Ситуация отзеркалилась: теперь отото Сенджу сидел на коленях старшего брата. Тобирама краснел, но всем своим видом показывал, что его сейчас и кунаем не отодрать. Хаширама же сидел с блаженной улыбочкой и участия в построении деревни принимать в ближайшее время явно не собирался. Не собирался, поскольку наглаживал брата как бы не за все годы, что он изображал из себя ёжика.
Мадара посмотрел на это, хмыкнул. Уважение к чужому решению, ага. А уважение к своим хотелкам? Не умер бы его драгоценный отото, если бы его раз в недельку потискали бы. А потом, глядишь, и смирился бы… Но нет, давай уважать и страдать.
Бутерброды у Изуны вышли кривоватые, но съедобные. И даже вкусные. Мадара недоверчиво посмотрел на брата, сверкнул шаринганом — не подменили ли?.. А потом вспомнил, что Изуна на празднике брал уроки кулинарии у Хаширамы. Ну, неплохо, неплохо…
Мадара одобрительно покивал, Изуна засиял, аки небольшое солнышко.
Сенджу аж отвлеклись от взаимного затискивания, привлечённые этим зрелищем. Но если Тобирама просто констатировал факт, то Хаширама заинтересовался:
— Причина в бутербродах или в похвале?
— А? А-а-а. И в том, и в другом. У меня наконец-то получилось что-то съедобное!
— Э-э-э… Всё было настолько плохо?
Изуна застенчиво дёрнул плечом.
— Ну да. Я хорошо готовлю только алкогольные настойки, фруктовые салаты и яды.
— И даже не пытайтесь придумать, как все эти три вещи связаны, — добавил Мадара, отпивая чай.
— А насколько хорошо яды? — заинтересовался Хаширама. — Мгновенного действия?
— И такие тоже. И мгновенного, и замедленного…
— Это проистекает от его антиталанта к кулинарии, — пояснил Мадара. — Отраву он может приготовить даже из петрушки.
— Нии-сан!
— Зато навык полезный.
Изуна смутился. Даже щёки несколько покраснели. Тобирама чуть отклонился, чтобы иметь возможность заглянуть ему в лицо, поймал взгляд. Несколько секунд просто смотрел в глаза, не мигая.
Наклонил голову в благодарном кивке.
Изуна залился краской по самые уши. И правда, возможность шляться по чужой деревне и возможность готовить яды. Можно было Сенджу всех отравить… Ну, не всех, у них всё-таки медики хорошие, но… Но. Что-то было «но».
Мадара восхищённо присвистнул. Покрасневшим до такой степени он брата не видел лет с тринадцати.
Тобирама медленно отлип от брата, поманил Изуну к себе. Там же плавно, словно опасаясь спугнуть, протянул руку навстречу.
Учиха подошёл, не понимая, что от него хотят. Не решил же Тобирама первым начать обниматься?..
Сенджу поймал его за запястье, дёрнул на себя, стиснул — будто опасался, что станет вырываться. Мазнул губами по виску. И так и не проронил ни слова, то ли опасаясь, что голос сорвётся, то ли просто не зная, что сказать.
Изуна обнял его в ответ, прижался, счастливо выдохнул. Тобирама его обнял! Сам! Кла-а-асс!
Хаширама с интересом наблюдал, как скулы брата заливает краской — кажется, дай ему волю, он бы снова попытался сбежать, только на этот раз от смущения. Порыв прошёл, а старые привычки все ещё были слишком сильны. Но Изуна зацапал неосторожно подошедшего Сенджу намертво, и сбежать теперь Тобирама мог только вместе с ним.
Интересно, откуда бы это у младшего Учихи такие навыки?
Мадара поднял бумаги, скрывая улыбку. Два покрасневших отото.
Вообще, Изуна умел быть жестоким и действительно мог подсыпать яду без зазрения совести. Но эта жестокость к другим делала его нервным, угрюмым, агрессивным… Разъедала изнутри. Мадаре было весьма больно смотреть, как его солнышко-Изуна превращается в язвительную заразу, которая ради острого словца никого не пожалеет. Но что поделать? Разгар войны, каждый боец на счету, Изуну от этого не отгородишь, не спрячешь, да он и сам бы не стал скрываться…
Как ни странно, в этом деле неоценимую помощь оказал Тобирама. Тобирама, который не давал себя убить. Тобирама, который не давал от себя отстать и пойти убивать других. Тобирама, с которым жёсткие битвы становились тренировочными спаррингами, игрой на грани выживания, но игрой. Нельзя проиграть, это да. Но и не обязательно быть жестоким.
Заметив этот эффект, Мадара постарался, чтобы Изуна больше не участвовал в стычках ни с кем, кроме Тобирамы. Вроде на месте. Вроде полезное дело во время войны выполняет. Но больше не ломает себя.
Жаль, что так не получилось сделать для всех.
Мадара ещё полюбовался на голубков и пошёл тискать Хашираму. Рушить интимный момент он бы не стал, но самому пообниматься хотелось бы.
— Ксо, теперь мне хочется поменяться телом с кем-нибудь ещё, — сообщил Мадара, обняв Хашираму со спины.
Сенджу под его руками замер на несколько секунд. Потом крутанулся — не вставая, за счёт только движения бедер, — схватил Учиху за плечи.
— Мадара. Ты понимаешь, что сейчас сказал?
— Хм, — Учиха честно задумался. — Я пиздец какой любопытный? Или то, что эту технику можно повторять снова?
— Нет. Ты только что нашёл способ, как открыть сердце другому человеку. Ты грёбаный гений, понимаешь?
— Хм?.. А что, может выйти неплохая техника доверия. Контакт сознаний, соврать невозможно. Нужно только подумать над тем, чтобы запретить всяким хитроумным строить защиту, а то ведь всегда найдутся желающие обмануть. Да и телами меняться не обязательно, хотя это, конечно, забавно… Но и опасно. Однако ты действительно считаешь, что эта идея найдёт отклик? Всё-таки наш идиотизм довольно редко встречается в природе…
— Я бы махнулся, — мечтательно прижмурился Изуна.
Хаширама улыбнулся:
— Такое доверие друг другу — конечно, нет. Но ты думаешь, кто-нибудь откажется залезть в голову врагу или даже просто соседу, чтобы выведать все его секреты?
— А то, что техника взаимна, только увеличит шансы на согласие. Односторонняя выглядела бы слишком выгодно и подозрительно, а так — ещё одно сражение, — заметил Тобирама. Ему было иррационально обидно, что оба Учихи настолько доверяют ани-чану, что без всяких вопросов готовы пустить его в свое сознание. Нет, это было логично и понятно, да и с Хаширамой Изуна во время прошлого обмена, похоже, поладил, но…
Всё равно обидно.
— Так ты согласен? — уточнил у него Изуна.
— Я? — Тобирама смутно заподозрил, что чего-то не понимает.
— Ну, на контакт сознаний. Обмен не предлагаю, если ты со своими эмоциями не всегда справиться сможешь, то от моих вообще с ума сойдёшь. Заодно посмотришь, как я с ними справляюсь.
Возглас «так ты хотел поменяться со мной?» Тобирама всё же удержал. Но скулам всё равно стало жарко, так что, скорее всего, он снова покраснел.
— Согласен.
Изуна с радостным писком его потискал, а затем отстранился.
— Прямо сейчас? Я последовательность печатей помню.
— Тоже сшаринганил? — хмыкнул Тобирама. — Наверное, лучше отойти на пару шагов, чтобы не сцепиться слишком крепко. Оригинальную технику всегда с расстояния применяют.
— Хорошо. А, может, лучше сядем? Если что, падать ниже…
— Звучит здраво, — согласился Сенджу, усаживаясь прямо на пол и разжимая руки. — По сигналу, или шаринганом обойдемся?
— Обойдёмся, — Изуна уселся от него в двух шагах, моргнул, активируя додзюцу. Он весь ёрзал от нетерпения. — Начинай.
Смотреть в активированный шаринган было очень странно. Все инстинкты требовали зажмуриться, перекатиться в сторону и сорвать дистанцию, не позволяя Учихе воспользоваться преимуществом… Тобирама сжал губы и неторопливо, давая возможность скопировать заново, сложил последовательность печатей, которая немного отличалась от той, что использовал Хаширама.
В конце концов, чтобы создать технику отмены, требовалось разобрать исходный перенос сознания по косточкам. А раз уж разобрал — отчего бы не оптимизировать?
— Ты брата-то своего долюби, — заметил Мадара, когда оба шиноби замерли сусликами. — А то потом у Изуны отбивать заебёшься.
— А зачем отбивать? — Хаширама улыбнулся уголками губ. — Два счастливых отото — это лучше, чем один и грустный.
========== Глава 7 ==========
Сознание Изуны было ярким, живым, воздушным, напоминающим то ли яркий солнечный свет в окне после похмельного утра, то ли лёгкую грациозную пантеру, сотканную из игривых лучиков тёплого солнца. Тобираме на мгновение стало неловко за свои тяжёлые, почти черные волны внутреннего океана, в глубине которых морскими чудовищами перекатывались идеи и принципы. Но кот весело запрыгал по волнам, перебирая пенные гребни лапами и разглядывая в воде своё отражение.
— Какой ты… — проговорил Сенджу, не зная, как закончить.
Сам он присутствовал в том числе в своём привычном виде, разве что поверх свободных клановых одежд были прикреплены сумки с оружием, а под косоде пряталась сетка-броня. Мало кто надевал её под настоящие доспехи, но Тобирама предпочитал ничего не пускать на самотёк.
И его восприятие себя было сугубо деловым и реалистичным, никаких солнечных котиков.
А Изуна прибежал к нему, заластился, доверчиво заглядывая в глаза. И не было никакого подвоха — он просто хотел, чтобы его погладили. Он хотел, чтобы его погладил Тобирама. Потому что он котик, солнечный котик, и нет никакого двойного дна.
Сенджу был так ошарашен этой мыслью, так ошарашен этим всем, что беспрекословно начал наглаживать и начёсывать, говорить ласковые слова и прижимать к себе ближе. У них дома никогда котов не было, хотя тот же Хаширама успешно прикармливал пушистую живность со всей округи. Но к Тобираме на руки эти белки-еноты-коты обычно не шли. Нужно было ловить, приручать и только потом гладить… Слишком непродуктивная трата времени. Сенджу предпочитал тренироваться.
Изуна мурлыкал так раскатисто, прижимался, тёрся, заглядывал в глаза и подставлял пузико с коротким нежным пушком на нём. И, оказывается, просто гладить тоже может быть очень приятно.
А ещё… Это доверие было таким большим. Таким всепоглощающим.
И так хотелось просто… спросить. Без всяких попыток зарыться глубже самостоятельно.
— Изуна… можно посмотреть активацию шарингана? — наконец, кое-как собрал мысли в кучку Тобирама.
Эти воспоминания были где-то там, на светящемся горизонте, и можно было бы дотянуться, но лезть туда без спроса показалось нечестным. К тому же пришлось бы отвлекаться от наглаживания котика.
А котик замер, разом потяжелев и погрустнев.
— Если только ты посмотришь всё, — заявил он.
— Всё?
— Будет нечестно, если ты увидишь, как я ненавидел, но не посмотришь, как я любил.
У Тобирамы спёрло дыхание от того, какой тоскливый, болезненный взгляд был у солнечного котика. Он хотел всего лишь разобраться, как активируется шаринган, чтобы понять его работу, но… Изуна прав, выборочность данных может спровоцировать предвзятость.
— Хорошо. Покажи мне всё.
Котик взмахнул лапкой, и перед ним появился ряд прямоугольных бусин — от маленьких, из детства, до самых больших, сложных моментов. Некоторые бусины приятно светились, как сам Изуна, другие были антрацитово-чёрными, с красным ореолом. Были целые ряды этих чёрных бусин, и отчего-то было ясно, что активацию шарингана нужно искать в самой большой и тёмной…
Но Тобирама честно начал с самой первой, маленькой и светящейся бусины.
Воспоминания ребёнка были смазанные, без деталей. Вот яркие пятна — мама, папа, брат, ещё брат. Вот вкусная еда, вот тут неприятно перетянули пелёнки… Лиц не разглядеть, есть только какие-то характерные черты: суровый большой папа, гладкая вечно усталая мама, взъерошенный Мадара, дурацкий брат не Мадара. Взрослый Изуна помнил, как его звали, но в восприятии он навсегда закрепился как «брат, но не Мадара».
Первой осознанной мыслью Изуны был вывод о том, что родители его не любят.
Для такого маленького ребёнка это не было травматично, он просто не знал, что родители должны любить своих детей, и не думал, что это с ним что-то не так. Наоборот, он понимал, что если два его старших брата уже умерли, то бессмысленно привязываться к ребёнку, который может умереть и снова разобьёт родителям сердце. Когда мама плакала о смерти сына, «но не Мадары», Изуна был даже рад, что о нём мама плакать не будет.
Зато Мадара его любил. Тренировал. Помогал. Делился хитростями, о которых взрослые уже забыли, и вообще был самым-самым сильным и старшим. Даже отец — большой суровый дядька — был вынужден отступать, когда нии-сан закусывал удила.
Это было так непохоже на то, что помнил сам Тобирама. Воодушевленный ани-чан — страшная сила, но отцу как-то удавалось сбивать это воодушевление буквально одной пощёчиной. Это было так… больно. Когда яркий, щедро разбрызгивающий вокруг себя свет собственного сердца Хаширама гас. Зато сам Буцума точно так же терялся, сталкиваясь с холодной логикой вместо эмоций — и так легко оказалось загородить брата её щитом…
Тобирама не задумывался над тем, любили ли его родители. Отец доверял и ценил, причем доверял даже больше, чем Хашираме — потому что второй сын был понятным. Не мог выкинуть чего-то этакого.
Тобирама никого не разубеждал и эгоистично радовался, что ани-чан предпочтет изливать душу ему, а не кому-то из взрослых. Но всё равно, это было не сравнить с тем, что связывало между собой Учих. Клан ненависти? Х-ха! Любить красноглазые, как оказалось, умели гораздо лучше.
Вообще, глубокая, беззаветная любовь к Мадаре чувствовалась от Изуны ещё в самом начале контакта сознаний, но это было что-то настолько въевшееся, настолько ставшее частью Учихи, что Тобирама долгое время не мог понять, что это. А вот сейчас, когда он видел, как зарождается эта беззаветная привязанность, он смог определить источник этого ощущения…
Более того, если присмотреться, то чёрные прямоугольные бусины были не совсем чёрными. Они как бы оказались приклеены к светящейся нити этой беззаветной любви и безусловной помощи.
Тобирама покачал головой и погрузился в воспоминания дальше.
Разумеется, Изуна тоже хотел быть таким умным и сильным, как братик. Он много тренировался, но был всего лишь чуточку лучше сверстников, тогда как Мадара опережал своих на голову, а то и две. И младший Учиха начал присматриваться, что же отличало нии-сана от остальных. Постепенно он начал замечать, что Мадаре не нужны учителя. В то время, как сверстники делают всё неправильно по двадцать, тридцать раз, пока учитель их не остановит и не поправит, Мадара делал движения неправильно раза три-четыре, а потом поправлялся сам.
Изуна тогда спросил, как это у него получается. Нии-сан ответил, что просто пробует по-разному и выбирает лучший вариант. Это было взрывом, откровением для маленького Учихи. Оказывается, не всё нужно делать сразу и идеально, а если не получается, то стараться снова и снова, пока не получится. Можно пробовать по-разному, и выбрать то, что лучше получается. Невероятно!
Ещё Мадара всегда был молчалив и задумчив и любил гулять один. Гулять в одиночку по лесу, полному врагов!.. Но нии-сана враги не смущали, наоборот, это им приходилось несладко, если они смели нарушать тихое уединение маленького Учихи. Изуна с гордостью слушал тогда новости об убитых братом взрослых Сенджу.
Однажды, когда он был уже постарше, он проследил за Мадарой, но тот ничего особенного не делал, даже не тренировался особо. Так, прыгал с ветки на ветку, кидал камни в реку, болтал ногами в воде… Ничего, чтобы могло объяснить секрет его силы и уверенности. Как казалось на первый взгляд. Но Изуна был мальчиком упрямым, и он решил попробовать так же. Не тренироваться, не делать ничего сложного, ни с кем не общаться, а просто… не делать ничего.
Это оказалось неожиданно сложно. То, что он ничего не делает, оказалось для окружающих каким-то неведомым сигналом, что к нему надо обязательно приставать и прикапываться. Изуна начал прятаться, стараясь постичь эту неведомую технику так, чтобы его не запрягли тренироваться, убираться или выслушивать старые скучные речи отца.
А потом он понял. Можно сидеть, ничего не делать… и думать. Мечтать. Думать об услышанном, думать об увиденном, находить подтверждения и несостыковки. Мечтать о том, чтобы завести кота — пушистого, красивого, ласкового, как у соседей, а не их разбойника, который в руки никому не давался, но зато прекрасно ловил мышей. Мечтать о том, чтобы однажды пойти и сесть рядом с братом, точно так же опустить ноги в воду и промолчать, показывая, что тоже понял ценность тишины.