На миг опущенные ресницы Хаширамы.
Изуна пересел поудобнее и достал список вопросов на обсуждение. Он и сам почувствовал, как Тобираму отпустило, но разжимать объятия, раз уж допустили, совсем не хотелось.
Мадара в это время пил чай и спокойно наблюдал за сценой, предоставляя брату возможность действовать. В этом случае его деликатность была полезнее. Сам бы он сказал что-нибудь вроде «пуся, ну не дуйся, мы тебя любим!», а не задвинул проникновенную речь о любви к врагу.
Однако Тобирама и загнул… равнодушие? К своему постоянному врагу? Пф! Да что угодно, кроме равнодушия! Ненависть, раздражение, уважение, презрение, умиление, азарт, жажда снова встретиться глазами и вступить в бой!.. И узнать, чем живёт и чем дышит тот, с кем встречался в основном клинками — бесценно. Видеть, как черты характера, раньше замеченные только в ударах, проявляются в обычной жизни… Смотреть на совсем другую сторону такого, казалось бы, знакомого человека.
А Сенджу в своей стихии был хорош. Нет, Суйтоном Тобирама тоже владел изумительно — но вот именно сейчас позволял себе открыться. Спорить, доказывать, хмуриться, когда слышал заведомую, по его мнению, глупость. Отчёркивать карандашом спорные моменты и влет рисовать иероглифы — явно часто занимается каллиграфией, и кисточка в сильных пальцах смотрится не менее уместно, чем меч.
А потом — упрямый, тяжёлый взгляд и короткий вопрос в лоб:
— Почему ты так спокойно относишься к тому, что Изуна меня обнимает?
— А чего мне волноваться? — удивился Мадара. — Что ты уведёшь у меня брата?
Тобираму снова коротнуло. То, что Учиха допускает возможность в принципе увести Изуну как не брата, оказалось слишком… просто слишком. Хотелось вырваться и удрать на любимую сосну Хаширамы, чтобы без помех проморгаться, переваривая удивление. Хотелось уткнуться лбом в плечо брата, комкая в кулаках ткань одежды и давясь рваными всхлипами. Хотелось лохматить волосы второму Учихе — просто так, чтобы почувствовать, как пряди скользят между пальцами.
Всего этого было слишком много.
Рука на поясе сжалась сильнее. Изуна подвинул ему уже изрядно остывший чай, чтобы Тобирама отвлёкся от того, что заставило его сердце биться так быстро.
Сенджу сделал жадный глоток, потер висок мимолетным изящным жестом.
Учихи. Невозможные, непредсказуемые сволочи.
Которые просто затапливают все вокруг собственным сумасшествием. Горячим, пряным, в чем-то приятным.
Непреодолимым.
Комментарий к Глава 5
Мы сдаем? Или просто про основателей никому не интересно? Или ждете, пока допишем?
Так напоминаем: мы не телепаты, ваши мысли угадывать не умеем…
Если боитесь, что зависнет, могу твердо и уверенно обещать - не зависнет, будет закончена и не слишком велика по объему. Примерно на уровне “Кровь у всех красная”.
А то просто на выкладку реакция очень вялая…
========== Глава 6 ==========
Обсуждение дел шло спокойно, с Учихами оказалось вполне реально работать, если изначально сделать допуск на бóльшую эмоциональность и неусидчивость… Тобирама почти отрешился, отодвинул в сторону собственное непонимание взаимоотношений между братьями с шаринганом и запланировал разобраться в себе досконально — приступы, подобные недавнему, отвратительно непродуктивны. Учихи-то от скачков эмоций хотя бы додзюцу пробудить могут.
Собственно, Тобирама почти достиг душевного равновесия, когда перехватил взгляд Хаширамы.
Нет, брат не осуждал, он, похоже, даже радовался, что Тобирама наконец-то нашёл общий язык… Только чувствовалась в самой глубине тихая печаль. Как будто отпускал без особой надежды, что вернутся — к нему.
Как будто… мог сомневаться… что его место в сердце Тобирамы неприкосновенно.
«Мне волноваться, что ты уведёшь у меня брата?» — Учиха сказал насмешливо, с лёгким превосходством даже.
А Хаширама… Ани-чан волновался.
Что уведут брата у него.
Волновался достаточно, чтобы это легло оттенком горечи на ореол чакры.
Уважал достаточно, чтобы принимать этот выбор и отпускать, если брату так будет лучше. Если он снова будет хмуриться и улыбаться.
Всё это — вспышкой, осознанием, и в груди раскидывает щупальца притихший было жарко-болезненный ком, и быстрее, быстрее отсюда, пока не накрыло, не смяло и не изломало по новой… Чтобы не биться прямо на полу в мучительных судорогах, из которых, может, и выродится что-то новое, более… устойчивое… Но прочь, пока не захлестнуло окончательно, и, проклятье, чакру не сконцентрировать даже для шуншина…
— Мне… выйти, — вывернуться из-под руки Изуны, подняться на ноги, чуть шатнуться.
Быстрее, пока что-то почуявший Хаширама не перехватил. Зрачки уж точно на всю радужку расползлись, свет бьёт по глазам сильнее обычного…
Собрание происходило в доме главы клана Сенджу, все дружно решили, что близость к его кухне благотворно повлияет на переговоры.
Учиха бросился за своим вечным противником, попытался как-то остановить, что-то сказать, но Тобирама не глядя отмахнулся. Изуна понаблюдал секунду за метаниями. Вроде не живот прихватило, а именно эмоциональный перегруз.
Тогда Изуна заглянул в ближайшую дверь, за которой оказался тёмный-тёмный склад. То, что надо. Тобирама был немедленно туда оттеснён, дверь закрыта. Затем Учиха отправился на поиски стратегических объектов: одеяла и подушек. Вернувшись, он обнаружил, что Тобирама методично стукался о ребро полки и ни на что не обращал внимания. Изуна накинул ему на плечи одеяло, усадил на подушечку на полу и обнял, прижимаясь щекой к щеке.
Тобирама так охренел, что даже не стал сопротивляться.
Немного посидели в темноте, тишине и обнимашках. Изуна ничего не говорил, не спрашивал, не успокаивал, просто ненавязчиво обнимал и дышал. И сотрясающая Сенджу дрожь понемногу утихла. Минут через десять Тобирама успокоился настолько, чтобы нормально воспринимать реальность… и осознать, что его тихая истерика проходила на глазах Изуны.
Покраснел он так жарко, что даже в темноте можно было различить заалевшие щеки.
А Учиха продолжал делать вид, что ничего страшного не происходит, и просто с удовольствием обнимал.
— Ты чего здесь? — хрипло поинтересовался Тобирама.
— А ты чего здесь?
— Ты затолкал? — Сенджу попытался сжаться в клубочек, закуклившись попутно в одеяло.
— Логично, — согласился Изуна. — Ты тут успокаиваешься, я успокаиваю…
Тихое сопение.
— А почему ты успокаиваешь?
— Потому что ты не спокоен.
— Это что, достаточный повод?
— А нужно что-то ещё?
— Не знаю. Ты странный. Вы странные.
— И это приводит тебя в такое состояние? — уточнил Изуна, касаясь губами его виска.
— Не это, — качнул головой Тобирама.
— А что?
Сенджу снова мотнул головой, показывая, что не хочет говорить об этом. Было безумно стыдно за своё поведение — право, хуже сопливой малолетки. Ещё и второй раз подряд.
— Ладно. Уже готов выбраться отсюда, или ещё посидим?
Тобирама представил себе обеспокоенный взгляд брата, насмешливый — Мадары. Поёжился.
— Не готов.
— Ну и ладно. Колбаски? — Изуна шаринганом зря не хлопал, еды на продуктовом складе нашёл.
Тобирама снова помотал головой. Есть не хотелось, хотелось страдать и самоугрызаться… но это было неконструктивно.
Изуна не стал отказывать себе в удовольствии ограбить Сенджу на одну колбаску, продолжая поглаживать Тобираму.
— Хочешь, поцелую? — предложил Учиха, дожевав.
Сенджу, вопреки ожиданиям, шарахаться не стал. Только фыркнул, кутаясь в одеяло:
— В лоб, как покойника?
— Могу и в лоб. Могу в губы. Быстро всякие глупые мысли выветрятся.
— Ну, если только. Страдать непродуктивно.
Изуна кивнул, подался вперёд и, повернув рукой Тобираму за подбородок, мягко и со вкусом поцеловал. Со вкусом колбаски. Целоваться Изуна умел, и любил, и сейчас показывал класс для страдающей пусечки. Чтобы точно все мысли выбило. Чтобы был только поцелуй — ни яркого света, ни чужого мнения, ни беспокойств…
Сенджу тихо выдохнул в губы, обхватил его за плечи. Ответил — напористо, неожиданно эмоционально. Думать о том, с кем он целуется, почему это делает, не хотелось. Просто… Просто чтобы не портить момент.
— Мы за них переживаем, а они тут тискаются, — шёпотом возмутился Хаширама.
Сразу сорваться вслед за младшими ему не дал Мадара. Сказал, что Изуна собьёт первый порыв, а потом уже и они подойдут. Хаширама проворчал, что чувствуется большой опыт жизни с Мадарой, но всё же послушался.
Приходилось признать, что Учиха оказался всё-таки прав.
— Эй! Я его тут успокаиваю, а вы со своими подколами врываетесь! — возмутился Изуна. — Только начало получаться!
Хаширама, не обращая на возмущение Учихи внимания, опустился на колени, потянул Тобираму на себя, обнимая. Тот вскинул на него взгляд — хвала ками, не затравленный, а вызывающий.
— Глупый. Глупый-глупый отото, — Хаширама облегченно прижал его к груди.
— Недолюбленный, — добавил Мадара без насмешки.
Тобирама с тихим вздохом уткнулся в плечо брата. Хотелось чисто из гадостности характера проворчать «так долюби», но останавливала мысль, что с Учихи и впрямь станется. А ему бы с Изуной сначала разобраться.
— Тобирама, давай я расставлю все чёрточки в иероглифах, — начал Мадара. Тобирама ужаснулся. — Для нас с Изуной обнять, погладить, поцеловать и даже потрахаться — просто различные способы выразить симпатию и участие. Если тебе такой способ общения категорически не нравится, мы можем прекратить к тебе подкатывать. Но если хочется, но какой-то таракан не даёт попробовать — мы этому таракану усики-то надерём.
Хаширама поспешно прикусил губу, сдерживая смешок — загнанный в угол подпаленный таракан, которого пытаются поймать за усы, представился очень ярко. Серьёзный такой таракан с белым, пушистым воротником.
— А как вы стыкуете это с теоретической верностью партнёру? Я не придираюсь, мне просто интересно, — Тобирама наклонил голову набок.
— Можно быть верным одному человеку, а можно — деревне, — захихикал в ладошку Изуна.
— Но всё-таки? — Тобирама на провокацию не поддался.
— Верность — это отсутствие обмана, — Мадара опёрся о косяк. — Мы друг друга не обманываем…
— …а честно, по-братски, делимся достойными людьми.
— С ани-чаном ты тоже целовался, — вздохнул Сенджу.
— Да. Ревнуешь братика? — уточнил Изуна, переглянувшись с нии-саном. Принципиальных возражений не было, значит, можно начинать укрощать тараканов.
— Мы с Хаширамой не липнем друг к другу до такой степени!
— А что мешает?
— Целоваться с братом неприлично, — хихикая, подсказал Хаширама.
— Да целоваться вообще неприлично. Это оскорбляет чувства тех, кому целоваться не с кем, — покивал Мадара. — Хаши, подвинься немного…
Учиха уселся рядом на колени и потянулся к Тобираме. Тот встретил его взглядом исподлобья, но отодвинуться не попытался.
— Это всё ваше влияние на ани-чана.
— Разве оно такое уж плохое? — чуть улыбнулся Мадара, подаваясь вперёд и целуя. Горячо, уверенно, зарываясь в волосы на затылке и не давая отстраниться, передохнуть или подумать.
Как к этому отнесётся Хаширама, он примерно догадывался. «Ура! Можно обниматься без проблем!!!»
Тобирама оказался крепким орешком — во всяком случае, после поцелуя с мысли не сбился.
— Этого я не говорил. Учихи все такие темпераментные?
— Нет. Но нетемпераментные — в основном мудаки, — сообщил Мадара. — О, колбаска!
— Глупые Учихи, — Тобирама идеально скопировал тон старшего брата. — Недокормленные.
— Кто же знал, что их не техниками побеждать надо было?
Учихи синхронно обернулись с одинаковыми колбасками в зубах.
— Мы вам любви, вы нам еды, м? — предложил Мадара. — Взаимовыгодный обмен!
— Где-то алгоритмы перепутались, — глубокомысленно сообщил Хаширама. — Кланом любви обычно считают Сенджу.
— Ещё бы узнать, с чего… — Мадара обнял его за пояс и положил голову на плечо. Изуна проделал то же самое с Тобирамой. — Мы, конечно, твоего отото можем залюбить даже до смерти, но всё же вы как-нибудь разберитесь с протоколом выражения. А то Тобирама, похоже, сначала отпихивался, мол, глупости это всё, а потом как затосковал… Но поздно, сам же глупостью назвал.
Хаширама прижал Учиху к боку:
— А надо ли? Если не знаешь всех аспектов, выбирать какой-то один или даже несколько — глупо. Со временем лишнее само отсеется.
— Чтобы отсеивать что-нибудь лишнее, надо это лишнее приобрести.
— Так и я об этом, — Сенджу зарылся пальцами в волосы Мадары, поглаживая и массируя затылок. — Есть ли смысл отсекать заранее?
— Нет, ну вы, конечно, можете и дальше пялиться друг на друга с одинаковой мыслью «а вдруг я ему на самом деле не нужен», но мне бы хотелось с этим разобраться сегодня. А то так можно годами нервы мотать.
Хаширама потёр переносицу:
— И что ты предлагаешь?
— Обнимитесь и поговорите уже начистоту. С кем ещё можно поговорить, если не с братом? Мы можем даже не комментировать, а деликатно уйти совершать набег на кухню.
Тобирама тихо фыркнул:
— Так вот в чем коварный план. Рассказать, где самое вкусное лежит?
— Да, было бы неплохо, — Изуна потёрся носом о его плечо. — Если расскажешь Хашираме, почему ты убежал.
Пальцы Сенджу чуть дрогнули под рукой Изуны. Признаваться было неловко, тем более — в таких глупостях…
Но биджев Учиха прав — надо.
— Мне… нужно было прийти в себя. Я… увидел, что… ани-чан, — сглотнуть, потому что Хаширама смотрит смертельно серьёзно, ловя каждое слово, — что ты думаешь, будто твое место в сердце может занять кто-то другой.
Закрыть глаза. Еще раз сглотнуть.
— Я… тоже этого боюсь.
— Отото…
Осторожно выпутаться из рук Учихи, потянуть брата на себя. Обнять — крепко, ещё крепче. Прижаться щекой к щеке, чувствуя, как Тобираму снова заливает румянцем — у него всегда кожа становится обжигающе горячей в таких случаях. И шёпотом на ухо:
— Твоё место — никогда. Неужели ты считаешь, что у меня такое маленькое сердце?
— А ты? — пальцы, в ответном объятии вмявшиеся в тело почти до синяков.
— А я просто временами дурак, — с такой знакомой и теплой улыбкой.
Изуна вздохнул. Ему самому было немыслимо сомневаться в своём месте, но… Он понимал, да. Понимал, каково это — смотреть на человека и не знать, ценит ли он тебя так же, как ты ценишь его. Не знать чужих мыслей. Чужих намерений… Нет, не всегда это зловредная опаска, мол, он хочет меня предать… но именно равная ли ценность, равная ли заинтересованность? Но для этого и нужны слова и объятья.
— Изу, не вздыхай так тяжело, на третьей слева полке есть вяленая рыба. Тоже вкусная.
— Я думаю не только о еде, — насупился котичка, но рыбку достал.
— Но с ней всё становится лучше? — улыбнулся Хаширама. — Интересно, вас реально накормить до ленивой истомы?
— Мне нравится этот вызов, — облизнулся Изуна. — Пойдём?
— Для перехода в более удобное место надо расцепиться, — возразил Мадара. Он подключился по старой дружбе к волне спокойствия Хаширамы и теперь кайфовал. Если не переусердствовать, эта штука очень крута.
— Не хочу, — Тобирама обхватил пальцами правой руки запястье левой. — И не буду.
— Тогда тащи его на руках, — порекомендовал Мадара Хашираме. — На правах старшего брата.
— Хорошая идея, — кивнул Сенджу. — Хм, кажется, я начинаю понимать кое-какие нюансы ваших взаимоотношений с Изуной…
— Это ты про его привычку виснуть на мне обезьянкой?..
— А что, нельзя?
— Можно и нужно, Изу. Можно и нужно…
Мадара первым встал, намекая выбираться из кладовой. Хрен с ним, с едой, но они же ещё дела не дообсуждали!
*
Изуна, как осенённый кулинарной благодатью Хаширамы, собирал бутерброды, а Мадара уткнулся носом в бумаги. Будущее объединение селений в одну большую деревню грозило увеличением количества бумажек и головной боли. А учитывая, что Хаширама не мелочился и собирался позвать в мирную деревеньку всех желающих, количество бумаг возрастало в десятки раз. Тут уж без организации не обойтись… А ещё надо подумать, как бы мягонько так оборвать традиции кланов, без отторжения со стороны консерваторов, но оборвать. Увы, большинство традиций заточены на то, чтобы поубивать всех, кто не в клане.