— Не таким я тебя запомнил, — еще один шаг, вплотную к самому Итачи. Полыхающий без всякого Аматерасу взгляд. — Не таким я тебя знал.
И — тихо, уже не придавливая словами, словно каменной плитой:
— Ты хорошо постарался, пряча настоящего себя, Итачи.
Тот задумчиво посмотрел на жмущееся к его ногам пламя. Пламя, которое не останавливалось ни перед чем, которое жадно ело и грызло всё, до чего хватало сил дотянуться. Пламя, которое стыдливо прячется за его спиной от гнева Саске.
— Хн…
Определённо, что-то он делал не так.
Саске продолжал смотреть — внимательно, не пытаясь выглядеть бесстрастным. Это был Итачи, который убил всю его семью и вырезал клан. Это был брат, которого Саске столько лет хотел убить больше всего на свете. Убить, почувствовать, как плоть расступается под клинком или техникой, увидеть плеснувшую кровь…
Это был человек, который плакал на улице, усыпанной трупами родни, не смея позволить себе ничего сверх этих беззвучных слез.
Честно говоря, нынешний Итачи был куда больше похож на того, из полустертого воспоминания, чем на того, кто безжалостно и хладнокровно избил самого Саске в коридоре гостиницы.
И пламя, жмущееся к ногам, как замерзший котенок. Или как бездомный щенок, почти уверенный, что его пнут, но все равно отчаянно надеющийся на ласку.
Невольно вспоминались змееныши — такие, какими они были в самом начале. Мелкие, озлобленные, готовые глотки рвать за благосклонный кивок Орочимару. Многие такими и оставались.
Многие так легко проминались глиной под руками того, кого считали правой рукой Белого Змея.
Так просто — протянуть руку и поманить пламя к себе. Поймать язычок на ладонь, сурово цыкнуть на попытку обжечь. Погладить кончиками пальцев.
Коротко и стремительно ткнуть этими пальцами в лоб Итачи.
— Орочимару решил, что лучше оставить тебя в живых. Я не буду с ним спорить… пока во всем не разберусь.
Развернуться, небрежным движением скинуть подросший язычок пламени в руки Итачи.
— Угомони уже свой огонь, слишком умный старший брат.
— Стой. Угомони ты, раз можешь.
Саске оглянулся через плечо — почти удивленно.
— Ты — нет? Это же так просто.
Шагнуть обратно, присесть на корточки, погружая ладонь в пляшущие черные языки.
— Ему нужно всего лишь внимание. Как оружию. Как призывному зверю…
Погладить, перебирая их пальцами — словно шерсть.
— …и оно выгрызает это внимание отовсюду, докуда может дотянуться.
Итачи посмотрел на жмущиеся к его ногам языки пламени. Так отчаянно, так нежно… покусывающие, да, но не сжигающие.
Пламя. Его. Души.
Итачи ничего не оставалось, как погладить чёрные языки рукой, с отчаянным недоверием глядя на то, как оно ластится и совсем-совсем не обжигает. Посмотрел на брата, который за пару минут разгадал секрет Аматерасу. Вздохнул. Ну вот чего ему ещё на этом свете делать осталось, а?
— Итачи. Все пламя, — напомнил Саске.
А язычки уже сами ластились к нему, стягиваясь со всего внутреннего пространства. Для Итачи было большим шоком проснуться и осознать, что прекрасной библиотеки больше нет. Что за то время, пока он нежился, его сущность уничтожила Змея, а тот даже не воспротивился. Что он опять… уничтожил то, что ему дорого.
А пламя ластилось, прижималось робко и отчаянно, словно влюблённая девица…
Саске хмыкнул, снова опустился на колени рядом с Орочимару. Потыкал джуин, намекая, что его создателю тут плохо. Прижал ладони к груди проекции, стараясь передать энергию.
— Кабуто бы сюда… эй, сенсей. Просыпайтесь.
— М-м-м… — Змей с трудом разлепил глаза, но из-под век сразу полыхнуло ярким жёлтым. — Саске… Итачи там живой?
— Что, даже не спросишь, не подрались ли мы? — делано обиделся Учиха.
— Кхе… Это входит в мой вопрос. Не живым он может быть… — Орочимару облизнулся, — …и по причине травм, не совместимых с жизнью. Голова болит… наклонись.
Саске нагнулся.
— Живой. Но испуганный. Что здесь произошло?
Змей коснулся его шеи, активируя информационную матрицу. Мир вокруг задрожал, начала быстро разворачиваться библиотека.
— Прямо-таки напуган?
— Насколько я могу судить — да. И растерян.
— Самоубиваться не пытается?
— Хм. А должен?
— Есть у него такая привычка.
— Хм, — возмутился Итачи, подходя. — Ты как?
— Жить буду, не волнуйся.
— Почему сразу не предупредил?
— Не хотел тебя отвлекать. И только попробуй загубить всю работу!
Итачи поджал губы, продолжая рассеяно наглаживать пламя.
— Какую именно работу? — подозрительно уточнил Саске.
Орочимару прикрыл глаза, вспоминая. Зажмурился отчаянно.
— Не помню. Этот кластер знаний повреждён. Напомни?
— Не было ничего.
— Сейчас уши начищу.
Тихий вздох.
— Ты мне очаг восстанавливал.
— А. А-а-а-а…
Саске посмотрел на брата. Потом на санина. Вздохнул.
— Кажется, я начинаю понимать Кабуто… И надо бы его успокоить. Итачи — мы еще поговорим.
— В каком это плане понимаешь? — Змей подозрительно на него покосился.
Итачи подошёл ещё ближе, присаживаясь рядом.
— Орочимару, ты всё ещё седой. Не надо никуда ползти и никому уши драть, ладно?
— «Орочимару-сама, не плюйте горькую гадость в потолок, у меня все равно есть запасная порция», — Саске довольно похоже спародировал Якуши. — Нии-сан, отвечаешь за него!
Итачи бросил на него быстрый, пронзительный взгляд.
— Неужели доверишь мне своего… сенсея?
— До сих пор же ты его не убил, хотя возможность была.
Лёгкое покачивание головой. Итачи бы на его месте так не доверял.
— Ладно, иди.
Хотя мысль убить Орочи ему в голову не приходила по множеству причин.
Саске тихо хмыкнул, поднялся на ноги, отшагнул назад, одновременно растворяясь. В реальном мире Учиха моргнул, прикрывая веками шаринган с бешено крутящимися томоэ и деактивируя додзюцу.
— Как успехи? — поинтересовался Кабуто, напряжённо всматриваясь.
Орочимару застонал и перевернулся на бок, невольно пытаясь принять позу эмбриона.
— Ух, стонет, значит, жить будет!
— Иди в жопу, Кабуто, мне пло-о-охо…
— Конфеток, Орочимару-сама?
— Тсуна-а-аде.
— Орочимару-сама, вы же с ней поссорились. Ну не будьте ребёнком…
— У меня голова боли-и-ит.
Саске хмыкнул почти озадаченно. Кабуто, ехидничающий в адрес любимого самы — определенно, не самое частое зрелище.
— А из-за чего она у вас болит, Орочимару-сама?..
Змей, не отвечая, свернулся в комок и спрятался под одеяло.
— Есть ли смысл действительно бежать за Тсунаде-химе?
— Думаю, нет, — хладнокровно заметил Учиха. — Основные последствия его экспериментов исправлены с помощью джуина, а с остальным ты справишься. Ты же умеешь разбираться с патологиями очага чакры?
— Возможно… А откуда там патологии? Орочимару-сама, так если вы в порядке, мы вернёмся на миссию?
Хвать!
Из-под одеяла высунулись две руки и ухватили обоих.
— Он сказал, что восстанавливал очаг Итачи. И, кажется, это вышло из-под контроля.
Кабуто тут же начал кудахтать, пытаясь вытащить Орочимару-сама из-под одеяла и продиагностировать все возможные патологии. Змей закономерно уползал, ссылаясь на головную боль. Уполз даже под кровать, но тут же вернулся и побил Кабуто подушкой за приставучесть.
— Просто дай мне отдохнуть…
Саске молча сидел под одеялом, смутно чувствуя себя самым здравомыслящим в этом сумасшедшем месте.
Орочимару с удовольствием бы отполз, чтобы пострадать всласть в уголке, так ведь не дадут! Уничтожение и восстановление данных для мозга не проходят бесследно, голова болела зверски, но ничего поделать было нельзя. Только свернуться в клубок и заплакать. Но не по репутации. Зато от капризов никак не удержаться…
— Кабуто. У тебя же есть обезболивающее? Сенсей, не плюйте горькую гадость в потолок. У нас все равно много порций, — не выдержал Саске.
— Всю жизнь смеяться будешь? Если да, я позабочусь, чтобы она была короткой!
Кабуто, ворча, пошёл за анальгетиком.
— Могу конфету предложить, — ничуть не смутился Учиха.
— Уползу страдать в одиночестве, — пригрозил Змей.
— И откажетесь от теплых нас под боком? — Саске обнял санина, ненавязчиво подтягивая его к центру кровати.
— Если вы пришли издеваться надо мной…
— Орочимару-сама, ну вы же знаете, что я так беспокоюсь! — всплеснул руками Кабуто, заходя. — Ну выпейте, пожалуйста. Знаете, как мы рванули из дворца, когда Саске почувствовал что-то неладное?..
— А ты знаешь, какой я капризный, когда болею! — возмутился Змей, прицельно сбивая подушкой стакан со снадобьем.
Кабуто невозмутимо вытащил из-за спины второй.
— Я вам ещё припомню, как вы к Тсунаде-химе просились… ишь, не устраивает моё лечение!
Саске усмехнулся уголками губ. Ну, раз Змей капризничает, а Кабуто ругается — все в порядке.
========== Деление ==========
Ночью Саске проснулся от того, что его крепко обняли, почти фиксируя, прижали к себе спиной. Учиха только вздохнул и погладил обнимающую его руку — такие приступы частенько случались у Орочимару, да и у Кабуто тоже, хотя сегодня он лежал с другой стороны…
Потом Саске стало жарко. Он немного повозился, пытаясь освободиться или хотя бы скинуть с себя одеяло. Не вышло. Посмотрел на руку. Рука не Кабуто. Но жарко. А Орочимару по определению хладнокровная змеюка, он даже в объятьях прохладный.
— Саске, хватит возиться, спи уже, — раздалось над его ухом недовольное.
Но интонации совсем не орочимаровские.
— Итачи?..
— Спи, говорю.
— Что с Орочимару? — настороженно приподнялся Саске.
— Спит. В отличие от тебя, — вздохнул Итачи, чувствуя нарастающее в теле брата напряжение. Зря он вылез, конечно. Но он и не вылезал специально! Просто во сне ни у кого нет контроля над телом: кто первым встал, того и тапки.
— С ним все в порядке? — требовательно, резко. Глаза прищурены, того и гляди заполыхают алыми бликами шарингана.
— Ага. Позвать его?
Минута молчания, наполненного все тем же пристальным взглядом.
— Пусть отдыхает. Всё-таки я хотел поговорить и с тобой.
— Может, не надо? — усталый вздох, легкое поглаживание по волосам.
— Все ещё не считаешь меня достойным разговора? — обида. Искренняя, почти детская.
Итачи вдохнул ещё раз, болезненно прикрыл глаза.
— Всё ещё считаешь, что это единственная возможная причина?.. Я, пожалуй, пойду. Не буду больше мешать твоему сну.
— Стой! — пальцы вцепились в плечи, словно в силах были удержать. — Не смей снова бросать меня, только что в лоб не ткнув!
— Только при условии, что мы не будем говорить.
Прищуренные глаза, трепещущие ноздри. Злой, отрывистый кивок.
Рука на голове — взлохматила волосы, чуть надавила, призывая прилечь. Саске улёгся ему на грудь, да, но взгляда не отвёл, жадно вглядываясь в каждую чёрточку безмятежного лица.
А рука — гладила успокаивающе, размеренно, как дикого зверя.
— Кабуто, слезай с потолка, я не агрессивен, — проговорил Итачи куда-то в сторону.
— Техника безопасности превыше всего, — раздалось недовольное. — Я лучше тут побуду. На всякий случай.
Снова короткий вздох. Итачи не имел права здесь находиться, он это знал и понимал лучше, чем кто бы то ни было. Но было так естественно обнять лежащего рядом брата, что он просто не удержался, не вспомнил, что надо удерживаться. Но и уйти сейчас, когда показался, он имел права гораздо меньше.
Некоторое время полежали так, но комок противоречивых эмоций по имени Саске даже дыхания не замедлил. Итачи не хотел оправдываться и не хотел быть оправданным, поэтому попросил помолчать. Если отото захочет, он сам все выяснит, он сможет. И сам всё решит. Как уже решил отдать свою месть тому, кто о нём позаботился.
Но наивно было полагать, что Саске просто так успокоится.
Итачи ещё раз вздохнул, уверенно, но не торопясь повернулся на бок, разворачивая брата к себе спиной, обнимая и вновь утыкаясь ему в макушку. Нельзя, да. Он не имеет права, а движения всё равно говорят слишком многое, даже если стараться молчать. Но это проклятое «хочу»… Кажется, он научился его ощущать… и совершенно не знает, как ему противостоять.
Саске замирал, не зная, чего ожидать — то ли удара… то ли ещё чего. Но он чувствовал, не мог не чувствовать это бережное и в то же время неуверенное отношение. И глотал срывающиеся с языка вопросы: «Как? Почему этого не было раньше?.. Что случилось тогда? Почему?..» — задавать их было нельзя. Только спиной чувствовать размеренное дыхание.
Впрочем, запрещено было говорить, а не двигаться. Саске развернулся в кольце рук, утыкаясь носом в грудь. Обнял сам. Ведь можно же? Можно… Мышцы под руками чуть напряглись, а потом снова расслабились. Можно. Обнимать можно.
Обнимать достоин.
Саске чуть отстранился, заглядывая в лицо. Посмотрел на безмятежные черты и длинную тень от ресниц. Убрал прядку со щеки, касаясь кожи раскрытой ладонью. Наткнулся на немного удивлённый взгляд в ответ. Серьёзно посмотрел сам. Завершил движение, поглаживая по голове.
Итачи вздрогнул, но не убежал. Гладить можно.
— Что ты делаешь? — старший Учиха не удержался от вопроса.
— Тссс! Ты же сам поставил условием молчание.
Итачи отвёл взгляд, будто к чему-то прислушался.
— Что там?
— Орочимару смеётся. Кажется, ему это понравилось.
— И как вы там уживаетесь?.. Насколько я понял, ты не хочешь отвечать на самые интересующие меня вопросы, а так поболтать не прочь.
— Поболтать… — лёгкое покачивание головой. Итачи слабо представлял себя безрассудно болтающим. Но почему-то не отвечать на вопросы не получалось. Не сейчас, когда брат так внимательно заглядывает в глаза… будто уже не ослеплён, будто уже готов слушать. — Уживаемся мы неплохо. Орочимару оказался на редкость радушным. Заботливым даже. Кто бы мог подумать?
— Он о тебе заботится? — Саске приподнял бровь. Полное поглощение, запирающая печать и даже ментальные битвы — это да, это он ожидал.
Орочимару, проявляющий заботу? Ну, это тоже вполне укладывается в его манеру поведения. Если учесть новые данные.
— Да, можно и так сказать.
— Зачем бы ему это делать?..
— Особенности техники. Гораздо проще, когда хозяин тела соглашается сотрудничать. И гораздо проще получить полное согласие, когда ему хорошо.
— И… тебе хорошо? — внимательный взгляд из-под ресниц.
Итачи затих, прежде чем ответить. Он считал, что не имеет права на счастье — после всего, что он сделал… Но Орочимару будто отмёл все прочие договоры и заключил новый, только между ними. И действительно приложил множество усилий, чтобы ему было хорошо.
— Таковы условия сотрудничества. Но их придумывал не я.
— Ты как будто оправдываешься.
— Мгм, — согласился Итачи и замолк.
Не обнять брата он не мог. Всё ещё корил себя за произошедшее с Орочимару — санин чуть не пострадал серьёзно по его вине. И всё ещё тащился от ощущения, что его пламя к нему ластится, послушное и нежное. Слишком много непривычных эмоций.
— Я рад, что ты все-таки жив, — тихо, едва слышно.
— Этого не должно было случиться.
Тихое хмыканье.
— Везение — оправдание слабых. Не ты ли об этом говорил?
Итачи вздохнул.
— Какое там везение? Моя ошибка. Недооценил.
— Степень запасливости Орочимару? Верю.
Смешок.
— Видел же, как он за тарелку супа и чувство нужности собирает целую деревню. Но никак не думал, что сам на это попадусь. Он ведь меня даже за разгромленную библиотеку не отругал…
Ответный смешок.
— Это у него голова болела. Получишь ты ещё свою порцию промывания мозгов.
В основном — за неприрученное пламя, мысленно добавил Саске.
— Для этого ему с меня придётся слезть. А никаких признаков этого желания он не проявляет.
— О, это ты плохо Орочимару знаешь. Спокойной ночи, нии-сан.
— Спокойной ночи, мой злорадный отото.