ещё не стала незыблемой.
— Так это же хорошо? Главное, не давать взрослым нагнетать обстановку, и через пару поколений никто и не вспомнит, какого мы все дрались.
Хаширама уложил ладонь между лопаток брата:
— Разве для тебя иначе, отото? Ведь и я, и Мадара до сих пор живы.
Возмущённый взгляд — как можно допустить мысль, что он навредит брату. Короткое, словно блик, движение зрачков в сторону Мадары.
Словно захлопнувшаяся дверь — вновь лёгшая на лицо маска спокойствия.
Изуна нахохлился, как воронёнок в дождливый день, и уселся рядом с Тобирамой, с другой стороны от Хаширамы. Уселся, едва-едва не касаясь плечом.
— Почему тебе плохо? — тихо и немного грустно спросил он.
Короткий взгляд из-под ресниц — бесстрастный, непроницаемый. Чуть дрогнувшие губы.
— Я не знаю.
Ложь. Не нужно обладать шаринганом, чтобы понять это.
Хаширама всё-таки обнимает за плечи — крепко, бескомпромиссно, почти до боли. Тобираме хочется скулить и раздирать собственную грудь до крови — чтобы не болело так, не билось изнутри, всем ведь легче, если он будет руководствоваться логикой… Эмоции — слабость, они ведут к гибели.
Ну почему же так больно-больно-больно?
Изуна прижался к нему со спины, обнимая за пояс. Немного закружилась голова и заболело в груди — при таком плотном контакте естественным образом передаётся часть чакры и её состояния. Тобирама, конечно, закрывался, но…
— Боль сама по себе не плоха, она — всего лишь сигнал, что что-то не так, — тихо проговорил Изуна. — Знаешь, где болит, можешь быстро вылечить… И если тебе плохо, значит, что-то не устраивает в ситуации. Где-то болят… общественные связи. Знаешь, где болит?..
Снова взгляд — уже отчётливо затравленный. Напрягшиеся под руками мышцы, несколько мгновений мучительных колебаний…
— Отото, ты не обязан быть вечно сильным и несгибаемым, — тихо, будто нащупывая единственно верный путь среди россыпи ловушек.
Закушенная губа. Прокатившаяся по телу мелкая дрожь.
— Почему… тебе не всё равно? — с усилием, почти выталкивая слова из горла.
— Мне? — удивился Изуна. — А почему мне должно быть всё равно? Чай, не чужой человек, столько лет друг против друга сражались. Я знаю каждую чёрточку твоего лица, могу предсказать каждое движение и каждое непредсказуемое движение. А вчера я вот узнал, как ты довольно жмуришься, когда ешь вкуснятину, или каким на мгновение беспомощным становится твоё лицо когда ты не знаешь, что делать…
Тобирама растеряно моргнул. Как-то вот сказанное настолько отличалось от того, что он мог ожидать, что просто выбило из колеи. Внезапно накатившая волна эмоций так же внезапно схлынула, будто ухнув куда-то в пропасть. Отпустило, позволяя вдохнуть полной грудью, выпрямиться, успокоить брата взглядом.
— Интересный критерий близости. Можешь отпускать, я уже в порядке, а обсудить нам нужно многое.
— А можно не отпускать? Обсуждать я и так могу…
Снова застывшие в напряжении мышцы — но всего лишь на несколько секунд. Плавное расслабление, робкая попытка доверия — я подпускаю тебя так близко.